В глухой тишине кабинета Хелен на мгновение углядела размытое отражение своего лица в стеклянном циферблате часов – резкие вертикальные линии у рта, заострившийся подбородок, натянутые сухожилия на шее, выдававшие привычку питаться наспех или не есть вообще. Щеки, круто ниспадавшие с высоких округлых скул, были бледны и изборождены морщинами.
На доли секунды она увидела свое лицо таким, каким, должно быть, видят его ее более молодые коллеги. Наклонившись вперед, Хелен смотрела, как легкий туман от ее дыхания постепенно застилает стекло.
Когда-то давно это лицо привлекало внимание если не красотой, то чем-то иным.
«Никогда еще не видел такого искреннего лица!» – сказал как-то Дрор.
Но иногда правда может ранить.
Она отвернулась от циферблата. Какой смысл мечтать впустую о том, какая была бы жизнь, родись ты с другим лицом?
Раздался стук в дверь.
– Войдите, – отозвалась Хелен.
Он оказался молод и высок. Войдя в кабинет, снял лыжную шапочку и сунул ее в карман джинсов. Одет гость был в футболку и шерстяной блузон – настолько вольно, что вызвал бы удивление даже у тех преподавателей исторического факультета, которые считали себя слишком современными, чтобы тщательно следить за стилем одежды.
– Профессор Уотт? – спросил вошедший.
В душе Хелен проснулась былая воинственность. У нее была манера сбивать спесь с коллег, когда еще были силы общаться с ними.
– Вы опоздали, мистер Леви, – сказала она.
Хелен ждала, как молодой человек воспримет ее упрек. Но его, похоже, не задела такая холодность. Аарон Леви выглядел худощавым, и у него было приятное лицо, правда, с характерным для американца несколько вялым ртом. Казалось, его дружелюбное выражение в любой момент могло превратиться в насмешливую ухмылку.
– Прошу прощения, – молвил Леви. – Автобус задержался.
Он говорил с легким акцентом. Хелен не ожидала, что Леви окажется столь ярко выраженным евреем. Это обстоятельство могло создать проблемы, хотя сейчас Хелен беспокоило другое. Что-то вспыхнуло в ее памяти, словно блуждающий огонек. Дрор.
– Могли бы и позвонить, – сказала она.
Леви обвел Хелен изучающим взглядом.
– Прошу прощения, – спокойно ответил он.
Ответный ход, но никак не извинение.
Хелен смотрела на Леви, начиная что-то понимать. Она сосредоточилась. Нет, нельзя, чтобы волнение заставило ее потерять контроль над собой. Да, несомненно, Аарон Леви имел определенное сходство с кем-то, кто был ей очень дорог. Ну и что? Бывает, что люди похожи друг на друга.
– Мистер Леви, вы понимаете, какой от вас требуется уровень профессионализма? – резко спросила Хелен.
У Леви от удивления и негодования вспыхнул румянец на щеках. Затем Хелен наблюдала, как тот волевым усилием подавляет эмоции. Леви овладел собой, и его худощавое тело слегка откинулось назад, прислонившись к стене. В уголках глаз показались лучики, а на лице появилось озорное выражение. Он явно был из той породы мужчин, которые привыкли заигрывать с женщинами.
– Мне нравятся сложные задачи, – сказал Леви.
«Нет, – пронеслось в голове у Хелен, – он совсем не похож на Дрора».
– Профессионализма, требуемого при работе со старинными документами, найденными в Ричмонде. Или Дарси не объяснил вам, в чем дело?
Хелен почувствовала, что заинтересовала его. На этот раз в глазах Леви мелькнуло что-то, что заставило ее пристальней посмотреть на него – словно Аарон Леви, зевнув, удалился с приема, оставив после себя кого-то другого.
– Эндрю Дарси сказал, что последнюю целую, нетронутую генизу той эпохи нашли более пятидесяти лет назад.
– Шестидесяти, – поправила Хелен. – И пока мы не изучим все эти документы, не сможем сказать наверняка, является ли эта находка настоящей генизой.
– Он сказал также, что вам может потребоваться специалист, способный переводить с португальского и иврита.
– Я сама вполне могу выполнить перевод.
Леви скрестил на груди руки.
– Если вы согласны приступить к работе, – продолжала Хелен, – то последующие три дня вам придется выполнять мои указания. Учитывая то, о чем я уже доложила Джонатану Мартину (декан исторического факультета, чьи теплые отношения с вице-канцлером и заветная цель натянуть нос Университетскому колледжу Лондона могли бы наконец сыграть Хелен на руку), документы можно будет скоро приобрести. При условии, что оценка этих бумаг устроит университет – а я в этом уверена, – и если ваша квалификация окажется достаточной… – тут Хелен сделала многозначительную паузу, – возможно, я смогу предоставить вам возможность работать с этими документами и дальше.
Леви ничего не ответил.
– Разумеется, это означает некоторую отсрочку подачи вашей диссертации. Как я понимаю, вы потратили на нее довольно много времени?
Это была явно преднамеренная провокация со стороны Хелен, она ждала ответа Леви, хотя и сама удивлялась своей резкости. Не было никакой причины для подобных вспышек, ведь Леви ничем не мог повредить ей. Он был просто аспирантом, судя по всему, схватившимся за не самую выигрышную тему.
