На ЖК-экране высвечивалось:
Прямое включение через 38 секунд
Нас смотрят 2 857 914 зрителей
Лэнгдон с удивлением наблюдал, как быстро мелькают цифры счетчика на экране. Число зрителей увеличивалось быстрее, чем государственный долг США, и в голове с трудом укладывалось, что в этот самый момент почти три миллиона человек сидят у экранов в ожидании прямой трансляции из этого зала.
— Готовность тридцать секунд, — спокойно сказал в микрофон техник.
Небольшая дверь позади подиума распахнулась, и публика возбужденно зашумела в ожидании великого Эдмонда Кирша.
Но Эдмонд не появлялся.
Все смотрели на пустой дверной проем.
Наконец из него вышла элегантная женщина. Она была поразительно красива — высокая, грациозная, с длинными черными волосами, в белом облегающем фигуру платье с черной диагональной полосой. Казалось, она плывет в воздухе, едва касаясь пола. Дойдя до центра подиума, она поправила микрофон, глубоко вздохнула и с улыбкой посмотрела в зал, ожидая, пока истекут последние секунды.
Прямое включение через 10 секунд
Женщина на мгновение закрыла глаза, сосредоточилась и снова посмотрела в зал, излучая спокойную уверенность.
Оператор поднял вверх руку и начал загибать пальцы.
Четыре, три, два…
Свет в зале окончательно погас, и женщина устремила взгляд прямо в объектив камеры. На экране появилось ее загорелое лицо. Живые темные глаза смотрели прямо на публику. Мягким движением руки она откинула прядь волос и заговорила по-английски приятным, хорошо поставленным голосом с легким испанским акцентом.
— Добрый вечер. Меня зовут Амбра Видаль.
Зал взорвался необычайно бурными аплодисментами. Судя по всему, многим из присутствующих она была хорошо известна.
– ¡Felicidades! — кто-то крикнул из толпы. Поздравляем!
Щеки женщины слегка зарумянились. Кажется, я что-то упустил, подумал Лэнгдон.
Женщина продолжила, не обращая внимания на выкрики:
— Дамы и господа! Вот уже пять лет я работаю директором музея Гуггенхайма в Бильбао и сейчас рада приветствовать вас в нашем музее. Сегодня потрясающее мероприятие, и устроил его выдающийся человек.
Все с энтузиазмом зааплодировали вновь. Лэнгдон тоже похлопал.
— Эдмонд Кирш — не только щедрый попечитель нашего музея, но и преданный друг. Мне выпала большая честь на протяжении нескольких месяцев сотрудничать с ним в процессе подготовки этого замечательного мероприятия. Я только что посмотрела — в социальных медиа по всему миру разразилась настоящая буря. Как многим из вас известно, сегодня Эдмонд Кирш намерен объявить о научном открытии мирового значения. По мнению мистера Кирша, это открытие — его главный вклад в развитие человечества. Таким оно и останется в истории.
Гул удивленных возгласов прокатился по залу.
Темноволосая женщина мило улыбнулась:
— Конечно, я умоляла Эдмонда рассказать мне об этом открытии, но он даже не намекнул, о чем пойдет речь.
Смех в зале, затем аплодисменты.
— Сегодняшнее мероприятие пройдет на английском языке, родном языке мистера Кирша. Но онлайн-трансляция будет вестись более чем на двадцати языках.
Изображение на экране поменялось, и Амбра продолжила:
— Если кто-то еще не избавился от сомнений, взгляните на экран. Это пресс-релиз, который пятнадцать минут назад был разослан по социальным медиа всего мира.
Лэнгдон посмотрел на экран.
Сегодня: прямое включение в 20.0 °CEST
[279].Футуролог Эдмонд Кирш объявит об открытии, которое перевернет все современные научные представления о мире.
То есть он собрал трехмиллионную аудиторию всего за какие-то минуты, подумал Лэнгдон.
Снова посмотрев на подиум, он только сейчас обратил внимание на двух телохранителей у боковой стены, которые с непроницаемыми лицами уставились на публику. Лэнгдон с удивлением увидел на шевронах синих блейзеров монограмму «КГ».
Королевская гвардия? Зачем здесь парни из личной охраны короля?
Вряд ли кто-то из членов королевской семьи удостоил своим присутствием это мероприятие. Они все убежденные католики и должны избегать публичных контактов с воинствующими атеистами вроде Эдмонда Кирша.
В Испании парламентская монархия, формально власть короля очень ограничена, но он сохраняет огромное влияние на умы и сердца подданных. Для миллионов испанцев монархи по-прежнему продолжают славную традицию los reyes católicos[280] и Золотого века Испании. До сих пор Королевский дворец Мадрида для многих — духовный ориентир и символ долгой истории непоколебимых религиозных убеждений.
В Испании говорят: «Парламент правит, а король царствует». В течение столетий короли, которые удерживали за собой управление испанской внешней политикой, были убежденными католиками. И нынешний король не исключение, подумал Лэнгдон. Его глубокая религиозность и приверженность консервативным ценностям общеизвестны.
