Мы подъезжаем к Корейскому кварталу, где живет Карла. Везде ярко освещенные знаки и рекламные щиты с надписями исключительно на корейском языке. Я не могу прочитать, что они гласят, но сами вывески похожи на прекрасные, загадочные произведения искусства. Наверняка на них написаны самые прозаические вещи, например «Ресторан», или «Аптека», или «Открыто круглосуточно».
Еще рано, но вокруг столько людей, которые занимаются самыми разными делами – идут, или говорят, или сидят, или стоят, или бегут, или едут на велосипеде. Я не вполне верю, что они реальны. Они прямо как те миниатюрные фигурки, которые я расставляю в своих архитектурных моделях, они здесь для того, чтобы наполнить Корейский квартал жизненной энергией. А может быть, это я на самом деле нереальна, может, на самом деле я вовсе и не здесь.
Мы продолжаем движение еще несколько минут. Наконец останавливаемся перед жилым комплексом с фонтаном во дворе. Олли отстегивает свой ремень безопасности, но не выходит из машины.
– Ничего с тобой не случится, – говорит он.
– Спасибо, – просто отвечаю я, взяв его за руку. Я хочу сказать ему, что благодаря ему я здесь. Любовь открывает перед тобой мир.
Я была счастлива до того, как с ним познакомилась. Но теперь я жива, а это не одно и то же.
Зараженная
Карла вскрикивает и закрывает лицо руками, увидев меня.
– Ты привидение? – Она берет меня за плечи, прижимает к груди, качает меня из стороны в сторону, а потом сжимает еще крепче. Когда она заканчивает, мне кажется, будто из меня выпустили весь воздух.
– Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя здесь находиться, – говорит Карла, все еще держа меня в объятиях.
– Я тоже рада тебя видеть. – Мой голос похож на писк.
Она отстраняется, качает головой, словно я какое- то чудо, и снова притягивает меня к себе.
– Ох, моя девочка. Ох, как же я по тебе скучала, – говорит она, взяв мое лицо в ладони.
– Я тоже по тебе скучала. Прости, что…
– Стоп. Тебе не нужно ни за что извиняться.
– Из-за меня ты потеряла работу.
Карла пожимает плечами:
– Я нашла новую. Кроме того, я ведь скучаю не по работе, а по тебе.
– И я по тебе скучаю.
– Твоя мама поступила так, как должна была.
Я не хочу думать о маме. Поэтому оглядываюсь в поисках Олли, который держится на расстоянии от нас.
– Ты помнишь Олли? – говорю.
– Как же я могла забыть такое лицо! И фигуру, – произносит Карла достаточно громко для того, чтобы он ее услышал. Она шагает к нему и обнимает его лишь немногим сдержаннее, чем меня.
– Ты бережешь нашу девочку? – Карла звонко похлопывает его по щеке.
Потирая щеку, Олли отвечает:
– Стараюсь как могу. Не знаю, известно ли это вам, но она бывает немного упертой.
Несколько мгновений Карла переводит взгляд с него на меня и обратно, замечая повисшее между нами напряжение.
Мы все еще стоим в дверях.
– Входите. Входите, – приглашает она.
– Мы и не думали, что ты просыпаешься в такую рань, – говорю я, входя.
– Когда стареешь, перестаешь спать. Сама увидишь.
Мне хочется спросить: «А я когда-нибудь доживу до старости?» Но вместо этого я задаю другой вопрос:
– Роза здесь?
– Наверху, спит. Хочешь, я ее разбужу?
– У нас нет времени. Я просто хотела повидать тебя.
Карла снова берет мое лицо в ладони и смотрит на меня теперь уже глазами медсестры.
– Пожалуй, я многое пропустила. Что ты здесь делаешь? Как себя чувствуешь?
Олли подходит ближе, чтобы услышать мой ответ. Я обхватываю себя руками.
– Отлично, – отвечаю чересчур веселым тоном.
– Скажи ей о таблетках, – говорит Олли.
– О каких таблетках? – спрашивает Карла, глядя только на меня.
– У нас есть таблетки. Экспериментальные.
– Твоя мама не давала тебе ничего экспериментального.
– Я сама их раздобыла. Мама не знает.
Она кивает, оценивая мои слова.
– Где?
Я говорю Карле все то же самое, что и Олли, но она мне не верит. Ни на секунду. Она прикрывает рот рукой и делает огромные глаза, как в мультиках.
Я пытаюсь вложить во взгляд всю свою душу, я безмолвно ее умоляю. Пожалуйста, Карла. Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, не выдавай меня. Ты же сказала, что жизнь – это дар.
Карла отводит глаза, круговыми движениями потирая место чуть повыше груди.
– Вы, должно быть, голодные. Сейчас приготовлю вам завтрак.
Она показывает нам на ярко-желтый мягкий диван, а сама исчезает в кухне.
– Именно таким я и представляла себе ее дом, – тут же говорю я Олли. Не хочу, чтобы он снова начал расспрашивать меня о таблетках.
Никто из нас не садится. Я отхожу от него на шаг или два. Разглядываю стены. Повсюду безделушки и фотографии.
– Она вроде нормально восприняла твои слова о таблетках, – наконец произносит Олли. Он подходит ближе, но я напрягаюсь. Боюсь, что, прикоснувшись ко мне, он почувствует ложь.
