— Действуйте, адвокат. Мяч на вашей стороне.
Повесив трубку, Джефф поспешил на поиски очередного такси. На этот раз его походка была чуть более пружинистой — после долгой ночи предстоял еще более долгий день, но конец пути был уже виден.
— Что вам тут нужно, самозванец? — сердито спросил доктор Миган входящего в кабинет Джеффа и потянулся к телефону.
— Пришел поговорить с вами, доктор. Я вовсе не самозванец, и можете положить трубку — ваша медсестра уже позвонила в полицию, сообщив о моем приходе. Прежде чем сюда явятся копы, мы успеем побеседовать.
— Мне нечего сказать тому, кто назвался лейтенантом полиции и показал фальшивый жетон.
— Все было не так. Я представился как лейтенант О’Хара, и это соответствует действительности: я состою в резерве морской пехоты. В Англии офицеры используют звания в гражданском обиходе, но, похоже, здесь мне придется от этой привычки отказаться, поскольку она ведет к недоразумениям. А жетон у меня вместо визитки. — Он раскрыл на столе бумажник, и доктор Миган удивленно прочитал: «Джеффри О’Хара, директор фонда КБОКК». — Но сейчас все это не важно. Куда важнее обсудить ваши обвинения против Хэмпстеда, чье единственное преступление состоит в том, что он опередил свое время.
— Тут нечего обсуждать.
— Думаю, есть что. Позвольте задать один вопрос: что может сделать пациент, если доктор поставил ошибочный диагноз и предложил неэффективное лечение?
— Может подать в суд за халатность.
— Учтите, доктор, — это вы сказали, не я. А теперь позвольте прочитать выдержку из итогового доклада собрания Американской коллегии аллергологов. Она касается псевдомононуклеоза, недавно обнаруженного заболевания, клинически неотличимого от инфекционного мононуклеоза…
— Дайте взглянуть. — Доктор Миган потянулся к вырезке.
По мере того как он читал, морщины на лице становились все глубже, а когда он медленно положил вырезку на стол, стало ясно, что он настоящий старик.
— Видите ли, доктор, — как можно вежливее сказал Джефф, — Хэмпстед лечил болезнь, которую вы не распознали. Как вы могли заметить, рекомендованное лечение от псевдомононуклеоза в своей основе точно такое же, как от любой хронической носоглоточной аллергии: средства от насморка, соляные промывания, препятствующие вторичным инфекциям и болям в горле, повышение окружающей влажности. Иначе говоря — принимайте «Формулу двадцать один икс», почаще открывайте окна и полощите горло.
— Но… это собрание состоялось всего несколько месяцев назад. Новых публикаций и лекарств слишком много, за всем просто не уследить…
— Сегодня чуть раньше вы говорили мне другое — про черное и белое. Вы всегда правы, а шарлатаны всегда ошибаются. Но единственная ошибка данного шарлатана заключается в том, что он слегка опередил время. Аллергологи немало потрудились, чтобы обнаружить эту болезнь, но они ошибались, называя ее новой. Она уже существовала какое-то время, иначе врачи не смогли бы выявить ряд ее случаев, а Хэмпстед не смог бы лечить ее. Вы справились со всеми случаями истинного мононуклеоза, но вам не поддалась внешне похожая на него болезнь. Вероятно, то же самое имело место и у других врачей. Потом Хэмпстед занялся теми случаями, что оказались вам не по зубам, и добился стопроцентного успеха. Вы говорили мне, что шарлатан всегда не прав, но в данной ситуации не правы оказались вы, не став выяснять, насколько реальны применяемые им средства. Так что помогите ему. Он уедет из этого штата и никогда вас больше не побеспокоит, если вы откажетесь от обвинений против него.
— Я… не могу…
— У вас было восемьдесят семь пациентов, которых вы подвергли неправильному лечению и которых поставил на ноги Хэмпстед. Вряд ли они будут рады видеть, как вы свидетельствуете против него в суде, а ведь за ними стоят восемьдесят семь возможных обвинений в халатности.
— Вы мне угрожаете, сэр?
— Вовсе нет, просто излагаю факты. И последнее. Вы будете лечить вашу племянницу средством, рекомендованным коллегией аллергологов, а ведь это и есть средство Хэмпстеда, то самое, в применении которого вы его обвиняете. Разве это честно?
Пауза затягивалась. В кабинете было столь тихо, что отчетливо слышалось тиканье огромных старинных часов. Затем доктор Миган вздохнул, признавая свое поражение:
— Я отказываюсь от обвинения. У меня действительно нет выбора.
— Разумное решение, доктор. Поздравляю. Полагаю, вы сами увидите, что всем, и вам в том числе, от этого будет только лучше.
Послышался стук в дверь. Джефф встал и открыл, улыбнувшись при виде багровой от злости физиономии:
— Входите, сержант Маннгеймер. У меня для вас немало интересных новостей.
«Выдержка из статьи, опубликованной в „Медикал трибьюн“
от 27 марта 1964 года
Найден вид аллергии, полностью схожий клинически с инфекционным мононуклеозом.
