Пока Джон говорил, лицо у Люси становилось все бледнее. Она еле слышно прошептала:
— Что же мы можем сделать… Есть хоть какая-то надежда?
— Как знать. Возможно, план не везде сработал безупречно и пришельцам где-то еще противостоят крупные воинские части. Ну и самоорганизовавшиеся отряды вроде нас. Даже если враги сумели уничтожить почти всю армию, они наверняка столкнутся с партизанской войной. Мы еще не проиграли.
Слова Джона до некоторой степени успокоили слушавших. Но не его самого. Он видел, что сделали пришельцы с городком, — если по всему миру творится такое… Усилием воли заставил себя не думать об этом. Сейчас можно только сражаться и надеяться на лучшее.
Доктор Штайнгрумер снова погрузился в свой особый мир, перебирая разбросанные по всему столу записи. Ему было, пожалуй, легче всех. Джон пошел проверять караулы, а Люси стала мыть чашки после кофе.
Вернувшись, Джон нашел обоих в главной лаборатории; там ощущалась атмосфера сдержанного воодушевления. Завидев его в дверях, Штайнгрумер замахал ему как сумасшедший.
— Ваша идея, Джон, великолепна! Я проверил расчеты, и тут может быть только одно объяснение: наш аппарат — это временной линейный ретранслятор, первый в мире…
— Как вы сказали? — Джон не поспевал за развитием событий — мало ему вторжения пришельцев, теперь еще и эпохальное открытие.
— Временной линейный ретранслятор — если моя теория верна, этот термин значительно точнее, чем «машина времени». По временной оси, или непрерывности, пробирки вернулись в прошлое и там замкнули эту ось в кольцо, соединив саму с собой. И с того момента уже единая временная ось продолжается до настоящего времени.
Джон тоже почувствовал радостное возбуждение. На какой-то миг пришельцы были забыты.
— Пока что я слежу за вашей мыслью, док, но как это объясняет разбитые и исчезнувшие пробирки?
— Очень просто. Если вы просмотрите записи, то увидите: чем мощнее ток мы подавали, тем больше было реакций типа «Б» и «В». Давайте предположим на минуту, что чем выше мощность, тем дальше возвращение в прошлое. Чем дальше в прошлое уйдет пробирка, прежде чем соединится с собственной временной осью, тем выше вероятность, что с ней что-то произойдет до тех пор, пока она не вернется в настоящее. Теория о бесконечном количестве параллельных вселенных безусловно верна. Когда мы отправляем эти пробирки в прошлое, они все целые. Очевидно, в большинстве случаев объекты остаются на главной временной оси. Они сливаются с самими собой, какими были раньше, и движутся по временной оси до того момента, когда мы достаем их из коробки и помещаем в машину. Другие пробирки попадают на временной перекресток и начинают двигаться к иному будущему — вероятно, мы сами в какой-то мере создаем этот перекресток своими экспериментами. Некоторые пробирки случайно разбиваются в ходе опыта — это те, что возвращаются к нам в виде осколков. Другие тоже разбиваются или просто выпадают из поля машины — они перемещаются в параллельное будущее и уже не возвращаются на ту временную ось, что ведет в настоящее. Для нас они просто исчезают.
Штайнгрумер продолжал развивать свою теорию, пустившись в какие-то чудовищно сложные математические расчеты, но Джон уже не слушал. Он обдумывал собственную версию, ту, на которую его натолкнули события этой ночи, — и у него зарождалась надежда.
— Профессор, — произнес Джон, — а животное, достаточно крупное, можно отправить в прошлое с помощью этой машины?
Профессор осекся посреди своего уравнения и ответил не сразу.
— Разумеется, хотя только экспериментальным путем можно выяснить, не погибнет ли животное в процессе.
Не успел он договорить, как Джон исчез за дверью. Но тотчас вернулся из биологической лаборатории, неся клетку с белой мышью.
— Давайте проверим.
Мышь привязали к подставке нейлоновым кордом и включили машину на минимальную мощность. В самом начале силуэт мыши на мгновение размылся, но больше ничего не изменилось. Мышь сидела у Джона на ладони и чистила усики, пока он излагал заключительную, логически обоснованную часть своей теории.
— Если мышь не погибла во время эксперимента, есть вероятность, что и человек не погибнет. И если кто-то вернется в нужное время — и если теория параллельных реальностей верна, — это нашествие на Землю можно остановить еще до его начала.
Прошла минута, пока эта мысль доходила до сознания остальных, а затем они заговорили разом. Все сводилось к одному: идея потрясающая, но надо проверить.
Профессор Штайнгрумер занялся расчетами для новой большой машины, а Джон пошел собирать инженеров и физиков.
Когда им объяснили принцип действия машины и теорию Джона, сковавшее всех отчаяние сменилось воодушевлением. В другое время они, может быть, и отмахнулись бы от столь фантастической мысли, но сейчас готовы были ухватиться за любую, пусть самую тонкую соломинку, лишь бы прекратился кошмарный сон наяву. Они заходили в лабораторию по несколько человек, студенты вперемешку с преподавателями, и наблюдали за демонстрацией опыта. Уходили, согретые надеждой, словно богомольцы, которым довелось увидеть святого чудотворца.
