Очевидно, звонил Симон, приглушив голос. Труп в подвале, несмотря ни на что, должен был его серьезно волновать. Мы спустились по ступенькам крыльца.
— С ним бесполезно говорить о Мейньеле и ремонтных работах, — сказал я. — Это только вызовет у него раздражение... Тем более что из-за этого он и поссорился со стариком.
— Ясное дело, что там говорить... Я приеду к тебе в офис.
— Нет. Теперь в этом нет необходимости, раз «добро» получено. Я сам приеду в замок.
— Но когда мы увидимся... без посторонних?
— Все зависит от обстоятельств... Я дам тебе знать.
Разумеется, все будет зависеть от подрядчика! Мы пожали друг другу руки, ведь нас могли увидеть из окна. Я вернулся в Клермон, где пообедал в небольшом ресторанчике, здесь я был постоянным посетителем. Выпил две чашки кофе, рюмку коньяку, закурил сигарету. Мои мысли витали вокруг Симона, словно мухи вокруг куска сахара. Симон стремился выиграть время, но, по сути, его положение было безнадежным. Пока пусть считает, что находится в безопасности. Любой убийца вряд ли выдаст себя, обрадовавшись, что преступление никто не заметил. В течение еще нескольких дней Симон, оставаясь в Италии, сможет создавать впечатление, что Сен-Тьерри находится вместе с ним, благодаря телефонным звонкам, даже письмам. А затем?.. Их поездка не могла длиться слишком долго. Итак?.. Что-то от меня по-прежнему ускользало, и я злился, потому что не мог понять. Симон был слишком умен, чтобы пуститься на такую авантюру, не имея на то веского основания. Я выпил еще рюмку. Рука тряслась — настоящая рука алкоголика, дошедшего до точки. И все же я не столь уж плох. Разве я виноват, если все, что я ни делаю, оборачивается против меня? Я узнавал эту глупую жалость к самому себе. Она возвещала об опьянении. Самое время уносить ноги. Но где найти силы? Как заставить себя встать? Я так отяжелел! Каждое движение давалось с трудом. Опереться о стол, встать, отодвинуть стул, ничего не опрокинув, пересечь зал и затем жить, жить назло всем... Сен-Тьерри хорошо лежать в своем подвале, ведь это он, как всегда, одержал верх!
Все еще шел дождь. Я ехал, смутно различая, скорее угадывая между двумя движениями «дворников» то, что творилось вокруг. Я видел, как люди входили в собор. Они там находили убежище и, возможно, решение всех своих проблем. Я же искал, где поставить машину. Каждый день я объезжал эти старые камни... Я слышал таинственное пение. Иногда вечерами горел свет, освещавший витражи изнутри. Может, мне надо только войти... не через паперть, слишком величественную... а через одну из небольших дверей... Я не смел... Пока не смел!
Я поднялся в свой кабинет и позвонил Мейньелю. Мейньель только этого и ждал, но для проформы не согласился с такой ценой. Что же, мне платить из собственного кармана, чтобы вытащить Сен-Тьерри на свет Божий? Договорились встретиться завтра утром. Мейньель не хотел браться за дело. Деньги! Деньги! Они водились у всех, кроме меня. Вот почему на мне лежало проклятие!
Мейньель представлял из себя типичного уроженца провинции Овернь. Мохнатые брови придавали ему свирепый вид, а волосы были настолько густыми, что дождь на них ложился, словно роса. Порывистый и в то же время осмотрительный, он ходил от ограды к особнячку, нагибался время от времени, чтобы пощупать камень, качал головой с недовольным видом. Я же стоял в стороне и ждал, охваченный тревогой, но полный решимости не торопить его. Он расстегнул кожаное пальто, потому что ему сделалось слишком жарко, отряхнулся, вытер руки.
— Во всяком случае, — сказал он, — при такой погоде не может быть и речи о том, чтобы начать...
— Но это выполнимо?
— Все всегда выполнимо. Но вы сами понимаете, что это за работа!
Он вытащил из внутреннего кармана складную деревянную рулетку, подошел к двери особнячка и поводил по ней медным уголком.
— Чуть нажми — и проткнешь насквозь... Вся прогнила... На мой взгляд, восстановить ее нельзя... по крайней мере, за ту цену, которую вы предложили... Будьте благоразумны, Шармон. Не мне вас учить!
— Может, договоримся? Возможно, нам удастся уточнить цену.
— Хотелось бы надеяться. Внутри строение в таком же плачевном состоянии, как и снаружи, полагаю.
— Не знаю. У меня не было времени его осматривать.
Он вошел. Я последовал за ним. Все должно произойти так, как я задумал. Он зажег фонарь и начал прощупывать стены, ходил вокруг окон.
— Но посмотрите сами, Шармон. Он что, ненормальный, ваш заказчик?.. Восстанавливать такую развалюху!
— Он ею очень дорожит!
Я чувствовал, что Мейньель сейчас начнет возмущаться и силком потащит меня наверх, потом вниз, чтобы доказать, что я ничего в этом не смыслю. Моя репутация от этого только пострадает, но речь шла о Марселине, о моей жизни, о... Он схватил меня за руку.
— Поднимемся! Несущие конструкции еле-еле держатся. Я не понимаю, как вы могли назвать такую цену! Вы поступили легкомысленно! Во всяком случае, я вас не одобряю... Прежде всего нужно отремонтировать лестницу, вы согласны?.. А пол!
