Весь Кен Фоллетт в одном томе — страница 221 из 395

Глава 26

Мак лежал в трюме «Бутона розы», и его трясло от лихорадки. Он ощущал себя каким-то диким зверем: грязным, вонючим, почти голым, посаженным на цепь, и беспомощным. Он не мог встать во весь рост, но мозг его работал с поразительной ясностью. И Мак дал самому себе клятву никогда больше не допустить, чтобы кто-то посмел надеть на него железные оковы. Он будет драться, постарается сбежать, и пусть лучше его убьют, чем снова подвергнут подобному унижению.

С верхней палубы донесся крик, причем такой громкий и возбужденный, что проник даже в трюм:

— Дно на глубине тридцати пяти саженей, капитан! Песок и водоросли!

Экипаж встретил известие дружными радостными возгласами.

— Что такое сажень? — спросила Пег.

— Одна морская сажень равна шести футам толщи воды, — объяснил Мак с усталым облегчением. — Это значит, что мы приближаемся к земле.

А ему часто начинало казаться, что он не перенесет плавания. Двадцать пять приговоренных умерли в море. Но они вчетвером не голодали. Хотя Лиззи так больше и не появилась в трюме, она, по всей видимости, сдержала слово и обеспечила им в достаточном количестве еду и питьевую воду. Однако вода была несвежей, постоянная солонина и хлеб оказались слишком однообразной и нездоровой диетой, а потому все обитатели трюма страдали от странного заболевания, которое называли то «больничной лихорадкой», то «тюремной лихорадкой». Первым умер Полоумный Барни — старики не выдерживали тягот быстрее остальных.

Но болезнь стала не единственной причиной гибели людей. Пятеро скончались после особенно сильного шторма, когда беспомощных заключенных швыряло по всему трюму, и они невольно наносили друг другу и себе самим страшные раны своими же цепями.

Пег всегда отличалась худобой, но теперь выглядела так, словно была сложена из тонких палочек. Кора заметно постарела. Даже в полумраке Мак замечал, как у нее выпадают волосы, насколько осунулось лицо, а ее когда-то роскошное тело местами обвисло и покрылось язвами. Маку оставалось лишь радоваться, что они вообще остались в живых.

Чуть позже раздался новый крик:

— В восемнадцати саженях белый песок!

Затем осталось тринадцать саженей и слой раковин, а потом наконец:

— Ура! Вижу землю!

Несмотря на слабость, Маку очень хотелось бы подняться на верхнюю палубу. «Вот она, Америка, — подумал он. — Я пересек мир от одного края до другого и все еще жив. Скорее бы увидеть ее — Америку».

В ту ночь «Бутон розы» встал на якорь в совершенно спокойном месте. Моряк, принесший ссыльным порции солонины и пропахшую тухлятиной воду, был одним из редких членов экипажа, относившихся к страдальцам по-дружески. Звали его Эзикиел Белл. Он обладал каким-то скособоченным телом, где-то лишился уха, напрочь облысел, а на горле виднелся зоб размером с куриное яйцо, отчего и получил насмешливую кличку Красавчик Белл. Он сообщил, что они добрались до мыса Генри поблизости от города Хэмптон в штате Виргиния.

Весь следующий день судно так и оставалось на якорной стоянке. Мак злобился и гадал, в чем причина задержки. Кого-то явно отправили на берег для пополнения запасов продовольствия, потому что тем вечером с камбуза проник аппетитный аромат жарившегося на углях свежего мяса. Для заключенных он превратился в подлинную пытку, а у Мака даже начались желудочные спазмы.

— Мак, а что будет с нами, когда нас высадят в Виргинии? — спросила Пег.

— Нас продадут, и придется трудиться на тех, кто нас купит, — ответил он.

— Нас продадут всех вместе?

Мак знал, что такая вероятность ничтожна, но предпочел не упоминать об этом.

— Может быть, — сказал он. — Будем надеяться на лучшее.

Наступило молчание, пока Пег усваивала полученную информацию. Когда она заговорила снова, в ее голосе звучали испуганные нотки:

— Кто же нас купит?

— Фермеры, плантаторы, домашние хозяйки… Любой, кому нужна рабочая сила, и подешевле.

— Кому-нибудь можем понадобиться мы втроем.

Ха! Кто захочет купить бывшего шахтера и двух профессиональных воровок?

— Есть еще одна вероятность. Нас могут приобрести люди, живущие по соседству друг от друга.

— А какой работой нам придется заниматься?

— Всем, что нам велят делать хозяева. Наверное, трудиться в полях, убирать и наводить порядок в домах, строить что-нибудь…

— То есть мы станем практически рабами.

— Но только на семь лет.

— Целых семь лет, — огорченно протянула Пег. — Я уже стану совсем взрослой.

— А мне исполнится почти тридцать, — сказал Мак. Этот возраст представлялся ему чуть ли не пожилым.

— Нас будут бить?

Мак знал точно, что будут, но предпочел солгать:

— Нет, если мы станем усердно работать и держать рты на замке.

— Кому достанутся деньги, вырученные от нашей продажи?

— Сэру Джорджу Джеймиссону. — Лихорадка быстро утомляла Мака, и он нетерпеливо добавил: — Уверен, что ты уж сто раз задавала мне половину из этих своих чертовых вопросов.

Пег обиженно отвернулась.

Кора заступилась за нее:

— Ей очень страшно, Мак. Вот почему она продолжает задавать тебе одни и те же вопросы.

«А мне не страшно, можно подумать!» — промелькнула у Мака еще одна злая мысль.

— Я не хочу попасть в Виргинию, — сказала Пег. — Уж лучше пусть плавание продолжается бесконечно.

Кора с горечью рассмеялась.

— Стало быть, тебе понравилась наша жизнь в трюме?

— У меня здесь словно снова появились мама и папа, — пояснила свои слова Пег.

Кора обняла девочку и прижала к себе.

На следующее утро судно снова снялось с якоря, и Мак ощутил, как корабль резво помчался дальше при сильном попутном ветре. Вечером он узнал, что они почти достигли устья реки Раппаханнок. Именно неблагоприятно направленные ветра заставили их потратить впустую два дня вместо того, чтобы немедленно добраться до этой большой реки.

Лихорадка Мака успела почти полностью пройти, и он почувствовал себя в силах подняться на верхнюю палубу во время одной из редких прогулок, которые теперь разрешались заключенным. Корабль уже плыл вверх по речному руслу, когда ему удалось наконец впервые увидеть Америку.

По обоим берегам то простирались густые и дикие леса, то тянулись обработанные фермерские поля. По временам встречались небольшие пристани, рядом с которыми лес был вырублен, и широкие лужайки поднимались по склонам к внушительного вида домам. Рядом с пристанями зачастую громоздились огромные бочки, известные как «кабаньи головы», которые использовали для транспортировки табака. Мак часто наблюдал за их разгрузкой в лондонском порту, но только теперь показалось удивительным, что они все благополучно переносили опасные и бурные океанские шторма, прибывая в Англию в целости и сохранности. Как он заметил, в полях трудились в основном чернокожие. Лошади и собаки казались вполне обычными и знакомыми, а вот птицы, часто садившиеся на корабельные снасти, выглядели неизвестными ему. Движение на реке было оживленным. Часто попадались морские суда, подобные «Бутону розы», но преобладали баржи и лодки гораздо меньших размеров.

Впечатления первых дней оказались отрывочными, но он бережно хранил увиденные картины в памяти как драгоценные сувениры, когда лежал в трюме: солнечный свет, людей, свободно расхаживавших по берегу, леса, лужайки, дома. Ему так хотелось скорее покинуть борт «Бутона розы» и самому пройтись по этой земле, что сила желания причиняла почти физическую боль.

Когда они наконец опять встали на якорь, перед ними раскинулся город Фредериксберг, пункт их назначения. Путешествие закончилось через восемь недель после отплытия из Лондона.

В тот вечер заключенных впервые накормили только что приготовленной едой: бульоном из парной свинины с маисом и картофелем, выдали по ломтю свежеиспеченного хлеба и по кварте эля. Необычно плотная трапеза и крепкий эль вызвали у Мака головокружение, а потом всю ночь подкатывали приступы тошноты.

На следующее утро их стали выводить наверх группами по десять человек, и они сумели разглядеть, что представляет из себя Фредериксберг.

Они стояли на якоре посреди русла мутной реки, испещренного здесь множеством мелких островков. Вдоль берега простиралась полоса узкого песчаного пляжа, далее виднелась лесополоса, а за ней шел резкий подъем непосредственно к городу, возведенному на вершине и вокруг крутого утеса. Сразу показалось, что в нем едва ли набралось бы больше двух сотен жителей. То есть он только назывался городом, а на самом деле оказался лишь чуть больше Хьюка — родной деревни Макэша. Зато выглядел гораздо более привлекательно и богато. Деревянные дома радовали глаз белой или ярко-зеленой окраской стен. На противоположном берегу и чуть выше по течению располагался другой городок. Мак выяснил, что он носил название Фалмут.

В этом месте на реке царило особенно оживленное движение. Кроме «Бутона розы», на рейде стояли еще два достаточно крупных корабля, постоянно проносились мимо пакетботы, плоскодонные лодки, а между двумя населенными пунктами сновал паром. Вдоль всей береговой линии работали мужчины, разгружая суда, перекатывая бочки, перенося ящики, которые помещали под крыши складов.

Заключенным выдали мыло и дали помыться, а потом на борт явился цирюльник, чтобы побрить мужчинам бороды и подрезать всем сильно отросшие волосы. Тем, чья одежда успела прийти в полную негодность, выдали другое тряпье, но вот только благодарности за обновки никто не испытывал, зная, что вещи прежде принадлежали тем, кто умер во время плавания. Маку досталось отвратительное пальто Полоумного Барни. Он перекинул его через бортовое ограждение и выколачивал палкой до тех пор, пока не избавился от вшей.

Капитан составил список оставшихся в живых заключенных и опросил каждого, кем по профессии он был на родине. Некоторые трудились простыми чернорабочими, другие, как Кора и Пег, никогда не добывали себе деньги честным путем. Им приходилось выкручиваться и лгать, на ходу придумывая что-то. Пег записали в ученицы портнихи, Кора назвалась бывшей официанткой из бара. Мак понимал, что только сейчас стали предприниматься запоздалые попытки заставить их выглядеть привлекательными для потенциальных покупателей.

Потом всех вернули в трюм, а ближе к вечеру туда привели для инспекции двоих мужчин. У этой пары вид был, мягко говоря, странный. На одном блистала красная куртка британского солдата поверх явно домашней кройки бриджей. Другой носил давно вышедший из моды желтый жилет с грубо сшитыми лосинами вместо брюк. Но, несмотря на странное облачение, оба выглядели хорошо откормленными, а красные носы выдавали в них людей, имевших возможность не скупиться на спиртное. Красавчик Белл шепотом объяснил Маку, что это «торговцы стадами душ», и объяснил смысл прозвища: они скупали большими группами рабов — приговоренных преступников или обанкротившихся должников — и гнали их действительно как стадо овец вглубь страны, чтобы продать в самых отдаленных районах фермерам или владельцам каменных карьеров в горах. Маку они с первого взгляда не понравились. Они удалились, никого не купив.

— Завтра день больших бегов, — сказал Белл, — и богачи из всех окрестных городков соберутся сюда на скачки.

К концу дня большинство из преступников окажутся проданными, вот тогда «торговцы стадами» приобретут оставшихся за бесценок. Мак от души надеялся, что к ним в лапы не попадут Кора и Пег.

Этим вечером им снова дали обильно поесть. Мак поел не спеша и хорошо отоспался. К утру почти все выглядели немного лучше. К некоторым даже вернулась живость взглядов и давно утраченная способность улыбаться. На протяжении всего плавания их кормили только один раз за день, но сегодня даже устроили настоящий завтрак из овсяной каши с сахарной патокой и налили по доброй мере разбавленного водой рома.

Вот почему, хотя никто из них не мог знать уготованной для себя участи, все еще с кандалами на ногах, люди, поднявшиеся из трюма на палубу, выглядели радостно возбужденной группой. Движение по реке стало даже более оживленным. Прибывало множество новых парусных лодок и яликов. Повозки и кареты запрудили главную улицу, а вдоль набережной прогуливались нарядно одетые местные жители, откровенно наслаждаясь выходным днем.

Толстобрюхий мужчина в соломенной шляпе поднялся на борт в сопровождении высокорослого седовласого негра. Вдвоем они осмотрели заключенных, выбирая одних и отвергая других. Мак скоро понял, что им нужны только самые молодые и сильные мужчины, а потому он неизбежно оказался в числе четырнадцати или пятнадцати из тех, кто им приглянулся. Женщины и дети оказались им без надобности.

Когда они завершили, капитан скомандовал отведенным в сторону «избранным»:

— Так. Вы все отправляйтесь с этими покупателями.

— Куда мы отправимся? — спросил Мак, но ему никто не ответил.

Пег заплакала.

Мак обнял ее. Пусть он заранее знал, что так и случится, у него все равно сердце разрывалось от горя. Все, кому Пег доверяла в жизни, неизменно покидали ее. Мать унесла болезнь, отца повесили, а теперь и Мака продали отдельно от нее. Он обнял ее крепче, и Пег тоже вцепилась в него.

— Возьми меня с собой! — почти выла она.

Ему пришлось отстраниться, чтобы сказать:

— Старайся держаться вместе с Корой, если сможешь.

Кора поцеловала его в губы со страстью, продиктованной скорее отчаянием, чем любовью. Трудно было поверить, что он мог больше никогда не увидеться с ней, никогда не лечь рядом в постель, не прикоснуться к ее телу, чтобы потом заставить зайтись в экстазе от наслаждения. По ее лицу струились горячие слезы, попадая ему в рот при поцелуе.

— Ради бога, Мак, постарайся потом как-нибудь найти нас, — умоляла она.

— Я сделаю все возможное…

— Нет, поклянись мне! — настаивала она.

— Клянусь! Обещаю вас разыскать.

Толстопузый вмешался:

— Все, хватит ласк! Уж больно ты любвеобилен. Пойдем со мной.

И он рывком оттащил Мака от Коры.

Мак бросил последний взгляд через плечо, спускаясь по трапу, понукаемый новым хозяином. Кора и Пег стояли, обняв друг друга, смотрели ему вслед и в голос рыдали. Мак вспомнил о своем прощании с Эстер. «Я не подведу Кору и Пег, как подвел сестру», — дал себе слово он. Но вскоре они уже пропали для него из вида.

Странно было ощущать под ногами твердую почву после того, как восемь недель подряд под тобой нескончаемо продолжалось покачивание на волнах океана. Тащась в кандалах по немощеной главной улице, он озирался по сторонам, вглядываясь в Америку. В самом центре города в глаза бросались прежде всего церковь, здание рынка, позорный столб и виселицы. Кирпичные и деревянные дома располагались на широких пространствах между собой по обе стороны дороги. Прямо посреди улицы в грязи разгуливали овцы и куры. Некоторые постройки выглядели уже достаточно старыми, но у многих был вид только что возведенных, почти еще не обжитых.

Городок бурлил от людей, лошадей, повозок и экипажей, большинство из которых прибыли сюда сегодня со всех окрестных поселений. Женщины красовались в модных капорах с лентами, мужчины натянули отполированные до блеска сапоги и чистые перчатки. Одежда на некоторых из них выглядела явно сшитой дома, хотя и из дорогих тканей. Он подслушал несколько разговоров о предстоявших скачках и ставках на них. Обитатели Виргинии казались людьми, не чуждыми склонности к азартным развлечениям и играм.

