Я сварил кофе. Больше в рот не возьму ни капли спиртного. По мере того как я обретал душевное равновесие, я судил себя все строже. Фонарь, канат, перчатки остались там. Необходимо за ними сходить! И потом, все-таки я должен вытащить труп. Через два-три дня... когда пройдет алкогольное отравление. Пока я не в состоянии сделать ни малейшего усилия. О крысах я больше не думал, но они не оставили меня в покое. Они там, они затаились в моих жилах, в моих нервах... В душе царил страх, он мешал мне серьезно, не спеша обдумать создавшееся положение. Я только знал, что перчатки меня выдадут, что я совершил страшную ошибку. Как только я сосредоточивался на этом факте, то где-то в самой глубине своей души испытывал некую напряженность, заторможенность... Движение перекрыто! Спина покрылась холодным потом. В начале я без особого труда смирился с мыслью, что Сен-Тьерри умер по моей вине. Я не учел, что эта мысль пробьет себе дорогу. И теперь она меня постепенно уничтожала. Она закрывала мне доступ в особнячок. Она давала о себе знать, когда алкоголь во мне неистовствовал и принимал форму тех зверей, которые появлялись, чтобы загородить мне проход... Я видел не фурий, я видел крыс, это — гораздо хуже.
Я предупредил секретаршу, что плохо себя чувствую, и попросил ни в коем случае меня не беспокоить. В книжном шкафу стоял медицинский словарь. Статья «Белая горячка», к сожалению, была слишком короткой. Но в ней говорилось о галлюцинациях на почве алкоголизма: крысы, змеи, летучие мыши... все, что обитает в царстве теней и символизирует смерть. Не колеблясь ни секунды, я заперся в кабинете и позвонил Клавьеру.
— А, это ты! — сказал Клавьер. — Говори быстрее, мне нужно бежать в больницу... Так как, решился?
— Я видел крыс.
— Что?
— Крыс, ты понимаешь?
— Ты хочешь сказать, что у тебя был приступ?
Он вдруг стал внимательно слушать. Я его представлял слегка склонившимся надо мной, с чуть повернутой головой, прислушивающимся, подобно настройщику пианино.
— Не знаю, приступ ли это... Думаю... да.
— Послушай... Где это с тобой случилось?
— На стройке.
— Ты тогда выпил много?
— Изрядно... да... прикладывался в течение всего дня.
— Что с тобой произошло?
— А... ну, это — просто... Они выбежали из темного угла.
— Ты был один?
— В этот момент — да.
— Потерял сознание?
— Потом да.
— Как потом?
— Я сначала убежал и потом от потрясения упал в обморок.
Клавьер засмеялся, я чуть было не рассердился.
— Это правда, уверяю тебя. Я их видел.
— Согласен. Ты их видел. Наверняка ты видел настоящих крыс, старина. Если бы с тобой случился действительно припадок, то ты бы сам разобрался... Если хочешь, могу показать настоящих больных, ты сразу успокоишься... Это психи, понимаешь. Они катаются по земле, вопят... А! Я уверяю тебя, что, случись с тобой припадок, ты бы всполошил всех соседей... Нет, слава Богу, до такого состояния ты пока не дошел... я совершил ошибку, когда в тот раз позволил себе пошутить по этому поводу.
— Однако...
— Поверь, Шармон... ты видел настоящих крыс, реально существующих. Их можно встретить на любой стройке. Только ты находился не в своей тарелке... Поэтому-то ты и подумал, что у тебя крыша поехала. Вот так!.. Все очень просто. Приходи все же ко мне в кабинет. Нам следует принять меры. Я тебе говорил и повторяю: у тебя что-то неладно. Когда такие люди, как ты, начинают пить, значит, что-то в жизни их раздражает. Главное — устранить причину этой мании. Пока же, черт возьми, если ты не можешь не напиваться, то добавляй воды в ту пакость, которую глотаешь... И потом, забудь о них, о крысах, или же купи хорошую крысоловку и поставь ее у себя на стройке. Позже сообщишь новости... Ну, до скорого!
Он повесил трубку. Он считал, несчастный Клавьер, что успокоил мою душу. Я смертельно устал. Если эти крысы были настоящими крысами, как он утверждал, то в особнячок их привлек... Я слышал скрежет их зубов, сотен зубов, орудующих, словно тоненькие скальпели. Изо дня в день их число росло, они грызли... грызли... Если я не вмешаюсь, они ничего не оставят. Они быстро сожрут мое преступление и мои надежды. Марселина даже не станет вдовой. Брошенная жена, вот и все... Она примется искать мужа. Симон заявит, что в одно прекрасное утро Сен-Тьерри уехал... Следствие затянется. Дело закроют. Но до тех пор я умру!
