ьтук и повезет тебе в смерти, а в любви – вот она. Джоди Премудрая. По глазам вижу – большой специалист по улаживанию мужских возрастных проблем. Ах, милый, ты меня хочешь?! Хоти, хоти… Молодец, Джемми! Прямо в сердце… То есть в место сердечное, потому какое у скелета сердце? Одно пустое место. И всюду – пустое место. Но Джемми на всякий случай в это «всюду» тоже стрельнул… Хотел еще кое-куда выстрелить, но эта бабка, Джоди Премудрая, сказала, что это все зазря, что анатомическое устройство Кощеев Бессмертных построено на иных, более современных принципах, разработанных в темные времена российской истории мужиком по имени Авиценна, пришедшим из эфиопских земель, земель алхимических, трансцендентных, по которым вся анатомия рассредоточена, чтобы нельзя было одним выстрелом залетного витязя или царевича какого бродячего порушить редкий зоологический вид Кощея Aeternitas. Так что сердце Кощеево находится в желудке левого (спереди) из сиамских близнецов Замудонск-Питерской Кунсткамеры, желудок – в сердце левого же (сзади) сиамского близнеца, легкие – в горбольнице № 7 города Замудонска, а какого Замудонска – тайна. А уд его безразмерный заключен в адронный коллайдер, ибо другого места, в котором он мог бы комфортно расселиться, на Руси и ее окрестностях не нашлось… Потому-то для этих целей и соорудили адронный коллайдер, ибо именно в Кощеевом уде, исходя из Кощеева бессмертия, и находится начало начал. И его, уд, надо беспременно сберечь, дабы Земля пребывала вовеки. Исходя обратно же из бессмертия Кощея. А Джоди Прекрасную и других случайных, мимо проходящих девиц он пользовал фаллоиммитатором, сооруженным в Центре репродукции человека из «пи-пи-пи» безвременно сожженной в печи Бабы-Яги. Неким Иванушкой, родства не помнящим. По образу и подобию этой печи был создан первый в мире крематорий.
А другая требуха Кощея была рассеяна по темным закоулкам русской истории, и найти ее нет ни малейшей возможности. Потому что вся история Государства Российского и состоит сплошь из темных закоулков, и Кощей уже и сам не знает, где у него, скажем, глаз и где, скажем, печень. И это хорошо. Потому что он и не знает, есть ли у него катаракта или гепатит С. И другие заболевания, не совместимые с жизнью. И вот тут-то мы и подходим, други моя, к сущности бессмертия. Если человек не знает, что у него болит, и врачи этого тоже не знают и знать не могут, потому что откуда же им это знать, когда неизвестно, где «это» находится. Ни во времени, ни в пространстве. Вот и живет подлюга безразмерно. А почему, собственно говоря, подлюга? Ведь именно Кощею по логике мы благодарны за наличие на Земле адронного коллайдера, крематория и фаллоимитатора. Ну и Бабе-Яге частично…
Такое вот разъяснение дала Джоди Премудрая, чтобы Джемми не тратил зря пули из карамультука. Я было заикнулась насчет зайца, щуки, утки и иглы, но Джоди лишь горько рассмеялась. Если бы Кощея было так легко убить, то это уж давно было бы сделано, потому что что-что, а убивать в России издревле умели. Но и рожать тоже умели. Но это древнее знание в последние года сильно подрастеряли. По темным уголкам российской истории. И умаляется народ русский, и, может статься, наступит такой день и час, когда уж никого не останется. И об этом сказано в Писании: «Род приходит, и род уходит, и только Кощей Бессмертный пребывает вовеки».
Ну и теория этногенеза недорепрессированного мужика с нерусской фамилией Гумилев об том же трактует.
