— Какой у нас план? — спросил он, когда самолет оторвался от земли.
— Сначала аэродром «Риэм». Заходим с моря на бреющем, бомбим. Разворачиваемся, повторяем, исчезаем над морем.
— И это все?
— Это только начало.
Набрав высоту пять тысяч футов и повернув, самолет теперь гудел над Тихим океаном, впритирку к морской границе. Когда пролетали чуть южнее «Риэм — филда», Дао рассматривал его с живейшим интересом: это же «вертолетная столица мира», главная учебная база противника. Прямо на глазах взлетают и садятся винтокрылые машины, а на летном поле они во множестве стоят ровными рядами.
Снова оказавшись над водой, «команч» в плавном развороте снизился к самым волнам, позволил им обрести поразительную четкость и устремился к берегу. Дао до отказа подал вперед рычаг дросселя, рев двигателя в ушах сделался оглушительным.
— Приготовиться! — прокричал вьетнамец.
Мартин — Лютер, уложивший себе на колени целый штабель банок, щелкнул зажигалкой и с кривой улыбкой ответил:
— Будь спок!
Внезапно по курсу возник пляж, чуть дальше — низкие дюны. Над ними самолет проскочил на бреющем. А вот и аэродром!
— Иллюминаторы открыть! К бою! По моей команде поджечь первую и передать мне. Поджигайте!
Легкий самолет несся над шеренгой вертолетов; из ладони Дао рвалась оплетенная проволокой рукоять. Он отправил за иллюминатор тяжелую банку и протянул руку за второй. Прежде чем «команч» достиг построек на краю летного поля, вниз отправились еще две бомбы. Увидев, что Мартин — Лютер успел поджечь четвертую, вьетнамец замахал рукой, и негр поспешил выдернуть огнепроводный шнур.
— Дай и мне штучку бросить! — прокричал помощник.
— Хорошо. Но по возможности не трогаем живую силу. Наши цели — ГСМ, вертолеты и грузовики.
«Команч» взмыл и заложил умопомрачительный вираж, чтобы устремиться в противоположном направлении. За эти несколько секунд сцена разительно изменилась: над шеренгой вертолетов клубились дымы, по полю носились люди. Аэродром смахивал на растревоженный улей. Кто-то стоял внизу, запрокинув голову, и смотрел на самолет. При его повторном появлении моряки и морпехи рассыпались в поисках укрытия.
Подав две самодельные бомбы Дао, Мартин — Лютер воспламенил запал третьей и выкрикнул:
— Эта моя!
Она полетела в сторону припаркованного заправщика. И угодила в цель — оглушительный взрыв сопровождался клубящимся облаком пламени. Вопя в восторге что-то нечленораздельное, негр лупил кулаком по кромке иллюминатора.
— Что теперь? — спросил он, когда легкий самолет снова пересек береговую линию.
— За нами летят?
— Какой-то вертолет… Нет, сворачивает. Они даже не поняли, что случилось. Не знают, кто на них напал.
— Очень надеюсь, что вы правы. Эффект внезапности — это все, что у нас есть. Наша следующая цель — Норт — Айленд.
— Да ты шутишь! Там же истребители, зенитки! Твою мать, рядом авианосцы с эрликонами, крейсера!
— И все исправно и готово к бою. Так ли это, скоро узнаем.
— Тран, надо отдать тебе должное, парень ты не робкого десятка. Штурмовать целую базу военного флота, это ж какие яйца надо иметь!
— Чем громче будет наше заявление, тем лучше его расслышат. На этот раз хватит одного захода…
— Малыш, мне это по кайфу! Вперед!
— Потом снизимся до минимума и полетим прямо на Мирамар, к северу от Сан — Диего, — там расположен военный аэродром. Одно бомбометание, далее я приземляюсь и сдаюсь. На мне мундир, значит я военнопленный; со мной должны обращаться, как мы обращаемся с вашими летчиками, которые бомбят нашу страну. Я уже сказал, цель моей акции — громкое публичное заявление. Но как быть с вами?
— Со мной? Мирамар вполне подходит. Там есть полосы больше двух миль длиной, аж до самого леса. Прокатись в конец, при развороте поднимется туча пыли. Я там спрыгну, залягу и подожду, пока тебя сцапают, а потом улизну. У меня получится.
— Ладно, очень на это надеюсь. А сейчас приготовьтесь, прямо по курсу — база.
Перед ними выросли дома и ангары, дальше возвышались серые громады военных кораблей. Похоже, сюда еще не поступило сообщение о налете на «Риэм». Дао потянулся за бомбой — и вдруг резко накренил машину в крутом развороте.
— Там бомбардировщики «Эф — четыре», они опустошают мою страну.
От бомбардировщиков полетели металлические клочья, повалил черный дым. Банки с порохом падали одна за другой, но вот «команч» пересек летное поле и повернул в направлении гавани. Прямо по курсу стоял авианосец, «остров» возвышался как небоскреб, с него следило за приближением самолета множество глаз. Проносясь над кораблем, Дао и Мартин — Лютер успели заметить единственного морпеха, который оказал сопротивление: автомат в его руках дергался, пули летели в небо. К палубе устремилась бомба, но отскочила и взорвалась в воде, не причинив никакого урона.
— Не поднимайся, держись автострады, — прокричал Мартин — Лютер.
Дао хотел было ответить, но схватился за штурвал — мотор вдруг протрещал и заглох.
— В чем дело? — нарушил панический возглас негра наступившую тишину.
