Я весь день бегал от Всемирной организации здравоохранения — от тех самых людей, чье поручение должен исполнять.
— Теперь внимание, профессор, — требовательно продолжила Сински. — Источник инфекции Зобриста… имеете вы представление, где он может быть? — Она смотрела на него сверху вниз с видом крайне напряженного ожидания. — У нас очень мало времени.
Он далеко отсюда, хотел сказать Лэнгдон, но прикусил язык. Он поднял глаза на Брюдера — на человека, который утром в него стрелял, а потом чуть не задушил. У Лэнгдона так быстро уходила из-под ног почва, что он понятия не имел, кому можно доверять.
Сински наклонилась к нему с еще более напряженным видом.
— У нас создалось впечатление, что источник здесь, в Венеции. Это так? Скажите нам, где именно, и мы пошлем группу на берег.
Лэнгдон колебался.
— Сэр! — нетерпеливо рявкнул Брюдер. — Вам явно что-то известно… Говорите, где он! Вы что, не понимаете, что может произойти?
— Агент Брюдер! — прикрикнула на него Сински. — Хватит вам!
Снова повернувшись к Лэнгдону, она заговорила негромко:
— Учитывая, через что вы прошли, вполне можно понять, что вы сбиты с толку и не знаете, кому верить. — Она помолчала, пристально глядя ему в глаза. — Но время на исходе, и мне я просила бы поверить.
— Лэнгдон может подняться? — спросил новый голос.
В двери появился малорослый холеный человек с густым загаром. Он обратил на Лэнгдона изучающий, натренированно-спокойный взгляд, но Лэнгдону в этом взгляде почудилась опасность.
Сински жестом попросила Лэнгдона встать.
— Профессор, с этим человеком я предпочла бы не сотрудничать, но ситуация такова, что выбора у нас нет.
Лэнгдон неуверенно спустил ноги с койки и, встав, не сразу обрел равновесие.
— Следуйте за мной, — сказал загорелый, двинувшись к двери. — Мне надо вам кое-что показать.
Лэнгдон стоял на месте.
— Кто вы такой?
Загорелый помедлил, сведя пальцы под подбородком.
— Имя не имеет значения. Можете называть меня шефом. Я руковожу организацией… которая, увы, допустила ошибку, оказав Бертрану Зобристу помощь в преследовании его целей. Теперь я стараюсь эту ошибку исправить, пока не поздно.
— Что вы хотите мне показать? — спросил Лэнгдон.
Собеседник устремил на Лэнгдона твердый взгляд.
— То, после чего у вас не останется сомнений, что мы все на одной стороне.
Глава 78
Лэнгдон последовал за загорелым по тесному лабиринту клаустрофобных подпалубных коридоров; доктор Сински и люди из ECDC двигались сзади цепочкой. Когда подошли к трапу, у Лэнгдона возникла было надежда, что они поднимутся к дневному свету, но нет: пришлось спускаться дальше в глубь судна.
В его недрах шеф провел их через рабочее помещение, состоящее из стеклянных кабинок, — у одних стенки были прозрачные, у других матовые. Во всех этих звукоизолированных отсеках сидели сотрудники, по горло занятые работой: кто-то печатал на компьютере, кто-то говорил по телефону. Тех, что поднимали головы и замечали проходящую группу, присутствие незнакомцев в этой части яхты, похоже, всерьез тревожило. Загорелый успокаивал их кивком и энергично двигался дальше.
Куда я попал? — спрашивал себя Лэнгдон, проходя через новые компактно спланированные рабочие зоны.
Наконец хозяин вошел в просторный конференц-зал, остальные друг за другом проследовали за ним. Когда расселись, он нажал кнопку, раздалось шипение и стеклянные стены стали непрозрачными. Лэнгдон, никогда такого не видевший, был сильно удивлен.
— Где мы находимся? — не выдержал он наконец.
— На моем судне — на «Мендации».
— На «Мендации»? — переспросил Лэнгдон. — От латинского слова, означающего ложь? У греков бог обмана — Псевдолог, римляне называли его Мендацием.
На шефа эрудиция Лэнгдона, похоже, произвела впечатление.
— Это мало кто знает.
Не слишком благородное название, подумал Лэнгдон. Мелкий божок, властвующий над духами неправды и фальсификации.
Владелец судна достал красную флешку и вставил в электронное устройство у дальней стены. Огромный плоский жидкокристаллический экран ожил, верхний свет померк.
После нескольких секунд молчаливого ожидания Лэнгдон услышал тихий плеск воды. Поначалу он подумал, что звук доносится из-за борта, но потом понял, что он идет из динамиков экрана. Медленно проступило изображение: мокрая стена пещеры, на ней колышется красноватый свет.
— Этот видеосюжет снял Бертран Зобрист, — сказал хозяин. — И попросил меня обнародовать его завтра.
Молча, не веря своим глазам, Лэнгдон смотрел диковинный фильм… озеро в каком-то подземелье, подернутое рябью… камера опускается в воду… приближается к запачканному илом плиточному полу, к нему привинчена табличка с надписью: В ЭТОМ МЕСТЕ И В ЭТОТ ДЕНЬ МИР ИЗМЕНИЛСЯ НАВСЕГДА.
Подписано: БЕРТРАН ЗОБРИСТ.
Дата — завтра.
