Весь Буало-Нарсежак в одном томе — страница 340 из 388

— Дела идут неплохо, — небрежно бросил Жантом. — Знаете, я сейчас заново открываю Гюисманса. Вы непременно должны перечитать «Там». Это восхитительно. Ни у кого, кроме него, нет такого чувства сверхъестественного. Кстати, я часто задавался вопросом, учитывая ваше происхождение, нет ли у вас подобных способностей. Вы так скромно умалчиваете об этом.

— К чему вы клоните? — спросила она. — Вам для работы нужна гадалка?

— Нет, отнюдь. Но меня очень интересуют все эти истории о предчувствиях, о колдовстве, о них так много пишут в некоторых газетах.

— Зря вы шутите, — сказала она. — Я действительно довольно хорошо разбираюсь в этих вещах. Но не хочу обсуждать их с человеком, считающим себя трезвомыслящим.

— Дорогая Мириам, вы меня абсолютно не поняли. Напротив, вы бы мне здорово помогли, если бы рассказали содержание статьи, случай, какой–нибудь эпизод, почерпнутый из газеты или из разговора, показавшийся вам действительно фантастическим.

— Фантастическим? Что это значит? Необъяснимым?

— Именно так.

Она сбросила слегка капризную маску недоверия.

— Бедный Рене! Такие истории на улице встречаешь на каждом шагу.

— Да нет же. Я говорю не о драгоценных камнях, приносящих несчастье, не о таинственных местах, не о всей этой дурацкой магии. Я думаю о явлениях, о которых стараются не вспоминать, потому что они вызывают страх.

Мириам помолчала, задумчиво покачала головой, потом еле слышно произнесла:

— У нас была служанка, дед которой знал секреты растений и многие другие тайны. Он мог, не покидая своей хижины, оказываться одновременно во многих местах. Ты это ищешь? Возможно, я могу тебе помочь… Знаешь, мне действительно хочется тебе помочь.

Жантом схватил ее за руку и зло прошептал:

— Ты несешь черт знает что! Издеваешься надо мной. Это уже слишком.

Она его оттолкнула, встала, открыла дверь.

— Уходи, — сказала она. — Двигай отсюда. У меня нет времени.

— Подожди, пожалуйста. Я не хотел… Но, Боже мой, какой ты можешь быть… Послушай, ты уверена в том, что сказала… нахождение в разных местах… человека одновременно видят в двух разных местах, это правда?

— Абсолютная правда. А теперь дай мне поработать.

— Одну минуту. Других таких историй не знаешь?

— Знаю очень много.

— Расскажешь, когда будет время?

— Тебя это интересует?

— Да. Для моей новой книги.

— Ладно, когда захочешь. Позвоню тебе. Но не думаю, что мы когда–нибудь придем…

— К согласию, — сказал Жантом.

— К нейтральности, — поправила Мириам.

Жантом долго обдумывал этот странный разговор. То, что он искал в газетах, оказалось рядом с его дверью. Знать бы теперь, удовлетворится ли мистер Хайд антильским фольклором. Ведь эта сказка о нахождении в разных местах хоть и волнующа, но не настолько уж оригинальна. Она станет таковой, только если Жантом полностью изменит план. Пока главный герой — в данном случае мистер Хайд — будет только связывать события, пусть даже из ряда вон выходящие, все окажется надуманным, трюкачеством, «липой». Одним словом: выдумкой. Даже самый изящный слог никого не введет в заблуждение. Но если автор, прикрывшись личностью Хайда, откроет свою душу, представит на всеобщий суд свою исповедь, где реальность и вымысел сольются воедино, то есть провозгласит: я Жантом, это — Хайд, и я, Хайд, это — Жантом, тогда он познает подлинный триумф. Такое явление, как присутствие в разных местах, сразу же примет поэтическую форму. Выкуривая у себя в комнате сигарету, я в то же самое время где–то душу какую–то невзрачную старую женщину. Не пытайтесь понять, как это происходит. Посмотрите лучше, как, исходя из своего прошлого, я строю настоящее, лишенное вульгарности. А что касается пошлых деталей, как я вошел, что сделал с драгоценностями и так далее, ловкий романист всегда найдет, им рациональное объяснение.

Жантом не скрывает от себя, что в определенном смысле Бриюэн прав, что за беспомощностью пациента скрывается стремление к власти. К власти, но также и к правде.

Ноги машинально несут Жантома к столу, и он ясно осознает свое отчаянное стремление: признать себя тем, кто он есть — писатель, ищущий сюжет, готовый скорее пасть жертвой опасного невроза, чем замолчать.

Но перед тем, как сесть за письменный стол, он остановился и повторил себе: «Ни в коем случае не забывать, что в совершенных преступлениях таится нечто, о чем знаю только я один, чего я никому не поверял. Это нечто покоится глубоко во мне. Какой бы ни оказалась дальнейшая интрига, которую я изберу, в ней кроется ужасная тайна».

Войдя в издательство Дельпоццо, он наткнулся на Люсетту.

— Как дела, мсье Жантом?

— Хорошо. Очень хорошо. Спасибо.

На его стол курьер положил три книги. Эти плодовитые авторы кого угодно могут убить. Когда же введут обязательную контрацепцию?

Кто бы подумал, что Мириам окажется такой любезной? Она сама позвонила Жантому. Как всегда, сразу

перешла к делу.

— Если отвлекаю, — проговорила она, — положите трубку. Если нет, откройте Клер, она сейчас принесет вам две книги, я их случайно обнаружила вчера. Они могут вам помочь, особенно «Огонь с небес» Майкла

Гаррисона. Если понравится, оставьте себе.

— Спасибо. Это о чем?

