– Не-е-ет!!! – заорал Хвост. – Не вру!!! Честное стражницкое, не вру! Можно сходить и посмотреть! И записка… – он стал расстёгивать нагрудный карман, не смог, рванул и вырвал клапан вместе с пуговицей. – Вот! Я что, её специально…
– Дай, – сказал Лимон.
Он развернул листок. Тетрадный, в клеточку. Чёткий учительский почерк.
«Сын! Мне нужно срочно съездить к бабушке. Пришла телеграмма. Я думаю, мне понадобится неделя или чуть больше. Почти наверняка я вернусь оттуда раньше, чем ты из лагеря. Но на всякий случай, если вас отпустят раньше срока или я задержусь, будь умницей. Деньги в комоде. Обедать ходи в столовую, не ешь всухомятку. Если будут какие-то трудности, обратись к тёте Адарке или к Тюнрике, я с ними договорилась. Не забудь сменить постельное бельё. Обнимаю. Мама.»
– Правда, – сказал Лимон и протянул записку Маркизу. Услышал, как тот зашипел. Адарка Ремис, незамужняя тётка, у которой Маркиз жил…
А ведь у Маркиза отец и дед тоже могли уцелеть, подумал Лимон. Если их не расстреляли по горячке, то – вполне… Дед и отец Ремисы сидели в специальном лагере на западе, это был не каторжный, а довольно благоустроенный лагерь, и вообще они не считались заключёнными, а назывались «временно интернированными» – потому что Маркиз был не только по прозвищу Маркиз, но и по титулу. Старый аристократ. Дед так вообще был когда-то адъютантом последнего императора…
– Из-за тебя погиб Поль, его жена и дочь. Из-за тебя погиб Рашку, который хоть что-то понимал в происходящем. Ещё несколько человек, которых ты не знал. Из-за тебя умрут, наверное, наши раненые, потому что врачей нет, а все лекарства вы выгребли. И теперь из-за того, что твоя мать жива…
– А зачем ты велел лекарства сжечь?! – рыдая, выкрикнул Хвост.
– Я? – не понял Лимон. – Когда?
– Ночью! На шахтах! Я, между прочим, вас тогда не выдал! Узнал, но не выдал! А мог! В трёх шагах от тебя стоял, ты меня не видел! И сказал, чтобы машины сожгли! И стали жечь! А мы, между прочим, за лекарствами приезжали! Потому что у деревенских какая-то болезнь!..
– То есть ты и своих сдал, – сказал устало Лимон. – А знаешь что? Живи. Я скажу, чтобы тебя не трогали. И даже жрать давали. Только говорить с тобой нельзя будет. И когда всё наладится – убирайся. Матери что-нибудь соврёшь.
– Надо его пометить, – сказал Сапог.
– Как?
– Я сделаю.
– Только не уродуй.
– Куда уж больше.
– Ладно, задержались мы тут, – сказал Лимон. – Давайте через десять минут в штабе. Надо решать, что делать дальше.
– Теперь ваш командир – я, – сказал Лимон и немного прошёлся вдоль строя. – Кто с этим не согласен – тому ничего не будет, просто пойдёте к деревенским. Если кто-то хочет остаться, сразу предупреждаю: у нас дисциплина, и у нас устав. Мы армия, а не банда. За нарушение устава – наказание, вплоть до расстрела. А теперь желающие уйти – шаг вперёд.
Строй шелохнулся, вышли двое, потом ещё двое.
– Все? – спросил Лимон. – Остальные решили остаться?
Поднялась рука.
– Слушаю.
– Мы тут обсудили, – прогудел низкий голос из второго ряда. – Ребята тебя знают, поручились…
Я сам себя не знаю, подумал Лимон.
– Хорошо. Вы четверо – пошли вон. Теперь так: каждая наша секция пополняется до отделения, командир секции становится командиром отделения и назначает подчинённых ему командиров секций. Каждый взвод пока будет состоять из двух отделений. Представляю вам командиров взводов: первый взвод – Элу Мичеду, второй взвод – Агон Арди, третий взвод – Лека Ноа. Бронетанковый взвод – командир Лей Тюнрике. Подразделение связи – Хомилль Шанье. Разведотделение – командир Зее Фахт. Она имеет право брать к себе в отделение любого бойца – на время или совсем, по её усмотрению. Начальник тыла – Ингджел Прек, сейчас в госпитале, но скоро выпишется. Начальник медслужбы – Эдон Гнедых. Мой заместитель – Шиху Ремис. Я, командир роты имени Бессмертных Курсантов – Джедо Шанье. Командирам отделений – приступить к формированию отделений…
Всё это они придумали и расписали втроём – он, Маркиз и Зее – буквально полчаса назад; получилось правдоподобно и внушительно. Массаракш, подумал Лимон, а ведь так, наверное, всё и делается… Он стоял в кузове «Неустрашимого», одной рукой опираясь на спинку сиденья второго номера пулемётного расчёта, и смотрел, как его «комоды», которых он не всех ещё помнил по именам, набирают личный состав. Это было похоже на разбиение класса по командам при игре в мяч. Только класс обычно разбивали на четыре команды, а здесь приходится на шесть…
Потом он увидел Хвоста. Хвост стоял по ту сторону «плаца», у входа в полуразрушенную оранжерею. Сапог поступил с ним жёстко: обрил наголо и выкрасил череп, лицо, шею и плечи фиолетовой штемпельной краской. Эту не отмоешь, сойдёт только вместе с кожей недели через две… Вид Хвоста что-то напомнил ему, но голова сейчас была как тряпьём набита.
