– Знаю я одну благородную девушку, – сказал Бескос. – Она знает свое место в этом мире и скорее обрядит обезьяну в кружева, чем станет возиться с таким фолиантом.
В голосе Бескоса звучало явное недовольство. Эстер показалось, что не из-за девушки. Но что делать: просто проигнорировать его брюзжание или дать отпор?
– А согласен ли на брак ее отец? – спросила она.
Только после этих слов она поняла, что ей следовало промолчать. Бескос смотрел на нее так, словно Эстер, забывшись, перешла некую запретную черту.
– Ее отец, – раздельно произнес Бескос, – желает, чтобы она достигла более зрелого возраста. Да в одной пряди ее волос больше зрелости, чем в его шевелюре! Но, как я вижу, вы считаете себя вправе интересоваться делами тех, кто стоит куда выше вас!
Быстрым движением он оттолкнул ее руку и схватил том с ее колен. Перелистнув несколько страниц, Бескос прочитал: «Мне уда ло сь найти принцип, который заключается в том, что эта комета движется в созвездии Большого Пса по такой протяженной орбите, что описанная ее часть чрезвычайно мала по сравнению со всей ее окружностью и представляется наблюдателю прямой линией».
Бескос повернулся к Эстер:
– Ну, вы полагаете, что способны это понять?
Она не решилась ответить.
– Вижу, – протянул Бескос, – что способны. Говорят, что евреи крадут идеи точно так же, как кровь и серебро, и вот вы доказываете мою правоту. Но как бы то ни было, вы верите тому, что здесь напечатано? Тому, что ваши глаза могут вас обманывать и прямая линия, которую они являют вам, может быть на самом деле частью круга?
Эстер молчала, опасаясь, что ее ответ спровоцирует его.
– А я верю своим глазам, – произнес Бескос, пристально смотря на девушку. – И в то, что чувства, которые Он дал нам, доказывают Его слово.
Было видно, что он говорит о Боге не со страстью, а как владелец, когда говорит о своей собственности. На данный момент воля Божья стала прерогативой Бескоса.
– Мне не нравятся люди науки, – сказал он, – ибо они отрицают Бога, преклоняясь перед разумом.
Эстер понимала, что не стоит говорить об этом, но не смогла удержаться:
– И все же, разве человек не наделен разумом, чтобы он мог лучше понимать работу Бога и даже помогать Ему предотвращать бессмысленные страдания Его творений?
– Ого! – воскликнул Бескос и дважды хлопнул в ладоши, так что Эстер вздрогнула от неожиданности. – Когда я был мальчишкой, отец отослал меня учиться к священникам. Вам известно, чему они учили?
Чтобы не смотреть на него, Эстер уставилась в залитое дождем окно.
– Они учили, что бессмысленных страданий не бывает. Божьи кары даются во исцеление.
Бескос доверительно наклонился вперед:
– Священники рассказывали нам и о евреях. По их словам, вы считаете страдания ненужными, потому что не верите в очищение через них своей души и в существование загробной жизни.
– Мне не знакомо такое учение, – тихо произнесла Эстер.
– Да неважно, – ленивым жестом отмахнулся Бескос. – Придет время, и священники сами вам все расскажут.
Эстер видела, как в его словах мелькнула и тотчас же скрылась угроза. Был ли он опасен по-настоящему или только хотел казаться таким?
– В этой стране нет инквизиции! – резко сказала она.
– Пока нет, – улыбнулся Бескос. – Вот ваш друг Джон почему-то любит евреев. Но дело в том, что он любит всех, кого преследуют, и охотно бранит самих преследователей. Однако скажу вам то же, что и ему: король Англии настолько же протестант, насколько гусеница – бабочка. То есть только на время.
Эстер вспыхнула и, вскочив с места, отошла подальше от Бескоса.
– Думаю, вам следует покинуть этот дом.
– Пожалуй, я останусь, – сказал Бескос. – Мне все-таки нравится ваша манера изъясняться.
Раздался стук в дверь, и Ханна поспешила открыть, смерив настороженным взглядом Бескоса и Эстер, словно они были нежелательными гостями.
Вошел Джон.
– Эстер! – позвал он, передавая свое мокрое платье прислуге.
Голос его звучал легко и с искренней веселостью. Эстер, взволнованная словами Бескоса, только молча взглянула в растерянное лицо Джона. Но прежде, чем тот успел что-либо спросить, из задней части дома донеслись раскаты смеха и появились Том ас и Мэри. Одна рука Томаса покоилась на талии Мэри, а в другой он держал бутылку мадеры. Он широким жестом пригласил всех сесть, словно уже был хозяином в доме.
– Что нового? – вопросил он.
– Джон только что пришел, – сказал ему Бескос, – так что пропустил весьма интересный ученый диспут. Мы с компаньонкой Мэри обсуждали недавно появившуюся комету. И заодно исправление заблуждений евреев нежными руками инквизиции.
Все еще не отпуская талии Мэри, Томас поднял руку с зажатой в ней бутылкой, сначала осторожно приложился, но тут же выпил до дна.
– Комета… – произнес он, устраиваясь поудобнее. – Что ж, давайте послушаем о ней, как вы думаете?
По лицу Мэри пробежала тень. Она сморгнула, глядя на Томаса, и села.
– Томас, угости друзей, – предложил Бескос.