Дарси сообщил ей, что Аарон Леви занимается исследованием возможных связей между участниками шекспировского круга и евреями-беженцами, которым пришлось покинуть елизаветинский Лондон, когда там свирепствовала инквизиция. Как казалось Хелен, эта тема больше подошла бы для факультета английской филологии, нежели для исторического, но Аарон до конца стоял на своем, пока Дарси не сдался. В частности, юный мистер Леви искал доказательства тому, что Шейлок был списан Шекспиром не только лишь с печально известного еврейского врача Лопеса, которому отсекли голову за якобы готовившееся им покушение на королеву Елизавету, но и с других евреев, с коими Шекспир, вероятно, общался на протяжении многих лет. Да, это был довольно смелый и амбициозный выбор темы для диссертации.
А вот возьмись Леви изучать католические корни Шекспира, то, возможно, дело бы у него пошло иначе. Тем более что исследования в данной области с недавних пор получили новый толчок – как только на чердаке дома отца Шекспира был обнаружен религиозный памфлет. Этот документ открыл новые горизонты в шекспироведении, позволив молодым ученым обеспечить себя работой на долгие годы. Шекспир как тайный католик, Шекспир как католический художник, вынужденный скрываться от бдительного ока протестантской монархии, – вот это была бы благодатная почва для исследований.
Что же до взаимоотношений великого английского драматурга и евреев, то здесь, по сути, ловить было нечего. Кроме «Венецианского купца» и одного весьма сомнительного намека в «Отелло», в пьесах совсем не упоминалось о евреях. А помимо пьес, других материалов и не было. Конечно, догадки можно было строить на чем угодно: личность «Темной Леди» или «Прекрасного Друга»… ну, или хотя бы на том, что Бард предпочитал на завтрак. Но без весомых доказательств все попытки связать Шекспира с евреями оставались не более чем теориями, уже подробнейшим образом рассмотренными Шапиро, Кацем и Грином. И если корифеи так ничего существенного и не смогли разглядеть, то каковы же были шансы у американского аспиранта? Как говорил Дарси, молодому человеку, несмотря на все его упорство, приходилось трудно…
Леви ничем не выдал своего отношения к вопросу Хелен, а просто медленно и спокойно кивнул.
– Бумаги, о которых идет речь, – Хелен заговорила быстрее, – находятся в Ричмонде, в доме семнадцатого века постройки, которым сейчас владеет семья Истонов – им дом достался от покойной тетки. Мне удалось выяснить, что дом построен в тысяча шестьсот шестьдесят первом году португальскими евреями. В девяносто восьмом году того же века его перепродали, а потом он переходил из рук в руки в тысяча семьсот четвертом и двадцать третьем годах. Затем в девятнадцатом веке одно крыло снесли и возвели на его месте новое строение, а в тысяча девятьсот десятом дом был приобретен семьей тетки Истонов, которая уже впоследствии позволила ему спокойно разрушаться, не подпуская даже близко местные исторические сообщества.
Да, а лет так десять тому назад я, кажется, преподавала мистеру Истону историю семнадцатого века. Скорее всего, я упомянула тот факт, что написала несколько статей о евреях-марранах и европейской инквизиции. И вот теперь, обнаружив у себя под лестницей собрание документов на иврите, он вспомнил об этом и позвонил мне.
Хелен ощутила, как ее губы складываются в кривую улыбку.
– Я-то сама не помнила этого Истона. Вероятно, он не сильно впечатлил меня тогда как студент. Но зато теперь я по-настоящему впечатлилась.
По коридору прошли двое или трое сотрудников. Шум их шагов все нарастал, а затем стал стихать, хотя в викторианских интерьерах еще долго отдавалось эхо. Хелен положила руку на письменный стол, словно пытаясь что-то запомнить, зафиксировать, но тут бледный свет из окна попал в карие глаза Аарона Леви, отчего его взгляд сделался мягким. Это почти насмешило Хелен: ну да, профессор Уотт, шестьдесят четыре года… Хранитель общих мнений и чужих разочарований. Ее память напоминала старую лестницу, ступени которой износились от чужих, давно уже истлевших ног. Она почувствовала, как некая пульсация прошла сквозь ее уставленное книгами святилище: что-то шевельнулось в памяти, но это же и остановило Хелен. Запах примятой травы, запах пыли… И вдруг в ее животе крутанулся металл страха.
Да, у Дрора были такие же тугие кудри, те же миндалевидные глаза. Но все-таки какие же они разные… На мгновение перед ее взором возникло его лицо: загорелая кожа, подбородок, шевелящиеся губы, с которых слетают безжалостные слова. «Хелен. Это неправда. Вы же знаете, что это не так».
Ей удалось отогнать видение. За ним – гулкая пустота.
Было понятно, что во всем виноваты найденные бумаги. Они сломили ее. Зачем же ждать, что давно умершее вернется снова?
Едва слышно пощелкивал электронагреватель. Перед ней стоял аспирант, которого она видела впервые в жизни, лет на сорок моложе ее. Он смотрел на нее сосредоточенным взглядом, словно слышал все, что она сказала и что не произнесла.