— Потому что он хочет… Но, Марсель, ты что, нарочно? Будто ты не знаешь, что он собирается на ней жениться.
Он резко вскакивает, отталкивает кресло. Пусть яд подействует. Сейчас не надо вмешиваться… Он делает несколько шагов, останавливается, снова двигается с места. Замирает перед фотографией Изы, потом вновь садится.
— Я знаю. Вы согласны? — спрашивает он.
— Мое мнение никого не интересует.
— А она? Она примет предложение? А вообще-то наплевать. Это ее дело.
Струсит ли он? Смирится ли с неизбежностью? Ведь у него нет никакого веса перед Фроманом. Самое подходящее время прибрать его к рукам.
— Я буду откровенен с тобой, Марсель, потому что ты отличный парень. Все это мне не нравится так же, как и тебе. Я не ревную. Речь не об этом. Мне кажется, твой дядя использует создавшееся положение. Иза беззащитна перед ним. Я тоже ничего не могу сделать. Мы зависим от него. В конце концов он вправе выбросить нас на улицу.
На этот раз он даже подпрыгивает.
— Очень бы хотелось посмотреть, как он это сделает!
— Подумай хорошенько. Предположим, ты открыто становишься на нашу сторону, что помешает ему воспользоваться случаем и выйти из доли, спровоцировать раздел имущества. Я говорю это просто так, я не разбираюсь в этих вопросах. Но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Он останавливается передо мной и смотрит на меня в растерянности.
— Он не осмелится, — говорит Марсель.
— Может быть. Но он имеет на это право. Итак, или же ты согласишься и Иза станет мадам Фроман, а я… Я даже не осмеливаюсь думать, что будет со мной… Или же ты попытаешься встать на его пути, но у него есть способы убрать тебя. Он ни перед чем не остановится и раздавит тебя точно так же, как и меня.
Он артачится, топая ногами.
— Вы меня еще не знаете! — кричит он.
— Сядь и подумаем вместе. Предположим, ты ему скажешь, не важно как, что ты не согласен, чтобы он женился. Он спросит тебя почему. Что ты ответишь?
Он отвернулся. Он не знал, куда деться.
— Ну, я скажу, что над ним станут смеяться, что она слишком молода… Придумаю что-нибудь.
— И знаешь, что он швырнет тебе в лицо? То, что ты сам влюблен в Изу, и попросит тебя не вмешиваться и не злить его, его не интересует состояние твоей души.
Наступила тишина, как когда-то давно перед выступлением. Он бледнеет. Прикладывает руку ко лбу. Я дружески пошлепываю его по колену.
— Это естественно, — говорю я. — Иза из тех, кого любят помимо своей воли. Больше скажу. Если бы ее полюбил ты, я был бы счастлив за нее. Уверяю тебя… И потом, почему бы мне не продолжить, раз я уже начал… Со своей стороны, Иза… когда говорит о тебе…
Оказывается, очень легко быть палачом. Пока я подыскиваю подходящие слова, он покрывается холодным потом.
— Знаешь, она часто говорит о тебе: «Если бы Марсель был один, если бы не его мать, думаю, он помог бы мне».
— Замолчите, — прошептал он. — Я запутался… Простите меня.
Он встает, нетвердо держась на ногах, и вдруг убегает, будто за ним гонятся. Я очень устал. Это напомнило мне о тех днях, когда мы с Изой были вместе. Я в последний раз проверял наше оборудование… мотоциклы на грузовике, составленные в ряд машины, брезент, хлопающий на ветру. Надпись «Чемпионат мира» и нарисованный внизу трамплин, нацеленный в небо. Все было готово, и тут я испытал упадок сил. Пустяк, но… На сердце, как темная тень предчувствия: от меня ничего не зависит, только время решит, кому выиграть, кому проиграть.
Я снимаю трубку и звоню Изе.
— Алло? Ты одна? Этот идиот только что ушел. Я ему осторожно подбросил кое-что… я сказал, что его дядя хочет на тебе жениться и что он не сможет этому помешать, а жаль, потому что ты в душе его любишь.
— Что? Ты сказал ему это?
— Так нужно. Очень приятно играть с огнем. Но так как он ничего не может сделать, то ничего и не случится.
— Что ты еще задумал?
— О! Очень просто. Марсель не умеет скрывать свои чувства. Фроман скоро все поймет. Тогда он ускорит события и поставит свою сестру и племянника перед свершившимся фактом. Но я тебе все это уже рассказывал.
— Бедный Марсель! Он же ничего тебе не сделал.
У меня было желание закричать: «Он любит тебя! И ты считаешь, что он мне ничего не сделал?» Но я лишь безмятежно улыбнулся.
— Он учится жить, не так ли? Это ему наглядный урок. А что касается меня, представь, это — мой последний трюк, но лишенный какого-либо риска. Подожди. Не бросай трубку. Я должен ввести тебя в курс дела. Если бы ты могла вести себя полюбезней с этим бедолагой, это очень помогло бы мне. Мне трудно из моей камеры раздувать огонь. Вы обедаете всегда втроем? — спросил я.
— Вчетвером. Старуха тоже приходит в полдень.
— Еще лучше. Наверное, она сидит за одним концом стола, а ее брат за другим? Ты — напротив Марселя. Ты можешь поулыбаться ему и даже пойти немного дальше, насколько позволяет ситуация… Я уже вижу бабку, бросающую разъяренные взгляды на Фромана. Знаешь, как будто хочет сказать: «Что я терплю в своем-то доме! Уверена, что этот идиот пожимает ей ногу под столом!» И ты — с невинным, естественным видом, предлагающая всем корзинку с хлебом и графин.
