Весь Буало-Нарсежак в одном томе — страница 248 из 388

аешь. Полагаю, отец ей нравился. Красивый мужчина, любезный, веселый, короче, почему бы и нет? Тем более что моя мать немного засиделась. Обе ее сестрицы так и остались самыми натуральными старыми девами. Надо думать, ее страшила подобная участь.

У меня есть основания считать, что поначалу они жили счастливо, но несколько лет спустя все пошло прахом. Со временем я стал догадываться, что отец позволял себе связи на стороне. При мне это не обсуждалось. Их ссоры напоминали грохочущий в отдалении гром. До меня доносились лишь его отголоски. А потом родилась Клер — нежеланный ребенок. Она намного моложе меня, очень хороша собой, но, называя вещи своими именами, она умственно отсталая. По неизвестной мне причине, ее ум так и не развился. У нее разум двенадцатилетней девочки, а ведь ей уже двадцать два, скоро двадцать три года. Так и слышу, как судачат мои тетушки: «Если бы только он меньше гонялся за юбками!» Для них — как, впрочем, и для матери — сомнений нет. Во всем виноват он. Ясно, что от выходца из семьи Майар не приходится ждать ничего хорошего. Видишь, как все это запутано и мелко. А тем временем на другом краю земли люди гибнут от голода и террора. Вот почему я не любил Керрарек. И я решил стать «врачом без границ», чтобы убраться оттуда подальше. Женская часть семьи так ничего и не поняла. Ну а отец? Сам не знаю. Возможно, в глубине души он мне завидовал. И, однако, повинуясь какому-то инстинкту, больной душой и телом, я возвращался домой. Так лосось возвращается умирать в тот ручей, где ему довелось появиться на свет.

Как видишь, я пребывал в задумчивости. Смотрел, как мелькали за окном все еще привычные мне картины. Когда проехали Анжер, на фоне пастельного неба показалась Луара; она живописно извивалась между крутыми берегами, которых уже коснулась весна. Но только, когда будешь об этом писать, не вздумай сказать, что я был взволнован. На самом деле совсем наоборот — я остался на удивление равнодушным. Светлый месяц май, типичный для провинции Анжу ласковый пейзаж, городишко Лире — оставим все это певцам Луары. Мои руки пропахли кровью и гноем, а перед глазами все еще стояла картина, которой не суждено стереться. Я чувствовал себя опустошенным, словно скотина, из которой выпустили кровь. И в то же время мною все больше овладевала злоба при мысли, что мне предстоит выслушивать их замечания. «Бедняжка, ты совершенно измучен. Мы знаем из газет, что там творится. Признайся, что они дикари. И стоило ради них жертвовать собой!» И тому подобные благоглупости. А напоследок тетя Элизабет поднесет мне чашечку отвара бурачника, прошу прощения, «Borrago officinalis», так как моя любезная тетушка изрекает всю эту чушь по-латыни.

Добрый старый Фушар встречал меня в Сен-Назере. В одежде егеря, держа в руках фуражку, он распахнул передо мной дверцу дряхлого «пежо».

— Ну-ка, обними меня, — сказал я ему. — Что за церемонии.

Он заикался от волнения. Возможно, вспоминал, как когда-то подбрасывал меня на коленях.

— Дело в том… Господин граф…

— Ради Бога, не надо титулов. Зови меня просто господин Дени.

— Да, только… Ведь вы не знаете про господина графа.

— Что случилось?

— Господин граф уехал.

— Куда это?

— Неизвестно. Он исчез.

— Как исчез? Вряд ли он уехал далеко.

— Вот уже четыре дня его ищут.

— Поехали. Что мы стоим?

Я сел в машину.

— Так что все-таки стряслось? Слушай… Постарайся понять, что мне ничего не известно. Я только что приехал. Три дня назад я был в самолете. И вдруг слышу, что отец уехал и еще что он исчез. Это все-таки не одно и то же. Он что, куда-нибудь собирался? Готовился к отъезду?

— В том-то и дело, что нет. Часа в три он вышел, словно хотел пройтись, и больше не вернулся.

Я вспомнил про письмо, о котором мне говорил Давио, — ну помнишь, то, что гонялось за мной уже несколько дней. Так и должно было случиться. После очередной особенно яростной стычки отец решил уйти из дома. Другого объяснения я не находил.

— Поехали, — сказал я. — Думаю, ничего страшного не произошло. Сказать по правде, я сам во всем виноват. Перед отъездом из Бангкока надо было предупредить, что я выезжаю, тогда бы отец такого не выкинул. Только не спеши. Я бы хотел по дороге взглянуть на болото.

Небо затянуло тучами. Я испытывал симпатию к этим откормленным облакам, чьи легкие тени плясали на шоссе у нас перед глазами. Западный ветер. Самый подходящий, чтобы половить линей и угрей. Я снова видел, как слабый ветерок клонит камыши, как темноводные ручейки бьются у подножия пней. Еще несколько часов — и я не удержусь, сяду в плоскодонку и снова отправлюсь заключать союз с Лабриер. А отец… ну что ж. Остается только подождать, пока он вернется.

— А что думает матушка? Она в ярости?

— Ох, господин Дени. Госпожа графиня конечно же очень встревожена.

— Что она сказала, получив мою телеграмму?

— Она сказала…

— Ну давай, выкладывай.

— Она сказала: «Он, конечно, выбрал самый подходящий момент».

— Фушар, остановись-ка на минутку. Я пересяду к тебе, а то ты то и дело вертишь головой за рулем — это может плохо кончиться.

