Но карлик думал о мести, а не о пьянстве. Спустя несколько минут после его ухода, Леонард, услышав шум и визг на дворе, выбежал из комнаты и увидел там курьезное зрелище. На земле, окруженная группой других женщин, смеявшихся над ее положением, лежала стройная Сага, невеста Змея. Над нею стоял ее повелитель и господин, бог Джаль; запустив левую руку в ее длинные волосы, в правой он держал ременную плеть и наносил ей, несмотря на плач и просьбы, жестокие удары.
— Что ты делаешь? — спросил Леонард.
— Учу свою жену, баас, — отвечал, тяжело дыша, Оттер, — что не хорошо опаивать сонным питьем бога, — и, нанеся последний жестокий удар своей жертве, прибавил:
— Пошла вон, ведьма; чтобы я не видел более твоей безобразной рожи!
Женщина встала и ушла с плачем, произнося проклятия, а карлик вернулся вместе с Леонардом в тронную комнату.
Там они застали посланного от Нама, пришедшего просить аудиенции.
— Пусть он войдет. — сказала, вздохнув, Хуанна, садясь на один из тронов, тогда как Оттер влез на другой.
Войдя в комнату и склонившись смиренно перед Хуанной и карликом, Нам заговорил:
— О, боги, я пришел от имени народа просить у вас совета. Неизвестно почему, но несчастья готовы обрушиться на страну: солнца не видно, и народ боится, что будет голод. Мы просим вас утешить нас от избытка вашей мудрости.
— А если мы этого не сделаем, Нам?
— Тогда народ просил вас соизволить прибыть в храм завтра через час после восхода луны, чтобы он мог говорить с вами моими устами.
— А если нам надоел ваш храм и мы не пойдем туда, Нам? — спросила Хуанна.
— Тогда, по приказанию народа, Ака, мы приведем вас туда. Такое приказание не может быть не исполнено! — ответил медленно верховный жрец.
— Берегись, Нам, — сказала Хуанна. — Здесь произошли странные вещи, которые вопиют о мщении. Наши слуги исчезли подобно теням, а на их месте мы находим оружие, которое носите вы, — и она указала на ножи жрецов. — Завтра ночью мы придем в храм, но я снова повторяю тебе, — берегись, так как нашему долготерпению может прийти конец.
— Вы лучше нас знаете, куда делись ваши слуги, о Ака, — сказал жрец, молитвенно простирая вперед руки, тоном, дерзость которого не была прикрыта смирением, — так как такие истинные боги, как вы, сами можете охранять своих слуг! Мы благодарим вас, о боги, за ваши слога и молим пощадить нас, так как угрозы истинных богов ужасны. А теперь мне надо вам сказать еще об одной вещи. Я прошу у вас правосудия, о боги. Моя внучка, Сага, невеста Змея, была жестоко избита каким-то злодеем здесь, — во дворце, очевидно: я встретил ее избитую и плачущую. Прошу вас наказать этого злодея смертью или плетьми. Прощайте, о высокие боги!
Леонард посмотрел на смиренно склонившегося перед тронами жреца, и его охватило желание последовать совету Оттера и бить его, так как он знал, что жрец пришел звать их на суд, а затем, может быть, приговорить к гибели. У него оставался еще револьвер, а широкая грудь жреца была слишком заметная цель, чтобы в нее можно было бы промахнуться; но тотчас же его взяло сомнение: к чему это кровопролитие? Место Нама займут другие, которые, конечно, отплатят насилием за насилие. Нет, пусть он уйдет спокойно, и свершится то, что предрешено судьбой.
Глава 28
День клонился к вечеру. Как и в предыдущие дни, погода была пасмурная и туманная; даже выпал град. После полудня туман, как всегда, был рассеян сильным ветром, дувшим с гор, но никакой перемены погоды к лучшему нельзя было ожидать.
После захода солнца Леонард подошел к воротам дворца и взглянул на храм, около которого уже собралась толпа народа, ожидавшего какого-то важного события. Некоторые из толпы, заметив его, приблизились к воротам и, сжав кулаки, посылали проклятия.
— Вот предзнаменование того, что ожидает нас сегодня ночью, — сказал Леонард Франсиско, который последовал за ним. — Дела наши очень плохи, дружище! Я не особенно беспокоюсь за себя, но у меня разрывается сердце при мысли о Хуанне. Чем все это кончится?
Возвратившись в тронную комнату, они увидели, что Оттер, бывший в течение последних двадцати четырех часов совершенно трезвым, сидел, скорчившись, на полу в позе кающегося грешника, а Хуанна, погруженная в размышления, ходила взад и вперед по комнате.
— Что нового, Леонард? — спросила она, когда они вошли.
— Ничего, только там идут большие приготовления, — он кивнул по направлению к храму, — и чернь воет у ворот.
Последовало продолжительное молчание, прерванное приходом Олфана, на лице которого были видны следы сильного беспокойства.
— Что случилось, Олфан? — спросила Хуанна.
— Королева, — печально ответил тот, — в городе большое волнение, народ жаждет вашей крови. Нам сказал вам, что вас просят прийти в храм для переговоров с народом. Увы! Я должен вам сообщить иное: сегодня ночью состоится суд над вами перед Советом старейшин.