В свою очередь местные жители разглядывали заключенных лишь с легким оттенком любопытства. С таким же выражением они смотрели бы на мчавшуюся галопом по городу лошадь — зрелище не новое, но все равно вызывавшее некоторый интерес.

Через примерно полмили городок остался позади. Они перешли реку вброд, а затем направились по неровной тропе через поросшие лесом пригороды, вскоре оказавшись в сельской местности. Мак поравнялся со средних лет негром.

— Меня зовут Малакай Макэш, — представился он. — Но обычно обращаются просто — Мак.

Мужчина неотрывно смотрел на тропу прямо перед собой, но отозвался вполне дружелюбно.

— А я Коби, — назвался он, рифмуя свое имя с Тоби. — Коби Тамбала.

— Этот толстяк в соломенной шляпе… Он теперь стал нашим хозяином?

— Нет. Билл Соуэрби — всего лишь надсмотрщик. Нам с ним вдвоем велели отправляться на «Бутон розы» и подобрать наилучших работников для обработки полей.

— Так кто же купил нас?

— Нельзя сказать, чтобы вот как раз тебя именно купили.

— Что ты имеешь в виду?

— Мистер Джей Джеймиссон решил придержать тебя при своем хозяйстве, чтобы ты трудился на его плантации в Мокджек Холле.

— Джеймиссон!

— Он самый.

Значит, Мак снова стал собственностью семьи Джеймиссон. От этой мысли ярость вскипела в нем. Будь они трижды прокляты! «Я снова сбегу, — дал он себе зарок. — И не буду принадлежать больше никому».

— Кем ты работал раньше? — спросил Коби.

— Был когда-то шахтером. Добывал уголь.

— Уголь? Я слышал об угле. Камень, а горит как дерево, но даже жарче, верно?

— Ага. Проблема только в том, что нужно забраться глубоко под землю, чтобы найти его. А ты сам?

— Я из крестьянской семьи в Африке. У моего отца был большой участок земли. Больше, чем здесь у мистера Джеймиссона.

Мака это удивило. Он даже не представлял себе прежде, чтобы рабы могли происходить из состоятельных семейств.

— А что вы выращивали?

— Всего понемногу. В основном пшеницу. Разводили скот. Но табаком не занимались. У нас там был еще корнеплод под названием ямс. А вот в этих краях он мне никогда не встречался.

— Ты хорошо говоришь по-английски.

— Так я и провел здесь уже почти сорок лет. — Горестное выражение отобразилось на его лице. — Я был совсем маленьким, когда меня похитили.

Но у Мака на уме оставались Пег и Кора.

— Со мной на корабле прибыли еще двое — женщина и девочка, — сказал он. — Я смогу выяснить, кто их купил?

Коби издал невеселый смешок.

— Каждый пытается найти кого-то, с кем его продали по раздельности. Люди постоянно расспрашивают друг друга. Когда группы рабов встречаются на дороге или в лесу, они только об этом и разговаривают.

— Ребенка зовут Пег, — настойчиво продолжал Мак. — Ей всего тринадцать лет. Нет ни матери, ни отца.

— У того, кого продали в рабство, не может быть ни отца, ни матери.

Коби давно сломлен, понял Мак. Он вырос и привык к своему рабскому положению, научился примиряться с ним. В нем жила горечь, но он оставил всякую надежду обрести свободу. «Клянусь, что никогда не дойду до такого же состояния», — подумал Мак.

Они прошагали не менее десяти миль. Двигались медленно из-за оков на ногах ссыльных. Некоторые были до сих пор скованы попарно. Тем, чей напарник умер в пути, попросту соединили кандалами лодыжки таким образом, чтобы они сохраняли способность идти, но не бежать. И никто не мог передвигаться быстро. Если бы попытались, могли запросто упасть, настолько ослабели после восьми недель необходимости лежать. Надсмотрщик Соуэрби ехал верхом, но тоже никуда не торопился и постоянно прикладывался явно к какому-то спиртному из фляжки.

Окружавшая их местность скорее напоминала Англию, чем Шотландию, но не выглядела настолько уж непривычной, как того ожидал Мак. Тропа проходила вдоль каменистого берега реки, вившейся среди густого леса. Маку очень хотелось бы сейчас прилечь ненадолго в тени одного из деревьев с развесистыми кронами.

Он задумался, скоро ли снова увидит эту поразительную женщину — Лиззи. Он злился, что снова стал собственностью Джеймиссона, но ее присутствие могло послужить ему хотя бы некоторым утешением. В отличие от своего тестя она не была жестока, хотя подчас могла проявлять легкомысленное отношение к жизни. А ее нестандартное для леди поведение и яркая личность неизменно изумляли Мака. Но главное — она обладала пониманием того, что такое справедливость, и тем спасла ему уже жизнь однажды. Ситуация вполне могла повториться в ближайшем будущем.

На плантацию Джеймиссона они прибыли только в полдень. Тропа проходила через сад, где щипал травку скот рядом с поселением, состоявшим из примерно дюжины хижин. Две пожилых чернокожих женщины готовили еду на обычных кострах. Прямо в грязи играли несколько совершенно голых детишек. Хижины были грубо сколочены из необработанных досок, а косые окна оставались незастекленными.

Соуэрби что-то сказал Коби и удалился.

Коби обратился к новым рабам:

— Вот ваши жилища.

— Неужели нам придется жить под одной крышей с черными? — возмутился один из ссыльных.

Мак не сдержал смеха. После восьми недель в аду трюма «Бутона розы» кто-то еще мог жаловаться на особенности предложенных теперь жилищных условий. Поразительно!

— Белые и черные живут в разных хижинах, — пояснил Коби. — Никакого закона на этот счет не существует, но так уж традиционно сложилось. Каждая хижина вмещает шесть человек. Но прежде чем отдохнуть, вам предстоит еще одно дело. Следуйте за мной.

Они продолжили путь по тропе, извивавшейся среди полей зеленой еще пшеницы, высоких стеблей маиса, росших на пригорках, и ароматных рядов зрелого табака. На каждом из полей трудились мужчины и женщины, пропалывая сорняки между рядами или собирая в груды табачные листья.

Затем они вышли на широкий луг и стали подниматься к большому, но достаточно запущенному деревянному дому с облупившейся местами краской и с жалюзи на окнах. Очевидно, это и был особняк Мокджек Холл. Обойдя вокруг дома, они приблизились к подсобным постройкам позади него. Одной из них оказалась примитивная кузница. Там работал негр, которого Коби называл Кассом. Он сразу принялся сбивать цепи с ног вновь прибывших.

Мак наблюдал, как с людей по одному снимали оковы. Им овладело ощущение свободы, хотя он прекрасно понимал, насколько оно ложно. Но эти цепи надели на него еще в Ньюгейтской тюрьме по другую сторону планеты. И он ненавидел их каждую минуту из восьми унизительных недель, пока вынужден был носить.

С высоты холма, на вершине которого стоял дом, ему был виден проблеск воды в реке Раппаханнок, протекавшей в полумиле отсюда, чье русло рассекало лесные чащи. «Когда с меня снимут кандалы, — подумал он, — я мог бы сразу броситься бежать вниз к реке, переплыть ее и устремиться на свободу».

Ему пришлось сдержать первый порыв. Им все еще владела слабость, которая наверняка не позволила бы ему пробежать даже полмили. Кроме того, он дал клятву найти Пег и Кору, и ему придется справиться с этой задачей, прежде чем бежать, поскольку позже поиски могли стать совершенно невозможными. Требовалось все тщательно спланировать. Он не имел представления о географии края, где оказался волею судьбы. Нужно было знать, куда направиться и как добраться до нужного места.

И все равно, как только оковы упали с его ног, ему стоило большого усилия воли, чтобы не броситься бежать сразу же.

Пока он еще только боролся с искушением, очень вовремя к ним обратился Коби:

— Теперь, когда вас больше не сдерживают цепи, уверен, некоторые из вас уже прикидывают, как далеко смогут добраться отсюда до заката солнца. Но прежде чем вы попытаетесь сбежать, вам следует узнать нечто крайне важное. А потому слушайте меня внимательно и мотайте на ус.

Он сделал паузу вящего эффекта ради и продолжил:

— Беглецов, как правило, ловят и подвергают наказанию. Сначала следует порка, но это самая легкая часть кары. После чего им надевают железные ошейники, которые покрывают человека позором. Но самое главное — срок рабства продлевается. За неделю отсутствия прибавляют дополнительные две недели. У нас здесь есть типы, которые пытались сбежать столько раз, что им не видать свободы до столетнего возраста. — Он оглядел группу и поймал на себе взгляд Мака. — Но если захотите рискнуть столь многим, — закончил Коби, — могу сказать одно: желаю удачи.

* * *

По утрам пожилые женщины готовили на завтрак блюдо из маиса, именовавшееся полентой. И бывшие заключенные, и рабы ели ее пальцами из деревянных мисок.

Всего полевых работников насчитывалось около сорока человек. Если не считать группы только что прибывших ссыльных, большинство составляли чернокожие. Четверо были несостоятельными должниками, то есть людьми, согласившимися на четыре года принудительного труда за океаном, чтобы избавиться от долговой тюрьмы. Они держались обособленно и явно считали себя людьми более высокого положения, чем остальные. Только трое людей имели статус обычных наемных тружеников, получавших жалованье, — двое освобожденных чернокожих рабов и белая женщина. Всем им уже перевалило за пятьдесят. Некоторые из негров сносно говорили по-английски, но многие африканцы общались между собой на своих наречиях, а с белыми общались на каком-то полудетском и упрощенном языке. Поначалу Мак и относился к ним как к взрослым детям, но скоро понял, что они имеют над ним очевидное преимущество, владея, можно сказать, полутора языками, тогда как он сам изъяснялся только на одном.

После завтрака их отводили примерно на две мили через обширные поля туда, где рос уже готовый к уборке табак. Он рос ровными рядами с промежутками в три фута, а протяженность плантации составляла четверть мили. Растения в высоту достигали роста Мака, и с каждого следовало снять более дюжины широких зеленых листьев.

Распоряжения работникам давали Билл Соуэрби и Коби. Всех разделили на три группы. Каждому из первой группы выдали по острому ножу, чтобы срезать зрелые стебли. Вторую группу разместили на том участке поля, где растения срезали накануне. Они лежали на земле, и крупные листья успели отчасти свернуться после целого дня сушки под палящим солнцем. Новичкам показали, как обрабатывать срезанные стебли, разрезая пополам и насаживая вместе с листьями на длинные деревянные шесты. Мак оказался в третьей группе, в задачу которой входило относить заполненные ополовиненными стеблями шесты через все поле к табачному сараю, где их подвешивали к высокому потолку, чтобы воздух завершил процесс дозревания и просушки листьев.

Жаркий летний рабочий день тянулся томительно долго. Люди с «Бутона розы» пока не приноровились трудиться столь же проворно, как старожилы. Мак замечал, как его постоянно опережают женщины и даже дети. Его сильно ослабили болезнь, плохое питание на борту и почти полная длительная неподвижность. У Билла Соуэрби за поясом торчал кнут, но Мак пока не видел, чтобы он хоть раз пустил его в ход.

В полдень их накормили чем-то вроде черствого хлеба, который рабы называли кукурузными лепешками. Пока они ели, Мак с тревогой, хотя и без особого удивления заметил знакомую фигуру Сидни Леннокса, облаченного в новую одежду, которому показывал окрестности Соуэрби. Не приходилось сомневаться, что Джей ценил услуги Леннокса, оказанные ему в прошлом, и рассчитывал использовать его в дальнейшем.

После заката, ощущая смертельную усталость, они покинули плантацию, но вместо того, чтобы вернуть в хижины, их направили в табачный сарай, освещенный теперь десятком свечей. Наскоро поев еще раз, они продолжили работать, снимая окончательно дозревшие листья с ополовиненных стеблей и плотно спрессовывая листья в кипы. По мере того как длилась ночь, некоторые из детей и пожилых рабов порой начинали засыпать прямо за работой, и в действие вступила явно давно разработанная система оповещения, когда более сильные заботились о слабых, успевая разбудить их, если к ним приближался Соуэрби.

Перевалило далеко за полночь, как прикинул Мак, когда наконец потушили свечи и работникам разрешили разойтись по хижинам, чтобы улечься в свои деревянные койки. Сам Мак заснул мгновенно.

Показалось, что прошло всего несколько секунд, а его уже расталкивали с наступлением нового рабочего дня. Он с трудом поднялся на ноги и вышел наружу. Прислонившись спиной к стене хижины, съел порцию поленты, и едва успел сунуть последнюю пригоршню в рот, как их погнали в поле.

Когда с первыми признаками рассвета они добрались до плантации, Мак увидел Лиззи.

Это случилось впервые со дня посадки на борт «Бутона розы». Она ехала верхом на белом коне, пустив его медленным шагом через поле. На ней было просторное полотняное платье и широкополая шляпа. Солнце еще не сияло в полную силу и бросало на землю ясный, но слегка рассеянный свет. Выглядела Лиззи превосходно: отдохнувшей, удобно сидевшей в седле, — настоящая хозяйка плантации, леди, совершающая осмотр своих владений. Мак обратил внимание, что она заметно располнела, пока он только лишь терял вес в трюме от плохого питания. Но испытывать к ней какой-либо неприязни он был не способен, потому что она неизменно выступала за правое дело и уже спасла его жизнь по меньшей мере дважды.

Ему вспомнился момент, когда он обнял ее в проулке рядом с Тайберн-стрит после того, как спас от нападения двух негодяев. Он плотно прижимал ее мягкое тело к своему, вдыхая аромат мыла и чуть заметный запах дамского пота, и тогда его на мгновение посетила совершенно безумная мысль, что Лиззи, а не Кора должна стать его избранницей. Но здравый смысл сразу же вернулся и восторжествовал.

Внимательнее приглядевшись к ее округлившимся формам, он понял — она не просто растолстела. Налицо были все признаки беременности. У нее родится сын, который вырастет и станет копией типичного представителя рода Джеймиссонов — жестоким, алчным, бессердечным, подумал Мак. Он станет новым владельцем этой плантации, начнет покупать в полную собственность человеческие существа, обращаясь с ними хуже, чем со скотом, наживая все больше и больше денег.

Лиззи поймала на себе его взгляд. Мак ощутил чувство вины за то, что позволил себе так зло предрекать будущее ее нерожденного младенца. А она уставилась на него, словно не понимала, кто это так пристально разглядывает ее. А потом, как показалось, узнала и вздрогнула всем телом. Вероятно, ее шокировала перемена в его внешности, происшедшая за время тяжелого плавания через океан.

Мак какое-то время продолжал не сводить с нее глаз в надежде, что она приблизится к нему. Но она безмолвно отвернулась, пришпорила коня, перешедшего на рысцу, и всего через несколько секунд и конь и всадница пропали среди деревьев ближайшего леса.

Глава 27

Через неделю после прибытия в особняк Мокджек Холл Джей Джеймиссон сидел в кресле и наблюдал, как две рабыни распаковывали ящик со стеклянной посудой. Белле была уже немолодой и грузной, с крупными, но некрасивой формы грудями и необъятных размеров задницей. А вот Милдред исполнилось всего восемнадцать лет: ее кожа имела приятный бархатистый табачного цвета оттенок, а глаза излучали томные взгляды. Когда она вытягивала руки к полкам буфета, он мог разглядеть, как ее соблазнительный бюст тоже вздымается под грубой тканью сшитого ей самой платья. Под его взором обе женщины ощущали неловкость и снимали упаковочную бумагу с тонких хрустальных изделий чуть дрожавшими руками. Если бы что-то разбилось, их ожидало наказание. Джей подумывал в таком случае выпороть их собственноручно.