Тот все еще держал опустошенную бутылку дном вверх, отчего несколько капель упали на бархат дивана Диего да Коста Мендеса. Мэри тут же кликнула Ханну, чтобы та принесла еще бутылку; пока все ждали, Эстер заметила, как Мэри провела пальцами по пятну с одновременно торжествующим и горьким выражением.
Джон хмурился.
– Дорогой Томас, – начал Бескос, – чтобы узнать о комете, вам следовало бы прочитать эти публикации, которыми ваш благородный отец постоянно снабжает вас.
С этими словами он взял книгу и треснул ею Томаса по голове. Тот с жалобным криком ухватился за журнал, но Бескос швырнул его на пол. Оба приятеля рассмеялись.
Джон поднял его и, взглянув на обложку, повернулся к Эстер и спросил негромко:
– Вы читали?
– Да, – ответила девушка.
– Мне хотелось бы узнать ваше мнение, – сказал Джон. – Мои учителя очень высокого мнения о Королевском обществе.
– Вы учитесь?
Джон покраснел, как будто вопрос Эстер был одновременно и похвалой, и обвинением.
– Учился, – промолвил он. – Ну, учусь… вернее, буду учиться, если мне будет позволено.
Принесли новую бутылку, на этот раз светлого вина. Томас поднес ее к свету и внимательно рассмотрел, водя пальцем по выпуклому сургучному гербу дома да Коста Мендес, словно присматривал его для покупки на рынке. Он выпил и передал бутылку друзьям. Когда дело дошло до Мэри, та тоже сделала большой глоток.
– Давай, давай его сюда! – сказал Томас, тыча пальцем в бутылку. – Лекарство против чумы.
– Это кошки разносят ее, – заявила Мэри.
Она отобрала бутылку у Томаса, снова выпила, съеживаясь при каждом глотке, как будто заставляла себя. Эстер обратила внимание, что Мэри избегает встречаться взглядом с Бескосом, как будто его и не было в комнате.
– Нет, собаки, – сказал Томас.
– И кошки, и собаки, – согласилась Мэри. – И миазмы. Но, как утверждает отец, – заметила она, изящно утирая рот кружевным рукавом платья, – поветрие скоро сойдет на нет.
Мэри покраснела при упоминании об отце.
– Так же говорят и астрологи, – добавила она.
Мэри не стала пить на этот раз, зато Эстер приложила губы к прохладному зеленому стеклу. От вина во рту сделалось сладко и по телу разлилось тепло.
Джон удивленно поглядел на нее – вероятно, его знакомые дамы не пили из горлышка. Она намеренно сделала второй глоток, но не удержалась и закашлялась.
– Ну, дружище, как твое сватовство? – спросил Томас, когда бутылка пошла по второму кругу.
Бескос рассмеялся, но в смехе этом послышалось предупреждение.
Однако Томас не отставал:
– Смягчил ли ты сердце ее отца?
– Друг мой, ты не понимаешь ничего в таких вещах, – негромко сказал Бескос.
Эстер заметила, что тот совершенно свободно говорил колкости Томасу, но не терпел их в свой адрес.
– Ну скажи хоть что-нибудь! – воскликнул Томас. – Насколько далеко ее святость дала тебе зайти?
– Томас! – одернул приятеля Джон. – Веди себя прилично!
Бескос подался вперед, отчего под ним скрипнули ножки стула:
– Что ты знаешь о настоящей любви?
Томас уже не смеялся.
– Будь у меня герб, как у твоей семьи, Томас, будь у меня такое же блестящее образование, я был бы уже женат, – сказал Бескос. – А теперь посмотри, какая тебе от всего этого польза, – добавил он, смерив взглядом Томаса с ног до головы.
Тот ответил насмешливым полупоклоном.
Бескос же указал на Мэри и Эстер.
– Мне интересно, что такого в этом доме пленило тебя и Джона? Каждый из вас очарован своей еврейкой.
Эстер посмотрела на Мэри, которая, казалось, не понимала, шутка это или нет.
– Позволь, я скажу тебе, что такое естественная, настоящая любовь, – продолжал Бескос, по-прежнему обращаясь только к мужчинам. – А это вот как: подобное должно сочетаться с подобным. Все остальное отвратительно.
– Ты говоришь так, будто евреи ниже тебя, – возразил Джон, поглядывая на Бескоса.
У того мгновенно загорелись глаза:
– А то это не так, Джон? Ты знаешь, друг мой, что случилось с евреями Йорка?
Воцарилось молчание.
– Удивительный пример упрямства, – объявил Бескос, причем голос его зазвучал игриво, словно он собирался рассказать о каком-то забавном случае.
– Они перерезали друг друга. Да-да, прямо здесь, в нашей дорогой Англии! Они укрылись в замке от преследовавшей их толпы, а когда им стало ясно, что люди не уйдут, не отведав еврейской крови, то просто поубивали друг друга, чтобы не предать своих убеждений.
Он с любопытством поглядел на Эстер.
– Представьте себе. Они избавили христиан от лишней работы.
Слышался отдаленный стук дождя по крыше.
– По правде говоря, – продолжал Бескос, – выбор евреев всегда казался мне противоестественным. Если так можно выразиться, они кажутся прирожденными мучениками, готовящими себя всю жизнь к тому, что на них начнут охотиться, и в то же время ведут себя так, чтобы спровоцировать охотников. Скажите, вы смогли бы поступить так же, как йоркцы? – обратился он к Мэри. – Или, может быть, предпочли бы чтобы к вашему горлу приставил нож кто-нибудь другой? А возможно, вы бы взмолились о пощаде и отреклись от своей веры.