— Чао!
Невероятно! В большом смятении я вернулся в офис. Я дал себе слово, что задам ему несколько коварных вопросов, но он уже ускользал, словно песок сквозь пальцы. Да и о чем его спрашивать? С самого начала он занял очень выгодную позицию: «Я ничего не знаю... Обращайтесь к Сен-Тьерри... Подождите его возвращения... Он сам принимает решения». Я ничего не добьюсь, показав ему эту более или менее правдоподобную смету, напрасно стану объяснять те или иные детали, он на все ответит благожелательной улыбкой. «Если бы это зависело от меня, старина... Но патрон... ты же его знаешь... чуть что ему не нравится — и страсти начинают бушевать!» Только, наверное, Марселина может его смутить, как это едва и не произошло в машине, но не мне пробуждать ее подозрения... Я вновь кусал губы от отчаяния. До чего же глупо! Он здесь, рядом и почти у меня в руках. Казалось, стоит немного слукавить... но я ничего не мог придумать... Я напрасно часами ломал себе голову. День прошел. Ложась спать, я еще придумывал невероятные уловки, но неизбежно приходил к одному и тому же выводу: работы никогда не начнутся. Еще одна бессонная ночь. На следующий день, разбирая почту, я обнаружил письмо.
Вот оно лежит на бюваре. Почтовый штемпель Милана. Я его вскрыл. Напрасно я надеялся, что узнаю правду. Меня ждало очередное потрясение. Естественно, оно напечатано на машинке. Я бросил взгляд на подпись. Невероятно, но подпись... несомненно, подлинная... подпись Сен-Тьерри... «С» выписано размашисто, верхняя черточка буквы «Т» — длинная... все... все превосходно воспроизведено. Прекрасная подделка. Не кто иной, как Сен-Тьерри, пишет мне из больничной палаты.
«Дорогой Ален!
Я несколько приболел, но не хочу больше заставлять тебя ждать. Марселина мне сообщила, что ты попал в трудное положение. Теперь, когда отец умер, я хотел бы попросить тебя о следующем: я вовсе не собираюсь жить в замке. Но в целом усадьба нуждается в обновлении. После моего возвращения мы вместе посмотрим, как обновить сам замок. Пока же ты можешь снести наиболее ветхие строения, а именно: старую конюшню, приспособленную под гараж, пришедшую в упадок оранжерею, особнячок в глубине парка, который вот-вот рухнет, только ткни в него пальцем, а также заделай проем в ограде. Я сообщаю тебе о первоочередных работах, но я не требую начинать их незамедлительно. Мне важно соблюсти приличия. Пока же можешь располагать собой. Пусть пройдет несколько дней. Впрочем, как только я почувствую себя лучше, сразу же вернусь. Мне хотелось перечислить работы, которые ты можещь обдумать уже сейчас. Это позволит тебе подсчитать расходы, и, я настаиваю, подсчитать как можно точнее. Я планирую провести только самые необходимые работы. До скорого.
С дружеским приветом
Я перечитал письмо. Никакого сомнения! Написано черным по белому: «Можешь снести особнячок...» Иными словами, Симон просил меня сделать работу, о которой я даже не смел и мечтать. Иными словами, его не волновало, если труп обнаружат. Иными словами... я мысленно перебирал последствия этого решения, и каждое новое поражало меня сильнее, чем предыдущее... Как Симон решился пойти на такой риск?.. Я еще раз перечитал письмо. «Пусть пройдет несколько дней...» Вот она, ключевая фраза... Когда он перенес труп в подвал, то, вероятно, увидел первую крысу. Симон моментально понял, что его лучшие союзники уже прибыли на место. Теперь это только вопрос времени, черт возьми!
Как и я, он сделал вывод, что вскоре никто не сможет его опознать. Но на всякий случай принял меры предосторожности и просил меня подождать немного. Немного — означало минимум десять — пятнадцать дней. Гораздо больше, чем достаточно!.. Силен, ничего не скажешь. Он сделал лишь одну ошибку... но я единственный, кто мог ее заметить, и единственный, кто вынужден молчать... это — его фраза: «Я планирую провести только самые необходимые работы...» Он не знал, что Сен-Тьерри поделился со мной множеством проектов. А если подумать, то вряд ли он ошибся. Он мог узнать об этих проектах из откровений Сен-Тьерри. Но теперь, когда Сен-Тьерри нет в живых, почему же, черт возьми, он решался на столь масштабное мероприятие? Я выучил письмо наизусть. Я его декламировал. Придраться не к чему. Если я покажу его Марселине — а Симон предугадал такой вариант, — она не удивится. Она узнает и тон, и манеру своего мужа. Она ничего не возразит. И я приступлю к работе в намеченные сроки... Рабочие обнаружат останки, начнется следствие, и оно неизбежно зайдет в тупик. Для меня все вернется на круги своя. Как расстроить замысел Симона?.. Время шло... Я должен ехать в замок. Следует ли мне говорить им об этом письме?.. Я был поставлен в такое положение... По идее — да, следует... С другой стороны, покажи я письмо, разговор с Симоном не принесет никакой пользы. Он мне скажет: «Тебе теперь все известно, так что действуй». Моя настойчивость ни к чему не приведет. Можно бесконечно задаваться вопросом: не сделал ли он это специально, не подстроил ли он так, чтобы я получил письмо именно сегодня? Это давало ему еще одно преимущество. Все говорило о том, что Сен-Тьерри в Милане и не забывает о своих интересах. Доказательство налицо.