Но почему-то эта мысль взволновала его, доставила беспокойство. Он поднялся и вышел из дома. Мокджек Холл представлял собой крупную постройку с удлиненным фронтоном, вдоль которого тянулся портик с колоннадой, выходивший в сторону пологой лужайки, спускавшейся до самого берега мутной реки Раппаханнок. Любой особняк таких размеров в Англии был бы возведен из камня или кирпича, но это здание целиком сработали деревянным. Много лет назад его стены покрасили в белый цвет, а ставни на окнах в зеленый, но сейчас краска облупилась и пожухла, потеряв первоначальные оттенки и превратившись в нечто монотонно унылое с виду. Позади и по бокам от основного дома располагались многочисленные подсобные помещения — кухня, прачечная, конюшня. К достоинствам особняка следовало отнести великолепные комнаты первого этажа, предназначенные для грандиозных приемов, — гостиная, столовая и даже бальный зал. Над ними находились не менее обширные спальни. Но вот только вся внутренняя отделка нуждалась в срочном обновлении. Среди обстановки встречалось множество старомодной импортной мебели, поблекших шелковых занавесок и покрытых прорехами ковров. Атмосфера былого и потерянного величия в доме напоминала запах застоявшейся в сточной канаве воды.

Тем не менее Джей с приятным чувством изучал свою собственность, стоя под портиком. Ему принадлежала тысяча акров возделывавшейся земли, покрытые лесами склоны холмов, звонкие ручейки и широкие пруды. На него трудились сорок человек в полях, и еще трое числились домашней прислугой, а он был полновластным хозяином и всех окрестностей и множества людей. Не его семья, не его отец, а он самолично. Наконец он стал джентльменом в полном смысле этого слова.

И это было только начало. Он планировал проложить для себя путь в самый центр общественной жизни Виргинии. Не зная в деталях, как осуществляется руководство штатом, он выяснил, что местных лидеров называли вестрименами или главами приходских управлений, а заседавшая в Уильямсберге ассамблея состояла из выборных граждан, приравнивавшихся к членам парламента. Принимая во внимание свой высокий статус, он принял решение миновать приходскую стадию, а баллотироваться непосредственно в центральную ассамблею при первой же возможности. Ему хотелось, чтобы каждый здешний житель знал, насколько важная персона Джей Джеймиссон.

В дальнем конце лужайки показалась Лиззи верхом на красавце Близзарде, перенесшем долгое путешествие без малейших проблем. Она владеет искусством верховой езды блестяще, подумал Джей. Почти как мужчина. Но тут же, к своему величайшему раздражению, заметил, что она и в седле сидит по-мужски прямо. Какое вульгарное зрелище: женщина, скачущая с широко раздвинутыми в стороны ногами! Когда она поставила коня у привязи, он сказал:

— Тебе не стоит ездить верхом подобным образом.

Она положила ладонь на свой округлившийся живот.

— Но я ездила очень осторожно. Шагом и мелкой рысью.

— Я имею в виду не будущего ребенка. Надеюсь, никто не видел твоей мужской посадки в седле.

У нее заметно испортилось настроение, но ответила она со свойственным ей во всем упрямством и настойчивостью:

— Я не собираюсь ездить здесь, сидя боком, как делают светские дамы в Англии.

— Здесь? А почему именно «здесь» ты своевольничаешь? — сердито спросил он. — Какая разница, где мы находимся?

— На меня некому смотреть.

— Достаточно того, что смотрю я. Как и слуги. К нам могут наведаться гости. Ты же не станешь, я надеюсь, расхаживать нагишом только потому, что мы «здесь»?

— Я буду ездить по-женски в церковь и при появлении у нас посторонних. Но не в одиночестве.

В таком расположении духа споры с ней ни к чему хорошему не приводили.

— Хотя уже скоро тебе придется вообще бросить езду верхом. Ради сохранения младенца, — хмуро заметил Джей.

— Но время пока не пришло. — Она просияла. Шел пятый месяц беременности. Она планировала начать принимать меры предосторожности на шестом. Но поспешила сменить тему: — Я осматривала наши угодья. Земельные участки находятся в значительно лучшем состоянии, чем дом. Соуэрби — горький пьяница, но сумел заставить плантацию хоть как-то работать. Вероятно, нам следует быть ему благодарными, учитывая, что он не получал жалованья уже почти целый год.

— Ему придется подождать чуть дольше. У нас слишком мало денег.

— Твой отец обещал, что на плантации будет пятьдесят работников, но на деле их оказалось всего двадцать пять. Правильным решением было заполучить пятнадцать ссыльных с «Бутона розы». — Но она вдруг помрачнела. — Макэш попал к нам в их числе?

— Да.

— Я думала, мне померещилось, когда я заметила его на одном из полей.

— Я распорядился, чтобы Соуэрби отобрал самых молодых и сильных.

Джей не догадывался прежде, что Макэш прибыл в Америку на одном с ними корабле. Если бы знал, то наверняка особо приказал Соуэрби не приобретать смутьяна. Но теперь, коли уж он попал сюда, Джею не хотелось отправлять его обратно. Создалось бы впечатление, будто он опасается какого-то простого бывшего заключенного.

— Насколько мне известно, нам не пришлось даже платить за новых рабов, — сказала Лиззи.

— Нет, разумеется. С какой стати мне платить за то, что и так принадлежит моей семье?

— Твой отец может узнать об этом.

— Непременно узнает. Капитан Парридж потребовал с меня расписку в бесплатном получении пятнадцати заключенных, и я, конечно же, не мог ему отказать. Он предъявит ее отцу.

— И что потом?

Джей пожал плечами.

— Отец скорее всего выставит мне за них счет, по которому я с ним рассчитаюсь. Когда смогу.

Джей был весьма доволен этой своей небольшой деловой уловкой. Он заручился пятнадцатью сильными мужчинами, обязанными отработать на него семь лет, и это не стоило ему ни гроша.

— Как воспримет твою проказу батюшка?

Джей ухмыльнулся.

— Придет в бешенство, но что он сможет предпринять, находясь в такой дали от меня?

— Тогда, быть может, тебе это и сойдет с рук, — с сомнением сказала Лиззи.

Джей терпеть не мог, когда кто-то ставил под вопрос правильность принятых им решений.

— Женщинам не стоит влезать в бизнес. Предоставь все мне.

Как обычно, подобное пренебрежительное отношение лишь распалило ее, и Лиззи перешла в атаку:

— Мне крайне неприятно видеть здесь Леннокса. Не могу понять причины твоей привязанности к этому человеку.

Джей и сам испытывал в связи с Ленноксом двойственные чувства. Он мог оказаться полезен здесь, как был в Лондоне, но его присутствие служило источником изрядного дискомфорта. Однако с тех пор, когда они спасли его от ужасов путешествия в трюме, Леннокс вбил себе в голову, что будет жить на их плантации, а Джей так и не смог собраться с духом и выдвинуть веские возражения или вообще подвергнуть вопрос серьезному обсуждению.

— Я подумал, мне может понадобиться белый человек, чтобы исполнять мои поручения и делать разного рода работу, — беспечно отмахнулся он от беспокойства Лиззи.

— Но что он сможет делать?

— Соуэрби нуждается в помощнике.

— Леннокс совершенно не разбирается в выращивании табака. Умеет только выкуривать его в огромных количествах.

— Он всему научится. Кроме того, его основной задачей станет заставлять негров работать на совесть.

— Вот с этим он действительно справится преотлично, — язвительно заметила Лиззи.

Джей не хотел продолжать разговор о Ленноксе.

— Я подумываю о том, чтобы заняться здесь общественной деятельностью, — сказал он. — Собираюсь добиться своего избрания в гражданскую ассамблею штата. Надеюсь, мне скоро удастся добиться этого, хотя ничего нельзя предвидеть заранее.

— Тогда тебе просто необходимо познакомиться с нашими соседями и побеседовать с ними.

Он кивнул.

— Примерно через месяц, как только приведут дом в порядок, мы устроим большой прием и пригласим всех важных людей из Фредериксберга и его окрестностей. Это даст мне возможность оценить, чего стоит местная аристократия.

— Прием? — переспросила Лиззи с сомнением. — И мы сможем себе его позволить?

Она снова пыталась поставить под вопрос разумность его суждений.

— Предоставь финансовую сторону дела мне, — резко сказал он. — Мы сможем получить необходимую провизию в кредит. В этом я уверен. Наша семья все-таки участвует в коммерческой жизни Виргинии по меньшей мере десять лет. И сама по себе моя фамилия многое значит.

Лиззи упорствовала в своих сомнениях.

— А не лучше ли будет сосредоточить внимание полностью на улучшении продуктивности плантации в первый год или даже два? Только после этого ты сможешь с уверенностью утверждать, что создал солидный экономический фундамент для политической карьеры.

— Глупости, — заявил он. — Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы стать простым фермером.

* * *

Бальный зал был невелик, но пол для танцев все еще оставался в отличном состоянии, и имелся специальный балкончик для музыкантов. Двадцать или тридцать пар кружились в ярких нарядах из сатина. Мужчины надели парики, женщины — кружевные шляпки. Две скрипки, барабан и французский рожок наигрывали менуэт. Огни десятков свечей придавали праздничный вид заново окрашенным стенам и украшениям из цветочных гирлянд. В других комнатах первого этажа гости играли в карты, курили, пили и флиртовали.

Джей и Лиззи перемещались то в бальный зал, то в столовую, улыбаясь своим гостям и раскланиваясь с каждым. Джей облачился в новый костюм из шелка оттенка зеленого яблока, купленный перед самым отплытием из Лондона. Лиззи предпочла пурпур — ее любимый цвет. Джей опасался, что их с женой одежда будет выглядеть нескромно блестящей в сравнении с лучшими нарядами приглашенных, но был искренне удивлен тем, насколько обитатели Виргинии следовали критериям последней лондонской моды.

Он позволил себе выпить достаточно много вина и находился в превосходном настроении. Обед успели подать раньше, но сейчас на столах выложили смену угощений: бутылки с вином, блюда с желе и пирожными, взбитые сливки, фрукты. Прием обошелся в целое небольшое состояние, зато и удался на славу. Все, кто хоть что-то собой представлял в местном обществе, не преминули приехать.

Единственный диссонанс в радостные ощущения Джея внес надсмотрщик Соуэрби, избравший именно этот день, чтобы потребовать погасить задолженность по причитавшемуся ему жалованью. Когда Джей сказал ему, что это было невозможно до того, как они продадут первый урожай табака, Соуэрби имел наглость спросить, каким образом в таком случае хозяин мог себе позволить закатить вечеринку на пятьдесят человек. Но правда как раз состояла в том, что Джей не мог себе ее позволить. Все пришлось взять в кредит. Однако гордость не позволила признаться в этом своему управляющему. А потому он лишь велел ему попридержать язык. Соуэрби это не просто разочаровало, но и заметно обеспокоило. Уж не появились ли у него какие-то реальные денежные затруднения? — подумал Джей, но расспрашивать ни о чем не стал.

В столовой трое ближайших соседей Джеймиссонов стояли у камина и лакомились пирожными. Это были три пары: полковник Тумсон с женой, Билл и Сьюзи Делахай, а также двое братьев-холостяков Армстедов. Тумсоны действительно занимали важное положение в местном обществе. Полковник входил в число членов ассамблеи и держался с серьезным видом, исполненный чувства собственного достоинства. Он отличился, сражаясь в рядах британской армии, а потом в отрядах виргинской милиции. После выхода в отставку начал выращивать табак и активно участвовать в управлении колонией. Джей решил, что именно с Тумсона ему следует брать пример.

Разговор зашел о политике, и Тумсон счел нужным прояснить ситуацию.

— Губернатор Виргинии умер в марте прошлого года, и мы до сих пор ждем того, кто прибудет ему на смену.

Джей напустил на себя вид человека, хорошо осведомленного о тайнах лондонского двора.

— Король назначил новым губернатором Норборна Беркели, барона де Ботетурта.

Основательно подвыпивший Джон Армстед хрипло рассмеялся.

— Ничего себе имечко!

Джей окинул его ледяным взглядом.

— Насколько мне известно, барон собирался покинуть Лондон вскоре после нас с женой.

— Президент совета ассамблеи временно взял на себя функции исполняющего его обязанности.

Джей стремился, кроме того, показать, как много он знает о положении дел и в Виргинии тоже.

— Видимо, именно поэтому ассамблея не проявила достаточно мудрости и поддержала «Массачусетское письмо».

Речь шла о письме с протестом против повышения налогов. Его направила ассамблея штата Массачусетс в адрес короля Георга. А затем и законодатели Виргинии приняли резолюцию в поддержку письма. Джей, как и большинство лондонских тори, считал и само письмо и резолюцию ассамблеи Виргинии проявлениями нелояльности к монархии.

Тумсон явно не был согласен с подобным мнением. Крайне сдержанно он высказался:

— Я отнюдь не нахожу это проявлением недостатка мудрости.

— Но именно так письмо расценил его величество, — заметил Джей.

Он не стал пояснять, откуда ему стали известны мысли короля по столь сложному вопросу, но оставил собеседникам полную возможность думать, что король лично поделился с ним своей точкой зрения.

— Что ж, мне крайне жаль слышать об этом, — сказал Тумсон без малейшего намека на сожаление в голосе.

Джей уже чувствовал, как вступает на весьма опасную почву, но уж слишком велико оказалось желание поразить этих людей своей осведомленностью и прозорливостью.

— Я абсолютно уверен, что новый губернатор незамедлительно потребует отзыва принятой здесь резолюции.

Это он действительно успел узнать перед отъездом из Лондона.

Билл Делахай, который был значительно моложе Тумсона, пылко заявил:

— Члены ассамблеи откажутся подчиниться. — Его миловидная жена Сьюзи предостерегающе положила ладонь ему на руку, но чувства супруга оказались слишком искренни и горячи, а потому он добавил: — Их долг как раз и состоит в том, чтобы сообщать королю правду, а не бросаться пустыми фразами, чтобы только доставить удовольствие его подхалимам из консервативной партии.

Тумсон предпочел выразиться более тактично и смягчить остроту разговора:

— Разумеется, мы не считаем всех тори королевскими лизоблюдами.

— Если ассамблея откажется отозвать резолюцию, губернатор может пойти на ее досрочный роспуск.

Родерик Армстед, остававшийся заметно трезвее брата, вставил свое слово:

— Вы поразитесь, насколько мало значения в наши дни имеют подобные решения.

— То есть как это? — спросил изумленный и заинтригованный Джей.

— Парламенты в колониях то и дело в силу разных причин официально распускают. А они преспокойно продолжают собираться и функционировать в неформальной обстановке — в какой-нибудь таверне или в доме одного из своих членов.

— Но в таком случае принятые ими акты не имеют никакой юридической правомочности! — с протестующим тоном провозгласил Джей.

Ему ответил полковник Тумсон:

— Они пользуются поддержкой народа, которым управляют, и этого оказывается вполне достаточно для легитимности их действий.

Джею и раньше доводилось слышать такого рода суждения от людей, начитавшихся книг по философии. Идея, что правительства обладают законной властью лишь благодаря поддержке населения, была чепухой, причем крайне опасной. Тем самым подразумевалось, что короли не имели права властвовать вообще. Нечто подобное на родине постоянно твердил тот же Джон Уилкс. Тумсон начал всерьез злить Джея.

— В Лондоне за подобные высказывания человек может сесть за решетку, полковник, — не сдержался он.

— Несомненно, — бросил загадочную для Джея ремарку Тумсон.