Нет, Боже мой, нет. Невозможно, чтобы меня настигла подобная кара! Ведь с крысами можно бороться, ведь можно каким-то образом их прогнать. Пусть их целые полчища, но все равно за один присест они не уничтожат... Время от времени, насытившись, они обязательно делают перерыв... Я отыскал в своей библиотеке одну старую книжку по естествознанию. Детская наивность, но что поделаешь! Я был совсем один и имел право валять дурака... А мне любой ценой нужно получить полное представление о крысах. И я узнал, что их зубы беспрестанно растут и что они вынуждены есть, есть без передышки, даже когда не голодны, чтобы не дать зубам вырасти до чудовищных размеров. Возможно, они ели от страха, что могут умереть, если у них во рту вырастут кошмарные клыки. Они поедали все подряд, мягкое, твердое, охваченные навязчивой идеей — двигать челюстями. Кровожадными их делало отчаяние. Как и меня. Они стремились уничтожить. Я стремился сохранить. Я закрыл книгу. Война объявлена. Но как ее вести? Я позволил себе отхлебнуть немного водки, поскольку это меня успокаивало. Алкоголь меня приободрил. И, бросившись из одной крайности в другую, я сказал себе, что если все тщательно взвесить, то положение не выглядело столь катастрофическим. Я увидел одну или двух крыс. Все остальное — плод моего болезненного воображения. Не существовало никакой причины для того, чтобы подвал кишел крысами. Я вооружусь палкой, вот и все. На ногах сапоги, руки в перчатках, мощный фонарь, прикрепленный к куртке. Чем же я, в конце концов, рискую? Моя ошибка заключалась в том, что я не приготовил должным образом эту вылазку, ничего не предусмотрел...
Я наполнил ванну, долго, тщательно мылся, старательно убеждая себя, что таким образом очищаюсь от суеверных страхов. Как-нибудь мне следует рассказать об этом Клавьеру. Может, во мне сохранились детские воспоминания, отравлявшие мое существование еще больше, чем алкоголь. Я вспомнил, какой ужас я испытал, когда юношей читал в иллюстрированных журналах рассказы об охотниках, окруженных волками. А какое отвращение питал к змеям! До сих пор оно настолько сильное, что летом я не ходил в лес. Мальчишка! Настоящий Шармон — мальчишка. Он совершил преступление, словно мальчишка, которого наказали. И теперь готов на все, лишь бы не смотреть на содеянное.
Зазвонил телефон. Десять часов. Это Марселина.
— Алло... Я беспокоилась, Ален... Да, могу говорить. Фермен и служанка убирают комнаты наверху. Ты не заболел?
— Почему? Вовсе нет.
— Вчера ты мне показался странным!
— Да нет же... Как старик?
— Без изменений... Это может долго продолжаться. Так вот, раз у нас теперь есть сиделка, я подумала, что и я имею право отлучиться... В конце концов, Эммануэль просто обязан приехать! Я сделала достаточно... Как ты смотришь на то, чтобы... завтра?
— Где?
— Не знаю. Может, в Виши.
— Во сколько?
— После трех. Я вынуждена пообедать здесь.
— Договорились.
— Точно? Ты не болен?
— Нет. Заботы одолели. Потом объясню.
— До завтра, дорогой. Я очень рада.
Завтра все уладится. Я поискал в шкафу сапоги. Я надевал их, когда дороги становились грязными, но часто забывал их чистить. Я ко всему относился небрежно. Заботы повседневной жизни меня удручали. Естественно, гуталин засох. Я просто почистил их щеткой. Перчатки я отыщу на месте. Что касается палки... Пока я искал, пришла в голову идея. Иногда я ловил рыбу спиннингом. Он был в хорошем состоянии. Само удилище, прочное и гибкое, напоминало шпагу. Хлесткий удар — и крысы нет. Забавы ради я со свистом рубанул воздух. Прекрасно. Днем я купил фонарь с мощным отражателем и со скобой и стал дожидаться ночи.
Время тянулось бесконечно однообразно. Я даже страдал, потому что старался пить понемногу, ровно столько, чтобы не дрожали руки. Они все равно дрожали. Они дрожали также, если я превышал допустимую норму. Но существовало некое промежуточное состояние, когда я чувствовал себя уверенным, ведя машину, был способен на любые подвиги. Я съел легкий ужин, выпил слабенького бургундского, затем пошел в кино, где немного вздремнул. Ночь вступила в свои права. Я тщательно снаряжался. Голова ясная, я вполне владел собой. И все же в глубине души таилась тревога. Задача передо мной стояла не из легких. Я ехал не торопясь, заметил уснувший замок, остановил машину в перелеске. Держа в руке удилище, пролез, даже не споткнувшись, через проем в ограде и одним махом очутился у двери. Здесь остановился. Сердце сильно стучало. Успокоить невозможно. Я включил фонарь. Помещение выглядело как обычно. Никакого шума. Никакого подозрительного движения. Я поднял перчатки и надел их. Они были ледяные. Я сунул в карман фонарь, брошенный накануне, затем перекинул на плечо канат, больше он меня не пугал. Такая победа придала мне смелости, и я сделал несколько шагов, чтобы осветить лестницу снизу.
Она сидела там... Она самая, смею сказать, и дожидалась меня. Луч света заиграл на ее шкуре, пробежал по извилистому хвосту, напоминающему медяницу. Я направил фонарь прямо ей в глаза, и они засверкали. Переведя дух, я стал внимательно ее разглядывать. Да, это настоящая крыса, и ее можно убить. Страх перерос в жестокость. Я сделал шаг, и видение исчезло. Ее нигде не было, она растаяла на месте. Я приблизился, держа удилище наготове. Дверь, ведущая в подвал, приоткрыта, она ускользнула в узкую щель. Я пнул ногой дверь и открыл ее настежь. От грохота они должны были разбежаться. Я разглядел первые ступеньки винтовой лестницы. Черт, не прыгнут же они на меня сверху! Это же не волки! Еще один шаг. Еще один. Стиснув зубы, я стал спускаться. Лестница была свободна от врагов. Теперь я ее видел вплоть до самого низа. Я мог бы избавиться от стольких глупых страхов. Я встал на предпоследнюю ступеньку. Сводчатый потолок взмыл над моей головой. Я выпрямился. Свет от фонаря скользнул вверх и залил светом подвал...