Амбра Видаль в безопасности, говорил он себе. В этом он не сомневался, поскольку видел, как напарник толкнул ее на пол и прикрыл своим телом. И еще он был уверен, что жертве уже ничем не помочь. Эдмонд Кирш был уже мертв, когда падал.
Один из гостей, как показалось Диасу, хотел предупредить о нападении — пытался прорваться к трибуне прямо перед тем, как прогремел выстрел. Но какой бы ни была причина странного поведения гостя, это могло подождать.
Сейчас у Диаса только одна задача.
Схватить убийцу.
Добравшись до места вспышки, Диас обнаружил разрез в ткани, яростно рванув, разодрал до самого пола и впрыгнул в дыру, оказавшись среди строительных лесов.
Боковым зрением он увидел слева человека — высокого, в белой военной форме. Тот бежал к запасному выходу в дальнем конце помещения. Мгновение — человек в белом исчез за дверью, и она захлопнулась за ним.
Диас бросился в погоню, лавируя среди электронных приборов. Выскочив в запасной выход, он оказался на бетонной лестничной площадке. Перегнулся через перила: там еще два этажа, и беглец с бешеной скоростью мчится вниз по крутой лестнице. Диас устремился следом, перепрыгивая через несколько ступеней. Откуда-то снизу до него донесся звук — входные двери распахнулись и с грохотом захлопнулись.
Убийца сбежал из музея!
Оказавшись на первом этаже, Диас помчался к выходу — двойным дверям с горизонтальными ручками — и с разгону налетел на них всей тяжестью тела. Но двери не распахнулись, как у запасного выхода наверху, а приоткрылись лишь на несколько сантиметров. Диас врезался в твердую сталь, неловко упал на бедро, и в плече запульсировала острая боль.
Превозмогая боль, агент с трудом поднялся и снова попробовал распахнуть двери.
Они приоткрылись ровно настолько, чтобы он смог увидеть, в чем дело.
Диас не поверил своим глазам. Дверям не давала открыться толстая нить бусин, намотанная на ручки со стороны улицы. И эти бусы были ему прекрасно знакомы. Как и любому ревностному испанскому католику.
Неужели… это четки?
С разбегу, собрав все силы, Диас еще раз ударил плечом в двери, но нить не порвалась. Он вновь выглянул в узкий проем, не понимая, откуда здесь четки и почему их не удается разорвать.
– ¿Hola? — крикнул он в проем. — ¡¿Hay alguien?![287]
Тишина.
За дверями Диас видел высокую кирпичную стену и пустую, явно служебную подъездную дорожку. Шансы, что кто-то разблокирует дверь, почти нулевые. Не видя другого выхода, он вытащил пистолет из скрытой под блейзером кобуры. Просунул ствол в проем и уперся дулом прямо в цепь бусин.
Я собираюсь расстрелять четки. Qué Dios me perdone[288].
Металлический прямоугольник, бывший когда-то распятием, покачивался у него перед глазами.
Диас нажал на спусковой крючок.
Звук выстрела прогремел, отражаясь от стен и пола бетонной площадки, и двери распахнулись. Диас рванулся вперед и через долю секунды был уже на пустой подъездной дорожке. Крупные бусины, подпрыгивая, катились по асфальту.
Убийцы в белом нигде не было.
В ста метрах от служебного входа адмирал Луис Авила молча опустился на заднее сиденье черного «рено», и машина стремительно понесла его прочь от музея.
Нить из полимерного волокна, на которую он нанизал бусины, сделала свое дело — задержала преследователей.
Мне удалось уйти.
Машина мчалась на северо-запад вдоль реки Нервьон, а затем влилась в стремительный поток автомобилей на авениде Абандоибарра. Адмирал Авила наконец позволил себе немного расслабиться.
Миссия выполнена. Все прошло более чем гладко.
В голове у него зазвучал бравурный «Марш Ориаменди»[289] — когда-то эти овеянные временем строки звучали именно здесь, во время кровавой битвы при Бильбао.
¡Por Dios, por la Patria y el Rey! — мысленно пропел Авила. За Бога, за родину, за короля!
Этот боевой гимн давно забыт… а между тем война только начинается.
Глава 22
Мадридский Palacio Real[290] — не только самый большой королевский дворец Европы. Он славится гармоничным слиянием двух архитектурных стилей — классицизма и барокко. Дворец построен на месте мавританского замка девятого века, его украшенный колоннами фасад растянулся на сто пятьдесят метров вдоль Пласа-де-ла-Армериа. Внутренние помещения дворца — поражающий воображение лабиринт из 3418 залов и комнат общей площадью больше четырехсот пятидесяти тысяч квадратных метров. Салоны, спальни, коридоры и холлы украшены бесценными произведениями религиозного искусства, работами Веласкеса, Гойи и Рубенса.
Из поколения в поколение дворец был резиденцией испанских королей. Сегодня здесь размещены органы государственной власти, а королевская семья живет за городом, в не столь пышном и более уединенном Паласио-де-ла-Сарсуэла.