— Мы догадывались об этом, Олфан. Ну, а если приговор будет против нас, тогда что?
— Увы! Тогда, королева, все вы будете брошены в бассейн на съедение Змею.
— Не можешь ли ты защитить нас, Олфан?
— Не могу, королева! Солдаты, действительно, находятся под моей командой, но здесь они не послушаются меня, так как жрецы нашептали в их уши, что если солнце не покажется, то следующей зимою они все умрут с голоду. Извини меня, королева, но раз вы боги, то зачем вам нужна моя помощь? Ведь я простой человек. Разве боги не могут сами защитить себя и отомстить своим врагам?
Хуанна безнадежно посмотрела на Леонарда.
— Я думаю, нам лучше открыться ему! — сказал он по-английски. — Наше положение безвыходно. По всей вероятности через несколько часов он узнает, что мы обманщики. Пусть лучше он узнает правду из наших уст. Он — человек честный. Кроме того, нам он обязан жизнью, хотя его жизнь подверглась опасности также из-за нас. Мы должны довериться ему и попытать счастья. Если нас постигнет неудача, то все равно у нас было их уже много.
Хуанна некоторое время раздумывала; затем, подняв голову, спросила:
— Олфан, мы одни? То, что я хочу сказать, не должно быть подслушано никем.
— Мы одни, королева, — отвечал он, оглядевшись кругом, — но эти стены имеют уши.
— Олфан, подойди ближе!
Когда он исполнил это, то Хуанна, нагнувшись вперед, заговорила с королем почти шепотом:
— Ты не должен меня звать более королевой! Я не богиня, а только смертная женщина; этот же человек, — указала она на Оттера, — не бог, а просто черный карлик.
Она остановилась, ожидая эффекта, который должны были произвести ее слова. Выражение удивления пробежало по лицу короля, но оно было вызвано скорее ее смелостью. Затем он улыбнулся.
— Быть может, я раньше догадывался об этом! — ответил он. — Однако, я все еще должен звать тебя этим именем: ведь ты королева всех женщин. Разве есть другая столь прелестная, великая и смелая? По крайней мере здесь таких нет! — и король склонился перед нею с такой изысканной любезностью, которая была бы впору европейцу.
— Я очень рад узнать из твоих собственных уст, королева, — продолжал Олфан, — что ты не богиня, а смертная женщина, так как богини от нас далеки и мы должны почитать их издали, а смертных женщин мы можем любить! — и он снова наклонился.
— Честное слово! — сказал Леонард сам себе, — король выступает в качестве моего соперника. Но, конечно, это абсурд. Бедная Хуанна!
Что касается самой Хуанны, то она вскочила и лицо ее покрылось румянцем. Появилось новое осложнение, но как бы неприятно оно ни было, нельзя было обнаруживать свое неудовольствие.
— Слушай, Олфан, — сказала она, — теперь некогда заниматься пустыми разговорами, так как еще до рассвета я могу умереть и очутиться вдали от всякой любви и почитания. Вот наша история: мы пришли в вашу страну за теми красными камнями, которые вы называете кровью Аки и которые у белых людей имеют большую цену и служат для украшения их женщин. Вот почему я, как женщина, побудила Избавителя предпринять это путешествие, и вот теперь из-за моего безумия жизнь наша в опасности.
— Извини меня, королева, — сказал смущенно Олфан, — но прежде чем ты окончишь свой рассказ, я хотел бы спросить, кто для тебя этот белый человек?
— Он мой супруг! — смело сказала та.
Олфан печально поник головой, но искра сомнения закралась в его душу, так как образ жизни Хуанны, до мелочей известный ему, противоречил ее ответу. Видя, что он не верит ей, Хуанна прибавила:
— Он мой супруг, и этот человек, — указала она на Франсиско, — исполняющий у нас обязанности жреца, повенчал нас согласно нашим обычаям шесть месяцев тому назад, а Оттер был свидетелем брака.
— Ты говоришь, что Избавитель — твой супруг, королева, и эти люди подтверждают это, исключая самого твоего господина. Скажи мне: ты любишь его и стала бы сожалеть, если бы он умер?
Хуанна сделалась красной как рубин, который был привязан над ее лбом, однако отвечала:
— Да, я люблю его, и если бы он умер, то и я бы умерла также!
Леонард с трудом подавил восклицание, готовое сорваться с его губ, так как теперь Хуанна явилась ему совершенно в ином свете, чем ранее.
— Я слышал твой ответ, королева, — сказал Олфан тоном глубокого разочарования, — не угодно ли тебе окончить свой рассказ?
— Дальше остается недолго рассказывать, — сказала Хуанна, подавив вздох облегчения, когда затруднительный допрос был окончен. — Женщина Соа, моя служанка, принадлежит к вашему народу. Она дочь жреца Нама и убежала отсюда сорок лет тому назад после того, как была избрана в невесты Змею.
— Где же она теперь? — спросил, оглядевшись вокруг, Олфан.
— Мы не знаем; прошлою ночью она исчезла подобно прочим нашим слугам.
— Быть может, Нам знает, где она, и тогда вы скоро увидите ее. Продолжай, королева!
— После того как Избавитель и я были обвенчаны, Соа, бывшая моей нянькой много лет, рассказала нам о великом народе, своих братьях, среди которых она желала бы умереть.