хали в темноте, не зная, откуда мы едем.
— Те внутренние двери открыты, — сказал Орм, кивнув головой по направлению к большим воротам на другом краю площади. — Пойдем и попробуем закрыть их. Иначе нам недолго удастся продержаться здесь.
Мы побежали к этим дверям, походившим во всем на те двери, через которые мы только что стреляли, но только несколько больших размеров, и соединенными усилиями едва-едва смогли запереть их и заложить на места все засовы. Вдвоем нам не удалось бы сделать это. Потом мы вернулись к нашей арке и, так как никто не беспокоил нас, поели немного и напились воды. Квик заметил кстати, что мы с таким же успехом можем умереть натощак, как и поев.
Когда мы переходили через площадь, туман быстро рассеивался, но по мере того как солнце поднималось выше и согревало влажную от дождя землю, он снова становился более густым.
— Сержант, — сказал теперь Орм, — эти черные снова атакуют нас. Самое время заложить мину, пока они не могут видеть, чем мы заняты.
— Только что подумал то же самое, капитан; чем раньше, тем лучше, — ответил Квик. — Быть может, доктор посторожит здесь верблюдов, и если он увидит, как кто-нибудь высунет голову из-за этой стены, пусть поздоровается с ним. Мы знаем, что он хороший стрелок, что он ученый. — И он похлопал мою винтовку.
Я кивнул головой, и они вдвоем направились к центру площади, где возвышалась груда камней, напоминавшая жертвенник; я, впрочем, полагаю, что это скорее было возвышение, с которого местные купцы продавали рабов и разные другие товары.
Я внимательно разглядывал стены, бойницы которых я прекрасно видел над пеленой тумана. Внезапно моя бдительность была вознаграждена: над большими воротами по другую сторону площади, приблизительно в ста пятидесяти шагах от меня, появилась фигура, напоминавшая военачальника, в белой одежде и в пышном пестром тюрбане. Человек этот бегал взад и вперед по стене, размахивал копьем и громко кричал что-то.
Я даже лег на землю, чтоб хорошо прицелиться. Как сказал Квик, я хороший стрелок, но все же всегда можно промахнуться, чего я вовсе не желал, хотя не питал никакой особой злости против пестрого тюрбана.
Я был убежден, что внезапная и таинственная смерть этого дикаря произведет большое впечатление на его соплеменников.
Наконец он остановился над самыми воротами и начал исполнять что-то вроде военной пляски, время от времени поворачивая голову, чтобы крикнуть что-то находящимся по другую сторону стены. Это мне и было нужно. Я прицеливался в него так же внимательно, как если бы стрелял в мишень и у меня оставался только один выстрел, чтоб взять приз. Я нажал курок, раздался выстрел, и человек на стене перестал вдруг танцевать и застыл на месте. По-видимому, он услышал выстрел или почувствовал, как пуля просвистела мимо, но сам не был ранен.
Я выбросил из винтовки пустую гильзу и собрался выстрелить еще раз, но увидел сейчас же, что стрелять ни к чему, оттого что мой военачальник завертелся на месте, как волчок. Он повернулся вокруг собственной оси три или четыре раза, потом внезапно взмахнул руками и рухнул вниз головой со стены, и я перестал видеть его. Только с той стороны ворот, куда он упал, поднялся отчаянный крик и вой.
На стене больше никто не появлялся, и я обратил все свое внимание на дверь в арке, выходящей на дорогу. Я увидел на ней несколько всадников в четырех или пятистах ярдах от меня, открыл огонь по ним, и мне удалось на втором выстреле выбить одного из них из седла. Подхватив раненого или убитого и перекинув его через лошадь, его товарищи ускакали.
Теперь дорога к проходу в Мур, казалось, была свободна, и я жалел, что Орма и Квика нет подле меня, чтобы попытаться бежать. Я уже думал пойти за ними или позвать их, когда увидел, что они возвращаются, таща за собой проволоку, и в то же самое время услыхал грохот, причина которого была для меня вполне ясна. По-видимому, Фэнги разбивали бронзовые двери в воротах чем-то вроде тарана. Я побежал навстречу своим и рассказал им все, что случилось.
— Прекрасно, — сказал Орм спокойным тоном. — Теперь, сержант, соедините эту проволоку с батареей и потуже натяните ее. Ведь вы испробовали ее, не так ли? Доктор, будьте добры, выньте засовы из ворот. Нет, вам одному не сделать этого; я помогу вам. Осмотрите верблюдов и подтяните подпруги. Через минуту эти Фэнги разобьют ворота, и тогда нельзя будет терять времени.
— Что вы хотите сделать? — спросил я, исполнив его распоряжения.
— Показать им фейерверк. Приведите верблюдов под арку и последите, чтоб они не запутались в проволоке ногами. Так. Теперь надо открыть засовы. Черт! Какие они тугие! Не понимаю, отчего эти Фэнги не смазывают их. Одна дверь есть, теперь за другую!
Работая изо всех сил, мы сняли засовы и распахнули дверь настежь. Насколько мы могли видеть, впереди не было никого. Оттого ли, что она испугалась наших пуль, или по какой-либо другой причине, но только стража, по-видимому, удалилась.
— Мы сейчас поедем прямо к Муру? — спросил я.
