Первыми отправили эдинбуржцев — живых, мертвых и раненых. Их заталкивали в экран, чтобы освободить место для стекавшихся в трюм бойцов. Те, кто оказывался ближе к краю экрана, ударялись о его твердую поверхность и падали назад: принимающий экран в кратере Тихо был меньше, чем этот, большой, предназначенный для вторжения. Их снова заталкивали в экран, и они проваливались в него в конце концов. Бойцам пришлось встать так, чтобы обозначить границы рабочей части экрана.
Дом, тщетно пытавшийся избавиться от красной пелены перед глазами, почувствовал, что кто-то стоит перед ним.
— Винг, — узнал он наконец. — Кто еще из минного расчета добрался сюда?
— Насколько я знаю, никто, Дом. Только я. Нет, не думай о мертвых. Теперь в счет идут только живые.
— Ладно. Оставь свою мину и уходи на ту сторону. Больше одной нам все равно не потребуется.
Он ослабил зажим на держателе, вытащил мину и подтолкнул Винга в спину в сторону экрана. Дом уже закрепил мину на пульте управления, когда рядом опустился сержант Тот и прижал свой шлем к его шлему.
— Управились?
— Сейчас управимся.
Дом установил запал и выдернул шрифт взрывателя.
— Тогда отправляйся. Я сам ее подорву.
— Нет. Это моя работа.
Дом потряс головой, чтобы избавиться от красного облака перед глазами, но очертания предметов все равно оставались неясными.
Тот не стал спорить.
— Каковы установки? — спросил он.
— Пять и шесть. Через пять секунд после активации взрывается химическая мина, она разносит пульт управления. Секунду спустя срабатывает атомная.
— Я останусь до начала фейерверка.
Дому начало казаться, что время идет как-то странно, то быстро, то медленно. Люди торопливо проплывали мимо, к экрану, мощный поначалу поток постепенно редел. Тот вел какие-то переговоры на оперативной частоте, но Дом отключил радио, потому что нестерпимо болела голова. Огромное помещение опустело. На полу остались только мертвые, да автоматические пулеметы все еще постреливали на входах. Один из них взорвался, когда Тот прижался к шлему Дома.
— Все прошли. Пора и нам.
Дому было трудно говорить, поэтому он просто кивнул и с силой ударил кулаком по активатору. Какие-то люди приближались к ним, но Тот обхватил Дома рукой, и включенные на полную мощность сопла реактивного топора плавно поднесли их к поверхности экрана. И сквозь нее.
Когда в глаза Дому ударил слепящий свет казарм Тихо, он зажмурился, и красное облако заполнило глаза, и его самого, и все остальное.
— Ну как тебе новая нога? — спросил сержант Тот. Он лениво опустился в кресло рядом с больничной койкой.
— Я ее совершенно не чувствую. Нервные каналы останутся заблокированными, пока она не прирастет к обрубку.
Гадая, зачем Тот явился, Дом отложил книгу, которую читал.
— А я вот зашел навестить раненых, — сказал сержант, отвечая на негаданный вопрос. — Здесь, кроме тебя, еще двое. Капитан велел.
— Он, похоже, садист почище тебя. Нам тут и без твоих визитов тошно.
— Хорошая шутка. — Выражение лица Тота не изменилось. — Надо будет пересказать ее капитану. Ему понравится. Какие у тебя планы? Собираешься уходить?
— Почему бы и нет? — Дом с удивлением обнаружил, что вопрос его рассердил. — У меня на счету боевой вылет, награды, хорошая рана. Оснований, чтобы проситься в отставку, больше чем достаточно.
— Оставайся. Ты хороший боец, когда не задумываешься. Таких немного. Карьеру сделаешь.
— Вроде твоей, сержант? Превращу убийство в работу? Я предпочел бы заняться чем-то иным, чем-нибудь более творческим. Мне, в отличие от тебя, убийства, откровенное душегубство, короче, вся эта грязь удовольствия не доставляет. Это тебе нравится… — Неожиданная мысль заставила его выпрямиться, и он уселся в постели. — Как, возможно, и все остальное. Войны, сражения, все вообще. Я не хочу больше слышать о территориальных правах, об агрессии, о настоящем мужском деле. Я думаю, что люди вроде тебя затевают войны, потому что это горячит им кровь, доставляет удовольствие, которое иными способами они испытать не способны. Тебе нравится воевать.
Тот встал, слегка потянулся и повернулся, чтобы уйти. В дверях он, задумчиво нахмурившись, остановился.
— Может, ты и прав, капрал. Я об этом особенно не думал. Может, это мне и нравится. — На лице его появилась холодная улыбка. — Только не забывай — тебе это тоже понравилось.
Дом вернулся к книге, недовольный, что ему помешали читать. Книгу вместе с лестной запиской прислал его профессор литературы. Он-де услышал о Доме по радио, весь университет гордится им и так далее. Томик стихов. Мильтон, по настоящему хорошая книга.
И ни войны, ни звуков боя
Сей мир не ведал той порою.
Да, книга хорошая. Только это не было правдой в пору Мильтона, да и сейчас ею не стало. Неужели человечеству действительно нравится воевать? Должно быть, нравится — иначе оно не воевало бы до сих пор. Эта мысль показалась Дому преступной и страшной.