Я брожу по гостиной, разглядывая снимки женщин из разных поколений. Все как одна похожи на Карлу. Огромная фотография, на которой запечатлена она сама с малышкой Розой на руках, висит над маленьким диванчиком. Эта фотография чем-то напоминает мне о моей маме. Наверное, тем, как Карла смотрит на Розу: ее взгляд не просто любящий, но какой-то неистовый, будто она готова на все, чтобы защитить дочь. Я никогда не сумею возместить маме то, что она для меня сделала.
Карла приготовила нам на завтрак чилакилес – кукурузные лепешки с сальсой и сыром, а к ним – мексиканский соус, который чем-то похож на крем-фреш[10]. Это вкусно и необычно для меня, но я съедаю всего один кусочек. Слишком нервничаю.
– Итак, Карла. Каково ваше профессиональное мнение? Вы правда считаете, что эти таблетки эффективны? – спрашивает Олли. Его голос преисполнен оптимизма.
– Возможно, – отвечает Карла, при этом качая головой. – Не хочу вас обнадеживать.
– Скажи мне, – прошу я. Мне нужно спросить ее, почему я до сих пор не заболела, но я не могу. Я попалась в ловушку собственной лжи.
– Вероятно, приступ отодвигается благодаря таблеткам. Но, даже если бы их не было, ты просто могла еще не столкнуться ни с одним из триггеров.
– А может, таблетки и правда работают, – говорит Олли. Он не просто надеется. Верит, что это лекарство – настоящее чудо.
Карла тянется к Олли через стол и похлопывает его по руке:
– Ты славный мальчик.
Не глядя на меня, она забирает наши тарелки и уходит в кухню. Я иду за ней, от стыда мои движения неловки.
– Спасибо.
Она вытирает руки о полотенце.
– Я тебя понимаю. Понимаю, почему ты выбралась из дома.
– Я могу умереть, Карла.
Она мочит посудное полотенце, а потом протирает им и без того чистую столешницу.
– Я уехала из Мексики посреди ночи, без ничего. И не надеялась выжить. Многим не удавалось, но я все равно поехала. Оставила отца с матерью и сестру с братом. – Сполоснув полотенце, она продолжает: – Они пытались меня остановить. Говорили, что ради этого не стоит жертвовать жизнью, но я сказала, что это моя жизнь и мне решать, ради чего приносить ее в жертву. Я сказала, что поеду и что я или умру, или буду жить лучше.
Карла снова споласкивает полотенце и выжимает его.
– Я вот что скажу тебе. Когда я оставила свой дом той ночью, я чувствовала себя свободной как никогда. Больше того, за все проведенное здесь время я ни разу не ощущала такой свободы, как в ту ночь.
– И ты об этом не жалела?
– Конечно, жалела. В том путешествии случилось много плохого. А когда мои родители умерли, я не могла поехать на похороны. Роза не знает, откуда она родом. – Карла вздыхает. – Ты не живешь, если тебе не о чем сожалеть.
О чем пожалею я? В моей голове проносятся картинки: мама одна в моей белой комнате, гадает, куда ушли все те, кого она любила. Мама одна в зеленом поле, смотрит на мою могилу, на могилы моих отца и брата. Мама умирает в одиночестве в нашем доме.
Карла касается моей руки, и я безжалостно выбрасываю все эти картинки из головы. Я просто не вынесу таких мыслей. Если буду думать об этом, не смогу жить.
– Может, я и не заболею, – шепотом произношу я.
– Верно, – отвечает Карла, и надежда заражает меня, как вирус.
Спишемся позже
FAQ при первом полете
Вопрос: Как облегчить боль в ушах, вызванную перепадами давления в самолете?
Ответ: Жевать жвачку. А еще целоваться.
Вопрос: Где лучше всего сидеть: у окна, в центре или у прохода?
Ответ: Определенно у окна. Мир являет собой впечатляющее зрелище с высоты десять тысяч метров. Возьмите на заметку: если сядете у окна, вашему спутнику, возможно, придется сидеть бок о бок с чрезвычайно словоохотливым занудой. Поцелуи (с вашим спутником, не с занудой) могут оказаться эффективны и в этой ситуации.
Вопрос: Сколько раз в час воздух в салоне самолета обновляется?
Ответ: Двадцать.
Вопрос: Сколько человек могут уютно устроиться под одним одеялом?
Ответ: Двое. Убедитесь в том, что подлокотник сиденья между вами поднят, и прижмитесь как можно ближе друг к другу, чтобы укрыться по максимуму.
Вопрос: Как получилось, что люди изобрели нечто настолько потрясающее, как самолет, и нечто настолько ужасное, как ядерная бомба?
Ответ: Люди – существа загадочные и парадоксальные.
Вопрос: Попадем ли мы в турбулентность?
Ответ: Да. В жизни каждого должно быть хоть немного турбулентности.
Лента
– Я РЕШИЛ, ЧТО БАГАЖНАЯ ЛЕНТА – идеальная метафора жизни, – говорит Олли, стоя на краю неподвижной ленты.
Никто из нас не сдавал вещи в багаж. У меня с собой только маленький рюкзак, в котором лежат зубная щетка, чистое белье, путеводитель по Мауи и книга «Маленький принц». Конечно, я должна была взять ее с собой. Я прочитаю ее еще раз, чтобы увидеть, как поменялся смысл.
– Когда ты это решил? – спрашиваю.