Вмешалась Лиззи:

— Вы уже пробовали взбитые сливки, миссис Тумсон?

Жена полковника отозвалась с преувеличенным энтузиазмом:

— О да! Они прекрасны. Очень вкусно!

— Я так рада. Взбитые сливки далеко не всегда удаются. Их слишком легко испортить.

Джей понимал, что Лиззи глубоко наплевать на взбитые сливки. Она всего лишь стремилась увести разговор в сторону от вопросов политики. Но он еще не закончил.

— Должен признать, меня во многом удивляет ваша позиция, полковник, — сказал он.

— Простите, я вижу здесь доктора Финча. Мне настоятельно необходимо с ним побеседовать. — И Тумсон, изящно поклонившись, перешел вместе с женой к другой группе гостей.

Разговор продолжил Билл Делахай:

— Вы только что прибыли сюда, Джеймиссон. Прожив здесь некоторое время, вы можете сами поразиться, насколько изменились ваши взгляды на очень и очень многое. Вещи начинают видеться в совершенно иной перспективе.

Он говорил доброжелательно, но смысл его фразы сводился к тому, что Джей пока слишком мало знал об особенностях местной жизни для выработки собственного мнения. Джея это уязвило до глубины души.

— Я твердо верю в одно, сэр. Моя преданность монарху останется неизменной, где бы я ни поселился.

Делахай помрачнел.

— Не сомневаюсь, так оно и есть, — бросил он и тоже отошел в сторону, взяв жену под руку.

— Мне вдруг тоже захотелось отведать ваших чудесных взбитых сливок, — сказал Родерик Армстед, направившись к столу и оставив Лиззи с Джеем в обществе одного только своего изрядно пьяного брата.

— Политика и религия, — вымолвил Джон Армстед. — Никогда не следует заводить разговоров о политике и о религии на званых приемах.

С этими словами он вдруг качнулся назад, закрыл глаза и плашмя повалился на пол.

* * *

Завтракать Джей спустился только ближе к полудню. У него раскалывалась от боли голова.

С Лиззи он еще не виделся. Они спали теперь каждый в своей спальне — роскошь, которая была недоступна для них в Лондоне. Но сейчас он застал жену за столом, с аппетитом поедающей жареную ветчину, пока рабы из числа домашней прислуги наводили в доме порядок после вчерашнего приема.

На его имя пришло письмо. Он сел и открыл его, но прежде чем приступил к чтению, Лиззи метнула в него сердитый взгляд и спросила:

— Какого черта тебе понадобилось вчера затевать эту ссору?

— О чем это ты? С кем я поссорился?

— С Тумсоном и Делахаем, разумеется.

— Мы вовсе не ссорились. Это был обычный политический спор. Дискуссия.

— Ты обидел наших ближайших соседей.

— В таком случае уж очень они обидчивы.

— Ты практически назвал Тумсона изменником!

— Что делать, если он мне действительно им кажется. Существует вероятность, что он предал нашего короля.

— Он землевладелец, член ассамблеи штата и отставной офицер. Как, скажи на милость, можно записывать его в предатели?

— Ты сама слышала его заявления.

— Но здесь это воспринимается как нечто вполне нормальное.

— Подобные речи никогда не будут восприниматься как нормальные в моем доме.

Вошла их повариха Сэра и прервала разговор. Джей попросил принести себе чай и ломтик поджаренного хлеба.

Последнее слово, как всегда, осталось за Лиззи.

— Потратив такие большие деньги на знакомство с соседями, ты добился только того, что они теперь станут недолюбливать тебя.

И она снова взялась за еду.

Джей взглянул на письмо. Оно пришло от юриста из Уильямсберга.

«Уильямсберг, Дьюк-оф-Глостер-стрит

29 августа 1768 г.

Я пишу это письмо к вам, дорогой мистер Джеймиссон, по просьбе вашего отца, сэра Джорджа. Рад приветствовать ваше прибытие в Виргинию и позволю себе выразить надежду, что мы скоро будем иметь удовольствие встретиться с вами в столице колонии».

Джей был приятно удивлен. Насколько же нехарактерной для отца казалась подобная забота о сыне. Быть может, он станет теперь добрее к Джею, когда тот очутился от него по другую сторону океана?

«Но пока мы не свиделись лично, дайте мне знать, не нуждаетесь ли вы в какой-либо помощи. Мне известно, что вы наследовали плантацию, находящуюся далеко не в самом лучшем состоянии, и вам, вероятно, может понадобиться финансовая поддержка. Информируйте меня в таком случае, и я буду рад оказаться к вашим услугам для оформления любого рода закладной. Уверен, что желающий ссудить вас деньгами будет мною найден без труда.

Остаюсь вашим покорным и смиренным слугой, сэр.

Мэттью Марчман».

Джей улыбнулся. Именно в чем-то подобном он сейчас остро нуждался. Ремонт и новая внутренняя отделка дома, шикарный прием и прочие расходы уже заставили его по уши залезть в долги к местным коммерсантам. К тому же Соуэрби постоянно приставал с требованиями покупки все новых припасов: семян, сельскохозяйственных инструментов, одежды для рабов, веревок, краски — список выглядел бесконечным.

— Что ж, тебе больше не нужно беспокоиться о нехватке денег, — обратился он к Лиззи, отложив письмо в сторону.

Она скептически посмотрела на него.

— Я отправляюсь в Уильямсберг, — сказал Джей.

Глава 28

Пока Джей находился в Уильямсберге, Лиззи получила письмо от матери. Первое, что поразило ее, был указанный на письме обратный адрес: Абердин, Церковь Святого Иоанна, дом священника.

Как ее матушка оказалась под крышей дома викария в Абердине?

Она взялась за чтение:

«15 августа 1768 г.

Мне нужно так много тебе сообщить, моя дорогая дочурка! Но необходимо сдержать свои порывы и изложить случившееся шаг за шагом, по мере того как все происходило.

Вскоре после моего возвращения в Хай Глен твой деверь Роберт Джеймиссон взял управление имением на себя. Поскольку сэр Джордж теперь выплачивает проценты по моим закладным, я не вправе отстаивать свою позицию в споре с ними. Роберт попросил меня покинуть особняк и в целях экономии перебраться в наш бывший охотничий домик. Признаюсь, меня не слишком обрадовало его требование, но он настаивал, и, должна заметить, вел себя далеко не так обходительно и почтительно со мной, как следовало ожидать от близкого члена семьи».

Волна бессильного гнева нахлынула на Лиззи. Как посмел Роберт изгнать ее мать из собственного дома? И ей припомнились его слова, сказанные после того, как она отвергла его и приняла предложение Джея: «Пусть я не стану твоим мужем, мне все равно достанется поместье Хай Глен». Тогда это представлялось невообразимым, но теперь стало жестоким свершившимся фактом.

Она заскрежетала зубами и продолжила читать.

«Затем преподобный мистер Йорк объявил, что покидает нас. Он служил пастором в Хьюке пятнадцать лет и стал моим самым давним другом. Насколько я поняла, после трагически безвременной кончины жены он уже давно чувствовал желание уехать и поселиться на новом месте. Но можешь себе представить, как огорчилась я, узнав, что он уезжает именно в тот момент, когда такой друг требовался мне больше всего.

А затем произошло самое поразительное! Моя дорогая, я краснею от стыда, но сообщаю тебе: он предложил мне выйти за него замуж!! И я приняла предложение!!!»

— Боже милостивый! — вслух произнесла Лиззи.

«Вот как случилось, что мы поженились и перебрались в Абердин, откуда я и пишу тебе.

Многие скажут: она вышла замуж за неровню себе, будучи вдовой лорда Хэллима. Но только я прекрасно знаю, до какой степени обесценились любые титулы, а Джон не придает значения людской молве. Мы ведем спокойный образ жизни. Я теперь миссис Йорк, но счастлива, как никогда прежде».

Письмо продолжалось описанием отношений матери с тремя приемными детьми, поведения прислуги в доме священника, первой проповеди мистера Йорка на новом месте и светских дам среди прихожанок церкви, но Лиззи пребывала в таком шоке, что больше ничего не могла толком воспринимать.

Она никогда не думала о возможности повторного брака для своей матери. Хотя, разумеется, никаких особых препятствий для нового замужества не существовало: леди Хэллим было только сорок лет. Могла даже родить детей — ничто этому не мешало.

Реальной причиной шока для Лиззи стало ощущение бесприютности и одиночества. Усадьба Хай Глен всегда была для нее родным домом. Пусть сейчас ее жизнь протекала здесь, в Виргинии, вместе с мужем и с будущим ребенком, она неизменно думала об особняке Хай Глен как о месте, куда она в любой момент сможет вернуться, если ей это действительно понадобится, если потребуется свой собственный кров. Но теперь дом оказался в руках Роберта.

И еще. Лиззи неизменно оставалась самым важным человеком в жизни своей матери, центром ее существования. Ей и в голову не приходило, что когда-нибудь это может измениться. Но теперь мама стала женой священника, жила в Абердине, имела троих приемных детей, чтобы любить их, заботиться, и способна была очень скоро обзавестись еще одним собственным отпрыском.

А все это означало, что у Лиззи не осталось другого дома, кроме этой плантации, не было иной семьи, кроме Джея.

Что ж, в таком случае следовало преисполниться решимости сделать свою жизнь здесь как можно лучше.

Она по-прежнему обладала привилегиями, которым могли позавидовать многие другие женщины: огромным домом, участком земли в тысячу акров, привлекательным мужем и рабами, выполнявшими каждое ее поручение, исполнявшими все желания. Рабы, трудившиеся в особняке, успели от всего сердца привязаться к ней. Сэра была отличной кухаркой, толстуха Белле наводила везде порядок, чистила и мыла, Милдред стала ее личной горничной, и она же прислуживала за столом, юный Джимми состоял при конюшне — его отца продали отдельно несколько лет назад. Лиззи еще не успела познакомиться с большинством полевых работников, если не считать Мака, но ей нравились Коби, младший надсмотрщик, и кузнец Касс, чья мастерская располагалась на задах дома.

Да и сам дом был просторным и даже величественным, но в нем царила атмосфера пустоты и запущенности. Он оказался для них, пожалуй, чересчур велик. Здесь могла бы с комфортом устроиться семья с шестью детишками, многочисленными тетушками, дедушками и бабушками. И слуг потребовалось бы значительно больше, чтобы успевать зажигать свечи в каждой комнате и обслуживать всех за грандиозными семейными ужинами. Для Лиззи и Джея особняк стал чем-то вроде мавзолея. Но вот плантация выглядела по-настоящему привлекательно. Окруженные густыми лесами широкие покатые поля, по которым протекали десятки мелких ручейков.

Она уже давно поняла, что Джей вовсе не тот мужчина, за которого она его изначально принимала. Он не обладал отважной свободой духа, какую проявил, казалось бы, когда взял ее с собой в недра угольной шахты. А его ложь по поводу добычи угля на территории усадьбы Хай Глен просто потрясла ее. После этого она уже не могла испытывать к нему прежних чувств. Они больше не нежились вместе в постели по утрам. Целые дни проводили порознь. Обедали и ужинали вместе, но никогда уже не садились вечером к камину, держась за руки и болтая о всякой всячине, как делали в прошлом. Но, быть может, и Джей испытал столь же глубокое разочарование? Он мог претерпеть изменения в своем отношении к ней — она ведь тоже не оказалась той безупречной и совершенной женщиной, какой представлялась ему раньше. Не было никакого смысла сожалеть о чем-либо. Приходилось любить друг друга, несмотря на все недостатки. Не выдуманные образы, а реальных людей, которыми они оба представали сегодня.

И все равно она часто ощущала мощный порыв сбежать куда глаза глядят. Но как только накатывал такой позыв, она вспоминала о младенце, которого вынашивала. Ей нельзя было больше думать только о себе самой. Ее ребенку понадобится отец.

Джей не часто заводил разговоры о младенце. Казалось, эта тема мало волнует его. Но все несомненно изменится после родов. Особенно если на свет появится мальчик.

Она спрятала письмо в ящик письменного стола.

Отдав распоряжения на день домашним рабам, она надела пальто и вышла из дома.

Воздух обдавал холодом. Середина октября. Они уже пробыли здесь два месяца. Лиззи направилась через лужайку к берегу реки. Шла пешком. Наступил шестой месяц беременности, и она ощущала, как шевелится младенец в ее чреве, порой брыкаясь и доставляя болезненные ощущения. Она опасалась причинить ему вред при езде верхом.

Но по-прежнему совершала почти ежедневные обходы своих владений. На это уходило несколько часов. Обычно ее сопровождали Рой и Рекс — купленные Джеем две шотландские борзые. Она внимательно следила за ходом работ на плантации, поскольку Джей совершенно не уделял этому внимания. Наблюдала за обработкой табака, вела подсчет упакованных кип, приглядывала за мужчинами, валившими лесные деревья и занимавшимися изготовлением бочек, осматривала стада коров и табун лошадей, пасшихся в лугах, проверяла уход за курами и гусями в подсобных помещениях позади дома. Сегодня было воскресенье — единственный день отдыха для всех, и ей выпала возможность свободно побывать повсюду, пока Соуэрби и Леннокс отсутствовали. Рой на сей раз последовал за ней, но Рекс остался лениво лежать на ступени под портиком.

Сбор табака был в самом разгаре, хотя работы предстояло проделать еще немало: срезки, разделки стеблей, сушки и прессовки табачных листьев, прежде чем их укладывали в «кабаньи головы» для отправки в Лондон или в Глазго. Кроме того, шла уборка озимой пшеницы, ячменя, ржи и клевера. Однако подходил к концу период наиболее напряженного труда, времени, когда рабы трудились в полях от рассвета до заката, а затем до полуночи продолжали работать в табачном сарае при свечах.

Работников надо будет как-то вознаградить за приложенные ими огромные усилия, подумала она. Даже рабы, даже бывшие заключенные-смертники нуждались в поощрении. Ей пришло в голову устроить для них как-нибудь небольшую вечеринку. Что-то вроде праздника в честь окончания сбора урожая.

И чем дольше она размышляла над этим, тем больше ей нравилась идея. Джей мог выступить против, но ведь его не будет дома еще пару недель. На дорогу до Уильямсберга уходило не менее трех дней в один конец. Значит, она могла осуществить свой план до его возвращения.

Она шла вдоль берега Раппаханнока, прокручивая мысль в голове. В этом месте река была мелкой и покрытой камнями. Выше по течению от Фредериксберга навигация становилась невозможной. Лиззи обошла заросли наполовину погруженного в реку кустарника и внезапно остановилась. По пояс в воде стоял и мылся мужчина, повернувшись к ней широкой спиной. Это был Макэш.

Рой вскинулся на человека, но потом узнал Мака тоже.

Лиззи однажды уже видела его обнаженным в реке. С тех пор минул без малого год. Вспомнила, как сушила его, сдернув с себя нижнюю юбку. В тот момент все происходившее показалось вполне естественным, но сейчас, когда она оглядывалась в прошлое, та сцена приобретала до странности необычный характер. Это был словно сон: лунный свет, стремительное течение реки, сильный мужчина, выглядевший таким уязвимым и беспомощным, объятия, в которые она по своей воле заключила его, чтобы согреть теплом собственного тела.

Она замерла и притаилась, наблюдая за ним, когда он выбирался на берег. Мак был полностью обнаженным, как в ту памятную ночь.