Я пошел искать машину. Где же я ее оставил?.. Я обнаружил ее в конце улицы, под «дворниками» лежало уведомление о штрафе за нарушение парковки. Настроение совсем испортилось. Ну и денек! Вот так денек!.. Симон побеждал на всех направлениях. Я сунул бумажку в бумажник... и вдруг меня осенило. Бумажник! Портсигар! Зажигалка!.. Я ведь мог сделать так, чтобы скелет в подвале опознали. Вот уж поистине балбес, каких поискать! Я тратил время, ища способ, как вывести Симона на чистую воду, а ведь такая возможность всегда была у меня под рукой. Произошло столько событий, что я напрочь забыл об этих вещах. Я чуть было не вернулся, чтобы убедиться, что они по-прежнему заперты в ящике, но я уже опаздывал. Я поехал. Что это? Радость, удовлетворенная ненависть, облегчение?.. Меня переполняло какое-то сильное чувство, бешеное возбуждение, оно играло в жилах, ударяло в виски, пробегало по пальцам... На этот раз он попался, теперь пробил мой час. Мысли проносились одна за другой... Поставить в известность Мейньеля... Пусть принимается за дело на следующей же неделе... Нет, лучше привести его на стройку сразу же, как только он освободится, чтобы окончательно уточнить детали. Решено! Сегодня вечером я снова приду в особнячок... брошу в подвале бумажник, портсигар, зажигалку... Крысы их не тронут, а следователи получат пищу для размышлений. Письма из Милана, телефонные звонки — весь этот блеф лопнет, как мыльный пузырь. Полицейским понадобится живой Сен-Тьерри. Иначе они сделают вывод, что в подвале спрятан труп Сен-Тьерри, и Симону придется пережить неприятные минуты. Бедняга! Он все предусмотрел, кроме этого. Он не учел, что «бродяга» может вернуть свой трофей... Опасно, старина, бросать вызов Шармону! Не так уж и плохо, Шармон!..
В замок я приехал немного раньше назначенного времени и увидел, что Симон и его сестра беседуют, уединившись в одной из аллей. Симон говорил, жестикулируя, как темпераментный итальянец. Марселина слушала, опустив голову. В руках она держала скомканный платочек и время от времени вытирала глаза. Значит, она жалела старика? Что-то новое. Может, такое поведение объяснялось усталостью? Или воспоминанием о перенесенных обидах... Конечно, нелегко нести на своих плечах траур в одиночку, принимать соболезнования, в которых сквозили недоброжелательные намеки. Я проехал через ворота и направился к крыльцу. Они услышали шум двигателя. Симон сказал сестре еще несколько слов, затем пошел мне навстречу, она же вернулась в замок. Он порывисто пожал мне руку.
— Поставь машину на обочину, — сказал он. — Сейчас понаедет столько драндулетов, что всем не хватит места.
Он подсказал, как поставить машину. Выглядел он не очень хорошо. Хоть он и бодрился, но чувствовалось, что заботы одолели его. И это только начало.
— Я получил письмо от Сен-Тьерри, — сказал я. — Вот оно, кстати... Можешь прочитать. У меня нет секретов.
Я обращался к нему на «ты» без особых усилий. Теперь мы ведем игру на равных. Пока он просматривал письмо, я незаметно подошел к нему ближе. Честное слово, от него разило спиртным. И он нуждался в допинге, чтобы довести до конца эту чреватую опасностями партию. Может, я переоценил его мужество... Он сложил письмо, протянул его мне.
— Что ж, — произнес он, — теперь тебе все ясно... Эти планы мне представляются разумными. Ты можешь сказать, во что это обойдется?
— Приблизительно.
Он надеялся, что я назову конкретную сумму. Несмотря на внешнее равнодушие, он напряженно ждал ответа. Ему нужно было знать ее, чтобы действовать в соответствии с обстоятельствами и, уж конечно, присылать другие письма из Милана. Как это приятно — играть с ним в кошки-мышки!
— Я должен проконсультироваться с подрядчиком, затем я напишу Сен-Тьерри.
— Сколько... грубо говоря?
— Несколько миллионов... я имею в виду только первую очередь работ.
— С ума сойти!
— Разумеется! Возьми, например, особнячок. Ты же динамит туда не подложишь, правда?.. Рядом дорога. Да ты сам понимаешь...
Возможно, он рассчитывал, что особнячок разрушат тараном и что подвал будет погребен под обломками, когда здание рухнет. Скорее всего, он так и подумал. Хороший способ похоронить останки. Затем бульдозер разгребает завалы. И все шито-крыто!
— Снести, — объяснил я, — означает почти демонтировать. Разбирается крыша, перекрытия, затем приходит черед каменных стен...
Я намеренно преувеличивал. Но он ничуть не смутился, только пожал плечами.
— Тебе лучше знать, — пробормотал он. — Расходы не из моего кармана.
На дороге появилась первая машина. Он взял меня под руку, и мы вошли в вестибюль.
— Извини меня, Шармон. Придется приступить к неприятным обязанностям, а Марселина не в своей тарелке.