Он затормозил, и я уселся рядом с ним. Не удивляйся, что я зову его Фушар, а не Дезире. Зато к его жене все обращаются по имени: «Эжени». Таков старинный обычай.

Мы проехали Сен-Андре-дез-О, и за развилкой Сен-Этуаль я приметил справа от дороги первые заросли тростника. Они колыхались, словно пшеничное поле. Высоко в небе, будто воздушный змей, зависла хищная птица. Я возвращался в свое детство.

— По воскресеньям приезжает много народу, — сказал Фушар. — Туристы катаются по каналу. Но это подальше, ближе к Сен-Жоашему. Скоро там будет как в городском парке.

Он вздохнул. Я посматривал на него сбоку. По-прежнему крепкий. Весь в морщинах, точно старый индеец. И все же он немного сдал. Плечи устало опущены. Я обдумывал замечания матушки.

— Между нами, Фушар… Только откровенно… Мать не в восторге от моего приезда?

Чтобы легче было возражать, он даже снял с руля одну руку:

— Нет, нет, господин Дени. Не надо так думать. Госпожа графиня очень гордится вами. Как, впрочем, и все мы. Надо быть мужественным человеком, чтобы лечить прокаженных.

— Это не совсем прокаженные, Фушар. Даже хуже. Потом объясню. А пока расскажи-ка мне, как поживает Клер.

Фушар озабоченно покачал головой.

— Вы ее не узнаете. Совсем взрослая. Из нее вышла красивая девушка, но она по-прежнему витает в облаках… Иной раз она больше похожа на ручную лань, чем на приличную барышню.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, как вам объяснить. С ней бывает непросто, вот в чем беда. Когда господин граф рядом, еще ничего. Она всюду ходит за ним следом. Со мной то же самое. С ней надо обращаться очень ласково. Лучше уж сразу сказать, господин Дени, — бывают неприятные сцены. Иногда на нее находит. И если что ей не по нраву, убегает прямо на болото — она его знает как свои пять пальцев. Ну а чтобы ее сыскать, когда она прячется и не хочет возвращаться, поверите ли, господин Дени, нужны загонщики с охотничьими рожками.

— Как же вы справляетесь?

— Ну, господин граф подплывает с одной стороны, а я с другой… Каждый в своей плоскодонке. И зовем ее, словно хотим поиграть. «Ага, вот я тебя вижу! Попалась!» И вроде как в шутку, подбираемся поближе. Приходится смеяться, не делать резких движений, чтобы ее не спугнуть. «Ну, иди сюда, моя милая… Иди к старому Фушару… Я расскажу тебе сказку… Жил-был один король». Чтобы ее поймать, приходится рассказывать сказки.

Он умолк, стараясь справиться с волнением.

— Все это очень печально, — продолжал он наконец. — Слава Богу, вы теперь здесь. Может, вам удастся ее подлечить.

Мы как раз минули Сен-Лифар. Дальше дорога шла немного вверх, и передо мною открылись бескрайние заросли диких трав и листвы, среди которых там и сям поблескивала выбивавшаяся на поверхность вода, и необъятное небо, уже позабытое мною.

— Могу остановиться, — предложил Фушар.

— Нет. Едем дальше. Я думал о Клер.

— Она не сумасшедшая, господин Дени… Я, конечно, не врач, но я это чувствую… и, если позволите, окажу, что, по-моему, ей нужно… Нужно, чтобы ее любили… такую, какая есть… Не надо пытаться ее обучать, заставлять работать. А ваша тетушка, представьте себе, хочет, чтобы она писала диктанты, решала задачки… Бедняжка! Дайте ей вздохнуть свободно.

— А как она отнеслась к исчезновению отца?

— Плохо. Вчера весь вечер не возвращалась домой. Не знаю, где она пропадала. Словно животное, которое ищет своего детеныша. Только она-то искала отца. Ага! Вот и имение Белло.

Он был рад перевести разговор на другое.

— Вы ведь помните супругов Белло, да, господин Дени? Их дом достроили еще в прошлом году. А вот тяжба все тянется.

— Какая тяжба?

— Как? Разве господин граф вам не писал?

— Нет. Отец мне вообще почти не пишет.

— Из-за права на проезд. Когда господин граф продал Белло землю, на которой они теперь построили дом, не было никакой договоренности относительно пути, ведущего к дому Белло и к парку Керрарека. И мало-помалу отношения обострились. Г-жа Белло, настоящая мегера, настроила-таки своего простака мужа. Так что дело дошло до суда — заказные письма с уведомлением о вручении, гербовая бумага, и все это тянется уже много месяцев. Уж если женщины затеяли войну, греха не оберешься. Г-жа Белло злится на г-жу графиню, ну а г-жа графиня, ясное дело, тоже ее не жалует.

— Видишь, а я ничего не знаю. Смутно припоминаю, что отец говорил мне что-то о продаже земли. Но я тогда проходил практику при больнице. У меня голова была забита другим. А чем занимается этот Белло?

— О, это крупный мебельный фабрикант. Очень богатый. У них яхта в Круазике, а теперь еще эта вилла… Он приезжает с друзьями пострелять уток там, у Пьер-Фандю. Да у вас еще будет случай с ним познакомиться. Сейчас ему строят специальный гараж, потому что его американский автомобиль занимает больше места, чем повозка с волами. Вообще-то он неплохой. Очень вежливый. Пожалуй, ваша помощь ему бы не помешала. Он тощий как гвоздь.