Ей вспомнился другой фрагмент из прошлого. Однажды в Хай Глене она спугнула молодого оленя, жадно пившего воду из ручья. Ей живо представилась та картина. Она вышла из-за деревьев и обнаружила, что стоит всего в нескольких футах от самца двух или трех лет от роду. Животное подняло голову и уставилось на нее. Противоположный берег потока оказался крутым, и потому олень был вынужден двинуться в ее сторону. Когда он вышел из воды, она поблескивала на его мускулистых ногах. Лиззи держала в руках ружье, заряженное и готовое к стрельбе, но не могла в тот момент выстрелить. Слишком коротка была дистанция, и это непостижимым образом придало ей ощущение почти родства с диким зверем.

Вот и теперь, видя, как вода стекает по коже Мака, она подумала, что вопреки всем своим злоключениям он сохранил мощную грацию молодого животного. Когда он стал натягивать на себя бриджи, Рой бросился к нему. Мак поднял взгляд, заметил Лиззи и от неожиданности окаменел. Потом сказал:

— Вы могли бы и отвернуться.

— А почему бы вам не отвернуться самому? — парировала она.

— Я пришел сюда первым.

— Зато это место принадлежит мне, — резко ответила Лиззи.

Поразительно, как быстро он начинал раздражать ее. Он явно чувствовал себя человеком во всем равным ей. Между тем она обладала статусом утонченной леди, а он — всего лишь бывшего заключенного, а ныне почти раба на плантации, но для него это не являлось поводом проявлять к ней знаки особого почтения. Он воспринимал ситуацию как каприз непредсказуемого провидения, и она ничем не заслужила достигнутого высокого положения, а он не ощущал постыдности своей жалкой участи. Его дерзость могла злить, но в своем поведении он оставался честным до конца. Макэш никогда не лукавил, ни за что не стал бы притворяться. Насколько же он отличался от Джея, чьи поступки и их мотивы зачастую ставили Лиззи в тупик, оказывались необъяснимыми. Она никогда не знала, что на уме у мужа, а в ответ на все расспросы он занимал оборонительную позицию, словно его обвиняли в чем-то дурном.

Мак завязывал пояс на бриджах и не без иронии заметил:

— Я тоже принадлежу вам.

Она смотрела на его грудь. Он успел снова обрасти плотью и развитой мускулатурой.

— Вообще-то, я уже видела вас совершенно голым.

Внезапно всякое напряжение между ними пропало, и они оба рассмеялись. Лиззи веселилась, как когда-то в церкви, когда Эстер велела брату заткнуть пасть.

— Я собираюсь устроить праздник для полевых рабочих, — сообщила она.

— Какого рода праздник? — спросил он, влезая в рукава рубашки.

Лиззи вдруг с удивлением поняла, что хотела бы видеть его без рубашки немного дольше. Ей нравилось любоваться его телом.

— А какого праздника хотелось бы вам?

Он глубоко задумался.

— Можно разжечь огромный костер у вас на заднем дворе. Но, разумеется, рабам больше всего пришлась бы по вкусу хорошая трапеза, чтобы им дали вдоволь наесться мяса. Им вечно голодно. Питание крайне скудное.

— Какого рода блюдо им понравилось бы особенно?

— Гм-м. — Он даже облизал губы. — Запах жареной ветчины, доносящийся порой из вашей кухни, настолько аппетитен, что почти вызывает боль в желудке. А еще все любят сладкий картофель. И пшеничный хлеб. Рабы никогда не едят ничего, кроме того заскорузлого хлеба из маиса, который они называют кукурузными лепешками.

Лиззи порадовалась, что завела с Маком разговор на эту тему. Его мнение оказалось полезным.

— А что им предпочтительнее подать из напитков?

— Ром. Вот только некоторые мужчины становятся драчливыми, когда употребляют крепкое спиртное. Так что на вашем месте я бы дал им яблочного сидра или пива.

— Прекрасная идея.

— А как насчет музыки? Негры обожают петь и танцевать.

Лиззи откровенно получала удовольствие. Планировать праздник вместе с Маком оказалось занятно.

— Музыка пришлась бы кстати, но где взять музыкантов?

— Есть освобожденный черный раб по кличке Перечный Джонс, который выступает в ординариях Фредериксберга. Можно нанять его. Он играет на банджо.

Лизи уже знала, что «ординариями» на местном жаргоне называли самые простые таверны, но никогда прежде не слышала о банджо.

— Что это за инструмент? — спросила она.

— Струнный. Имеет африканское происхождение. Не такой сладкозвучный, как скрипка, зато более ритмичный.

— Как вы узнали об этом человеке? Когда успели побывать во Фредериксберге?

По его лицу пробежала тень.

— Ходил туда однажды в воскресенье.

— Зачем?

— Разыскивал Кору.

— И что же — нашли?

— Нет.

— Мне искренне жаль.

Он в ответ только пожал плечами.

— Здесь каждый потерял кого-нибудь.

И отвернулся, спрятав от нее печаль в глазах.

Ей очень хотелось обнять его и утешить, но пришлось сдержаться. Следовало помнить о своей беременности. И ей не стоило обнимать никого, кроме собственного мужа. Но она постаралась вновь придать разговору более жизнерадостную тональность.

— Стало быть, вы думаете, что Перечного Джонса удастся уговорить прийти сюда и поиграть для нас?

— Уверен, он придет. Я видел, как он играл среди хижин рабов на плантации Тумсона.

Лиззи снова была заинтригована.

— А туда вы каким образом попали?

— Можно сказать, нанес визит.

— Вот уж не предполагала, что рабы делают нечто подобное!

— Нам в жизни необходимо иметь хоть что-то, помимо нескончаемой работы.

— И чем же еще вы себя развлекаете?

— Молодым мужчинам нравится смотреть на петушиные бои. Они готовы прошагать хоть десять миль до места их проведения. Девушек, естественно, привлекают молодые мужчины. Люди постарше просто ходят смотреть на детишек друг друга и вместе вспоминают о потерянных братьях и сестрах. И еще — все они поют. У африканцев есть свои очень грустные песни, которые исполняются гармоничным хором. Ты не понимаешь слов, но сами по себе мелодии невольно берут за душу.

— Шахтеры тоже, помнится, часто пели.

Он немного помолчал и кивнул:

— Да, мы любили петь.

Она поняла, что снова навела его на печальные мысли.

— Как вы думаете, вам когда-нибудь удастся снова вернуться к горе Хай Глен?

— Нет. А вам?

На глаза Лиззи навернулись слезы.

— Нет, — ответила она. — Ни вам, ни мне больше там не бывать.

В этот момент взбрыкнул младенец, и она охнула от легкой боли.

— В чем дело? — спросил Мак.

Она положила ладонь на свой раздутый живот.

— Ребеночек толкается внутри. Он явно не хочет, чтобы я тосковала по Хай Глену. Он родится гражданином Виргинии. Ой! Снова толкнулся.

— Вам действительно больно?

— Да. Хотите потрогать? — Она взяла его за руку и приложила ладонью к животу.

У него были твердые огрубелые пальцы, но прикосновение показалось ей нежным.

Младенец затих. Мак спросил:

— Когда вы должны родить?

— Через десять недель.

— Как назовете ребенка?

— Муж выбрал имя Джонатан для мальчика, а Алисия для девочки.

Младенец еще раз взбрыкнул.

— Ничего себе сила! — с улыбкой воскликнул Мак. — Неудивительно, что вы даже поморщились.

Он убрал руку с ее живота.

Ей же хотелось ощущать его прикосновение хотя бы чуть дольше. Но чтобы не выдать своих чувств, сменила тему:

— Мне нужно обсудить идею праздника с Биллом Соуэрби.

— Так вы еще ничего не знаете?

— О чем?

— Билл Соуэрби ушел.

— Как ушел? Что это значит?

— Просто пропал.

— Когда?

— Пару ночей назад.

Лиззи сообразила: она действительно уже не встречалась с Соуэрби два дня. Ее это не встревожило. Ей необязательно было видеться с надсмотрщиком ежедневно.

— Он сказал, когда собирается вернуться?

— Не думаю, что вообще с кем-то разговаривал перед уходом. Но, как я догадываюсь, возвращаться он не намерен вообще.

— Почему?

— Он задолжал деньги Сидни Ленноксу. Много денег. И не в состоянии с ним расплатиться.

Лиззи почувствовала приступ острой злости.

— И с тех пор, надо полагать, Леннокс стал на плантации главным надсмотрщиком?

— Пока только в течение одного рабочего дня… Но да. Он им стал.

— Я не желаю, чтобы грубиян и мерзавец верховодил на плантации! — пылко воскликнула Лиззи.

— Справедливо сказано. Аминь, — произнес Мак тоже с не менее горячим чувством в голосе. — Никто из работников не хотел бы этого.

Лиззи нахмурилась. Ее терзали подозрения, которые напрашивались сами собой. Соуэрби они задолжали крупную сумму в виде невыплаченного жалованья. Джей обещал полностью рассчитаться с ним, как только удастся продать первый урожай табака. Почему же он не мог просто подождать? Тогда он легко выплатил бы любые собственные долги. Значит, он чего-то боялся. Она не сомневалась: Леннокс угрожал ему. И злость в ней постепенно распалялась.

— Думаю, это Леннокс вынудил Соуэрби сбежать, — сказала она.

Мак кивнул.

— Не знаю никаких подробностей, но мне тоже так кажется. Я сам однажды попытался вступить в схватку с Ленноксом, и посмотрите, чем это для меня закончилось.

В его тоне не слышалось ни нотки жалости к себе. Он всего лишь с горечью констатировал факт. Она прикоснулась к его руке и сказала:

— Вы можете гордиться собой. Вам удалось проявить незаурядную храбрость и отстоять свою честь.

— Но Леннокс продажный подонок и отпетый негодяй. И попытайтесь догадаться, что произойдет в недалеком будущем. Он станет надзирать над плантацией, так или иначе найдет способ обокрасть вас, а потом откроет свою таверну во Фредериксберге. Очень скоро он заживет здесь так же вольготно, как жил в Лондоне.

— Не заживет. Я не допущу этого, — решительно заявила Лиззи. — Побеседую с ним незамедлительно. — Леннокс жил в небольшом домике на две комнаты неподалеку от табачного сарая, где располагалось и жилище Соуэрби. — Надеюсь застать его у себя прямо сейчас.

— Не застанете. В это время по воскресеньям он торчит в «Паромной переправе». Это ординария в трех или четырех милях вверх по реке отсюда. Он пробудет там до позднего вечера.

Но Лиззи не могла ждать до завтра. Ей не хватало терпения, когда нечто подобное постоянно занимало ее мысли.

— Тогда я сама отправлюсь в эту «Паромную переправу». Мне противопоказана верховая езда, но я воспользуюсь коляской с пони.

Мак хмуро сдвинул брови.

— А не лучше ли все-таки будет разобраться с ним здесь, где вы хозяйка дома? Он человек жесткий и жестокий.

Лиззи ощутила укол страха. Мак верно указал на проблему. Леннокс мог стать опасен. Но для нее невыносима была и необходимость отложить конфронтацию. Мак защитит ее!

— Вы поедете со мной? — спросила она. — Я буду ощущать себе в безопасности рядом с вами.

— Конечно, поеду.

— Вам придется править коляской.

— А вам — научить меня этому.

— Там не требуется никаких особых навыков.

Они поднялись от реки к дому. Конюх Джимми как раз поил лошадей. Мак вывел пони, выкатил коляску и впряг пони в нее, пока Лиззи заходила в дом, чтобы надеть шляпку.

Скоро они выехали с территории плантации и направились вверх по дороге, проходившей вдоль русла реки к месту паромной переправы через нее. Одноименная таверна представляла собой деревянную постройку ненамного более крупную, чем двухкомнатные дома, в которых жили Соуэрби и Леннокс. Лиззи позволила Маку помочь ей выйти из коляски и придержать перед ней открытой дверь в заведение.

Внутри было сумрачно и очень накурено. Десять или двенадцать человек сидели на скамьях или на деревянных стульях. Они пили из небольших кружек и керамических чашек. Некоторые играли в карты и кости. Другие просто курили, наблюдая за игрой. Из заднего помещения доносился стук друг о друга бильярдных шаров.

В таверне не было ни женщин, ни негров.

Мак последовал за Лиззи, но встал при входе чуть в стороне от двери, спрятав лицо в тени.

Из зала в задней части таверны вышел мужчина, вытиравший руки полотенцем и спросил:

— Что прикажете подать вам, сэр? О, прошу прощения, леди!

— Ничего не нужно, спасибо, — звонко произнесла Лиззи, и в зале воцарилась тишина.

Она осмотрела повернувшиеся к ней лица. Леннокс расположился в углу, склонившись над шейкером и парой игральных костей. На небольшом столе перед ним выстроились несколько столбиков монет мелкого номинала. На его физиономии отразилось раздражение, когда его игру столь неожиданно прервали.

Он тщательно собрал свои монеты, нисколько не торопясь, прежде чем встать и снять шляпу.

— Что вы здесь делаете, миссис Джеймиссон?

— Ясно, что я не приехала сюда играть, — резко сказала она. — Где мистер Соуэрби?

До нее донеслось одобрительное бормотание сразу нескольких посетителей, словно им тоже хотелось бы узнать, что произошло с Соуэрби, а потом она заметила, как некий седовласый мужчина повернулся на своем стуле и уставился на нее.

— Кажется, он сбежал, — ответил Леннокс.

— Почему же вы не доложили мне об этом?

Леннокс пожал плечами.

— Потому что вы все равно ничего не сможете с этим поделать.

— И все же мне всегда необходимо знать о подобных происшествиях. Не повторяйте такого впредь? Ясно?

Леннокс не ответил.

— Почему Соуэрби ушел от нас?

— Откуда мне знать?

Седовласый вставил реплику:

— Он задолжал деньги.

Лиззи повернулась к нему.

— Кому именно он задолжал?

Мужчина ткнул пальцем.

— Ленноксу. Вот кому.

Она снова обратилась к Ленноксу:

— Это правда?

— Да.

— Зачем?

— Не понял, что вы имеете в виду.

— Для чего ему понадобилось одалживать у вас деньги?

— Если на то пошло, он их у меня не одолжил. Он мне проиграл.

— В азартные игры?

— Да.

— И вы угрожали ему?

Седовласый мужчина издал саркастический смешок.

— Разумеется, угрожал. А то как же!

— Я всего лишь настоятельно потребовал расплатиться со мной, — холодно возразил Леннокс.

— И это заставило его поспешно скрыться?

— Повторяю, мне не известно, почему он сбежал.

— А я подозреваю, что он испугался вас.

Отвратительная улыбка исказила черты лица Леннокса.

— Меня здесь уже побаиваются многие, — заявил он, даже не пытаясь прикрыть новую угрозу, содержавшуюся в его словах.

Лиззи почувствовала страх и гнев одновременно.

— Давайте кое-что проясним раз и навсегда, — сказала она. Ее голос слегка дрогнул, и ей пришлось сглотнуть, чтобы ее речь снова стала спокойной и размеренной. — Я — хозяйка плантации, и вам придется делать то, что я вам прикажу. До возвращения мужа я с этого момента полностью беру управление в свои руки. А затем он решит, кем заменить мистера Соуэрби.

Леннокс помотал головой:

— Нет, так дело не пойдет, — ухмыльнулся он. — Я считаюсь заместителем Соуэрби. Мистер Джеймиссон совершенно четко дал мне указание возглавить работы на плантации в случае болезни Соуэрби или любого другого обстоятельства. Кроме того, вы ничего не знаете о выращивании табака.

— Уж точно не меньше, чем бывший владелец таверны в Лондоне.

— Насколько я понимаю, мистеру Джеймиссону ситуация видится иначе, а я стану выполнять только его распоряжения.

Лиззи готова была взорваться от ярости. Она не могла допустить, чтобы этот мерзавец стал главным на ее плантации.