Он стукнул каблуком. Эхо отозвалось по всему зданию, затем он кулаком ударил по перегородке.
— Все очень просто, — сказал он. — Нужно заменить все, что сделано из дерева. Абсолютно все. Произвести расчеты. Я не могу поручиться даже за стены.
— Камень прочный.
— Но цемент никуда не годится. В те времена возводили просто толстые стены и не ломали себе голову. Я видел, как работал мой дед, должен вам сказать! Здесь всюду скалистый грунт, поэтому чуть копнут, и подвал готов. Затем нагромождали один на другой крупные камни... Строили прочные на вид развалины. Пример такой развалины у вас перед глазами!
— Однако все же признайте, кое-что хорошо сохранилось.
— Да, — сказал он, смеясь. — Подвал, разумеется, подвал!
Я спускался первым. Он ступал за мной. Под его тяжестью ступеньки прогибались.
— Во всяком случае, — продолжал он, — глубиной старинные подвалы не отличались. Ничего существенного там не поставишь.
— Этот, кажется, довольно просторный.
— Такой же, как остальные! Я-то их перевидел!
— Лестница здесь, — сказал я, направляясь в глубь помещения.
— Не стоит! Я заранее знаю, что он из себя представляет.
— Как?.. Вы не хотите осмотреть?
— Я и так достаточно выпачкался.
Как бы отряхивая снег с одежды, он размашисто похлопал по бокам кожаного пальто, погасил фонарь.
— Подведем итог, — произнес он. — Я готов приняться за дело, но при условии, что старик мне станет доверять. Он, черт возьми, меня знает. Я никогда не драл с него три шкуры... Если он согласен, вы мне позвоните.
Я растерялся. Настаивать бесполезно. Мейньель торопился. Сейчас он уйдет. Я побежал за ним.
— Если я улажу этот вопрос, когда бы вы смогли приступить?
— Как только кончится дождь. Обещают сухую погоду... Завтра, самое позднее послезавтра... Но только чтобы сделать вам приятное.
Клянусь, он специально подбирал слова, чтобы вызвать у меня еще большую панику. Лишние день-два... для него это не имело значения. Для меня же...
Он перепрыгнул через проем в ограде и открыл дверцу своего грузовичка.
— Не позволяйте ему водить себя за нос! — крикнул он. — Когда приступим, он должен вас слушаться.
Я остался один среди обвалившихся камней. Все складывалось ужасным образом. А если старик решит повременить?.. У меня оставалась еще одна возможность — отказаться от Мейньеля и обратиться к другому подрядчику. Но я привык работать с Мейньелем... Он бы не понял... Лучше вернуться к разговору и постараться настоять на окончательном решении. Я обернулся к особнячку и чуть было не крикнул: «Мы еще не уходим!» Как если бы труп бросал мне вызов. Неужели так трудно привести кого-нибудь в этот подвал? Почему кого-нибудь? Почему не действовать самостоятельно? Что мне мешало отважиться? Я заявлю, что после отъезда Мейньеля я спустился в подвал именно потому, что он не захотел его осмотреть... Что тут противоестественного?.. Но, с другой стороны, два дня... только два дня... Если все тщательно взвесить, то я все еще остаюсь хозяином положения. И потом, Мейньель прав: главное — начать. Если старик сочтет, что его втянули в лишние расходы что ж, работы прекратятся. Но к тому времени уже обнаружат труп.
Я зашагал более уверенно. Это только временная помеха. Над Домской горой небо прояснилось. За несколько дней я стал суеверней простого крестьянина. Меня не покидало чувство, что я окружен сплошными символами. Голубой просвет на небе означал, что удача мне улыбнется, что старик уступит. Я сел в машину и вновь направился в замок.
— Мсье очень плохо спал ночью, — объявил мне Фермен. — Утром приходил доктор.
— Мы договорились встретиться...
— Доктор настоятельно рекомендовал не тревожить мсье.
— Тогда прошу вас поставить в известность мадам Сен-Тьерри.
— Хорошо, мсье.
Я не уйду, пока не получу окончательный ответ. В конце концов, надо мной что, издеваются? Я стоял посредине вестибюля, как ходатай, которого собираются выпроводить, а между тем и замок и парк были почти у меня в руках! Я устал ломать комедию!
— О! Мсье Шармон! — издалека воскликнула Марселина. — Что же вы не прошли в гостиную?
Когда она подошла поближе, то искренне встревожилась:
— Что произошло?
— Мне необходимо видеть твоего свекра.
Все напоминало бездарный спектакль с репликами в сторону и театральным шепотом на авансцене. Марселина почувствовала, что я раздражен, и постаралась меня успокоить.
— Я скажу ему, что ты пришел, но, поверь мне, он не в состоянии вести беседу... Около четырех с ним случилось что-то похожее на обморок... Мы не сомкнули глаз... Ты по поводу строительных работ?
— Разумеется.
— Тебе не кажется, что с этим можно подождать?.. Пошли в гостиную.
Гостиная, как и все остальное, походила на музей старинных вещей, наводящих тоску. Здесь царила прохлада.
— Хоть поцелуй меня! — жалобно простонала Марселина.
Я быстро ее чмокнул.