— Отвечайте. Сколько вы хотите? Имею я все-таки право знать!
Сегодня она просто невыносима! Люсьен следит за макаронами, поглядывая на часы. Хватит ли ста миллионов? Какое это имеет значение, ведь в любом случае речь идет всего лишь об игре, ему надо только выиграть время.
А если это не игра?
Люсьен выкладывает спагетти на тарелку и пишет: «ОТОЙДИТЕ».
Он толкает горячую тарелку по полу. Поворот ключа. Надоела ему она вместе с миллионами ее родителей. Что же это такое! Даже спасибо не сказала! Он запирает лачугу и возвращается домой.
Марта поджарила курицу. Преодолевая тошноту, он силится проглотить кусок.
Вернуться в лицей без Эрве оказалось для Люсьена тяжким испытанием. Он так нуждался в поддержке в этот день. На него обрушится наказание, которым грозил им директор. Возможно, лишив его свободы передвижения. А главное — отсутствие мадемуазель Шателье должно неизбежно привести к расследованию. Будь Эрве здесь, уж он-то сумел бы раздобыть нужные сведения. Никто не мог застать его врасплох, он всегда умел найти выход из положения, со всеми водил знакомства. Так, например, он наверняка уже разговорил бы консьержку дома, где жила Элиан. И узнал бы, объявились ее родители или нет, в то время как Люсьен блуждал в потемках, теряясь перед лицом страшной неизвестности. Но более всего его раздражал возврат к школьным привычкам, которые он успел позабыть. Приятели с их разговорами о девчонках, бессмысленность уроков, ответов у доски, толкование преподавателем французского языка фразы Валери — все это казалось таким далеким, скучным, никому не нужным. И в то же время это было настолько реально, что похищение Элиан казалось выдумкой, мечтой. Он метался между двумя мирами в поисках своей подлинной сути.
В девять часов старший воспитатель велел классу выстроиться на крытой площадке. Люсьен почувствовал: что-то готовится. Его ничуть не удивило, когда надзиратель пришел за ним, чтобы отвести к директору, и тем не менее поджилки затряслись от страха.
— Вас всех допросит полиция, — объяснил надзиратель, — из-за вашей учительницы по математике. Говорят, она пропала. Может, в этом вы виноваты.
Он невозмутимо жевал резинку. Эта история его ничуть не интересовала.
— В чем же мы виноваты?
— Она могла покончить с собой. Некоторые барышни теряют голову, если с ними грубо обращаются. Такое уже случалось.
Ошеломленного Люсьена провели в кабинет директора. У него сложилось такое впечатление, будто он предстал перед судом. За письменным столом между директором и надзирателем сидел внушительных размеров мужчина с закручивающимися усами, придававшими ему надменный вид.
— Шайю Люсьен, третий класс, — сообщил директор. — Подойдите, Шайю! Это офицер полиции Шеро, он хочет задать вам несколько вопросов, вам и вашим товарищам. Отвечайте откровенно. Речь идет о серьезном событии. Мадемуазель Шателье пропала. Ее родители, естественно, обратились в полицию, и обстоятельства, которые удалось установить, внушают тревогу. Никто не видел ее с пятницы. Дома ее нет, но ее машина находится на стоянке. А накануне ее исчезновения, если память мне не изменяет, в классе имел место серьезный инцидент, ответственность за который ложится на вас. Что же все-таки произошло?
Мадемуазель Шателье… Элиан… Для Люсьена существовали два разных человека. Он оказался в весьма затруднительном положении, опасаясь сказать слишком много или слишком мало. Слово взял полицейский.
— Вы вели себя дерзко?
— Ничуть.
— И давно вы со своими товарищами стали устраивать беспорядки?
— С тех пор, как она стала вести занятия в этом классе, — вмешался надзиратель. — То есть несколько недель тому назад.
— Вы болтали на уроках? Кричали? Кидали шарики?
Директор криво улыбнулся.
— Времена безобидных шалостей давным-давно прошли. Теперь эти господа позволяют себе гораздо больше, не так ли, Шайю? Учителя больше не донимают. Его попросту устраняют, уничтожают. Он уже не в счет. Ведут себя в классе так, словно его и вовсе нет.
— Ясно, — сказал полицейский. — Она выглядела подавленной?
— Я не заметил, — вымолвил Люсьен.
— А ей уже случалось оставлять внезапно своих учеников?
— Нет, — ответил надзиратель. — Но совершенно очевидно, что в тот день она просто сбежала. На мой взгляд, нервы у нее не выдержали, а в таких случаях можно ожидать всего самого худшего.
— Когда она ушла, — продолжал полицейский, — у вас не сложилось впечатления, что она потеряла голову и не знает, что делает?
— Нет, — отвечал Люсьен. — Мне так не показалось, но…
Тут вмешался надзиратель.
— Спросите его лучше, что сами они делали, он и его товарищи. А ну-ка, Шайю, что вы делали? Молчите? Тогда я вам скажу. Они ликовали! Ясное дело, довели бедную девушку.
— Нет, — запротестовал Люсьен. — Конечно, нет. Мы скорее испугались.
— Значит, вы почувствовали, что зашли слишком далеко, — уточнил полицейский.
Директор помрачнел.