И ему тоже? Чушь. Он хорошо дрался, но лишь потому, что хорошо подготовился к драке. Не может быть, чтобы ему и вправду все это нравилось.
Он постарался вновь углубиться в чтение, но буквы то и дело расплывались у него перед глазами.
Боевой рейд
Рядовой Траско и капитан вылезли из грузовика, спрятанного за низкорослым кустарником, и прошли еще сотню ярдов вперед. Они шли, пригнувшись, и всматривались в змеящиеся корни и выбоины на грязной дороге перед ними. Полная луна заливала джунгли серебристым светом, но дорога была почти полностью скрыта в густой тени деревьев.
— Тихо! — прошептал капитан и предупреждающе взял солдата за запястье. Траско задержал дыхание и напрягся, чтобы стоять совершенно неподвижно. Капитан Картер был легендарным бойцом, знатоком джунглей, что доказывали многочисленные шрамы и медали. Если он считал, что здесь, в темноте, к ним подкрадывается что-то опасное… Траско подавил невольную дрожь.
— Все в порядке, — бросил капитан уже нормальным голосом. — Там что-то крупное: буйвол или олень. Но зверь оказался с подветренной стороны, и убрался подальше, как только учуял наш запах. Можешь курить, если хочешь.
Солдат замялся, не зная, что ответить, и наконец выговорил:
— Сэр, а разве мы не… я хочу сказать: а вдруг кто-нибудь увидит огонек…
— Мы ни от кого не прячемся, рядовой Траско. Уильям… Дома тебя звали Билли?
— Да, сэр, естественно.
— Билли, мы выбрали это место потому, что никому из местных жителей не придет в голову ночью отправиться сюда. Закуривай. Дым даст знать всему зверью, что мы здесь, и оно будет держаться подальше. Звери намного сильнее боятся нас, чем мы их. И нашему осведомителю запах тоже поможет легче найти нас. Одно дуновение ветерка, и он будет точно знать, что это не местный самосад. Тропа ведет к деревне, и он скорее всего появится оттуда.
Билли вгляделся в темноту, но не увидел ни тропинки, ни просвета в стене джунглей там, куда указывал офицер. Но раз капитан сказал, значит, так оно и было. Он крепче стиснул свою винтовку «М-16» и покрутил головой, всматриваясь в темноту, гудевшую и звеневшую голосами тысяч различных насекомых и животных.
— Тут не так уж много разных тварей, сэр. Дома, в Алабаме, я много охотился, и знаю, что этим ружьем можно остановить все, что может появиться поблизости. Кроме, пожалуй, другого ружья. Я имею в виду этого выродка, сэр, который должен прийти. Разве он не предатель? Он продает своих собственных людей, и почем нам знать, что он не захочет нажиться и на наших головах тоже?
Голос Картера звучал очень спокойно, и по нему нельзя было угадать, насколько сильно слово «выродок» резануло его слух.
— Этот человек — осведомитель, а не предатель, и даже больше, чем мы, хочет, чтобы все это скорее закончилось. Он переселился сюда несколько лет назад с Юга, из деревни, разрушенной землетрясением. Постарайся понять, что эти люди очень консервативны, и он на всю жизнь останется в этой деревне чужаком, пришельцем. Его жена умерла, и ему совершенно незачем здесь оставаться. Когда мы вышли на него в поисках информации, он ухватился за этот шанс. Мы заплатим ему столько, что он сможет не работать до конца жизни. Он переселится в деревню поблизости от своих родных мест. А это много значит.
Билли, ободренный темнотой и присутствием одного-единственного офицера, разговаривал очень смело:
— И все равно, он гадит тем людям, среди которых жил. Продает их.
— Он никого не продает. — Тон капитана теперь стал более настойчивым. Все, что мы делаем здесь, служит для их собственного блага. Они пока что не могут этого понять, но так оно и есть. В этом деле нужно судить по отдаленным результатам.
В голосе капитана теперь явственно слышалось раздражение. Билли беспокойно переступил с ноги на ногу и умолк. Ему следовало помнить, что никогда нельзя разговаривать с офицерами так, словно они нормальные люди или хотя бы чем-то похожи на них.
— Вставай, он идет, — негромко сказал Картер. Билли подумал, что капитан, возможно, заткнул бы его за пояс, даже если бы они охотились в лесах его родной Алабамы. Он не видел и не слышал ничего. И лишь когда совсем рядом возникла фигура приземистого человечка с тюрбаном на голове, он понял, что осведомитель прибыл.
— Tuan? — прошептал человек, и Картер чуть слышно заговорил с ним на его родном языке. Болтать на языке этих выродков было для Билли уже чересчур; с солдатами проводили занятия по местному языку, но он никогда не давал себе труда ходить на них. Когда они вышли в пятно лунного света, он увидел, что этот человек и на самом деле был типичным выродком. Худой малорослый старик. На его тюрбан пошло больше ткани, чем на набедренную повязку. Все имущество, которое ему удалось скопить, было завернуто в соломенную циновку, которую он нес в одной руке. И голос его казался испуганным.
— Вернемся к грузовику, — приказал капитан Картер. — Он не будет разговаривать здесь. Слишком боится, что его заметят односельчане.