— Не знаю. Похоже, двигатель пробит. Вытекло все масло.
— Пуля? Когда в нас стреляли?
— Может быть. Где тут можно приземлиться?
— Нигде, кругом дороги и дома. На воду?
— Нет. Если утону, могут и не найти. Надо, чтобы они поняли, кто это сделал и для чего. На той стороне гавани «Линдберг — филд». Думаю, дотянем.
Лейтенант сосредоточился на управлении, чтобы максимально продлить снижение машины.
— А как насчет меня?
— Сожалею, но вам придется лететь со мной до конца. Может, удастся выбраться из самолета на поле и убежать.
Мартин — Лютер неразборчиво ругался и бил кулаками по сиденью, когда они едва не задели колесами тунцеловные суда, когда пронеслись над улицами, когда перемахнули через ограду аэродрома и аккуратно опустились на взлетно — посадочную полосу. Все это произошло слишком быстро — у помощника не было никакой возможности спрыгнуть.
От здания аэровокзала к ним устремилась спецмашина аэродромного обслуживания, с визгом тормозов остановилась боком перед «команчем»; водитель выскочил из кабины с противоположной стороны и сломя голову побежал прочь.
Дао изо всех сил давил на тормоза, самолет подпрыгивал и кренился, но предотвратить столкновение с грузовиком не удалось. Оглушительный грохот, страшная боль, кругом кувыркаются неизрасходованные бомбы… Пока потерпевшие крушение приходили в себя, отворились двери здания аэровокзала и на поле хлынули пассажиры, техники, пилоты, стюардессы, уборщики, — и вся эта толпа ринулась к разбитому самолету.
— Уже знают, — проговорил Мартин — Лютер. — По радио услышали.
— Мы сдадимся, как ваши пилоты. Они бомбят больницы и школы, они разрушили на три четверти мой родной Намдинь, они убивают нас тысячами. Но мы все-таки берем их в плен.
Мартин — Лютер ничего на это не сказал, он утратил способность говорить и вообще двигаться, — мог лишь смотреть круглыми от ужаса глазами на ревущую толпу. Ему уже было ясно, что сейчас произойдет.
— Запри дверь! — сумел он выкрикнуть наконец. — Наглухо запри и не открывай, надо дождаться копов, военных! Надо продержаться!
Лейтенант Тран Хунг Дао и сам успел все понять, глядя на разинутые в воплях рты, на тянущиеся к нему даже не руки — когтистые лапы бешеных зверей; на слесарные инструменты и прочие схваченные в спешке предметы, предназначенные для расправы над ним.
Он изо всех сил держал ручку двери. Возле его лица вдребезги разбился иллюминатор, в кабину влетел гаечный ключ.
— Я сдаюсь в плен! На мне мундир комбатанта! Десять лет вы вот так же громили мою страну! Пять миллиардов долларов в год тратили на бомбы! Убивали, калечили женщин, детей…
Дверь вырвалась из рук вьетнамца, в него вцепились чужие пальцы.
— Полиция? Вы же полицейский, помогите мне…
Тот, к кому обращался Дао, ударил его кулаком в лицо, выбил глаз.
Множество рук вытащило пилота из кабины, сорвало с петель вторую дверь и швырнуло вопящего Мартина — Лютера наземь.
Кулаки, носки ботинок и туфель, каблуки — шпильки… Густым градом удары сыпались со всех сторон, слепя, мозжа, разрывая, убивая. С трупов сорвали одежду, чтобы легче было добраться до мягкой плоти.
Солдатам с расположенной поблизости базы Корпуса морской пехоты пришлось лезть через высокую ограду, поэтому к их прибытию от жертв мало что осталось. Но бравые морпехи все же вволю потоптались тяжелыми ботинками по кровавым ошметкам.
Поскольку содеянное этими двумя извергами нельзя было назвать иначе как чудовищным преступлением. И не существовало на свете кары, чересчур суровой для них.
Сплошные рычаги, винты и шестеренки
— Сплошные рычаги, винты и шестеренки — вот как оно выглядело, сержант! Шел проливной дождь, а оно стояло под моим окном, неподвижное и черное, как сам Сатана. Святые угодники! Я весь окаменел, только и мог, что смотреть на него. А потом сверкнула молния и стало светло как днем. Я видел его так же ясно, как сейчас вижу вас. И я перекрестился, да! Точно набожная старушонка при виде церкви. Оно было высокое, как вы, и даже выше, и оно просто стояло там, под дождем. С каждого рычага, с каждой шестеренки текла вода. Я до того перепугался, что отскочил от окна — будто меня кто-то толкнул снаружи. А потом оно ушло. Я сам не ожидал от себя такой смелости, но все-таки вернулся к окну и увидел, как это кошмарное диво бежит по полю. Прямо бежит, никуда не сворачивая. Сказать вам, сержант, в какой стороне оно скрылось?
— Если ты не скажешь, Шон, то от кого еще я узнаю? — спокойно, сохраняя чинный вид, ответил сержант.
Щуплый и невзрачный Шон переминался с ноги на ногу и дергал носом, словно кролик, на которого и в самом деле изрядно смахивал. В сравнении с неспешным рокотом полицейского его речь казалась звяканьем монет в кармане.
— Да вы и так уже прекрасно знаете. Вам рассказывали, и не раз! Но наш страж порядка до сих пор не обращал внимания на жалобы граждан. Теперь придется! Оно побежало вон туда, к Дун — Дубхе