Но в последние месяцы именно Королевский дворец Мадрида, этот оплот государственности, стал домом сорокадвухлетнего наследного принца Хулиана — будущего короля Испании. Принц переехал во дворец по совету наставников, которые считали, что в смутный период, предшествующий коронации, ему лучше «быть на виду у всей страны».
Отец принца Хулиана, нынешний король, страдая неизлечимой болезнью, уже много месяцев не вставал с постели. Когда его умственные способности стали угасать, во дворце приступили к постепенной передаче власти — принца готовили к восшествию на престол сразу после смерти короля. Смена лидера была неизбежна, Испания обратила испытующий взор на принца Хулиана, задаваясь единственным вопросом:
Каким же правителем он будет?
Принц Хулиан всегда знал, что рано или поздно станет королем, и потому даже в детстве был сдержан и осмотрителен. Мать его умерла от осложнений беременности, вынашивая второго ребенка, и король, к удивлению многих, принял решение больше никогда не жениться. Хулиан остался единственным наследником испанского трона.
Наследник без дублера, вышучивали принца британские таблоиды.
Хулиан рос под присмотром отца, известного строгими консервативными взглядами, и большинство испанских традиционалистов верили, что принц пойдет по отцовским стопам. А это значило, принц будет сохранять достоинство короны, поддерживать установленные порядки и, самое главное — свято чтить традиции испанского католицизма.
На протяжении веков Испания находила моральную опору в верности королям-католикам. В последние годы, однако, фундамент страны — католическая вера — дал трещину. Испания оказалась расколотой, началось перетягивание каната между старым и новым.
Либералы, а их число все росло, наводняли блоги и социальные сети слухами о том, что Хулиан непременно выйдет из тени отца и явит миру свое истинное лицо — это будет смелый и прогрессивный светский лидер, готовый последовать примеру других европейских стран и полностью упразднить монархию.
Отец крепко держал бразды правления в своих руках, ограничивая участие Хулиана в решении политических вопросов. Король прямо заявлял, что принцу лучше пока наслаждаться юностью — до тех пор, пока не женится и не остепенится, нет смысла заниматься государственными делами. Поэтому первые сорок лет жизни Хулиана, детально отраженные в светской хронике испанской прессы, свелись исключительно к частным школам, верховой езде, разрезанию красных ленточек, руководству всевозможными фондами и путешествиям по миру. Несмотря на то что ничего выдающегося в жизни принца не происходило, он безусловно считался самым завидным женихом Испании.
На протяжении многих лет красавец наследник публично встречался с множеством вполне достойных особ из хороших семей. Хотя у него была репутация безнадежного романтика, ни одна из них не смогла покорить его сердце. Однако в последнее время сорокадвухлетнего принца стали все чаще встречать в компании женщины, которая не только выглядела как фотомодель, но еще и занимала почетный пост директора музея Гуггенхайма в Бильбао.
Пресса мгновенно окрестила принца и Амбру Видаль «идеальной парой». Истинная находка для королевской фамилии: образованная, преуспевающая, а главное, не из аристократической испанской семьи — Амбра Видаль вышла из народа. Принц, по-видимому, согласился с оценкой прессы и после короткого периода ухаживания сделал предложение самым необычным и романтичным способом. Амбра предложение приняла.
В дальнейшем пресса ежедневно печатала отчеты о жизни Амбры Видаль, отмечая, что эта женщина не просто красавица, каких много. Выяснилось, например, что Амбра очень независима. Согласившись вступить в брак с будущим королем Испании, она решительно запретила службе безопасности контролировать каждый ее шаг и категорически отказывалась от телохранителей — за исключением крупных публичных мероприятий.
Командующий Королевской гвардией осторожно намекнул, что Амбре неплохо бы сменить стиль одежды на более консервативный и не такой откровенный. Она ответила шуткой, которая стала известна многим: «Командующий Королевским гвардеробом сделал мне строгий выговор!»
Ее лицо смотрело с обложек всех либеральных журналов: «Амбра! Прекрасное будущее Испании!» Если она отказывалась давать интервью, пресса объявляла ее «независимой», если соглашалась — «близкой к народу».
Консервативные же издания, напротив, высмеивали «королеву-нахалку», называя ее жадной до власти авантюристкой, которая может плохо повлиять на будущего короля. Как доказательство они приводили ее легкомысленное отношение к высокому положению принца.
Их тревожило, во-первых, что Амбра называет жениха просто по имени — вместо того чтобы, следуя протоколу, обращаться к нему «дон Хулиан» или su alteza[291]. Вторая причина для тревоги была более серьезной. В последние несколько недель рабочий график Амбры был настолько напряженным, что для принца в нем почти не оставалось места. К тому же ее часто видели в компании воинствующего атеиста, американского футуролога Эдмонда Кирша — они не раз обедали рядом с музеем.