— Проходи и располагайся, — сказал ему младший из находившихся в салоне, второй помощник Фоссейс. — Возьми баночку пива. Мы тут варимся в собственном соку, нового собеседника заждались почти как пустыня дождя. Я Фоссейс. Вон того пузана с глупой рожей зовут Джэнти, он у нас бортмеханик, руки бы неумехе оторвать. Дылда с мрачной лошадиной физиономией — Дейксем, по должности он старший помощник, а по призванию горький пьяница. Эй, ты что задумал? Не смей!
Последнюю фразу Фоссейс прокричал, пытаясь уклониться, но Джэнти оказался ловчее. Он ткнул во второго помощника конденсатором с отходящими от клемм проводками. Тонкие оголенные концы пронзили брюки на ягодице, раздался треск, и Фоссейс взвыл от боли. Забыв о своей незавидной судьбе, Лим вместе с офицерами «Венгадора» хохотал до слез.
— Реветь как осел ты умеешь, но, спорим, дротики бросаешь куда хуже, — потирая зад и осуждающе глядя на Лима, проговорил Фоссейс.
В дартс Лим не играл никогда, но правила оказались до крайности просты, а искусная рука хирурга быстро научилась рассчитывать полет стрелки. После одного тренировочного раунда они открыли еще по банке. Джэнти уселся на диван и тут же подскочил чуть ли не до потолка, расплескав пиво по всему салону, — под обивкой прятался один из его самодельных шокеров.
А потом началась серьезнейшая игра под названием дартс. Пока другие бросали дротики, Лим кое-что понял насчет кодекса поведения гозгийских экипажей. На вахте эти люди холодны как зимний лед, деловиты и невосприимчивы к шуткам, из кожи вон вылезут, чтобы безупречно выполнить свою работу. А в свободное время они столь же самозабвенно расслабляются, забывают любые различия в чинах и изощряются друг перед другом в розыгрышах. Конденсаторов с проводами в салоне было много, и они без дела не простаивали.
Лим быстро набирал сноровку, но он, конечно, не удивился, когда по окончании партии у него оказался самый худший результат. Пока офицеры убирали дротики и доску, он поднес к губам последнюю банку — и тут словно раскаленный кинжал вонзился ему в спину. На рубашку выплеснулось пиво; он круто развернулся, вскинул руки, чтобы схватить, заломать нападавшего, выпучил глаза, оскалил зубы…
Перед ним с конденсатором в руке стоял молодой Фоссейс. С физиономии второго помощника медленно сходила озорная улыбка.
— Проигравший всегда получает… — пролепетал он и осекся — гримаса боли и гнева на лице Лима ошеломила его.
Конденсатор выпал из руки. Затем Фоссейс подтянулся — сейчас перед Лимом стоял сухой и холодный гозгийский служака. В салоне воцарилась мертвая тишина.
Все это Лим увидел и почувствовал — и моментально осознал, что здесь его приняли как равного, а значит, и розыгрышам он должен подвергаться наравне со всеми. Откуда этим парням знать, что с последней порки не прошло и трех дней, что у него не зажили раны?
Стоило огромного труда подавить гнев, и можно было лишь надеяться, что ответный смех Лима не звучит в чужих ушах так же глухо и искусственно, как в его собственных. Он протянул Фоссейсу правую руку:
— Я не знал, что проигравшего ждет удар током, но мне следовало это предвидеть. Без обид, ладно? Просто ты меня застиг врасплох. Давай пожмем друг другу руки и забудем об этом.
Его слова лишь наполовину успокоили Фоссейса. Второй помощник осторожно подал руку. Лим взял ее, энергично тряхнул; при этом его вторая кисть метнулась к локтю офицера. Пальцы мигом нашли и сдавили локтевой нерв там, где он проходит через мыщелок плечевой кости. Фоссейс с воплем отпрянул, его рука повисла плетью.
— Но я считаю своим долгом предупредить, — заявил Лим, которому на сей раз улыбка далась без натуги, — что после всякого удара током парализую ближайшую руку.
Над этим посмеялись все, даже массировавший предплечье Фоссейс. У Лима по спине катился пот. Как же ему не хватало общества вот таких людей! Семь лет жизни парией не прошли для него бесследно.
На следующий вечер Дейксем сообщил:
— У герцогини, похоже, несварение желудка. Ужинать она не пришла, а наш бездельник Бейлиф мечется с озабоченной физиономией. Наконец-то мне удалось поесть спокойно, без старушечьей трескотни над ухом.
— Чин имеет свои привилегии, дружище, — военной поговоркой ответил на это капитан, кладя два дротика подряд в центр мишени. — Когда сам будешь кораблем командовать, заставишь старпома есть с пассажирами.
— Верю, что такой день рано или поздно наступит. Если бы не эта светлая надежда, я бы давно списался и пошел свиней пасти на ферму к родителям Фоссейса.
Эта избитая шутка привычно вызвала хохот. Посмеялся и Лим, но в его мозгу уже звенел тревожный зуммер.
— Этот Бейлиф — медик? Судовой врач? — спросил он.
Капитан повернулся к Лиму; больше никто не заметил странной нотки. Возможно, потому, что никто другой и не знал подлинной истории пассажира.
— Да, он медик, но не член экипажа. В основном мы занимаемся грузоперевозками, в таких рейсах врач не нужен. А в этот раз узнали, что полетит компания катердаммцев к себе на родину, вот и наняли в порту подвернувшегося лекаря, их соотечественника.