— Сами увидите. Вы ищете фантастику, настоящую.

Вот это как раз для вас. В англосаксонских странах она пользовалась большим успехом. Желаю удачи.

Через несколько минут Клер постучалась во внутреннюю дверь.

— Заходите, — сказал Жантом. — Нет, вы меня не отвлекаете. Я пытаюсь покончить с рецензией, которая меня раздражает.

Он показал на свой стол, на смятые листы, валявшиеся вокруг корзины для мусора, словно она представляла собой мишень, которую безуспешно пытались поразить.

— Я не очень–то ловок, — признался он. — И потом, эта работа так меня угнетает. Особенно как только подумаю, что все эти статьи мне придется печатать самому. Многие в издательстве сейчас уже ушли в отпуск.

— Вы позволите, — проговорила Клер. Она пробежала глазами по записям Жантома и сказала: — У вас не очень разборчивый почерк, но я его читаю довольно легко. Хотите, я все это отпечатаю?

— Я был бы в восторге, — ответил Жантом. — Но ведь моя жена вам не позволит.

— Она ни о чем не узнает. Я сделаю это в свободное время.

— Вы берете работу к себе домой?

— Нет, не к себе. К мсье Ломону… Как? Разве вы не знаете, что я занята у него три дня в неделю?

— Мириам в курсе?

— Ну как же вы живете, мсье Жантом? Это известно всем. Ломон нанял меня для обработки корреспонденции и ведения отчетности. Это отнимает не очень много времени. Послезавтра Вы получите текст в двух экземплярах. Годится?

— Клер, вы ангел. Мириам вас не стоит. Послезавтра, если вы свободны, не откажите мне в удовольствии пообедать с вами… Я один из тех несчастных, о которых повествует Писание, у них есть глаза, но они не видят, у них есть уши, но они не слышат. Я ездил с вами на лифте много раз в неделю, но никогда не осознавал, как вы очаровательны. Извините старого медведя.

Она рассмеялась, мило смутившись, свернула бумаги и положила их в сумочку. Он проводил ее.

— Передайте мою благодарность Мириам. Последний раз я получал от нее подарок в…

Он делает вид, что считает, потом опускает руки в беспомощном жесте, завершая встречу заговорщицкой улыбкой.

— Мы тогда были так молоды!

Садится в кресло, поглаживая книги, прежде чем их открыть. Как профессиональный дегустатор, он никогда не устанет трогать, ощупывать, вдыхать запах этой скромной вещи — книги, предназначенной для широкой публики, к которой издатели относятся без должного почтения и которую через несколько месяцев, если она не заворожит толпу, пустят под нож. Для начала он быстро просмотрел оглавление той, которая побольше. Это как меню, в котором предлагаются блюда на выбор читателя. Глаз бегает от одной строчки к другой. Глаз, если можно так выразиться, «истекает слюной».

«Природа сверхъестественного огня… Полное или частичное сгорание… Эффект Килнера и эффект Кирлиана…» Названия слов, схваченные на лету, уже сами по себе порождают чувства, не связанные с их очевидным смыслом. Почему же они вызывают такое болезненное напряжение? Жантом предполагал получить удовольствие, а теперь, если бы у него хватило сил, он отбросил бы книгу как можно дальше от себя. Но на него как будто давит какая–то мощная рука, вынуждая его найти определенную страницу и проглотить ее одним махом.

«В разгар бала женщину вдруг охватили яркие голубые всполохи огня, и за несколько минут от нее осталась лишь небольшая кучка пепла…» Или: «На борту грузового судна «Ульрих», идущего вдоль берега, лежала кучка пепла…» А вот что случилось с профессором Нэшвильского университета в штате Теннесси. Профессор, это уже серьезно. «Он почувствовал в левой ноге жжение. А на штанине брюк увидел пламя диаметром в один–два сантиметра. Он похлопал по нему руками, и оно вскоре потухло. Этот феномен в свое время отнесли к разряду «частичного самовоспламенения».

Жантом резко поднялся. Дальше читать он не стал. Если это правда, Боже, если это правда! Если еще раз изучить все, о чем тогда рассказывали! Ведь свидетельство такого крупного писателя, как Чарлз Диккенс, нельзя оставить без внимания. Как и свидетельства Томаса Брауна, Роберта Бертона. Автор приводит примеры и многих других, столь же категоричных и уверенных в своих показаниях.

Жантом не может больше сидеть спокойно. Он вне себя от волнения. Посмотрим, посмотрим, эта проблема изучается с начала прошлого века (Жантом потряс книгой Гаррисона перед лицом воображаемого оппонента), здесь это написано черным по белому… Исследователи выделили шесть условий самовозгорания:

1. Жертва — алкоголик;

2. Жертвой часто становится пожилая женщина;

3. Всегда имеется в наличии источник огня;

4. Жертва бывает плотного телосложения;

5. Жертва живет одна;

6. Жертва обычно курит трубку.

Ни одно из этих условий не относится к невзрачному работнику с мельницы, но разве он тоже не мог загореться сам? Что тогда? Возможно ли это? Проклятие, разрушившее семью: гибель молодого парня, арест отца, самоубийство матери и главное, главное — этот стыд, сидящий в нем, как яд в зубах змеи, вдруг все это — просто–напросто колоссальная ошибка? Обессилев, Жантом опустился в кресло. Закружилась голова. Вот! Вся его сознательная жизнь строилась на убежденности: я — сын поджигателя. В глазах тетки, приятелей, всех окружавших его людей он был сыном поджигателя, порочным существом, прокаженным. Он всегда старался казаться незаметным. Потеряв достоинство, он вернул его благодаря литературе, но насколько оно оказалось непрочно!