— Предупреждаю, Леннокс, вам же будет лучше подчиниться мне!

— А если не подчинюсь? — Он сделал шаг в ее сторону, по-прежнему глумливо ухмыляясь и распространяя вокруг себя знакомый тошнотворно сладкий запах перезрелых фруктов. Она невольно отшатнулась. Остальные клиенты таверны оставались сидеть, словно примерзли к своим местам. — Что вы сможете сделать, миссис Джеймиссон? — продолжил он и приблизился еще на шаг. — Избить меня?

При этом он воздел вверх кулак, и жест мог лишь служить иллюстрацией к его словам, а мог легко быть воспринят как намерение ударить ее.

Лиззи издала испуганный вскрик и отскочила в сторону. При этом она натолкнулась на подвернувшийся стул, ноги заплелись, и она с шумом невольно уселась на него.

Внезапно возникла фигура Мака, уже стоявшего между ней и Ленноксом.

— Ты поднял руку на женщину, Леннокс, — сказал он. — А теперь попробуй-ка поднять ее на мужчину!

— Ты? — удивленно воскликнул Леннокс. — То-то я гадал, кто там так скромно притаился в темном углу, как черномазый слуга.

— Но теперь ты меня узнал. Осмелишься зайти еще дальше?

— Ты глупец и тупица, Макэш. Всегда оказываешься на стороне тех, кто терпит поражение.

— А ты только что смертельно оскорбил жену человека, который полновластно владеет тобой. Я бы тоже не назвал это умным поступком.

— Я пришел сюда не встревать в споры. У меня здесь игра в кости.

Леннокс развернулся и направился назад к игровому столу.

Лиззи ощущала все те же злость и раздражение, которые владели ею, когда она только прибыла в таверну. Но она решительно поднялась.

— Поехали домой, — сказала она Маку.

Он открыл перед ней дверь, и оба вышли наружу.

* * *

Ей действительно необходимо узнать гораздо больше о процессе выращивания табака, решила Лиззи, когда окончательно успокоилась. Леннокс приложит все усилия, чтобы взять руководство на себя, и одолеть его она могла, только убедив Джея, что сама справится с работой лучше. Она уже успела вникнуть во многие детали управления плантацией, но не обладала настоящим пониманием самой сути и основных природных особенностей растения, разведением которого занималась.

На следующий день она вновь села в коляску с запряженным в нее пони и отправилась к полковнику Тумсону, взяв в качестве кучера Джимми.

За несколько недель, минувших после приема в их доме, соседи стали все более холодно относиться к Лиззи и Джею. К Джею — в особенности. Их, разумеется, из вежливости приглашали на главные общественные празднества, на балы и крупные приемы, но никто не желал видеть их у себя в гостях по менее важным поводам, не высказывал желания устроить интимный ужин на две семьи или нечто подобное. Зато стоило Джею надолго уехать в Уильямсберг, вся округа, казалось, узнала об этом, и в дом к Лиззи наведалась миссис Тумсон, а Сьюзи Делахай позвала ее к себе на чашку чая. Ее огорчало, что с ней предпочитали общаться наедине, но понимала она и простой факт: Джей непростительно оскорбил соседей, высказав глубоко неприятные для них взгляды на политические вопросы.

Проезжая через плантацию Тумсона, она невольно поразилась, насколько процветающей она выглядела. На речном причале выстроились ряды готовых к отправке «кабаньих голов». Рабы казались здоровыми, полными энергии. Все подсобные помещения были ярко окрашены, а поля смотрелись ухоженными и тщательно спланированными. Она заметила полковника по другую сторону одного из полей, занятого беседой с небольшой группой работников, что-то им разъяснявшего и показывающего, как справиться с заданием. Джей никогда не выходил в поля сам, чтобы проследить за работой или лично отдать распоряжения.

Миссис Тумсон была сильно располневшей и добродушной дамой, которой перевалило за пятьдесят. Дети Тумсонов — двое сыновей — уже выросли и жили отдельно от родителей. Хозяйка разлила чай по чашкам и поинтересовалась беременностью гостьи. Лиззи призналась: по временам у нее начинала сильно болеть спина, а изжога мучила почти постоянно, и с облегчением узнала, что эти симптомы были миссис Тумсон хорошо знакомы. В точности те же ощущения пережила когда-то и она. Лиззи упомянула, что пару раз у нее случались легкие кровотечения. Миссис Тумсон нахмурилась. С ней ничего подобного не происходило, но, насколько она знала, и кровотечения не являлись сколько-нибудь дурным признаком. Лиззи просто следовало больше отдыхать.

Однако не обсуждение беременности стало целью ее визита, а потому ее крайне обрадовало появление за чайным столом самого полковника. Он находился примерно в одном возрасте с женой, обладал высоким ростом и седой шевелюрой, но для своих лет выглядел по-молодому активным и целеустремленным. Полковник несколько чопорно пожал Лиззи руку, но она сразу сумела задобрить его своей милой улыбкой и искренним комплиментом.

— Почему ваша плантация произвела на меня гораздо лучшее впечатление, чем хозяйства всех остальных окрестных землевладельцев?

— Очень милое замечание с вашей стороны, — отозвался он. — Я бы назвал главной причиной свое постоянное присутствие здесь. Понимаете, Билл Делахай почти не пропускает скачек и петушиных боев. Джон Армстед предпочитает работе выпивку, а его брат все вечера проводит в «Паромной переправе» за бильярдом или игрой в кости.

Об усадьбе Мокджек Холл он не упомянул вообще.

— А отчего ваши рабы выглядят настолько сильными и энергичными?

— Здесь все крайне просто. Это зависит от того, как их кормить. — Он откровенно получал удовольствие, делясь опытом с привлекательной молодой женщиной. — Они, конечно, способны выжить на одной только поленте и кукурузных лепешках, но станут работать гораздо лучше, если ежедневно добавлять в их рацион соленую рыбу и давать мясо хотя бы раз в неделю. Это обходится дороже, но не так дорого, как необходимость каждый год приобретать новых рабов.

— Почему в последнее время так много плантаторов обанкротились?

— Нужно хорошо разбираться в том, что это за растение — табак. Оно быстро истощает почву. Через четыре или пять лет качество резко ухудшатся. И вам необходимо на сезон засеять табачное поле пшеницей или маисом, а под табак выделить другой участок.

— Значит, вам постоянно приходится расчищать землю под новые поля?

— Обязательно. Каждую зиму я вырубаю часть леса и выравниваю почву для культивации.

— Но вам еще и повезло. В вашем распоряжении такие необъятные земельные владения!

— На вашем участке тоже предостаточно лесов. А когда этого окажется недостаточно, нужно будет приобрести или взять в аренду больше земли. Единственный способ выращивать табак — это постоянно перемещать его поля.

— Так поступают все?

— Нет. Многие берут кредиты у коммерсантов и надеются, что их выручит повышение цены на табак. Дик Ричардс, предыдущий владелец вашей плантации, пошел по такому пути, и в результате все досталось вашему свекру.

Лиззи предпочла не сообщать, что Джей как раз отправился в Уильямсберг, чтобы занять денег.

— Мы могли бы расчистить Стаффорд-парк к следующей весне, — вслух принялась размышлять она.

Стаффорд-парком именовался поросший лесом участок, располагавшийся отдельно от территории основной усадьбы в десяти милях выше по реке. Из-за такой отдаленности он оставался в полном небрежении, а Джей пытался сдать его кому-нибудь в аренду или продать, но желающих не находилось.

— А почему бы вам не начать с того места, которое вы называете Прудовой Рощей? — предложил полковник. — Оно находится достаточно близко от табачного сарая, и почва там самая подходящая… Кстати, вовремя вспомнил, — он посмотрел на каминные часы. — Мне нужно наведаться в собственный сарай до наступления темноты.

Лиззи поднялась.

— Мне тоже пора вернуться домой и поговорить со своим надсмотрщиком.

— Только не перетрудитесь, — заботливо сказала миссис Тумсон. — Помните о ребенке.

Лиззи улыбнулась.

— Я стану теперь непременно подолгу отдыхать. Обещаю.

Полковник Тумсон поцеловал жену и вместе с Лиззи вышел из дома. Он помог ей сесть в коляску, а потом и сам доехал вместе с ней до табачного сарая.

— Если мне будет позволено замечание личного характера, то я скажу, что вы поистине замечательная молодая леди, миссис Джеймиссон.

— О, приятно это слышать. Благодарю вас, — отозвалась она.

— Надеюсь встречаться с вами чаще. — Полковник улыбнулся, и в его голубых глазах сверкнули обаятельные, но чуть лукавые искорки. Он взял ее за руку и когда подносил к губам, чтобы поцеловать, его пальцы словно ненароком мельком прикоснулись к ее груди. — Пожалуйста, не стесняйтесь посылать за мной в любое время, когда вам понадобится помощь. Готов прийти на выручку во всем.

Лиззи поехала дальше. «Если не ошибаюсь, то мне только что впервые намекнули на возможность адюльтера, — подумала она. — А ведь я на шестом месяце беременности. Порочный старикан!» Ей полагалось бы возмутиться, но на самом деле она ощущала, что даже польщена. Разумеется, она никогда не откликнется на его нескромный намек. Более того, ей теперь следует вообще избегать возможности оставаться с полковником наедине. Но все же мысль о том, что она все еще желанна, доставила ей непрошеное удовольствие.

— Поехали быстрее, Джимми, — сказала она. — Я голодна и хочу сесть ужинать пораньше.

* * *

На следующее утро она отправила Джимми, чтобы тот привел Леннокса к ней в гостиную. После инцидента в «Паромной переправе» она с ним еще ни разу не разговаривала. Она теперь имела все основания опасаться его и подумала, не послать ли за Маком на роль своего защитника. Но затем отмела как нелепую саму мысль, что ей требуется телохранитель в собственном доме.

Она расположилась в обширном кресле с резными подлокотниками, доставленном сюда из Англии лет сто тому назад. Леннокс явился только через два часа в испачканных грязью сапогах. Она поняла, что подобной задержкой он стремился показать, насколько не чувствовал себя обязанным подпрыгивать по каждому ее свистку. Стоило ей возмутиться, как у него нашлось бы несомненно веское объяснение своего запоздалого прибытия к ней, и она решила вести себя так, словно ей не пришлось слишком долго дожидаться его.

— Мы вырубим Прудовую Рощу и подготовим на ее месте новое поле под табак к следующей весне, — заявила она. — Я хочу, чтобы к работам приступили незамедлительно. Уже сегодня.

Это был редкий случай, когда Леннокса застигли врасплох, и он не смог скрыть удивления.

— Зачем? — спросил он.

— Хороший плантатор, разводящий табак, должен расчищать новые земли под поля каждую зиму. Это единственный способ поддерживать высокую урожайность. Я осмотрелась на местности, и Прудовая Роща кажется наиболее подходящим местом. Полковник Тумсон полностью согласен с моим мнением.

— Но Билл Соуэрби никогда не делал ничего подобного.

— Билл Соуэрби никогда ничего не мог заработать именно по этой причине.

— Но в чем проблема со старыми полями? Они в полном порядке.

— Выращивание табака со временем истощает почву.

— Ах, вот вы о чем! — с усмешкой откликнулся он. — Но мы обильно применяем навоз как удобрение.

Она насупилась. Тумсон ни словом не обмолвился о возможности использовать навоз.

— Не знаю, но мне кажется… — пробормотала она в растерянности.

Ее колебания оказались фатальными для исхода спора между ними.

— Ради бога, предоставьте решение подобных проблем мужчинам, — сказал Леннокс пренебрежительно.

— К черту ваше мнение о женщинах! Оставьте свои нравоучения при себе, — почти прикрикнула Лиззи на него. — Расскажите лучше подробнее об использовании навоза.

— По ночам мы выгоняем скот на пустующие табачные поля. Там остается после этого достаточное количество коровьих лепешек. Навоз помогает почве восстановиться к следующему посеву.

— Но это не может служить полноценной заменой расчистке новых участков, — возразила она, уже совсем лишившись уверенности.

— Это равноценные меры, — настаивал он. — Впрочем, если вы все же желаете ввести свои реформы, то вам так или иначе придется сначала обсудить их с мистером Джеймиссоном.

Ей отчаянно не хотелось оставить за Ленноксом победу. Пусть даже временную. Но действительно возникала необходимость дождаться возвращения Джея. Вне себя от раздражения она сказала:

— На этом пока все. Можете идти.

Он не смог сдержать очередной усмешки, но вышел, не вступая больше ни в какие пререкания.

* * *

Лиззи буквально силком заставила себя отдыхать на протяжении всего остатка дня, но на следующее утро снова совершила привычный обход всей плантации.

В основном сарае связки высохших табачных стеблей снимали с крюков, чтобы отделить листья и освободить от них тяжелые волокнистые растения. Затем их заново упакуют в вязанки и накроют тканью, под которой они «пропотеют», окончательно избавившись от влаги.

Часть работников трудились в лесу, заготавливая древесину для бочек. Другие сеяли озимую пшеницу на поле, носившем название Ручейное. Лиззи высмотрела там Мака, поставленного в пару с молодой чернокожей женщиной. Они двигались вдоль только что вспаханного поля, выстроившись в ряд с остальными, и разбрасывали семена в борозды из тяжелых корзин. За ними следовал Леннокс, подгоняя более медлительных тычками или просто прикосновениями хлыста. Он был коротким с твердой рукояткой и с плетью фута в два или три длиной, изготовленной из чего-то вроде гибкой лозы. Заметив Лиззи, Леннокс начал использовать кнут активнее, словно напрашивался на попытку с ее стороны остановить его.

Она развернулась и направилась обратно к дому, но не успела отойти далеко, как услышала за спиной крик и вынуждена была снова повернуться.

Напарница Мака упала. Это была Бесс, всего лишь девочка-подросток лет пятнадцати, высокая и очень худая. Мать Лиззи сказала бы, что она росла быстрее, чем набиралась достаточно сил для своего телосложения.

Лиззи поспешила к распростертой на земле фигуре, но Мак находился совсем рядом с ней. Он поставил корзину на землю и встал рядом с Бесс на колени. Прикоснулся пальцами сначала ко лбу, потом к рукам.

— Думаю, у нее обычный обморок, — сказал он.

Подошел Леннокс и пнул девушку в ребра мысом своего тяжелого сапога.

От прикосновения она дернулась, но глаз так пока и не открыла.

Лиззи воскликнула:

— Прекратите! Не надо бить ее!

— Ленивая черномазая сучка! Я сейчас преподам ей хороший урок, — сказал Леннокс и занес вверх руку, в которой держал хлыст.

— Не смейте! — яростно выкрикнула Лиззи.

Но он обрушил хлыст на спину лежавшей без сознания девушки.

Мак вскочил на ноги.

— Остановитесь! — издала новый крик Лиззи.

Леннокс еще раз поднял хлыст.

Но между ним и Бесс стоял теперь Мак.

— Хозяйка только что велела тебе остановиться, — сказал он.

Леннокс сменил хватку и ударил Мака хлыстом поперек лица.

Мак пошатнулся и прижал к лицу ладонь. На его щеке мгновенно обозначилась багровая полоса, а на губах выступила кровь.

Леннокс в третий раз занес хлыст, но нанести удар ему больше не удалось.

Все произошло настолько быстро, что Лиззи не успела разглядеть деталей, но всего лишь через мгновение Леннокс сам уже валялся на земле, а кнутом завладел Мак. Взяв его обеими руками, он переломил кнут об колено, а потом с презрением швырнул два обломка беспомощному пока Ленноксу.