Майами-Бич, Флорида. На состоявшемся здесь Двадцатом ежегодном конгрессе Американской коллегии аллергологов врач из Массачусетса описал псевдомононуклеоз аллергического происхождения, — очевидно, это новая болезнь, клинически неотличимая от инфекционного мононуклеоза.
Доктор Бернард А. Берман из Бруклина, Массачусетс, сообщил о ее проявлениях у шестнадцати детей, из которых все выздоровели после аллергической терапии.
По его словам, наиболее важные клинические признаки данного синдрома — постоянные боли в горле, шейная лимфаденопатия и перемежающиеся фебрильные эпизоды, типичные также для инфекционного мононуклеоза. Клинические симптомы, однако, различаются в двух отношениях: отсутствие спленомегалии и высокий процент атипических лимфоцитов.
Возраст шестнадцати пациентов составлял от четырех до десяти лет, и среди них было равное число мальчиков и девочек. Большинство болели в течение двух — четырех месяцев и по этой причине пропустили много занятий в школе.
Он также добавил, что существенное влияние на патогенез данной болезни оказывают внешние условия, такие как относительная влажность. Все дети, кроме одного ребенка, жили в домах, обогреваемых принудительной системой подачи горячего воздуха, сильно снижающей влажность. Почти все почувствовали себя лучше после того, как относительная влажность была повышена до достаточного уровня.
Лечение псевдомононуклеоза, по его словам, в своей основе не отличается от лечения хронической носоглоточной аллергии, при которой принимаются традиционные средства от насморка и делаются соляные промывания, препятствующие вторичным инфекциям и болям в горле».
КБОКК наносит новый удар
— Да уж, — сказал Джефф О’Хара, любуясь собой в ручном зеркале, — шляпа и впрямь что надо.
Его макушка пряталась под блестящим шлемом, из которого во все стороны дикобразьими иглами торчали металлические прутки. Сбоку выходил толстый пучок изолированных проводов и тянулся к ящику с множеством кнопок и циферблатов; оттуда, потрескивая, выползала исчерканная зигзагами бумажная лента.
Внутри ящика приглушенно звякнуло. Изобретатель, коротышка с густой черной бородой, что-то пробормотал под нос и пощелкал переключателями.
— Вот она, ваша электронная френограмма! — радостно объявил он, бросая на стол перед Джеффом кусок бумажной ленты.
Тот взглянул на нее, как на ядовитую змею.
— Плод моего гения! — воскликнул изобретатель. — Результат многолетнего тяжкого труда! После смерти незабываемого Франца Йозефа Галля[410] никому не удавалось сделать большего. Вот эти стержни, что у вас на голове, перемещаются по вертикали, следуя изгибам черепа. В каждый из датчиков встроен чувствительный реостат, измеряющий степень смещения, а выходные данные всех реостатов записываются на ленту. Как думаете, КБОКК выделит мне грант?
Джефф снял тяжелый шлем и почесал макушку.
— Хороший вопрос, — проговорил он, переводя взгляд со шлема на ленту и обратно. — Похоже, штуковина сделана как надо и задачу свою выполняет, вот только сама ваша френология вызывает серьезные сомнения. По мне, так это чепуха чепуховая — большей чуши и придумать трудно.
— Вы меня оскорбляете? Я не затем сюда пришел, чтобы выслушивать…
— Спокойно, Типтофт, дайте закончить. Я сказал, что теория кажется мне дурацкой, и не покривил душой, но это вовсе не значит, будто ваш прибор недостоин гранта КБОККа. Комиссия по благотворительности, обслуживанию и контролю качества выделяет средства на исследования любого рода независимо от их реальной ценности. Один ученый у нас занимается иглоукалыванием, а другой — придумывает всякие заклинания, пытаясь сквасить ими молоко… В общем, кто мы такие, чтобы втискивать научную мысль в прокрустово ложе?
Зажужжал селектор, Джефф нажал кнопку:
— В чем дело?
— Какой-то джентльмен желает вас видеть. Говорит, он из полиции, сержант Маннгеймер.
— Гр-р-р… — прохрипел Типтофт, судорожно хватаясь под бородой за горло.
— Через пару минут, мисс Паркер, — ответил в микрофон Джефф, бросив на ученого удивленный взгляд. — Как только уйдет мой посетитель. — Отключившись, он повернулся к Типтофту. — Насколько я понял, вы немного знакомы с нашим другом-сержантом?
— Он… из отдела по борьбе с мошенничеством.
— Можете дальше не объяснять. Понимаю и сочувствую.
Джефф нажал кнопку на столе, и в потолке сдвинулась панель из звукоизолирующего материала. Раскрывший от удивления рот Типтофт смотрел, как на тонкой цепочке опускается большой крюк. Тот остановился прямо над столом, и Джефф подцепил им ручку на корпусе френографа. После нажатия еще одной кнопки процесс пошел в обратном направлении, и Типтофт разинул рот еще шире, глядя, как его изобретение возносится к потолку и исчезает в черной дыре. Панель скользнула на место, и единственным напоминанием о красовавшемся на столе приборе осталась лишь лента в руке хозяина кабинета. Бросив ее в ящик стола, Джефф тщательно его запер.
— Обычно спрятанное ищут в стенах и полу, в мебели и тому подобном, — сказал он. — Но никому не приходит в голову обыскивать потолок.