Господи! Лэнгдон в полумраке повернулся к Сински, но она с отсутствующим видом уставилась в пол: она явно уже видела фильм и была не в силах смотреть его еще раз.
Камера стала поворачиваться влево, и Лэнгдон, к своему смятению, увидел в воде слегка колеблющийся прозрачный пластиковый мешок с густой желто-коричневой жидкостью. На поверхность мешок не всплывал: похоже, нежную сфероподобную оболочку соединяла с полом какая-то привязь.
Что за чертовщина? Лэнгдон смотрел на раздутый пузырь из пластика во все глаза. Вязкое содержимое, казалось, медленно кружится… точно варево.
У Лэнгдона перехватило дыхание. Вот она, новая чума Зобриста.
— Остановите фильм, — сказала в темноте Сински.
Изображение застыло: пластиковый мешок в воде, не всплывающий из-за привязи… жидкое, герметически замкнутое облачко, висящее в пространстве.
— Думаю, вы догадались, что это такое, — сказала Сински. — Вопрос — как скоро оно вырвется наружу? — Она подошла к экрану и показала на маленькую надпись на прозрачном пластике. — Увы, это нам говорит, из чего сделан мешок. Можете прочесть?
С бьющимся сердцем Лэнгдон вгляделся в надпись, которая явно была товарным знаком: Solublon®.
— «Солюблон». Эта компания — крупнейший в мире изготовитель пластика, растворимого в воде, — сказала Сински.
У Лэнгдона свело мышцы живота.
— То есть мешок… растворяется?!
Сински мрачно кивнула.
— Мы связались с компанией-производителем и получили неутешительные сведения: они делают десятки сортов пластика, который растворяется за любое время от десяти минут до десяти недель — смотря какой выбран сорт. Время растворения, кроме того, немного варьируется в зависимости от характера воды и температуры, но нет сомнений, что Зобрист тщательно учел эти факторы. — Она сделала паузу. — Мешок, мы полагаем, растворится к…
— Завтрашнему дню, — перебил ее шеф. — Эту дату Зобрист обвел кружком в моем календаре. И она же значится на табличке.
Лэнгдон сидел в темноте, не в силах вымолвить ни слова.
— Покажите ему остальное, — сказала Сински.
Фильм пошел дальше; камера теперь скользила по подсвеченной воде и сумрачным стенам подземелья. Лэнгдон не сомневался, что именно про это место говорилось в стихотворении: в кроваво-красных водах, куда не смотрятся светила.
Вспоминались картины ада у Данте… река Коцит, текущая через пещеры преисподней.
Озеро это, где бы оно ни находилось, обступали мшистые стены — стены искусственные, чувствовал Лэнгдон. У него, кроме того, возникло ощущение, что снята лишь малая часть обширного внутреннего пространства; на это указывали, например, очень бледные вертикальные тени на стенах. Тени были широкие, столбообразные и шли через равные расстояния.
Колонны, сообразил Лэнгдон.
Потолок пещеры поддерживают колонны.
Водоем находится не в пещере, а в огромном зале.
Затем подземный отыщи дворец…
Но не успел Лэнгдон открыть рот, как его внимание привлекла новая тень на стене… тень, похожая на человеческую, с длинным носом-клювом.
Боже милостивый…
Тень заговорила — слова звучали глухо, это был пугающий ритмический шепот, разносящийся над водами:
Я ваше спасение. Я Тень.
Следующие несколько минут Лэнгдон смотрел самое жуткое кино в своей жизни. Горячечный монолог безумного гения — Бертрана Зобриста в обличье чумного доктора — изобиловал отсылками к «Аду» Данте, и суть его речей была совершенно ясна: численность человечества неконтролируемо растет, и это ставит под вопрос само его существование.
Голос с экрана вещал:
Сидеть сложа руки — значит приветствовать Дантов ад, где все мы погрязнем в грехе, будем голодать и задыхаться от тесноты. И я отважился принять вызов. Кто-то отшатнется в ужасе, но спасение никогда не дается даром. Когда-нибудь мир оценит красоту моей жертвы.
Лэнгдон содрогнулся, увидев, как на экране, одетый чумным доктором, внезапно появился сам Зобрист. Когда он затем сорвал маску, Лэнгдон уставился на худое лицо, на безумные зеленые глаза, понимая, что вот оно наконец — лицо того, кто заварил всю эту кашу. Зобрист заговорил теперь о любви к человеку, которого назвал своим добрым гением:
Я оставляю будущее в твоих заботливых руках. Мои труды внизу окончены. И для меня настал час подняться к горнему миру… и вновь узреть светила.
Фильм кончился, и в последних словах Зобриста Лэнгдон узнал концовку дантовского «Ада».
В темном конференц-зале Лэнгдон почувствовал: все страхи, которые он испытал сегодня, кристаллизовались в нечто определенное, реальное и ужасающее.
Бертран Зобрист обрел лицо… и голос.
В зале зажегся свет, и Лэнгдон увидел, что все смотрят на него в ожидании.
Элизабет Сински, встав, с застывшим лицом нервно поглаживала свой амулет.
— Профессор, — сказала она, — времени у нас, как вы понимаете, крайне мало. Единственная обнадеживающая новость на данный момент — то, что до сих пор не было сообщений об обнаружении патогена или о вспышке инфекции, поэтому можно предполагать, что оболочка из солюблона пока цела. Но мы не знаем,