ющие его доказательства с требованием объяснить их происхождение, если все добытые ими объяснения мы с самого начала будем квалифицировать как лживые и добытые вероломными способами, если они не смогут ставить подозреваемого в такое положение, когда тот поймет, что дальнейшее сопротивление бесполезно и поднимет руки со словами: «Ладно, ваша взяла», мы настолько снизим эффективность полиции, что для преступников наступят райские дни.
С другой стороны, нельзя не признать, что слишком много признаний выбивается грубой физической силой, что существуют приемы, которые, за неимением лучшего слова, я бы назвал «умственное насилие».
Есть такие способы давления на сознание человека, которые действуют не менее эффективно, чем простые побои.
Нам довелось расследовать дело, в котором тоже было такое «признание».
История Лефти Фаулера из Оклахомы была достаточно странной. Фаулер был осужден за убийство Хелен Биверс. Но все обстоятельства, связанные с его обвинением, были таковы, что трудно было поверить в его вину. Нам казалось, что имелись куда более весомые доказательства вины другого подозреваемого, чем против Лефти Фаулера. В силу каких-то причин расследование роли другого подозреваемого было грубо оборвано, и следствие взялось за Фаулера. Несмотря на все наши старания, нам так и не удалось найти никаких действительно серьезных обстоятельств, которые заставили обратить все внимание лишь на Фаулера, кроме того, что он знал убитую и незадолго до ее гибели уволился с работы.
Фаулер признавался в содеянном не единожды, а трижды. Он говорил потом, что был запуган до смерти, когда делал эти признания. Ни в одном из них на самом деле нет фактических обстоятельств или объяснений, как было совершено убийство. Первые два признания настолько многоречивы, что смахивают, скорее, на абсурд. В третьем признании устранены некоторые противоречивые факты из первых двух, но оно и само абсурдно. Оно было стенографически записано и подано таким образом, чтобы оставить впечатление, будто оно исходит из уст самого Фаулера, завершившего его таким странным образом:
— Джентльмены, вот то признание, которого вы добивались от меня, и должен сказать, что вы прекрасно поработали. Я горжусь вами… я хотел бы подать вам руку. Я горжусь знакомством с вами.
Алекс Грегори с предельным тщанием провел испытания Фаулера на полиграфе и по завершении их был совершенно убежден, что Фаулер не убивал Хелен Биверс и не несет никакого чувства вины за ее смерть.
Ходили слухи, что в машине Хелен Биверс с ней была другая девушка, и наконец следователи Суда Последней Надежды нашли эту молодую женщину.
В ходе беседы с нашими следователями эта женщина рассказала, что она в самом деле была с Хелен Биверс, но ей удалось сбежать.
Она была в диком ужасе, боясь за свою собственную жизнь. Ее рассказ подтверждался и обстоятельствами дела. Я был уверен, что власти, руководствуясь ее показаниями, могут отдать под суд по крайней мере одного из тех двоих, которые, по ее словам, убили Хелен Биверс.
Тем не менее, осужден был Лефти Фаулер. И власти не скрывали своего удовлетворения исходом дела.
Мы же совершенно не были удовлетворены.
Гильдия адвокатов штата Оклахома попросила меня выступить на их ежегодном съезде в Тулсе с рассказом о работе Суда Последней Надежды. Я согласился, и в завершение моего выступления от всех присутствующих было получено единодушное согласие помогать нам, если какое-либо дело приведет нас в Оклахому.
Сама Гильдия адвокатов в силу специфики союза не могла выступать по отдельным делам, но мы получили убедительные заверения, что в случае необходимости в добровольцах, озабоченных лишь законностью и справедливостью, недостатка не будет.
Так что когда мы завершили расследование дела Фаулера и сделали его факты достоянием публики, три самых известных адвоката Оклахомы объявили, что они готовы представлять интересы Лефти Фаулера и составят заявление с просьбой о его полном помиловании.
В их число входили Хикс Эптон, президент Гильдии адвокатов Оклахомы, Флойд Реймс, один из самых известных и влиятельных членов отделения Гильдии в Тулсе, и О.А. Брюйер, по всеобщему признанию, один из самых искушенных стратегов защиты в суде.
Чтобы оплатить услуги столь выдающихся адвокатов, клиент должен был быть очень обеспеченным человеком. Лишь при наличии немалых средств он мог привлечь к сотрудничеству такую блестящую комбинацию лучших юридических мозгов штата.
У Лефти Фаулера вообще не было денег. Но, поскольку адвокаты Оклахомы были искренне заинтересованы в соблюдении справедливости, Лефти Фаулер оказался в положении, которое могли позволить себе лишь самые преуспевающие нефтяные магнаты штата.
Естественно, что поступок трех выдающихся представителей Гильдии адвокатов Оклахомы, предложивших свои услуги заключенному, у которого не было ни цента, нашел широкое отражение в газетах и редакционных комментариях по всему штату.
