, – пояснил Аарон.
– Да плевать, как это называется! Но, черт побери, что здесь такого ценного для нее?
Намеренная вульгарность ее выражений свидетельствовала, что маски окончательно сброшены. Бриджет, как видел Аарон, приближалась к критической отметке, к апогею некоего внутреннего конфликта, который не имел отношения ни к нему, ни к Хелен, ни даже к этому дому, но происходил в личном мире ее самой: отдельной вселенной, слегка касающейся его, но обладающей силой уничтожить все, над чем он трудился последние месяцы.
И все, что осталось у Хелен.
Кто на самом деле имел право на эти бумаги в руках Бриджет? Конечно, не он. Но Аарон хотел заполучить их для Хелен, потому что знал, как они важны для нее.
– Кто такой, мать его, Томас Фэрроу? – презрительно спросила Бриджет.
Как много она успела прочитать? Аарон начал осторожно, стараясь говорить правду, но не всю:
– Фэрроу был безработным актером. Писал письма философам. Как правило, дурацкие.
– И это стоит двадцать тысяч фунтов?
– Я понятия не имею, сколько они на самом деле стоят. Понять можно будет только после оценки. Но это привлечет постороннее внимание. И, – откровенно добавил он, – я не думаю, что предложение профессора Уотт останется в силе, если вы обратитесь к оценщику.
– А что, неужели в банке нет сотрудника, – ухмыльнулась Бриджет, – в чью задачу входит не дать старой грымзе одним махом обнулить свой счет только потому, что какой-то шарлатан пообещал воскресить ее дохлого пекинеса… ну или ей просто хочется отомстить своим бывшим коллегам?
Аарон прекрасно понимал, что не следует реагировать на насмешки, и улыбнулся:
– Банк не имеет права запретить Хелен снять со счета ее деньги. Она иногда выглядит довольно устрашающе, если вы не заметили. Мне кажется, что вам крупно повезло с этими двадцатью тысячами. Вряд ли кто-то или что-то – кроме закона о наследстве – помешают ей приобрести эти бумаги. А судебные тяжбы по наследственным делам могут тянуться годами.
– Думаешь, ее сильно волнует, что случится в следующем году? Вид у нее, прямо скажем, не очень.
– Ничего подобного, – возразил Аарон чуть громче обычного.
– Ты бы позвонил этому вашему Джонатану Мартину. Он оценит, что ты помог ему увести бумаги из-под носа у Хелен. А если они заплатят двадцать… одну тысячу… или что-то около того, я готова и подождать несколько дней.
Она провела рукой по книге, которую теперь держала на уровне талии. Аарон с болью подумал о Марисе. По глупости он до сих пор представлял ее такой, какой помнил. А теперь увидел ее такой, какой она должна выглядеть сейчас: тугой выпуклый живот, морщинки от смеха и напряжения в уголках проницательных серо-зеленых глаз, сильная спина, изогнувшаяся под тяжестью, босые ноги, поднятые на подушку в конце дня… Он представил ее воплощением уверенности, и его собственное тело казалось каким-то жалким по сравнению с ней. И возблагодарил судьбу, что Мариса не видит его сейчас, запутавшегося, сбитого с толку, в доме, даже стены которого более одухотворены, чем он.
Пока Аарон размышлял, Бриджет тихонько рассмеялась. Он поднял голову и с удивлением обнаружил, что она смотрит на него с откровенно кокетливым выражением.
– А может, – сказала она, – я делаю все неправильно? Может, нам с тобой стоит оценить эти бумаги?
Ветер переменился, и Аарон никак не мог понять почему. Бриджет легонько подбросила книжку на ладони, как бы поддразнивая Аарона.
Что за игру она затеяла?
– Разве мы с тобой обязаны подчиняться Хелен?
У Аарона пересохло во рту, но отступить он не имел права.
– Осторожнее, – спокойно сказал он.
– С чего бы? – застенчиво спросила Бриджет, однако перестав играться с фолиантом. – Что, боишься, что я испорчу бумаги Хелен Уотт?
Последние два слова она произнесла раздельно. По слогам – и каждый слог был всплеском ярости. Аарон понимал, что Бриджет интересовалась не им. Ее что-то задело в личности Хелен, и она не собиралась оставлять это дело просто так. А флирт был просто способом достичь цели.
Открыв книгу, Бриджет сделала вид, что выбирает, а затем вынула одну страничку и подала Аарону. Тот небрежно протянул руку, натянуто улыбаясь.
Письмо было адресовано Томасу Фэрроу и подписано Исааком Воссиусом. Этот Воссиус, если Аарон не ошибался, был известен в Европе своей необычайно богатой библиотекой. Воссиус отвечал на вопрос, касавшийся нескольких текстов. Письмо было написано на латыни крючковатым почерком, и Аарон с трудом мог разобрать заголовки. Это, конечно, была находка, но все же не на уровне Спинозы. Впрочем, такой документ может свидетельствовать о дальнейшем развитии интересов Эстер.
– Так что, она права? – спросила Бриджет. – Это действительно редкое открытие?
Она склонилась над плечом Аарона так, что ее волосы щекотали ему шею. Аарон пожал плечами:
– Ну, это письмо от владельца одной из крупных библиотек относительно некоторых книг.
– Весьма интересно, – сухо ответила Бриджет.