Двое суток ушло на подготовку большой машины к первому эксперименту — сорок восемь часов напряженной работы и кровопролитных боев. Возле кампуса вспыхивали перестрелки, когда малочисленные патрули противника пытались приблизиться к зданию. Четверо студентов были убиты, зато патологоанатомическая лаборатория получила еще два трупа пришельцев для исследований. Потом наступило затишье. Все понимали: когда дойдет до настоящего штурма, против них бросят непобедимую огневую мощь. Где-то еще держатся и другие группы сопротивления — слышна непрекращающаяся канонада, — а когда их уничтожат, у неприятеля дойдут руки и до университетского городка.
На второй день, перед самым рассветом, устроили вылазку в Байпорт. Необходимое оборудование было похищено со склада электроники и доставлено в университет грузовиком. При этом погибли девять студентов и преподаватель немецкого языка.
На минимальной мощности машина работала безупречно — и мыши, и кролики возвращались живыми, хотя один кролик где-то расцарапал в кровь ухо. Это происшествие не сочли серьезным, и машина была перенастроена для эксперимента с человеком. Джон требовал, чтобы эксперимент провели на нем, и не принимал никаких возражений, пока ему не доказали, что в управлении наспех собранным аппаратом без него не обойтись. Для опыта выбрали крепкого студента, капитана футбольной команды.
Он уселся на пластину и улыбнулся, когда нажали кнопку. На долю секунды его фигура потеряла четкость очертаний, и ничего не изменилось, если не считать того, что он уже не улыбался.
— Что там было? Что ты помнишь?
— Где — там? Я все жду, когда вы нажмете кнопку и сделаете меня бессмертным!
В комнате воцарилось молчание, которое прервал мрачный голос профессора Штайнгрумера.
— Я боялся, что так и будет… но не хотел говорить, пока не убедился окончательно. Объект не просто переносится в прошлое, а погружается в него. Физических изменений с ним не происходит, иначе мы могли бы их наблюдать. Изменений психического характера, к сожалению, тоже не видно. Все мысли и воспоминания стираются во время перехода.
Это конец. Все жертвы были напрасными. Гнетущая атмосфера отчаяния почти физически ощущалась в комнате. Люси смотрела на Джона, ломая голову, чем ему помочь. На его лице было то же подавленное, несчастное выражение, что и у всех остальных, но как только девушка поймала его взгляд, что-то явственно изменилось.
На секунду этот взгляд стал рассеянным. Люси шагнула к Джону — и его лицо озарилось радостным удивлением. Не успела девушка ничего сказать, как он вскочил на ноги, и все посмотрели на него.
— Постойте-ка… машина работает! — Не дожидаясь вопросов, он торопливо заговорил: — Я только что это сделал — вернулся из будущего! — Он взглянул на часы. — Через каких-нибудь шестьдесят пять минут я войду в машину и возвращусь в эту минуту. Но сначала нужно, чтобы сюда пришел доктор Шлиммер из психологической лаборатории — он сейчас в карауле у главного входа.
По настоянию Джона кто-то побежал за доктором Шлиммером, а сам он объяснил, что будет дальше.
— Когда сознание путешественника во времени уходит в прошлое, оно смешивается с тем, что существовало тогда, и перекрывается им. Инерция времени, так вы это называете, док… или будете называть… прошу простить, если я перепутал времена глагола. Сознание, принадлежащее будущему, подавлено, но не уничтожено. Очевидно, оно продолжает существовать где-то в глубине подсознания. Воспоминания можно восстановить с помощью гипнотического внушения. Именно это сделал Шлиммер… и сделает снова. Он применил глубокий гипноз, чтобы моя память проснулась, реагируя на определенный стимул. В качестве стимула он использовал Люси — как только я увидел ее, кладовая открылась!
В комнату поспешно вошел доктор Шлиммер, а когда понял, что от него требуется, послал студента за оборудованием, которое использовал в сеансах гипноза. Именно он первым заметил парадокс.
— Джон, вы только что вернулись из будущего и теперь объясняете, что нужно сделать, чтобы вы могли снова отправиться в будущее. Но если бы вы нам не объяснили, то нипочем не сумели бы это сделать… Получается замкнутый круг. Где же у него начало?
Коллеги все еще пытались в этом разобраться, когда Джон вошел в глубокий транс и началось внушение — в тот самый миг, о котором Джон говорил час назад.
Пришельцы пошли на штурм через пять минут, как раз тогда, когда у людей забрезжила надежда на спасение. Сначала налетели самолеты — бомбы взрывались со всех сторон, — затем ударила артиллерия, пробив стену университета. Как и все атаки пришельцев, эта была внезапной и безжалостной, рассчитанной лишь на уничтожение.
Одна из первых бомб убила Люси — большой осколок вошел ей прямо в мозг. Джон держал ее на руках и почти не чувствовал, как доктор Штайнгрумер тащит его куда-то. Голос ученого звучал так тихо, будто преодолевал тысячу миль.