– Так обещай же! – слабо повторила Эстер.
Яркая синева, от которой кружится голова.
Глава тридцать первая
Аарон снова потянулся к телефону – четвертый раз за день. Набрав номер Хелен, который уже успел выучить наизусть, наговорил на автоответчик:
– Хелен, это снова Аарон. Клянусь, я не собираюсь вас преследовать и докучать вам. Просто дайте мне знать, что с вами все в порядке, хорошо? Обещаю, что не буду красть документы, хотя я и мародер, да еще и американец. Послушайте, – добавил он, – это не угроза, но если вы не перезвоните, я поеду в университет и подниму тревогу.
Тишина на линии казалась бесконечной.
– Обещаю не говорить Мартину, как вы всегда им восхищались.
Он подумал, чего бы еще такого добавить, но в трубке раздались гудки отбоя.
Он опять повернулся к монитору. Курсор укоризненно мигнул. Без свежих ричмондских бумаг, не зная, что с Хелен, на второй день он почувствовал себя настолько потерянным, что заставил себя открыть свою диссертацию. Педантичный анализ, заметки для основной части, которую так и не написал… Аарон читал и читал, но диссертация казалась обнесенным стеной городом, вокруг которого он ходил в безуспешных поисках входа.
Чего он ждет? Ведь с Хелен наверняка что-то случилось; нужно действовать. Логика подсказывала, что в силу своего колючего английского характера она могла просто уединиться для работы с бумагами. Но ему не верилось. Что-то случилось, ей и так нездоровилось, она упала, ей нужна помощь… Или же это все пустые страхи – мог ли он теперь доверять своей интуиции?
Его раздражала собственная нерешительность. Прошло уже пять дней после письма Марисы, а он до сих пор не ответил. Мариса правильно предположит, что это проявление трусости. Она поняла его с самого начала; Аарон Леви был наполовину настоящим и наполовину притворным. И теперь ей станет окончательно ясно, какая именно половинка одержала верх. Неспособность даже подойти к предмету без того, чтобы в груди тотчас же не зародилась паника, являлась самой слабой его чертой, и изменений к лучшему ждать не приходилось.
А теперь еще и Хелен куда-то пропала, а он даже не может решить, что делать. Как получилось, что он так и не удосужился узнать, где она живет?
Он медленно встал и натянул спортивные штаны, только тут поняв, что не выходил из квартиры с позавчерашнего дня. На улице Аарон едва не задохнулся наполненным пыльцой воздухом. Сам факт наступления весны казался ему неуместным. Но, немного пройдясь, он ожил, стряхнул оцепенение и нырнул в метро.
Зал редких рукописей оказался закрыт. Объявление гласило, что в зале идут работы по установке нового книжного шкафа и он откроется в полчетвертого. Часы показывали три с четвертью, и Аарон прислонился к стене в ожидании. Не прошло и двух минут, как раздались шаги, и перед ним возник не кто иной, как Брайан Уилтон. Увидев Аарона, он замешкался, не находя благовидного предлога для отступления. Потом бросил взгляд на объявление и, вежливо кивнув, остановился рядом с Аароном.
– Чертов шкаф, – произнес Уилтон.
– Чертов шкаф, – эхом отозвался Аарон.
Уилтон кивнул и тоже оперся о стену.
Его каштановые волосы были на удивление густы и слегка завивались. По одежде явно скучал утюг, но выглядел Уилтон опрятно. Аарон не испытывал к Уилтону особенной неприязни, как Хелен, но теперь это начало меняться. Внешний вид Уилтона показался ему чересчур изысканным для ученого-историка, тем более англичанина. «С такой невинной физиономией вполне можно занять первое место на всеанглийском конкурсе смазливых историков, – подумал Аарон. – И на конкурсе экстравагантных причесок».
– Вы видели Хелен Уотт в последние дни? – грубовато спросил он Уилтона.
– Нет, – тут же отозвался тот, словно в эту минуту сам думал о ней. – Несколько дней не видел.
Что-то промелькнуло у него на лице, и только немного погодя Аарон догадался, что это было чувство вины.
– Я слышал, она уходит на пенсию, – осторожно добавил Уилтон.
– Только формально, – поспешно сказал Аарон.
Уилтон натянуто улыбнулся и стал смотреть в другую сторону.
Аарону до смерти хотелось рассказать ему о документах, которые Хелен выкупила у Бриджет. И увидеть выражение его лица, когда они с Хелен опубликуют свою статью. Если, конечно, Хелен не решила избавиться от Аарона и сделать это в одиночку. И если она вместе с бумагами не провалилась в кроличью нору. Или не лежит в больнице, одна, затерянная в этом переполненном людьми городе. Последнее предположение Аарон собирался проверить этим вечером.
Он взглянул на часы – до открытия зала оставалось пять минут.
Уилтон вздохнул и заговорил, не глядя на Аарона:
– Никогда не забуду, как я оскорбил ее. Давно это было. Я отпустил сальную шутку, а потом обернулся, а она стоит совсем рядом. Да еще так посмотрела, я аж окаменел.
Аарон почувствовал, что невольно ухмыляется при этом признании, но, слушая Уилтона, стал ощущать не превосходство, а скорее симпатию.