Иза не сдержалась и прыснула. Мы снова стали сообщниками. Мы смеялись вместе, словно пели в два голоса. Нам не нужно было браться за руки или сливаться губами в поцелуе.
— Я попробую, — пообещала она. — Они такие противные. Но будь осторожен.
Да, уж я-то осторожен! Почти как в засаде. Два дня я не видел Марселя. Короткая встреча с Изой. Она прошептала мне: «Все идет как надо». Я один гуляю в парке, костыли привязаны сбоку к машине, как весла к лодке. Я видел по телевизору навозных жуков, которые неустанно катали свои шарики из навоза. Вот и я, как навозный жук, качу со слепым упорством свой шар меж цветников, над которыми порхают летние бабочки. Все злит меня. Даже воздух, которым я дышу. Я возвращаюсь к написанной странице. А потом, о чудо! Ко мне пришел Фроман, как раз тогда, когда я решил соснуть после обеда. Он был очень любезен со своей неизменной улыбкой удачливого маклера. «Надеюсь, я не помешал» и другие фигуры вежливости. Он садится, у меня во рту трубка, у него сигара.
— Я пытаюсь уладить одно дело, которое беспокоит меня, — начал он. — Возможно, вы знаете от Изы… Она не говорила вам, что я собираюсь жениться на ней?
— Да так, мимоходом… Мне показалось, не всерьез.
— Очень даже всерьез. Она почти согласна. Поэтому я здесь.
Он смотрит на меня долгим пристальным взглядом из-под опущенных век, чтобы уловить с моей стороны знак удивления, смущения или отказа. Но ничего не увидел. В игре в покер мне нет равных. А вот в затруднительном положении…
— Это, скорее, хорошая новость, — наконец произношу я. — Бедная Иза. Я так часто думал о ее будущем. Но вы уверены, что она не из милости…
Он смотрит на меня. Похоже, он шокирован. Слова «из милости», произносимые мной по отношению к нему… Оказался ли я глупее, чем он думал? Мы вежливо улыбаемся друг другу, как старые друзья, умеющие ценить деликатность.
— Я хочу сделать ее счастливой… и вас тоже, — продолжает он.
— Спасибо.
— Вот почему я хочу переделать завещание в ее пользу… Я хочу завещать ей значительную часть, солидный капитал, который обеспечил бы вам обоим независимую жизнь.
— Независимую от чего?
Он правильно понял, что я хотел спросить: «независимую от кого»? Он сделал неопределенный жест рукой.
— Как говорится: «Человек предполагает, а Бог располагает!» Я могу умереть. Моя семья не должна нуждаться.
— Иза не позволит, — сказал я. — Ей чужды корыстные расчеты. Не знаю даже, согласится ли она на то, чтобы вы устраивали ее дела.
— Она колеблется, — признался он. — Но то, что я ей пообещал, заслуживает того, чтобы хорошенько подумать. Я не утверждаю, что в один прекрасный день она будет богатой, но даю вам слово, что жаловаться ей не придется.
Он подошел к камину, нашел какую-то вазочку, чтобы сбросить длинный столбик пепла со своей сигары. Затем тон его изменился, и он вновь стал господином Председателем.
— Я рассчитываю на вас, — отрезал Фроман. — Убедите ее. Я не люблю медлить.
Сигарой он указал на мои ноги, уложенные рядышком под пледом, как театральные аксессуары.
— Надеюсь, я хорошо обошелся с вами. Еще одна вещь. Я знаю, что вы часто общаетесь с Марселем. Надо бы видеться пореже! Марсель — избалованный матерью кретин. Оставьте его!
Снова очаровательная улыбка.
— Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, — сказал он, властно пожав мне руку.
Еще один дружеский жест от самой двери. От него остались густые клубы сигарного дыма да глухая ярость у меня на сердце. Но дела продвигались быстро. Пришло время мне вмешаться в их ход. До вечера я тщательно обдумывал свой план и после ужина позвонил Изе.
— Ты можешь зайти? Нам надо поговорить.
Она пришла, красивая, с потрясающей прической; сережки в ушах, которых я раньше не видел, усиливали таинственный блеск ее глаз. Она заметила, что я смотрю на них, и хотела снять.
— Нет, не делай этого, — сказал я. — Это не просто подарок, скорее награда за мужество перед лицом врага.
Мой жизнерадостный тон тут же нашел отклик в ее сердце. Я притянул ее к себе и рассказал о визите Фромана.
— Что мне теперь предстоит сделать? — спросила она.
— Продолжай в том же духе. И начинай потихоньку кокетничать с Шамбоном… по-родственному… А родство разрешает маленькие вольности. «Здравствуй, Марсель». Утренний поцелуй. «До свидания, Марсель». Вечерний поцелуй… немного более продолжительный — старухи-то не будет. Фроман притворится, что ничего не замечает. На самом деле он на все обращает внимание и сделает все возможное, чтобы ускорить свадьбу. А когда вы поженитесь, устрой так, чтобы он удалил Марселя. Сделай все возможное, даже если тебе придется заставить поверить его в то, что этот кретин Марсель пристает к тебе. Обязательно в каком-нибудь из отделений для него найдется место. Я хочу, чтобы Шамбон немножко помучился. Особенно, когда ты будешь справляться у него по телефону, как дела. Я хочу, чтобы он высох с досады. Я тоже ему позвоню. Мы вернем его обратно, когда будет необходимо.