Благодаря этим комментариям и вопросам, которые задавали нам репортеры из самых разных изданий, некоторые наши заявления по делу Фаулера, касавшиеся столь загадочных обстоятельств дела, что мы и сами были готовы отбросить их, не будь подтверждения в виде данных полиграфа Алекса Грегори, получили теперь достаточное обоснование.
Например, Фаулер рассказывал нам, что сначала он был арестован за то, что был пьян. Получив свой срок, он сидел в тюрьме, и в камере вместе с ним оказался еще один человек.
Последнему удалось как-то протащить в тюрьму фляжку с виски. Он предложил Фаулеру выпить с ним.
Как явствует из заявления, составленного адвокатами и направленного в комитет по помилованиям и условным освобождениям, этот человек, который назвался Вирджилом Хевенсом, сделал Фаулеру предложение.
Впрочем, предоставим слово самому заявлению Фаулера:
«Он (Вирджил Хевенс) предложил Лефти выпить, от чего тот отказался. Затем он сделал Лефти предложение. К нему придет адвокат, который должен вытащить его, Вирджила, из тюрьмы, и он готов заплатить ему за Лефти, если Лефти согласится перегнать его машину в Чикашу. Он еще чувствует себя выпившим и не хочет рисковать, в таком виде садясь за руль. Лефти согласился. Некоторое время спустя в камеру вошел человек, представившийся адвокатом Хевенса. Ему удалось добиться освобождения этой пары. Впоследствии Лефти узнал, что этот человек был из… Оклахомского следственного отдела».
И теперь важно, что в деле полицейского судьи, озаглавленном «Город Ваурика против Вирджила Хевенса» появилась следующая бумага:
«Этот человек был тайным детективом из оклахомского офиса Джейка Симса, который обеспечил пребывание мнимого пьяницы в камере Лефти Фаулера, чтобы добиться его освобождения, после чего должен был состояться второй его арест… силами службы автоинспекции штата».
Зачем все это было нужно? Зачем эти штучки в стиле «плаща и шпаги?» Чего хотели добиться организаторы этой акции?
Фаулер и так сидел в камере. Если власти штата хотели арестовать его за убийство Хелен Биверс, им надо было всего лишь явиться в камеру. Если они хотели доставить его в Дункан, они могли просто взять его и доставить по назначению.
Но посмотрим, что, по словам Фаулера, произошло дальше.
Сокамерник, оказавшийся членом Оклахомского сыскного бюро, изображал из себя пьяницу лишь с целью заставить Лефти сесть за руль машины, которую в заранее условленном месте должна была задержать дорожная полиция штата.
Зачем?
Более того, мы выяснили, что в этом сыскном агентстве служит и детектив, который играл роль адвоката, вытащившего Фаулера из тюрьмы.
Зачем?
Для полицейского достаточно опасно изображать из себя адвоката, какую бы цель он ни преследовал.
Почему этому «адвокату» было необходимо обращаться к Лефти Фаулеру? Почему нужно было освобождать Лефти Фаулера из камеры и впутывать его в подстроенную ситуацию, в результате которой он должен был снова оказаться под арестом?
Были ли все эти номера в стиле «плаща и шпаги» частью «допроса третьей степени», попыткой запугать Лефти Фаулера и дать ему понять, что его жизнь в самом деле в опасности?
Вот что говорится в заявлении Фаулера.
«Лефти и Хевенс сели в машину последнего. Лефти был за рулем, и они направились по дороге 81 к северу в направлении Дункана. В четырех милях к югу от Дункана… машина дорожного патруля сиреной просигналила Лефти остановиться. Хевенс выскочил из машины и крикнул «Беги!». Сейчас можно только предполагать, что случилось бы, если Лефти в самом деле побежал бы. У Фаулера есть своя точка зрения, и он считает, что этот инцидент имел определенное влияние на последующие события».
Патрульный, который производил этот арест, в свою очередь, засвидетельствовал, что машина была остановлена «в связи с расследованием дела об убийстве», хотя, как явствует из заявления Фаулера, в дальнейшем он утверждал, что машина была остановлена «за опасный стиль вождения». В ходе перекрестного допроса патрульный признал, что машина не относилась к числу украденных, что он никогда не выяснял, кому она принадлежит, и что он вообще не проводил расследования в связи с машиной, и что против Фаулера не выдвигалось никаких обвинений, кроме его причастности к убийству.
Теперь мы подходим к самому удивительному пункту этой ситуации. На самом деле машина принадлежала одному из родственников прокурора, на ней был номер другого штата, и она должна была сыграть свою роль в разработанном заговоре, целью которого был второй арест Фаулера.
Зачем это вообще понадобилось? Почему арест был так продуманно организован? Чья это была идея?
Уже приобретенный опыт навел Фаулера на определенные мысли, которые отнюдь не могли успокоить его, когда он оказался лицом к лицу с участниками допроса.
Из заявления Фаулера следует, что один из этих людей в гражданском платье, войдя в камеру, сел лицом к Фаулеру и сказал, что ему дается еще одна возможность сделать признание. Как Фаулер заметил, этот человек «расстегнул пиджак, распахнул его и положил руку на рукоятку револьвера, который был у него под мышкой».