Из главного корпуса показалась Элера, подбежала к Эдону. Тот посмотрел на Лимона, понял, что его видят, показал рукой: я – туда. Лимон кивнул. Джакч, что-то случилось?
– Маркиз, – позвал он. – Последи здесь, я сейчас.
Маркиз запрыгнул наверх, а Лимон пошёл, потом побежал мимо сбившегося строя. Бежать было почему-то очень трудно.
В большом холле было прохладнее. Он поднялся по короткой лестнице в коридор, свернул в проходную комнату… Эдон и Элера были в палате тяжёлых. Там же стояла, прижавшись к стене, госпожа Илутера, вдова аптекаря. Лимон, сдерживая одышку, прислонился к косяку.
– Что? – спросил он.
Эдон медленно повернулся. Покачал головой.
– Оба? – прошептал Лимон.
– Оба…
– Значит, не получилось…
Он повернулся и пошёл в палату к Дину. В глазах вдруг потемнело, но Лимон ухватился за спинку стула и устоял. Эдон подскочил сзади, обхватил, хотел посадить.
– Отвяжись.
– Но командир…
– Не сейчас.
Порох, о чудо, дремал в кресле. Дину смотрел в потолок.
– Ну, как ты? – спросил Лимон.
– Надо резать, – сказал Дину. – Распирает. Сможешь сегодня?
Лимон оглянулся на Эдона.
– Инструмент есть, – понял тот. – И всякие простыни. Да, и ты говорил – поискать в комнате у Рашку. Вот, я нашёл… – он достал из кармана серебряную коробку, напоминающую портсигар… тьфу ты, подумал Лимон, что со мной – это же и есть портсигар. Крышка отскочила; под ней обнаружилось штук шесть-семь бумажных цилиндриков, закрученных с торцов на манер конфет; один цилиндрик был неполон. – Он говорил, что у него этого много, в запаянных банках, но… может, он их где-то в другом месте держал. Да и этого должно хватить, я думаю…
– И найди мне какую-нибудь книжку, лучше с картинками. «Операции своими руками»… что-нибудь в этом духе.
– Уже нашёл, отложил.
– Я буду делать, ты – помогать. Смотреть, чтобы я не напахал.
– Командир. Ты на ногах не держишься.
– Точно. Надо меня чем-то подпитать. Спроси у госпожи Илутеры, она должна в этом немножко разбираться…
Маркиз выслушал, кивнул. И не просто кивнул, подчиняясь, а – соглашаясь с мнением командира. Лимон такие тонкости уже научился подмечать.
Город нельзя было оставлять без защиты, среди деревенских попадаются совершенно дивные отморозки. А ещё там остались сколько-то вооружённых пацанов, которых Морк не взял с собой в налёт на санаторий. И небольшие, но крепко сбитые отряды Фатракча, Ачима-Осьминога и какого-то Князя, появившегося недавно, буквально день-два назад, но уже Морку предъявившего. Князя никто не видел, но говорили, что это взрослый дядька и даже офицер. Поэтому Маркиз крикнул «По машинам!», и маленькая колонна, ведомая мотоциклом, а прикрываемая «Неустрашимым», тронулась в путь. Начинало смеркаться.
При Лимоне осталось только разведотделение и штатские.
Кружка густого приторного горько-сладкого сиропа, остро пахнущего какими-то цветами, привела Лимона в состояние почти нормальное. «Ой, мальчики, что вы с собой делаете», – всхлипнула госпожа Илутера, глядя на то, как Лимон давится, но пьёт. Лимон ничего не сказал, только развёл руками. Минут через десять слипавшиеся глаза распахнулись.
Эдон уже оборудовал что-то вроде перевязочной, и Дину лежал на столе голый, привязанный и обильно намазанный йодом.
Лимон положил ему на язык пилюлю из запасов Рашку. Дину покатал её во рту.
– Как думаешь, разжёвывать или так глотать? – спросил он.
– Я бы разжевал, – хмуро сказал Лимон. Вместе с новыми силами пришла мрачная раздражительность, нужно было себя контролировать.
– Ой, да это… она пустая, что ли? – Дину удивлённо шарил в рту языком. – Интересно…
Глаза его затуманились, на губах появилась улыбка.
– Ну, вообще, – сказал он.
– Поехали? – спросил Эдон.
Лимон на всякий случай крепко ущипнул Дину за руку. Тот не обратил внимания, с любопытством наблюдая что-то на потолке.
– Поехали, – согласился Лимон.
Больше всего пострадало левое бедро Дину – в него попало с десяток самодельных картечин. В правое попало две, одну вытащили сразу, ранка уже затянулась. Точно так же затянулась дырка в мошонке, из-за которой Дину сильно переживал. А вот левое бедро… бревно, а не бедро. Сообразуясь с картинкой в книжке, Лимон простой чернильной ручкой нарисовал на натянутой коже те места, куда соваться нельзя ни при каких обстоятельствах. Слава Свету, дыры лежат чуть в стороне. Резать можно вдоль, нельзя поперёк. Ну…
Он сполоснул руки спиртом, потом йодом. Взял зонд. Заставил себя забыть, что перед ним друг и вообще живой человек. Муляж. Или собака. Этой весной на уроках выживания пришлось зашивать живот собаке…
Осторожно, но уверенно Лимон погрузил зонд в дырку на правом бедре. Лопались какие-то плёночки… Дину даже не вздрогнул. Потом из-под зонда выплеснулась тонкая струйка липкой чёрной крови, а следом – выползло немного густого белого гноя.
– Что? – Лимон понял, что к нему обращаются, но ничего не расслышал.
Это был Эдон. Он протягивал что-то вроде ножниц с загнутыми краями. Ах, да.