— Доктор Бейлиф, — скривился Дейксем, — по-моему, на хорошего врача он совершенно не похож. Я бы ему свинью с фермы Фоссейса лечить не доверил.
— Вроде пассажиры им довольны, — возразил Кортар, — а значит, свое жалованье он оправдывает.
Разговор перешел в другое русло, и Лим постарался выбросить доктора Бейлифа из головы, искренне надеясь, что у великой герцогини Марескулы всего лишь легкое расстройство пищеварения.
Но и через трое суток она не вышла из каюты. Застав капитана одного в салоне, Лим обратился к нему с вопросом:
— Если с герцогиней ничего серьезного, почему она не показывается на люди?
— Не знаю. Доктор Бейлиф твердит, что мы имеем дело с пустяковой инфекцией и вскоре Марескула будет совершенно здорова, но, видно по всему, он здорово встревожен. Кажется, я должен разделить мнение своей команды: вместо врача нам достался идиот.
— Что за инфекция, он не сказал?
— Какая-то кожная, на руках. А теперь и на ногах появилась, судя по его жалобам.
Лим похолодел от страха, но не позволил этому чувству проявиться на лице и в голосе.
— Среди инфекционных кожных заболеваний встречаются очень разрушительные и заразные. Ради безопасности экипажа и пассажиров вы должны убедиться в том, что врач держит ситуацию под контролем. Я не удивлюсь, если мы имеем дело с… — Лим спохватился и умолк.
Капитан перестал улыбаться и пристально посмотрел ему в глаза:
— Если вы что-то конкретное подозреваете, доктор… — Последнее слово он выговорил особенно четко.
— Прошу меня извинить, капитан, но я уже давно не доктор. Меня лишили этого звания. Хотя, если вы сомневаетесь в компетентности доктора Бейлифа, я могу помочь советом-другим, на это моей квалификации хватит.
— О большем я и не прошу.
— Вот и славно. Попросите его измерить температуру тела великой герцогини в разных местах. Меня интересуют кисти, стопы, коленные и локтевые сгибы. Пусть не забудет и про августейший ректальный термометр, — надеюсь, в такой форме просьба не покажется ему слишком вульгарной.
— Он спросит, зачем это надо. Что я отвечу?
— Хороший врач сразу все поймет и вопросов задавать не станет. Если мы и впрямь имеем дело с шарлатаном, наплетите ему что-нибудь… Например, что медицина — ваше давнее хобби и вы мечтаете поменять опостылевший корабль на ветеринарную клинику.
Капитан встал, его лицо превратилось в холодную маску служебного долга.
— Вы подождете здесь до моего возвращения?
— Само собой.
В салон ввалилась толпа сменившихся с вахты офицеров, и Лима уговорили сразиться в дартс. Но ему было не до забав, и он отчаянно проигрывал. Наконец зазвонил телефон, кто-то взял трубку, бросил: «Лим, тебя капитан к себе в каюту зовет» — и вернулся к игре.
Кортар ждал, хмуро разглядывая полоску бумаги с показаниями термометров.
— Для меня это китайская грамота, — пожаловался он вошедшему Лиму. — Надеюсь, вы в этих закорючках и циферках разберетесь. А с Бейлифом все вышло по-вашему: когда я попросил измерить температуру, он побледнел и едва не брякнулся в обморок. Потом припустил со всех ног, не задав ни одного вопроса. Похоже, мы наняли последнего ни к чему. Вот доберусь до катердаммского агента, который нам подсунул этакое сокровище, шкуру с него заживо сниму и посолю тушку. Давайте объясняйте, с чем мы имеем дело. — Капитан протянул распечатку.
Пока Ориго Лим вчитывался в показания термометров, его лицо не выдавало никаких мыслей и чувств. Хотя он все понял с первого взгляда. Температура туловища — на три градуса выше нормы, температура локтевых и коленных сгибов — на два градуса ниже нормы. Кисти и стопы холоднее на двенадцать градусов…
— Ну и что же это? — резко спросил капитан.
Лим поднял голову:
— Пахиакрия Тофама.
— Никогда не слышал.
— Болезнь уничтожена практически повсеместно, но кое-где случаются рецидивы. Хотя она чрезвычайно заразна, справляться с нею несложно. Инкубационный период длится почти две недели, и введение вакцины эффективно на любой его стадии, вплоть до последнего дня. Я допускаю, что сейчас инфицировано не меньше половины людей на этом борту, и предлагаю немедленно вакцинировать всех до единого.
У капитана явно отлегло от сердца.
— Что ж, все не так страшно. Но почему скрытничает Бейлиф? Он хоть и болван, но точно понял, что я имел в виду.
— На то имеется серьезная причина, имя которой великая герцогиня Марескула. Видите ли, эта болезнь нехорошо отражается на фигуре. Доктор Бейлиф наверняка перепуган до смерти.
Снова вернулась нервозность, впрочем она никуда и не уходила.
— Если вызову сюда доктора Бейлифа, вы с ним поговорите… доктор Лим?
Лим ответил не сразу.
— Мне нельзя заниматься практической медициной. Если нарушу запрет, немедленно вступит в действие смертный приговор — на любой планете в этом секторе космоса я буду арестован и казнен. Но говорить на тему лечения можно. Если ко мне обратится врач, это будет просто беседой; я ведь потом смогу утверждать, что ничего конкретного ему не советовал. Что бы он ни сделал после разговора со мной, это целиком останется на его совести, и к ответственности меня не привлекут.