— Шайю, мы не собираемся давить на вас, особенно сейчас. Я знаю, в каком состоянии находится ваш друг Корбино… Мы только хотим указать вам, какая на вас лежит ответственность. А если с мадемуазель Шателье что-то случится? Какие муки совести вас ожидают! Я не настаиваю. И даже хочу верить, что вы уже понесли суровое наказание. Применять к вам обещанные санкции не имеет смысла. Подумайте хорошенько, Шайю. Как сказал знаменитый писатель: «Наши деяния преследуют нас!» От всей души желаю, чтобы ваши не имели досадных последствий.
Опять эти громкие слова. Люсьен слышать их не мог. «Говори, говори, — думал он. — А я тем временем должен думать о ее пропитании. Одними разговорами ее не накормишь».
Сделав какие-то записи, полицейский закрыл свой блокнот.
— Возможно, мне снова понадобится увидеть этого мальчика, — сказал он. — Насколько я понял, он и есть заводила?
— Он и его друг Корбино, — ответил директор, — но Корбино попал в страшную аварию. Его жизнь висит на волоске.
— Я хочу допросить других… Меня лишь удивляет, что мадемуазель Шателье ждала целые сутки, чтобы… Ведь так оно и есть, не правда ли: в пятницу она нормально вела свои уроки?
— Да, нормально.
— В тот день ничего не случилось?
— Нет, ничего.
Полицейский строго взглянул на Люсьена.
— А с вами мы еще не закончили. Можете идти!
«Заводила». Он посмел произнести «заводила»; разумеется, он говорит как профессионал, который привык допрашивать банды громил и мелких проходимцев. Но это причиняло боль. А главное — указывало на его полное безразличие к истине. Сразу ярлык, поверхностное суждение. Заводила. Они уже отыскали виновного!
Люсьеном овладела паника. Он знал, что его приятели не станут церемониться. Все свалят на него. Что делать? Целое утро он обдумывал сумбурные планы. И все время возвращался к исходной точке: «Но ведь она жива. И я могу доказать, что она жива». Да, но каким образом? Попросить кого-нибудь из одноклассников заменить Эрве? Вдвоем можно вновь вернуться к первоначальному плану… при условии, что он раздобудет машину. Но даже в этом случае!.. Ни у кого не хватит смелости помочь ему, особенно теперь, когда за дело взялась полиция. Нет, надо придумать что-то другое, да поскорее!
Он вновь вернулся к идее, уже приходившей ему на ум. Она оказалась не такой уж безумной: раз нужно срочно запутать этого полицейского офицера… как его, Шеро, что ж, остается одно средство — потребовать выкуп. Таким образом они получат доказательство, что Элиан жива, и его оставят в покое. Двойной удар! Но не слишком ли далеко он зайдет? Неужели опасность и в самом деле так велика? Люсьен не мог забыть взгляда этого Шеро, его полную намеков фразу: «А с вами мы еще не закончили». Ну и человек, сразу видно, дрянь. Он вполне способен связаться с его… «Если отец узнает об этом, он наверняка отправит меня к иезуитам. И тогда…» Люсьен почувствовал, что его загнали в угол. Если он не сможет больше общаться с Элиан, то лучше уж сразу во всем признаться. А это ужасно. Нельзя забывать, что Эрве вот-вот придет в себя. Люсьен уже представлял себе, как полицейский сидит у постели его друга и допрашивает с привычной суровостью. Значит, Люсьен должен бороться за двоих.
Но потребовать выкуп! Отважиться на такой шаг!.. Он сожжет все мосты! Он еще ничего не решил, когда в полдень вернулся домой.
— Странные веши творятся в вашем лицее, — сказала Марта. — Мой сын рассказывал мне сегодня утром. Похоже, разыскивают какого-то преподавателя.
— Он сам занимается этим делом?
— Нет. Но он слыхал разговоры сослуживцев. Он говорил мне о какой-то мадемуазель Шарлье.
— Шателье.
— Да, да. Приехали ее родители. Велели слесарю открыть дверь квартиры… Этим делом занимается друг моего сына Шеро.
— Вы его знаете?
— Поль приводил его домой два-три раза.
— И какой он?
— По словам Поля, жуть какой упорный… Экое несчастье! Что с ней сталось, с этой бедняжкой?
— Что-то уже обнаружили?
— Этого я не спрашивала. Но он сам скажет. Кроме меня у него никого нет. Так что он поневоле заговорит.
— О чем это вы тут шепчетесь? — спросил доктор, входя в столовую.
— Мы говорим о пропавшей бедняжке, — сказала Марта.
— Что за бедняжка?
— Мой преподаватель по математике, — ответил Люсьен. — Полиция разыскивает ее.
Доктор нахмурил брови.
— Полиция! Она что-нибудь натворила?
— Нет. Но никто не знает, куда она делась.
Доктор сел с озабоченным видом.
— Мне это не нравится, — заметил он. — Марта, накрывайте на стол. А ты давай рассказывай.
Люсьен решил начать с хорошего, чтобы попытаться смягчить отца.
— Директор отменил нам наказание из-за несчастного случая с Эрве. Как там Эрве?
— Все в том же состоянии. Опасный период еще не миновал. Не заговаривай мне зубы. Так что там у тебя с директором?
— Так вот, он нас расспрашивал, меня и моих приятелей, в присутствии шпика.
— Ты что, не можешь сказать просто «полицейский»? Чего хотел этот полицейский?