Лиззи ощутила радость победительницы. Нашла коса на камень! Подонку досталось поделом.

Все, кто находился поблизости, наблюдали за этой сценой.

Но Лиззи сразу же распорядилась:

— Продолжайте работать! Спектакль закончился.

Рабы вернулись к своему занятию. Леннокс поднялся на ноги, бросая на Мака зловещие взгляды.

— Вы сможете донести Бесс до дома? — спросила Лиззи у Мака.

— Разумеется.

Он легко вскинул ее тело на руки.

Они пересекли поле в сторону дома и отнесли Бесс в кухню — отдельно стоявшую постройку на заднем дворе. К тому моменту, когда Мак усадил ее на стул, к девушке вернулось сознание.

Повариха Сэра была средних лет черной женщиной, вечно покрытой потом. Лиззи отправила ее за бренди Джея. После первого же глотка Бесс заявила, что с ней все в полном порядке, если не считать боли в ребрах, и она сама не понимает причины обморока. Лиззи велела ей хорошо поесть, а потом отдохнуть до завтра.

Покидая кухню, она обратила внимание на крайне мрачное выражение лица Мака.

— В чем дело? — спросила она.

— Я, должно быть, совсем голову потерял, — ответил он.

— Как вы можете так говорить? — воскликнула Лиззи, даже несколько возмутившись. — Леннокс не подчинился моему прямому приказу!

— Он мстительный гад. Мне не следовало унижать его при всех.

— Как он сможет вам отомстить?

— Легко. Он же теперь главный надсмотрщик.

— Я не допущу этого, — решительно сказала Лиззи.

— Вы не сможете держать меня в поле своего зрения целыми днями.

— Верно, черт побери!

Но она действительно не могла допустить, чтобы Мак пострадал за свой справедливый и благородный поступок.

— Я бы сбежал, если б знал, куда отправиться. У вас нет карты Виргинии?

— Прошу, не надо бежать. — Она в задумчивости наморщила лоб. — Я знаю, что нужно сделать. Вы сможете работать в моем доме.

Он улыбнулся.

— Идея мне по душе. Но вот только дворецкий из меня получится никудышный.

— Я не предлагаю такому человеку, как вы, роль слуги. Вам можно поручить руководство ремонтными работами. Мне, например, нужно подготовить детскую. Все в ней поправить и заново покрасить стены.

Он взглянул на нее с сомнением.

— Вы это серьезно?

— Конечно же, серьезно!

— Будет просто чудесно… И я смогу держаться подальше от Леннокса.

— Значит, так мы и поступим.

— Вы даже не представляете, насколько это для меня хорошая новость!

— Для меня тоже. Я всегда чувствую себя в большей безопасности, когда вы где-то рядом. Я ведь тоже опасаюсь Леннокса.

— И не без причины.

— Вам понадобятся новая рубашка, жилет и ботинки для дома.

Она собиралась получить удовольствие, подбирая для него новый наряд.

— Какая роскошь! — Он усмехнулся.

— Тогда все решено, — подвела итог она. — Можете приступать к новым обязанностям прямо сейчас.

* * *

Домашняя прислуга поначалу не слишком обрадовалась организации намеченного хозяйкой праздника. Работники при доме посматривали на полевых рабов свысока. Сэра оказалась в особенности недовольна необходимостью готовить пиршество для «этих грубых земледельцев, привыкших только к поленте да к кукурузным лепешкам». Но Лиззи высмеяла этот низкосортный снобизм, сумела растормошить своих слуг, и в результате они более охотно включились в подготовку вечеринки.

Ближе к вечеру в субботу на кухне уже варились и жарились блюда к трапезе. Перечный Джонс со своим банджо явился к полудню, но совершенно пьяный. Макэш заставил его выпить несколько галлонов крепкого чая, а потом положил спать в одном из сараев на заднем дворе, и теперь музыкант совершенно протрезвел. Его инструмент представлял собой четыре сплетенных из кишок животных струны, натянутых на тыкву, и когда он настраивал его, звук получался странной смесью аккордов пианино и ударов в барабан.

Обходя двор и наблюдая за приготовлениями, Лиззи ощущала приятное волнение. Она с нетерпением ожидала праздника. Конечно же, она сама не собиралась участвовать в общих увеселениях: ей предстояло сыграть роль знатной дамы-патронессы — величавой, милостивой, хотя, по понятным причинам, отстраненной. Но все равно она предвкушала наслаждение зрелищем, намеревалась порадоваться за тех, кому выпадут редкие минуты, когда можно немного расслабиться.

С наступлением темноты все было готово. Вскрыли бочку свежего сидра. Несколько жирных окороков шипели над углями специально разведенных костров. Клубни сладкого картофеля в огромных количествах варились в кипящей воде чанов, а удлиненной формы буханки белого хлеба по четыре фунта весом каждая уже ждали на столах, чтобы их нарезали на ломти.

Лиззи нетерпеливо расхаживала по дому, дожидаясь прихода рабов с полей. Она надеялась услышать наконец их пение. До нее порой доносились издали их голоса, то тянувшие жалобные мотивы, то ритмично помогавшие песнями своей работе. Но хор неизменно замолкал, как только кто-то из хозяев подходил близко.

Когда взошла луна, пришли пожилые женщины с младенцами на руках и с выводками ребятишек постарше, цеплявшихся за их юбки. Но они не знали, где полевые работники. Накормив их завтраком рано утром, они больше так и не видели их.

Но ведь рабы знали, что сегодня вечером им надлежит явиться к хозяйскому дому. Лиззи внушила Коби четко объяснить это каждому, а на Коби всегда можно было положиться. Сама Лиззи оказалась слишком занята для обхода полей, но предполагала, что рабам пришлось трудиться на самых отдаленных участках плантации, и потому на возвращение требовалось необычно много времени. Оставалось надеяться, что хотя бы картофель не успеет перевариться, превратившись в несъедобное пюре.

Время шло. Никто больше не появлялся. Когда минул еще час, ей пришлось допустить, что произошло нечто чрезвычайное. Какое-то происшествие задерживало всех. Начиная понемногу сердиться, Лиззи обратилась к Макэшу и распорядилась:

— Вызовите ко мне Леннокса.

На это ушел еще почти час, но Макэш все же привел с собой Леннокса, который уже явно основательно приложился к спиртному. Лиззи успела достаточно сильно распалить свой гнев.

— Где все полевые рабочие? — потребовала ответа она. — Им необходимо быть сейчас здесь!

— Ах, вот в чем проблема… — Леннокс говорил нарочито медленно и небрежно. — Но вот только сегодня они никак не смогут прибыть к вам.

Наглость заявления послужила для Лиззи предупреждением, что он нашел какой-то весомый предлог, чтобы нарушить ее планы.

— Что это значит, черт вас побери? Почему не смогут? — спросила она.

— Они отправились валить лес на бочки аж в Стаффорд-парк. — На тот самый отдаленный участок в десяти милях от основной плантации. — Там работы на несколько дней, и им пришлось разбить временный лагерь. Так что рабы пробудут там под надзором Коби, пока не закончат.

— Вам необязательно было валить лес там именно сегодня.

— Время дорого. Нельзя ничего откладывать на потом.

Все стало ясно. Леннокс сделал это, чтобы бросить ей новый вызов. Ей хотелось орать от злости. Но никаких практических шагов предпринять она не могла до возвращения Джея.

Леннокс посмотрел на еду, уже разложенную на раскладных столах.

— Право, жаль. Столько добра пропадает, — сказал он, почти не скрывая гадкой ухмылки.

А потом протянул свою грязную руку и отломил от окорока большой кусок.

Лиззи уже ни о чем не могла думать рационально. Она схватила разделочную вилку с длинной ручкой и вонзила ее зубья в тыльную сторону ладони Леннокса с криком:

— Не смейте прикасаться к чужой пище!

Он взвыл от боли и выронил мясо.

Лиззи извлекла зубья вилки из его руки.

Леннокс снова зашелся в реве от сильнейшей боли.

— Ты — сумасшедшая корова! — завопил он.

— Убирайтесь отсюда и не попадайтесь мне на глаза до возвращения домой мужа! — резко распорядилась Лиззи.

Леннокс смотрел на нее в таком бешенстве, словно готовился к нападению. Но минуло несколько томительных секунд, и он одумался, сунул пораненную руку под мышку и торопливо удалился.

Лиззи почувствовала, как слезы хлынули из глаз. Не желая, чтобы слуги видели ее плачущей, она развернулась и бросилась внутрь дома. И только оказавшись в полном одиночестве в гостиной, позволила себе разрыдаться от горечи и отчаяния. Она чувствовала себя опустошенной и брошенной на произвол судьбы.

Минуту спустя чуть слышно открылась дверь. Донесся голос Мака:

— Мне очень жаль, что так вышло.

Но его сочувствие лишь вызвало новый поток слез. Внезапно она ощутила, как его руки обняли ее. Это подействовало по-настоящему успокаивающе, хотя не остановило рыданий. Она опустила голову ему на плечо, продолжая плакать, плакать и плакать. Он гладил ее волосы, поцелуями сушил слезы на щеках. Постепенно ее всхлипы стали раздаваться реже, а горе уже не казалось настолько неизбывным. Как жаль, что она не сможет простоять с ним вот так всю ночь!

А потом до нее дошло, какую страшную ошибку она совершала.

В ужасе она рывком отстранилась от него. Замужняя женщина на шестом месяце беременности позволила слуге целовать себя!

— И о чем я только думала?! — воскликнула Лиззи, изумляясь самой себе.

— Вы ни о чем не думали, — отозвался Мак.

— Но теперь я пришла в чувство, — сказала она. — Уходите!

С опечаленным видом он повернулся и покинул комнату.

Глава 29

На следующий день после неудавшегося праздника Лиззи, принесшего ей только огорчения, Мак впервые узнал новости о Коре.

Наступило воскресенье, и он пошел во Фредериксберг, облачившись в свой новый костюм. Ему настоятельно требовалось выбросить из головы всякие мысли о Лиззи Джеймиссон, о ее упруго вьющихся черных волосах, о ее нежных щеках и о соленых слезах, вкус которых он не мог сразу забыть. Перечный Джонс, проведший ночь в одной из хижин рабов, отправился вместе с ним, прихватив банджо.

Джонс был худощавым, но полным энергии мужчиной лет примерно пятидесяти. Его беглый и правильный английский язык служил несомненной приметой, что он прожил в Америке уже много лет. Мак спросил:

— Как вам удалось получить свободу?

— А я уже родился свободным, — ответил музыкант. — Моя матушка была белой, хотя это не всем бросалось в глаза. Отец сбежал еще до моего рождения, но был схвачен, и я никогда не видел его.

Как только выпадала любая возможность, Мак всех подряд расспрашивал о возможности побега.

— Верно Коби говорит, что всех беглецов обязательно ловят?

Перечный Джонс рассмеялся.

— Вот уж нет, будь я проклят! Большинство, конечно, рано или поздно находят. Но ведь в большинстве своем люди глупы. Оттого и становятся рабами, если на то пошло.

— Стало быть, если ты не слишком глуп…

Собеседник пожал плечами.

— Все равно это нелегко. Как только ты сбегаешь, твой хозяин помещает в газете объявление с описанием твоей внешности и одежды, которая была на тебе при побеге.

Одежда стоила дорого, и беглецу оказалось бы почти невозможно сменить ее.

— Но ведь можно держаться подальше от людей.

— Да, вот только надо чем-то кормиться. Значит, необходимо устроиться на работу, если останешься в колониях, а любой хозяин, к кому ты подрядишься, сможет узнать о твоем побеге из той же газеты.

— Как я вижу, здешние плантаторы хорошо отладили свою систему.

— Неудивительно. На всех местных плантациях трудятся рабы, бывшие заключенные и безнадежные должники. Если бы они не создали четкую систему отлова беглецов, то сами плантаторы давно подохли бы с голода.

Мак надолго призадумался.

— Но вы бросили странную фразу: «Если останешься в колониях». Что это значит?

— К западу отсюда расположены высокие горы, а по другую их сторону места совершенно дикие и необитаемые. Никаких газет. Никаких плантаций. Ни шерифов, ни судей, ни палачей.

— И насколько велика там территория?

— Точно не знаю, но слышал разговоры, будто пространство тянется еще на сотни миль до берега другого моря. Вот только встречаться с кем-то, кто забирался в такую даль и видел то море, мне не доводилось.

Маку рассказывали о тех диких краях многие, но Перечный Джонс оказался первым, кому он склонен был доверять. Другие снабжали свои истории самыми фантастическими подробностями, которые трудно было воспринимать как реальные факты. Джонс, по крайней мере, признавал, что знает очень мало. Мака же неизменно увлекали беседы на эту тему.

— Наверняка человек может перебраться через те горы, и его уже никогда не найдут!

— Верно. Как верно и то, что с него могут снять скальп индейцы или сожрать горные львы. Но самым вероятным исходом станет попросту смерть от нехватки пищи.

— Откуда вам это известно?

— Мне все же попадались на жизненном пути те, кто предпринял попытку обосноваться сразу за горами. Они несколько лет трудились, горбатились понапрасну, но только превращали вполне плодородную землю в грязную пустыню. И возвращались, бросив свою затею.

— Но кому-то же удалось добиться успеха?

— Вероятно. В Америке нет ничего невозможного.

— К западу отсюда, говорите, — в задумчивости произнес Мак. — А далеко ли до тех гор?

— Миль сто будет. Так все считают.

— Это же совсем близко!

— Гораздо дальше, чем вам кажется.

* * *

Чуть позже их нагнал один из рабов полковника Тумсона, ехавший на гужевой повозке, и предложил подвезти до города. Рабы и заключенные в Виргинии зачастую находили между собой взаимопонимание и охотно помогали друг другу.

В городе царило оживление. По воскресеньям работники со всех окрестных плантаций собирались здесь, чтобы посетить церковь, напиться или совместить и то и другое. Некоторые бывшие заключенные из Англии все же поглядывали на чернокожих рабов чуть свысока, но Мак рассудил, что у него нет никаких оснований чувствовать свое превосходство над неграми. А потому он обзавелся многочисленными друзьями, знакомыми, и люди приветствовали его на каждом углу.

Они зашли в ординарию Уайти Джонса, носившую название по его кличке и фамилии. А прозвали его так из-за цвета кожи[355] — в нем смешались черная и белая расы. Он один из немногих осмеливался открыто продавать спиртное неграм, хотя формально это было запрещено законом. Уайти одинаково хорошо владел как экзотическим наречием, на котором изъяснялись африканские рабы, так и общепринятым диалектом английского языка белых уроженцев Виргинии. В его таверне был только один зал с низким потолком, где вечно пахло дымом от дров в очаге, но он всегда полнился чернокожими и полунищими белыми, игравшими в карты и выпивавшими. У Мака денег не водилось совсем, но с Перечным Джонсом Лиззи по справедливости расплатилась, и он смог угостить Мака квартой доброго эля.

Мак пил с удовольствием. Отведать пива удавалось в последнее время крайне редко. Пока их обслуживали, Перечный Джонс спросил:

— Послушай, Уайти, тебе приходилось встречать тех, кто побывал по ту сторону гор?

— Само собой, приходилось, — ответил хозяин таверны. — Однажды ко мне сюда заглянул траппер[356] и рассказывал, что лучше охоты, чем там, не было нигде больше. Похоже, они всей оравой отправляются туда каждый год и возвращаются с целой горой шкур.

— А он не упомянул, каким маршрутом он туда добирался?

— По-моему, он говорил что-то о перевале под названием Камберлендская котловина.

— Камберлендская котловина, — повторил Мак.

