Я могла бы провести в воде весь день, но Олли в конце концов вытаскивает меня на берег. Он не хочет, чтобы мы, то есть я, обгорели под полуденным солнцем.
Вернувшись на пляж, мы обсыхаем под тенистым деревом. Я чувствую, как Олли украдкой посматривает на меня, но мы с ним – общество взаимного восхваления: я тоже разглядываю его тайком. Он снял футболку и остался в одних только плавательных шортах, так что я наконец-то вижу сухие, гладкие мышцы его плеч, груди и живота. Я хочу запомнить рельеф его тела – запомнить, какой он на ощупь. Я поеживаюсь и заворачиваюсь в полотенце. Олли неправильно истолковывает мою дрожь и, подойдя ближе, набрасывает свое полотенце мне на плечи. Он пахнет океаном и чем-то еще, не поддающимся определению, свойственным только ему, Олли. Я прихожу в шок, осознав, что хочу прикоснуться языком к его груди, чтобы ощутить вкус солнца и соли на его коже. Силой заставляю себя отвести взгляд от его тела и посмотреть ему в лицо. Не глядя мне в глаза, он плотнее оборачивает вокруг меня полотенце, а потом отступает. Мне кажется, он пытается держать себя в узде. Уверена, что не хочу этого.
Олли поднимает глаза на утес, откуда подростки прыгают в океан.
– Хочешь спрыгнуть с большой скалы? – спрашивает он с горящим взглядом.
– Я не умею плавать, – напоминаю я ему.
– Немножко утонуть порой бывает полезно, – говорит парень, который когда-то предостерегал меня, что океан безжалостен и беспощаден.
Он хватает меня за руку, и мы вместе бежим к утесу. Вблизи камни похожи на твердую черную губку. Острые края врезаются мне в ступни, и я не сразу нахожу, куда ступать, но в конце концов мы добираемся до вершины. Олли не терпится спрыгнуть. Он не останавливается даже для того, чтобы полюбоваться видом.
– Вместе? – спрашивает он, глядя вниз на искрящуюся воду.
– В другой раз, – говорю.
Он кивает.
– Прыгну первым. Я не дам тебе утонуть.
Он прыгает вверх и вперед и делает в воздухе сальто перед тем, как стрелой войти в воду. Через несколько секунд он появляется над водой и машет мне рукой. Я машу в ответ и закрываю глаза, чтобы критически оценить свое положение, потому что прыжок с утеса представляется мне поворотным моментом, который требует небольшого анализа. Странно, но я обнаруживаю, что раздумывать мне совсем не хочется. Как и Олли, я просто хочу прыгнуть. Я выискиваю его лицо в воде и вижу, что он ждет. Учитывая то, что готовит мне будущее, прыжок с утеса меня не пугает.
Зах
КОГДА МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ В ГОСТИНИЦУ, Олли звонит своему приятелю Заху с телефона в номере. Через полчаса Зах стоит перед нашей дверью.
У Заха темно-коричневая кожа, невероятное количество дредов на голове и улыбка, которая кажется чересчур широкой для его лица. Он тут же принимается изображать, что играет на гитаре, и напевает незнакомую мне песню. Олли улыбается до ушей. Играя, Зах театрально трясет головой, и его волосы колышутся в такт мелодии.
– Зах! – восклицает Олли и обнимает его.
Они громко хлопают друг друга по спине.
– Теперь я Захария.
– С каких пор? – спрашивает Олли.
– С тех пор, как я решил, что стану богом рока. Захария, как…
– Пророк, – встреваю я, уловив его намек.
– Точно! Твоя девушка поумнее тебя.
Я краснею и, посмотрев на Олли, вижу, что он тоже заливается румянцем. Зах смеется и ударяет по струнам воображаемой гитары. Его смех напоминает мне смех Карлы: он естественный, громкий и радостный. В этот момент я понимаю, что отчаянно скучаю по ней.
Олли поворачивается ко мне:
– Мэдди, это Зах.
– Захария.
– Чувак, я не стану называть тебя так. Зах, это Мэдди.
Зах берет меня за руку и легко прикасается к ней губами.
– Здорово познакомиться с тобой, Мэдди. Я много о тебе слышал, но не думал, что ты реальна.
– Да все в порядке, – говорю я, глядя на свою руку, на то место, где он ее поцеловал. – Иногда нет.
Зах опять слишком громко хохочет, и я понимаю, что смеюсь вместе с ним.
– Чудесно, – вмешивается Олли. – Двигаемся дальше. Нас ждет локо-моко, названный в честь Мэдди[11].
Локо-моко – это гора риса, накрытая мясной котлетой, которая, в свою очередь, накрыта двумя жареными яйцами. Все это полито соусом. Зах привел нас на поздний обед в ресторан, где готовят блюда «смешанной кухни».
Мы сидим за столиком на улице, а в каких-то нескольких десятках метров от нас плещется океан.
– Это место – лучшее, – говорит Зах. – Здесь едят все местные.
– Ты уже рассказал своим родителям? – спрашивает его Олли.
– О том, что собираюсь стать рок-звездой, или о том, что я гей?
– И о том и о другом.
– Неа.
– Тебе станет легче, когда откроешься.
– Не спорю, но уровень сложности высоковат.