– Видите ли, она из тех людей, чье мнение имеет значение, – продолжал Уилтон. – А ее одобрение нужно заслужить.
Аарон кивнул.
– Но мне это не удалось, – сказал Уилтон.
За толстым стеклом возникла фигура библиотекаря Патриции. Лязгнул металл замка, дверь отворилась, и Уилтон прошел в зал прежде, чем Аарон успел произнести: «Мне не помешал бы такой друг, как вы…»
Патриция смотрела на него в упор, и Аарон понял, что стоит столбом в проеме, мешая закрыть дверь.
– Слушайте, – сказал он библиотекарю. – Я никак не могу дозвониться до Хелен. Она собиралась принести сюда какие-то бумаги; может, вы ее видели?
Он не успел договорить, как Патриция нахмурилась. Затем решительно покачала головой. Аарон с удивлением заметил, что она тоже обеспокоена и, видимо, относится к той породе людей, чье беспокойство легко обращается в гнев на весь мир, неспособный быть безопасным.
– Я не видела ее уже несколько дней, – сказала Патриция.
И Аарон услышал и понял, что и ее краткий ответ, и неусыпная бдительность на рабочем месте, и идиотская слежка за карандашами – все это было проявлением любви.
– Я сама ей позвоню, – пообещала Патриция. – А если не дозвонюсь, то поеду к ней домой, как только шкаф доделают. Это часа через два.
Она вынула из кармана карандаш, и они с Аароном обменялись номерами телефонов.
Теперь он был совершенно свободен. Аарон даже поверить не мог, как легко Патриция взяла на себя заботы о Хелен. На него нахлынуло чувство благодарности, и он едва не поцеловал библиотекаря в ее увядшую щеку.
Однако чуть погодя ему пришло в голову, что Патриция сняла с него ответственность подобно тому, как у маленького ребенка забирают зверушку, чтобы тот ее не мучил.
Да, надо было поступить иначе: нет, мэм, спасибо, но я разберусь сам. Разве не так должен вести себя мужчина… или Аарон не такой уж и мужчина?
И, ошеломленный этой мыслью, Аарон сделал то, что только полный идиот назвал бы смелым поступком. Он быстрым шагом вышел из хранилища, пересек двор и направился на исторический факультет. Он решил объявить о своей научной неудаче – так сказать, броситься на собственный меч, – чтобы доказать (кому?), что у него осталось хоть немного порядочности. Несколько месяцев он представлял себе, как начинает новую страницу своей академической карьеры благодаря сотрудничеству с Хелен, как стучится в дверь Дарси и объявляет ему, что Шекспир в его творческих замыслах уступил место более яркой и перспективной теме для диссертации. Правда, теперь, после новостей от Марисы, Аарон сомневался, что способен написать хоть что-нибудь. Тут даже не требовалось суровых суждений Хелен, которые и так эхом отдавались у него в ушах, чтобы понять, что он ни на что не способен. Он мог часами сидеть за компьютером, не родив ни слова, так что ему начинало казаться, что монитор вот-вот проглотит его. Даже новые документы, что они нашли у Бриджет, казались ему миражом, а подпись Спинозы – плодом его раздраженного воображения.
И вот он постучался в дверь кабинета Дарси – не в твидовом пиджаке, который надевал в таких случаях, а в джинсах и жеваной синей футболке. В отличие от модной небрежности Уилтона, Аарон выглядел просто неряхой. Он услышал приближающиеся шаги Дарси и вдруг понял, что проходил в этой футболке, не снимая, три дня.
Дарси открыл дверь.
– Привет, – сказал он несколько удивленно. – А мы что, договаривались о встрече?
Один лишь вид Дарси подействовал на Аарона успокоительно: квадратные линзы в металлической оправе, редеющие каштановые с проседью волосы, высокая сутуловатая фигура. Дарси имел озабоченный вид человека, погруженного в исторические труды и уверенного, что докуки реальной жизни можно доверить кому-нибудь другому, например жене.
Дарси не отпускал дверную ручку, и Аарон понял, что тому не нравится, что его оторвали от работы.
– Или вы хотите договориться?
Его отеческий тон привел Аарона в чувство, однако слова упорно не шли у него с языка.
– Ну что ж, – сказал Дарси, не дождавшись ответа. – Проходите, присаживайтесь.
Аарон последовал приглашению, но садиться не стал, а лишь оперся руками о деревянную спинку стула.
– У меня, – сказал он, – возникли определенные трудности.
На последнем слове его голос дрогнул. Он чувствовал, что совершает роковую ошибку, но теперь, в отличие от прошлых случаев, он понимал, что его привела сюда не вспыльчивость, а ощущение, что он сделан из чрезвычайно хрупкого материала, что малейший ветерок может размолоть его в прах и поэтому необходимо показаться хоть кому-то на глаза, пока не стало слишком поздно.
Сидя за столом, Дарси осторожно улыбнулся:
– Что, Шекспир дурно с вами обращается?
Аарон покачал головой. Помедлив мгновение, он сказал:
– Кажется, я запутался в своей жизни.
Кто-то прошел мимо кабинета. Дарси спросил:
– И насколько все плохо?