И сильно Джоди запечалилась. Видно, этот Кощей ей немного… чуть-чуть подостолбенел. Так что нам нужно изыскать какой-то другой способ проникнуть сквозь владения Кощея в дискурс (что это такое, я не знаю, но уж больно красивое слово) тренда (ух ты!) к сельцу Вудсток, где в море-окияне остров Буян, в часовенку, где камень Алатырь, исполняющий желания. И Михаил Федорович, по какой-то причине потребный Джемми. Да и мне камень тоже вроде бы ни к чему, если у Джемми все будет хорошо.
Так что ж такое сделать, чтобы этот скелет, который уже положил на меня глаз, но это обломится, открыл нам с Джемми своей железной рукой дорогу к счастью. И положение уже жуткое… И что делать, неизвестно… И тут… Господи, Боже ты мой!..
Трехногий пес, который все это время не подавал о себе вестей, вдруг обнаружил себя заговорщицким лаем. С кем-то, находившимся по ту сторону Кощеева дворца. Кощей потянул дыркой от носа и ощерил рот в подобии радостной улыбки. Да и Джоди по-бабьи (а как еще?) всплеснула руками и с криком: «Папа пришли!» бросилась к воротам. Но нужды в их открывании не было. Сквозь кованые (хоть и проржавевшие) дубовые (хоть и подгнившие) ворота во двор просочился… Кто бы вы думали? Агасфер! Версия об убийстве его петлюровцами оказалась ложной. Побочный папаня Кощея, хоть и незаконный. Но кто из вас, господа читатели вы мои немногочисленные, положа руку на сердце, пошлет их на анализ ДНК? То-то и оно… Тем паче, что обои знали, а уж Джоди… Хех! Что от бабы скроешь? Только то, что она сама знать не хочет. Тем более что всю эту тряхомудию с внутренними органами Кощея, включая адронный коллайдер, Агасфер и удумал. Вот чего только эти евреи для своих дитяток, хоть и побочных, не учудят.
И тут слезы градом, и объятья, и прочая родственная сладкость, что без отвращения писать невозможно. Ну и без древнееврейских «а поворотись-ка ты, сынку» и прочих похлопываний по спине так, что ошметки легких на вольный воздух птицами вылетают, не обошлись. И обычаями своими настолько русский народ пропитали, что родственные русичи, а то и вовсе малознакомые, бывало, при встречах иной раз и хлопнут друг друга по хребтам, но не до смерти. Хотя был однажды случай, одного пришибли дрыном, но это не по родственным причинам, а по части грабежа.
А Джоди побегла стол налаживать. Потому что скатерть-самобранка в кратковременный отпуск отбыла в Белую Русь по личным делам. Какие-то у нее шуры-муры намечались с мечом-кладенцом, а шапка-невидимка на меч свои виды имела, и этот адюльтер нужно было пресечь, как и прочие мезальянсы, а то уже по всем русям проходу не осталось от полукровок. Люди еще куда ни шло, а эти!.. Ну куда годится, чтобы по городам и весям слонялись мечи-самобранки и скатерти-невидимки. Всеобщий разор и уголовка по экстремизму.
Так что Джоди праздничный стол пришлось самой ладить. Ну, она баба привычная, кликнула щуку, в коей по преданию якобы хранилась пресловутая смертная игла и… по щучьему велению, по Джодьину хотению стол наладили. Чтобы Кощей батю своего должным образом приветил. Как это и было от отцев заведено: мясное – отдельно, молочное – отдельно. То есть молока на столе совсем не было. Какое молоко, когда сынок с батяней встречаются? Тут уж сладка водочка да наливочка. И пивком запить. И самоходная печь приволокла целую цистерну с пивом с надписью «КВАС» на боку. Раритет со времен сухого закона. И как память и назидание о страшной беде, постигшей Россию во времена оны. Времена дикие, темные, когда отец на сына, брат на брата у винных лавок смертным боем шли. Одно слово, гражданская война. И наперекор историческим процессам после, а не НАОБОРОТ! Произошла революция. И море разливанное залило отчизну. И спирт «Рояль», и ликер «Амаретто», и ром «Гавана Клаб», и портвешки самых разных номеров. А уж о пивище и говорить нечего. Впору книгу было выпускать «О вкусном и здоровом пиве». И опять настали времена дикие, темные, когда отец на сына, брат на брата. Но уже по пьяному делу. И вот уже который год народ наш и страна беременны революцией. И, по моему скромному разумению, дело тут не только в алкоголе, а в чем-то еще мистическом, трансцендентном, именуемом Особым Путем России, когда пей не пей, а беременность революцией перманентно возникает. Бунтарская сперма у нас. Вот и все. Которую мы еще кое-как производим. В отличие от.