— Нет, — ответил Орм, — так не годится. Даже если предположить, что за тем холмом нет Фэнгов, наши враги, находящиеся внутри города, скоро нагонят нас на своих быстрых лошадях. Прежде чем бежать, нам необходимо пугнуть их, и тогда они оставят нас в покое. Слушайте. Когда я дам вам знак, выведите верблюдов за ворота и заставьте их стать на колени в пятидесяти ярдах отсюда, никак не ближе, оттого что я не знаю в точности, какова сила взрыва этого новоизобретенного вещества — быть может, оно сильнее, чем я предполагаю. Я буду ждать, пока Фэнги будут над самой миной, и тогда взорву ее. Надеюсь после этого присоединиться к вам. Если мне не удастся сделать это, поезжайте со всей скоростью, на какую способны верблюды, к Белой скале, и, если вам посчастливится пробраться в Мур, передайте привет от меня Дочери Царей и скажите, что хотя мне и не удалось послужить ей, сержант Квик смыслит в пикратах не меньше моего. Постарайтесь поймать Шадраха и повесьте его, если он повинен в смерти Хиггса. Бедняга Хиггс! Как это обрадовало бы его!
— Прошу прощения, капитан, — сказал Квик, — я остаюсь с вами. Пусть доктор один пойдет с верблюдами.
— Будьте любезны исполнять распоряжения, сержант. Отправляйтесь в тыл. Никаких разговоров. Совершенно необходимо, чтобы хоть один из нас двоих вышел невредим из этой передряги.
— В таком случае, сударь, — попросил сержант, — не разрешите ли вы мне остаться с электрической батареей?
— Нет, — сурово ответил тот. — Ага! Двери наконец подались! — И он указал на толпу Фэнгов, всадников и пеших, прорвавшихся сквозь ворота, у которых они стояли, и по своему обычаю громко кричавших. Потом он продолжал:
— Подстрелите-ка их начальников и улепетывайте. Мне хочется, чтоб они подались немного назад и потом двинулись толпой погуще, а не в одиночку.
Мы подняли наши винтовки и исполнили распоряжение Орма. Толпа была так густа, что, промахнувшись по кому-нибудь одному, мы непременно попадали в другого, и мы убили и ранили несколько человек. Результат гибели нескольких вожаков, не говоря уже о рядовых, был именно такой, какого желал Орм. Фэнги, вместо того, чтобы двигаться вперед поодиночке, подались вправо и влево и образовали густую толпу у противоположной стены — настоящее человеческое море, в которое мы выпускали пули, как мальчики бросают камешки в воду.
Наконец напор задних рядов заставил податься вперед передних, и вся орава, крича и шумя, двинулась через площадь; огромное количество воинов шло уничтожить троих белых, вооруженных неведомым и смертоносным оружием. Это было престранное зрелище, какого я никогда еще не видел.
— Пора! — сказал Орм. — Перестаньте стрелять и исполняйте то, о чем я просил вас. Поставьте верблюдов на колени в пятидесяти ярдах от стены, не ближе, и ждите, пока вам не станут ясны результаты происшедшего. Если нам не придется увидеться снова — прощайте!
Мы отправились, и Квик в буквальном смысле слова плакал от стыда и гнева.
— Господи! — восклицал он. — Подумать только, что Сэмюэля Квика, проделавшего четыре кампании, имеющего пять медалей, отослали в обоз, как какого-нибудь пузатого музыкантишку, и что ему пришлось оставить своего капитана сражающимся с тремя тысячами негров. Доктор, если он не выйдет отсюда, делайте сами что хотите, а я вернусь обратно и умру подле него. Ну вот, пятьдесят шагов, ложитесь, вы, уроды! — И он жестоко толкнул верблюда в голову прикладом своей винтовки.
С того места, где мы находились, мы могли видеть сквозь арку кусок площади. Она напоминала теперь большой воскресный митинг в Гайд-парке, настолько она была полна людьми, первые ряды которых уже успели зайти за похожее на жертвенник возвышение посредине ее.
— Отчего он не взрывает свой азимут? — пробормотал Квик. — Ага! Понимаю. Посмотрите-ка. — И он указал на фигуру Орма, который прижался к прикрытой двери с нашей стороны ее и выглядывал из-за нее на площадь, держа в правой руке батарею. — Он хочет подпустить их ближе, чтобы…
Больше я ничего не слышал, потому что вдруг произошло что-то напоминавшее землетрясение и все небо залило одно огромное пламя. Я видел, как часть стены подскочила вверх, а потом упала. Я видел, как половинка украшенной бронзовыми щитами двери сорвалась и поскакала в нашу сторону, а на фоне ее была фигура человека. Потом сверху начали валиться всяческие предметы, например, камни, из которых по счастью ни один не задел нас, и другие еще более неприятные вещи. Пренеприятное ощущение, когда тебя стукнет по спине кулак, отделенный от тела, которому он принадлежал, а особенно неприятно это, когда в этом кулаке зажато копье. Верблюды пытались было вскочить и убежать, но они префлегматичные животные, и так как они вдобавок были здорово утомлены, нам удалось успокоить их.
Пока мы были заняты этим делом, несколько автоматично, оттого что взрыв ошеломил нас, фигура, промчавшаяся на пляшущей двери, приблизилась к нам, пошатываясь, как пьяная, и сквозь дым и падающие сверху разные вещи мы узнали в ней Оливера Орма. Его лицо почернело, его одежда висела клочьями, кровь из раны на голове струилась по его волосам. Но в правой руке он все еще продолжал держать маленькую электрическую батарею, и я сразу же понял, что все его кости уцелели.