Зах переводит взгляд на меня:
– Мои родители верят только в три вещи: в семью, в образование и в тяжелый труд. Под словом «семья» подразумевается один мужчина, одна женщина, два ребенка и собака. Под образованием – четырехлетнее обучение в колледже, а под тяжелым трудом – то, что не имеет никакого отношения к искусству или к надеждам. Или к мечте стать рок-звездой. – Теперь он снова смотрит на Олли, и его карие глаза кажутся серьезнее, чем прежде. – Как мне сказать им, что их первенец хочет стать афроамериканским Фредди Меркьюри?
– Они должны догадываться, – говорю я. – Как минимум о том, что касается рок-звезды. Твои волосы четырех различных оттенков красного.
– Они думают, что это такой период.
– Может, тебе стоит сочинить для них песню.
Зах хохочет:
– А ты мне нравишься.
– Ты тоже мне нравишься, – отвечаю я. – Ты мог бы назвать эту песню так: «Яблочко упало слишком, слишком, слишком далеко от яблони».
– Я даже не уверен в том, что я яблочко, – говорит Зах, смеясь.
– Вы, ребята, забавные, – говорит Олли с полуулыбкой, но явно чем-то озабоченный. – Чувак, одолжишь мне свой телефон? – обращается он к Заху.
Зах передает ему мобильник, и Олли тут же начинает что-то набирать.
– Что у тебя? Папочка все такой же засранец?
– А ты думал, что-то поменяется? – Олли не отрывает взгляда от телефона.
– Наверное, нет, – произносит Зах таким тоном, будто пожимает плечами. Что ему известно о семье Олли? Его отец гораздо хуже, чем просто засранец.
– А что насчет тебя, Мэделайн? Что не так с твоими родителями?
– Есть только мы с мамой.
– И все-таки. Должно же быть что-то не так.
Моя мама, моя мама. Я почти и не думала о ней. Она, наверное, раздавлена тревогой.
– Наверное, у всех есть какие-то проблемы, правда? Но моя мама умная и сильная, и она всегда ставит меня на первое место.
По удивленному молчанию я понимаю, что удивила их. Олли поднимает глаза от телефона Заха.
– Ты должна сказать ей, что с тобой все в порядке, Мэд.
Он вручает мне телефон и выходит в уборную.
От: Мэделайн Ф. Уиттиер
Кому: genericuser033@gmail.com
Тема: (без темы)
Моя дочь с тобой? Она в порядке?
От: Мэделайн Ф. Уиттиер
Кому: genericuser033@gmail.com
Тема: (без темы)
Я знаю, что она с тобой. Ты не понимаешь, насколько она больна. Привези ее домой.
От: Мэделайн Ф. Уиттиер
Кому: genericuser033@gmail.com
Тема: (без темы)
Пожалуйста, скажи мне, где вы. Она может серьезно заболеть в любую минуту.
От: Мэделайн Ф. Уиттиер
Кому: genericuser033@gmail.com
Тема: (без темы)
Я знаю, где вы, и вылетаю следующим рейсом. Я буду на месте рано утром. Пожалуйста, позаботься о ней.
Я прекращаю читать, прижимаю телефон к груди и закрываю глаза. Я чувствую вину, и обиду, и панику – все одновременно. Понимая, как мама волнуется и переживает, я хочу броситься к ней и заверить ее, что со мной все хорошо. Эта часть меня охотно позволит маме позаботиться обо мне.
Но другая часть меня, новая я, не готова отказываться от того мира, который я только начинаю узнавать. Я обижена тем, что мама влезла в мою личную почту. Я обижена потому, что теперь у нас с Олли еще меньше времени, чем я надеялась.
Я слишком долго сижу с закрытыми глазами, и Зах интересуется, все ли у меня нормально. Я открываю глаза и, сделав глоток ананасового сока, киваю с соломинкой во рту.
– Нет, серьезно. Ты как себя чувствуешь? Олли сказал мне…
– Он сказал, что я больна.
– Ага.
– Я в порядке, – говорю я, осознав, что это правда. Я действительно отлично себя чувствую. Даже больше чем отлично.
Я снова смотрю на экран телефона. Мне нужно что-то написать.
От: genericuser033@gmail.com
Кому: Мэделайн Ф. Уиттиер
[madeline.whittier@gmail.com]
Тема: (без темы)
Пожалуйста, не волнуйся, мама. И, пожалуйста, не приезжай сюда. Я правда в порядке. Это и моя жизнь тоже. Я люблю тебя. Скоро увидимся.
Я нажимаю «отправить» и возвращаю телефон Заху. Он убирает его в карман и смотрит на меня.
– Ты реально купила таблетки в интернете?
Я все еще пребываю в шоке от маминых писем и от того, как мало времени осталось у нас с Олли, а потому не готова услышать собственную ложь из его уст. Я делаю именно то, что нельзя делать, когда кому-то врешь: не смотрю Заху в глаза. Ерзаю и краснею. Я открываю рот, чтобы все объяснить, но слова не идут.
Зах уже успел обо всем догадаться к тому моменту, когда я наконец заставляю себя посмотреть ему в глаза.
– Ты скажешь Олли? – спрашиваю.
– Нет. Я сам так долго лгал насчет себя. Я знаю, каково это.
Меня охватывает облегчение.
– Спасибо.
Зах только кивает в ответ.
– Что было бы, если бы ты признался родителям?