Но вот уже несколько месяцев престарелый монарх прикован к постели и медленно угасает, а страна ждет перехода власти к его единственному сыну Хулиану. По сообщениям в прессе, наследный принц — темная лошадка, до сих пор он оставался в тени отца, и теперь все гадают, каким правителем он окажется.
Неужели принц Хулиан послал агентов Королевской гвардии разведать, что будет на мероприятии Эдмонда Кирша?
Лэнгдон с тревогой вспомнил угрожающий тон епископа Вальдеспино в послании, адресованном Эдмонду. Но в зале царила атмосфера мирная, приподнятая и спокойная. По словам Эдмонда, сегодня предприняты беспрецедентные меры безопасности — возможно, Королевская гвардия здесь всего лишь для дополнительной страховки.
— Думаю, тем, кто знаком с Эдмондом и в курсе его пристрастия к театральным эффектам, — продолжала Амбра Видаль, — понятно, что он не собирается надолго задерживать нас в этой пустой комнате с голыми стенами. — Она подошла к ряду двустворчатых дверей в дальнем конце зала. — За этими дверями Эдмонд Кирш создал «экспериментальное пространство», в котором предложит вашему вниманию свою мультимедийную презентацию. Она заранее записана в компьютере и будет транслироваться на весь мир. — Амбра сделала паузу и посмотрела на свои золотые часики. — Сегодняшний вечер распланирован по минутам, и Эдмонд просил всех занять места, чтобы мы могли начать точно в двадцать часов пятнадцать минут. У нас осталось не так много времени. — Она указала на двустворчатые двери. — Дамы и господа, прошу, входите, и давайте посмотрим, какое удивительное действо приготовил для нас Эдмонд Кирш.
Двери распахнулись.
Лэнгдон предполагал увидеть еще один зал. Но его ждал новый сюрприз. За дверями начинался темный тоннель.
* * *Адмирал Авила не стал торопиться, когда толпа гостей ринулась к едва освещенному проходу. Войдя в тоннель одним из последних, он с удовлетворением отметил, что там почти ничего не видно.
Темнота здорово облегчит работу.
Прикасаясь к четкам, лежащим в кармане кителя, он внутренне собирался, прокручивая в голове детали операции.
Время будет иметь решающее значение.
Глава 15
Тоннель шириной метров шести, плавно идущий налево и вверх, был сделан из плотной черной ткани, натянутой на полукруглые арки. Пол покрывала роскошная черная ковровая дорожка, а две светящиеся полосы по ее краям чуть рассеивали темноту.
— Пожалуйста, снимите обувь, — шепотом повторял смотритель музея вновь прибывшим. — Снимите и возьмите ее в руки.
Лэнгдон снял лакированные вечерние туфли, и ноги в носках погрузились в мягчайший ворс ковра. Все тело вмиг инстинктивно расслабилось. Послышались блаженные вздохи — остальные гости испытали то же самое.
Мягко ступая, Лэнгдон двинулся вперед по тоннелю туда, где у черного занавеса гостей встречали смотрители музея. Каждому вручали нечто похожее на толстое пляжное полотенце, а затем провожали дальше.
Возгласы радостного удивления постепенно сменились настороженной тишиной. Лэнгдон наконец подошел к занавесу, и смотритель протянул ему аккуратно сложенный кусок ткани — как оказалось, не полотенце, а небольшое ворсистое одеяло, к одной стороне которого была пришита подушка. Лэнгдон поблагодарил и шагнул за приоткрытую завесу.
Второй раз за вечер он застыл в изумлении. Конечно, он пытался представить, что увидит по ту сторону занавеса. Но такого точно не ожидал.
Мы что… за городом?
Перед ним раскинулась широкая лужайка, над ней сияло звездное небо. Узкий месяц всходил над одиноким кленом, стрекотали сверчки, теплый ветер ласкал лицо, воздух был напоен ароматом свежеподстриженной травы, сменившей мягкий ковер под ногами.
— Сэр, пожалуйста, выберите себе место, — прошептал смотритель музея и, взяв Лэнгдона за руку, вывел на лужайку. — Расстелите одеяло, ложитесь и наслаждайтесь.
Лэнгдон стоял на траве в окружении столь же ошеломленных гостей — все выбирали места, чтобы постелить одеяла. Лужайка была большая, размером с хоккейную площадку, ее окружали деревья, заросли овсяницы и камыша. Камыш тихо шелестел на ветру.
Лэнгдону понадобилось несколько сенунд, чтобы понять: все это иллюзия. Но какая! Настоящее произведение искусства.
Это напоминает сложно устроенный планетарий, думал он, поражаясь, с каким вниманием к деталям выполнена работа.
Небо, звезды, месяц, плывущие облака — все это проекция. Равно как и пологие холмы вдалеке. Камыш, деревья с шелестящими листьями, кустарники — очень искусная имитация или даже живые растения в горшках. Туман, окутывающий кусты и деревья, хитроумно скрывал острые углы и прямые стены огромного зала. Так возникала иллюзия окружающей природы.