Она вынула еще один листок и показала Аарону:
– Держу пари, не устоишь перед искушением посмотреть и это.
– А может, оставим исследовательскую работу Хелен? – рассмеялся Аарон.
– Э-э, не морочь мне голову! Ты сам знаешь, что хочешь. В смысле, эти бумаги, – добавила она, наклонив голову.
Аарон чувствовал себя совершенно по-дурацки, но отступить не мог.
– А ты был неплох, знаешь, – сказала Бриджет.
– А ты – еще лучше.
На ее лице промелькнула улыбка, на мгновение показавшаяся искренней. Теперь Аарон ненавидел себя. Каким бы человеком ни была эта женщина, он поступал с ней гадко, отвечая на ее заигрывания лишь для того, чтобы выиграть время.
Бриджет протянула ему бумагу, слегка придержав ее пальцами перед тем, как отдать:
– А ты уверен, что думаешь обо мне только как о владелице этих бумажек?
Аарон ничего не ответил, внимательно изучая латинский текст. Там в самом низу стоял резкий с нажимом росчерк человека, чьи убеждения вели его к славе и смерти: «Бенедикт де Спиноза».
То, что сделал Аарон в следующий момент, он сделал для Хелен. Коли он уж больше не жаловал себя, так почему не приберечь сокровище для нее? Аарон с трудом поднял отяжелевшую голову, взглянул на Бриджет и заставил себя пожать плечами. Потом небрежно отдал ей лист.
– Пусть Хелен тратит на это все свои пенсионные деньги. Мне лично уже все равно. Она достаточно попортила мне крови, – добавил он, вложив в свой голос всю раздражительность, на которую был способен.
Бриджет взяла листок, но вместо него, словно задумавшись, посмотрела куда-то в сторону верхнего балкона.
– Ты собираешься бросить Иэна? – вдруг спросил Аарон, сам удивившись вопросу.
– А тебе-то что? – обернулась Бриджет.
– Да ничего, – просто ответил Аарон.
Он думал объяснить ей, что хочет, чтобы они были искренни друг с другом, но не сумел сформулировать.
– Я вроде как помолвлен. Просто интересно.
Бриджет метнула на него взгляд:
– С чего бы это?
– Хотя бы потому, что ты затащила меня в постель.
Она рассмеялась, но ничего не сказала.
– Значит, ты часто так поступаешь?
– Нет, конечно. Мне нравится кокетничать, но обычно я не захожу так далеко.
Сначала Аарон не поверил ей, но мгновение спустя решил, что это правда.
– Тогда извини.
– Ты шел в порядке исключения, – заявила Бриджет.
В голосе ее звучала ярость, однако не на Аарона, а на нечто в ней самой.
– Зачем? – спросил он.
– Простое любопытство.
– Чепуха!
– А тебе не кажется, что, когда незнакомый человек заявляется в мой дом, чтобы узнать историю, до которой нет никому дела, – это может заинтриговать?
– Нет, не кажется.
– Что ж… Да, ты прав. В тебе нет ничего особенного.
Аарон машинально скользнул взглядом по нескольким прислоненным к стене картинам. Большинство из них были собственными творениям Бриджет. Полотна покрывала пупырчатая пленка, отчего изображения на них как бы распадались на части. Взгляд его задержался на смутно различимых формах: намеки, что-то воскрешающие в памяти, возможность какой-то неуловимой мудрости, которую не увидишь при обычном дневном свете.
– Знаешь, – сказал он тихо, – мне давно уже говорят об этом разозленные женщины. И я наконец понял, что так и есть.
Подняв взгляд, он увидел на лице Бриджет замешательство, как будто она рассчитывала услышать насмешку.
– Беда в том, что ты очень уж сосредоточен на истории.
С этими словами Бриджет толкнула коробку и добавила:
– Ты влюблен в нее.
Это прозвучало как обвинение.
– И что с того? Я имею в виду… вот ты влюблена в искусство.
– Нет. Мне нравится искусство.
Бриджет поставила ногу на деревянный ящик и налегла на него. Ящик, скрежеща, проехал по полу, что, видимо, понравилось ей.
– В свое время брала уроки рисования. Потом ходила на историю искусства. И еще – у меня есть вкус. В основном это означает, что я знаю, что будет продаваться, а что нет. И деньги у меня есть, так ведь? Но все это рано или поздно приедается, и понимаешь, что оно не стоит больших страстей.
Бриджет пыталась говорить иронично, но ее голос звучал хрипло.
– Ты можешь гордиться собой. Моя сумасшедшая тетка, несомненно, одобрила бы ваш с Хелен Уотт подход к истории.
Аарон следил, как Бриджет убрала ногу с ящика и поставила на него другую, но задумалась.
– Мы с Иэном не любим ничего столь страстно. Ну, или, по крайней мере, я. Возможно, Иэн страстно любит меня.
Она поморщилась и добавила:
– По крайней мере, раньше любил.
На этот раз ящик проехался по полу дальше и громче. Бриджет повернулась к Аарону:
– Если меня считают бездушным человеком, то почему бы мне не сыграть эту роль? Продам бумаги самому подлому коллекционеру, которого смогу найти, и он скроет эти документы от историков. А я воспользуюсь такой неожиданной удачей и исполню свои заветные желания!
– Это какие еще?