Все. Я закончил. А сейчас! Выступает! Несравненная! Джанис Джоплин!!!
– И тут, значит, вопрос о нашем с Джемми пропуске через Кощеевы владения был временно отложен на время праздничного обеда Кощея с папашкой его, дедушкой Агасфером. И мы все выпили со свиданьицем, но у Кощея с этим делом неувязочка случилась. Вся сладка водочка да наливочка сквозь косточки его скелета на землю проливалась и захорошеть Кощей никак не мог. И от этого запечалился. А дедушка Агасфер на грудь принял хорошо. Даже очень. Я среди людей его национальности такую грудь – в смысле потребления водочки – только у Михаила Федоровича наблюдала. И у Джемми, хоть и муслим, грудь тоже не протекает. И вот у меня такое мнение сложилось, что и дедушка Агасфер, и Михаил Федорович, и Джемми мой какую-то общую схожесть имеют. И закрутилась в моей голове какая-то карусель без никаких лошадок, а один сплошной пустой круг. Посреди каких-то гор. Или степи с высокими травами. А может быть, пустыня это была сухая, без травинки живой. Или лес густой, в котором и ели, и осины, и пальмы, и другие деревья, мне неизвестные. И все вместе одновременно. А посредине – карусель без никаких лошадок, а так, один сплошной круг.
И в центре круга появляются два человека, черные цветом, страшные видом, и крутятся на карусели, и превращаются в одно целое и кричат, кричат, кричат… И смех, и плач, и боль… Все вместе сливаются в одно, и из одного этого неумолчного шума появляются новые люди, и тоже крутятся на карусели, и тоже кричат, кричат, кричат… И смех, и плач, и боль… И вот уже нет места на карусели для новых людей, а те, в центре, уже исчезли, а вместо них другие, новые, и тоже кричат, кричат, кричат… И смех, и плач, и боль… Все быстрее крутится карусель, и все меньше на ней места для новых людей. А они все возникают и возникают, и превратившиеся в прах и тлен люди в центре карусели не успевают освободить им мест.
И карусель начинает разбрасывать людей по сторонам. И они с криками, в которых и смех, и плач, и боль, разлетаются в разные стороны. В какие-то горы. В степи с высокими травами. В пустыни без травинки живой. В лес густой. В котором и ели, и осины, и пальмы, и другие деревья, мне неизвестные. И все вместе одновременно.
И вот где-то среди них я вижу Джемми, Михаила Федоровича, и маму, которую никогда не видела, и Орландо, и каких-то неизвестных мне Джема и Керта, и дядю Клинтона, и дедушку Агасфера… И все замудонски разом, и другие города, и других людей, вовсе на людей не похожих, но людей. И все разные, потому как одни появились из смеха, а другие – из страха. А третьи – и вовсе из боли. И объяснить это я никак не могу, но чувствую. Животом чувствую, свежей грудью чувствую, шахной (а как по-другому, я не знаю, потому что все остальные слова неживые) своей многострадальной чувствую, а голова в этом деле не участвует. Не ее это дело. Умников-разумников топтаных. Которые каждому существу, каждой вещи свое название дать норовят. Бабочке – бабочка, столу – стол, дождю – дождь. А ведь, наверное, бабочка как-то сама себя называет, и стол, знакомясь с каким-нибудь стулом, тоже, может, другим словом себя обозначает. А уж дождь, тот совсем разный, и каждый дождь меж дождями свое личное имя имеет. Которое вовсе и не дождь.