Уайти неожиданно сменил тему:

— Кстати, Мак, не ты ли расспрашивал меня о белой девчонке по имени Кора?

У Мака екнуло сердце.

— Да, я. А ты о ней что-нибудь слышал?

— Я ее даже видел, и теперь понимаю, с чего ты так по ней сохнешь. — Он восторженно закатил глаза.

— Она, должно быть, хороша собой, а, Мак? — поддразнил его Перечный Джонс.

— Да уж, выглядит получше тебя, черный перчик. Рассказывай скорее, Уайти, где ты видел ее?

— У реки. На ней было зеленое пальто, и она несла корзинку, когда садилась на паром до Фалмута.

Мак радостно улыбнулся. Новое пальто и тот факт, что она пользовалась паромом, а не пересекала реку вброд, свидетельствовали о том, что кошке снова удалось упасть на все четыре лапы. Ее, вероятно, продали какому-то хорошему человеку.

— Но ты уверен? Это было именно она? Не ошибся?

— Паромщик окликнул ее по имени.

— Значит, она живет по ту сторону реки, где Фалмут. Вот почему я ничего не смог узнать о ней, когда начал наводить справки во Фредериксберге.

— Что ж, считай, теперь узнал.

Мак быстро допил остатки своего эля.

— Я собираюсь как можно скорее найти ее. Уайти! Ты — мой лучший друг. Спасибо за пиво, Джонс.

— Удачи тебе!

Мак выбрался из города. Фредериксберг построили чуть ниже того места, где река Раппаханнок окончательно теряла глубину. Дальше серьезная навигация становилась невозможной. Океанские суда добирались только сюда, но уже в миле выше по течению русло становилось мелким и каменистым. Только легкие плоскодонки могли плавать там. Мак дошел до точки, где отмель и крупные камни создавали все условия, чтобы просто перейти на противоположный берег.

Его переполняли волнение и предвкушение встречи. Кто же купил Кору? Как ей жилось у хозяина? И знала ли она, что случилось с Пег? Если бы только ему удалось разыскать обеих и выполнить обещание, он мог начинать строить серьезные планы побега. Уже не менее трех месяцев ему приходилось подавлять в себе отчаянное стремление вырваться на свободу. И все это время он занимался поисками Коры и Пег, но рассказ Перечного Джонса о необитаемых краях за горами с новой силой вернул желание сбежать. Он давно мечтал, часто думал за работой о том, как однажды ночью навсегда покинет плантацию, направится куда-нибудь на запад и никогда больше не станет трудиться под надзором вооруженного кнутом надсмотрщика.

Вот почему ему так не терпелось увидеться с Корой. Вероятно, она тоже не работала сегодня и могла отправиться с ним на прогулку. Они легко нашли бы уединенное место. Воображая, как будет целовать ее, он почувствовал свою вину перед ней. Ведь только нынешним утром он проснулся с мыслями о том, как должны быть приятны поцелуи Лиззи Джеймиссон, а теперь испытывал не меньшее вожделение к Коре. Но потом понял: глупо ощущать себя виноватым по поводу Лиззи. Она была чужой женой, и ни о каком совместном будущем с ней и речи не шло. Но все равно к радостному волнению в нем примешивалась некоторая неловкость.

Фалмут выглядел уменьшенной копией Фредериксберга. Те же верфи, те же прибрежные склады, таверны и деревянные дома. Мак вполне смог бы обойти их все до единого за каких-то два часа. Но, разумеется, существовала вероятность, что Кора жила где-то не в самом городе.

Он зашел в первую же попавшуюся на пути таверну и завел разговор с владельцем.

— Я разыскиваю белую женщину по имени Кора Хиггинс.

— Кору? Она живет в доме с белыми стенами на следующем углу отсюда. Вам смогут, наверное, послужить ориентиром три кошки, вечно спящие там на крыльце.

Поистине Маку в этот день сопутствовала удача.

— Спасибо!

Хозяин таверны достал из кармана часы на цепочке и посмотрел на циферблат.

— Но только дома вы ее сейчас не застанете. Она должна быть как раз сейчас в церкви.

— Я уже заметил, где у вас церковь. Отправлюсь прямо туда.

Кора никогда не отличалась набожностью и церковь не посещала вообще, но ее новый владелец, возможно, принуждал ее к этому, подумал Мак, выходя наружу. Он перешел на другую сторону улицы и прошагал два квартала до небольшой деревянной церкви.

Служба только что закончилась, и паства покидала здание. Все обрядились в лучшие воскресные одежды, пожимали друг другу руки и вступали в светские разговоры.

Мак сразу заметил Кору.

При виде ее он расплылся в широченной улыбке. Ей явно повезло в жизни. Та истощенная, провонявшая грязью женщина, с которой он расстался на борту «Бутона розы», была словно совершенно другим человеком. Кора стала собой прежней: чистая кожа, волосы с блеском, округлые формы. И оделась она, как всегда, превосходно — в темно-коричневое пальто и шерстяную юбку. На ногах сидели добротные ботинки. Маку внезапно стало отрадно, что и на нем были новая рубашка с жилетом, подаренные Лиззи.

Кора оживленно беседовала со старушкой, опиравшейся на трость. Их беседа оборвалась с его приближением.

— Мак! — воскликнула она почти восторженно. — Вот это чудо так чудо!

Он развел руки в стороны, чтобы обнять ее, но она ограничилась лишь рукопожатием, и он догадался, что она не хотела устраивать из их встречи зрелище для всех в церковном дворе. Он зажал ее руку между обеими своими ладонями и сказал:

— Ты великолепно выглядишь.

От нее даже пахло приятно, но не теми резкими духами с нотками сандала, какие она предпочитала в Лондоне, а чем-то более легким, цветочным, более подходившим для настоящей леди.

— Что с тобой произошло? — спросила она, убирая свою руку. — Кто купил тебя?

— Я теперь работаю на плантации Джеймиссонов, а главный надсмотрщик там Леннокс.

— Это он ударил тебя по лицу?

Мак притронулся к ссадине, оставшейся от удара кнута Леннокса.

— Да, но я отобрал у него хлыст и сломал пополам.

Она улыбнулась.

— Все тот же Мак. Вечно наживает себе неприятности.

— Да, я все тот же. Ты знаешь что-нибудь о Пег?

— Ее забрали с собой те самые «торговцы стадами душ» — Бэйтс и Мейкпис.

У Мака заныло сердце.

— Вот проклятье! Ее теперь очень трудно будет найти.

— Я постоянно расспрашиваю о ней всех, но пока мне ничего не удалось выяснить.

— А кто купил тебя? Кто-то достаточно добрый, если судить по твоему виду.

В этот момент к ним подошел полноватый, но очень дорого одетый мужчина лет пятидесяти.

— А вот и он, — сказала Кора. — Александр Роули, оптовый торговец табаком.

— Он явно обращается с тобой хорошо, — пробормотал Мак.

Роули пожал руку старушке, обменялся с ней парой слов, а потом повернулся к Маку.

— Это Малакай Макэш, — представила его Кора. — Мой старый друг еще по Лондону. Мак, а это — мистер Роули, мой муж.

Он уставился на нее, лишившись от изумления дара речи.

Роули жестом хозяина обнял Кору за плечи и обменялся с Маком рукопожатиями.

— Как поживаете, Макэш? Рад знакомству, — произнес он и сразу же увел Кору за собой.

* * *

А что, собственно, здесь так уж удивительно, почему этого не могло случиться? — думал Мак, шагая по дороге обратно к плантации Джеймиссонов. Кора не могла предвидеть, что когда-нибудь вновь встретится с ним. Она была скорее всего сначала куплена этим Роули, а затем сумела заставить полюбить себя. Подобное событие неизбежно вызвало скандал в местном обществе, пусть это был всего лишь глубоко провинциальный, колониальный Фалмут, поскольку богатый коммерсант женился на бывшей преступнице, доставленной в Америку на невольничьем корабле. Однако сексуальная привлекательность неизбежно преодолевала любые социальные предрассудки, и Мак без труда представил себе, как происходило соблазнение Роули. Наверняка трудно было убедить людей, подобных той старухе с тростью, принять Кору в роли респектабельной жены джентльмена, но уж характера Коре хватило бы на все, и она явно справилась с самыми сложными проблемами. Что ж, это хорошо для нее. Она, чего доброго, еще заведет от Роули детей.

Словом, он находил для нее всяческие оправдания, но не мог избавиться и от жестокого разочарования. В момент панического страха она вынудила Мака дать клятву найти ее, но забыла о нем, как только перед ней открылась возможность начать новую и вполне обеспеченную жизнь.

Как странно все складывалось в его отношениях с женщинами! У него были две возлюбленные, Энни и Кора. Обе вышли замуж за других. Кора теперь каждую ночь ложилась в постель с толстым табачным торговцем, который был вдвое старше ее, а Энни вынашивала ребенка Джимми Ли. Он уже начинал сомневаться, заведет ли когда-нибудь сам полноценную семью с женой и выводком отпрысков.

Ему пришлось встряхнуться, чтобы привести себя в чувство. Он бы давно обзавелся семьей, если бы по-настоящему хотел этого. Но упорно отказывался осесть на одном месте и принять условия, которые диктовал ему жестокий окружающий мир. Им владело стремление к чему-то большему.

Им владело стремление к подлинной свободе.

Глава 30

Джей ехал в Уильямсберг, преисполненный самых радужных надежд.

Его глубоко расстроили политические воззрения соседей. Все они принадлежали к числу либеральных вигов, и среди них не нашлось ни одного тори, но он питал уверенность, что в столице колонии найдет людей, преданных королю, настоящих консерваторов, которые увидят в нем ценного союзника, примут с распростертыми объятиями и помогут построить карьеру в системе управления штатом.

Уильямсберг оказался городом небольшим, но отчасти даже величественным. Главная улица — Дьюк-оф-Глостер-стрит — протянулась на целую милю, а в ширину превышала сто футов. По одну сторону располагался Капитолий, а по другую — колледж Уильяма и Мэри. Эти два грандиозных кирпичных здания с их типично английской архитектурой придали Джею дополнительной уверенности в несокрушимой мощи монархии. Имелся свой театр. Повсюду встречались магазины и мастерские ремесленников, изготавливавших серебряные подсвечники и обеденные столы из красного дерева. В лавке печатной продукции с собственной типографией фирмы «Пурди энд Диксон» Джей купил свежий номер «Виргиния газетт» — периодического издания, заполненного объявлениями о беглых рабах.

Состоятельные плантаторы, образовывавшие правящую элиту колонии, обитали в своих загородных особняках, но заполняли Уильямсберг с началом очередной сессии ассамблеи, заседавшей в Капитолии, а потому в городе не ощущалось недостатка в гостиницах со свободными сейчас номерами. Джей занял комнату в таверне «Рейли» — приземистой и обитой досками постройке, где наверху, почти под самой крышей сдавались спальни.

Он оставил записку и свою визитную карточку в секретариате дворца, но пришлось дожидаться три дня, чтобы ему назначил наконец встречу новый губернатор барон де Ботетурт. Он получил-таки приглашение, но не для личной аудиенции, как ожидал, а на прием, куда явились еще не менее пятидесяти гостей. Стало ясно: губернатор пока не осознавал, что Джей мог стать для него важным союзником посреди враждебного окружения.

Дворец располагался в конце длинной подъездной дорожки, отходившей на север примерно в самой середине Дьюк-оф-Глостер-стрит. Это было еще одно типично английского вида здание с высокими каминными трубами и окнами мансард, выходившими на крышу, напоминая богатый сельский особняк. Импозантный холл при входе украшала коллекция кинжалов, пистолетов и мушкетов, выставленная в тщательном порядке, дабы подчеркнуть силу королевской армии.

К сожалению, сам Ботетурт оказался полной противоположностью той личности, какую надеялся увидеть перед собой Джей. Нынешняя Виргиния нуждалась в строгом и суровом властителе, способном вселить страх в души столь склонных к неповиновению колонистов, а Ботетурт выглядел добродушным толстячком, напоминавшим преуспевающего виноторговца, созвавшего потенциальных покупателей на дегустацию своего товара.

Джей наблюдал, как он приветствовал гостей в длинном бальном зале дворца. Этот человек понятия не имел, какие зловещие планы подрывной деятельности могли вызревать в умах плантаторов.

Среди приглашенных числился и Билл Делахай, обменявшийся с Джеем рукопожатием.

— Что вы думаете о новом губернаторе?

— Не уверен, что он еще хотя бы начал понимать, с какими сложностями ему придется столкнуться, — ответил Джей.

— Он может оказаться гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд, — возразил Делахай.

— Хотелось бы надеяться.

— На завтрашний вечер губернатор наметил большую вечеринку для игры в карты. Не желаете ли, чтобы я вас представил и вы тоже приняли в ней участие, Джеймиссон?

Джей не садился за игорный стол ни разу с того времени, как покинул Лондон.

— Разумеется, — ответил он.

В гостевой столовой, находившейся позади бального зала, подали вино и пирожные. Делахай представил Джея нескольким мужчинам. Рослый и крепкий человек, по всем признакам очень богатый, спросил:

— Джеймиссон? Семья Джеймиссон происходит из Эдинбурга, если не ошибаюсь. Вы — один из них?

Его тон никак нельзя было назвать приветливым.

В лице собеседника проглядывали смутно знакомые черты, хотя Джей пребывал в абсолютной уверенности, что никогда не встречался с ним прежде.

— Нашим семейным гнездом является замок Джеймиссона в графстве Файф, — отозвался на его вопрос Джей.

— Тот самый замок, который некогда принадлежал Уильяму Макклайду?

— Совершенно верно. — Джей понял, что мужчина напоминает ему брата Роберта: те же светлые глаза, та же строгая и жесткая линия рта. — Боюсь, я не расслышал вашего имени…

— Я — Хэмиш Дроум. Тот замок должен по праву принадлежать мне.

Джей не смог скрыть, насколько поражен этим известием. Дроум была девичьей фамилией матери Роберта Олив.

— Значит, вы и есть давно потерянный нами родственник, который отправился в Виргинию!

— А вы, должно быть, сын Джорджа и Олив.

— Нет. Их сын — мой сводный брат Роберт. Олив умерла, и отец женился вторично. Я — младший из сыновей в семье.

— Вот как! И Роберт выкинул вас из родного гнезда точно так же, как его мать поступила со мной.

В ремарке, брошенной Дроумом, звучали несколько оскорбительные нотки, но Джея гораздо больше заинтриговало то, что подразумевал этот человек в подтексте своих слов. Ему вспомнились пьяные откровения Питера Маккея во время свадьбы.

— До меня доходили слухи, что Олив могла подделать завещание.

— Точно. И она же убила дядю Уильяма.

— Что?!

— В этом не может быть сомнений. Уильям не страдал никакими заболеваниями, но, будучи по натуре ипохондриком, любил внушать себе, что очень болен. Он должен был дожить до весьма преклонных лет. Однако через шесть недель после появления Олив внезапно изменил завещание и скончался. Поистине зловещая женщина.

— Ха!

Джей почувствовал странного рода удовлетворение. Почти возведенная в ранг святых Олив, чей портрет красовался на самом почетном месте в замке Джеймиссона, была убийцей, заслуживавшей виселицы. Джей всегда терпеть не мог, когда о ней говорили только с почтительным трепетом, и сейчас с мстительной радостью впитывал мнение, что на самом деле Олив оказывалась самой безжалостной злодейкой с черным сердцем.

— А вы разве не получили вообще ничего? — поинтересовался он у Дроума.

— Ни единого акра земли. Я прибыл сюда, имея при себе только шесть пар добротных носков из шотландской шерсти, а теперь являюсь самым крупным торговцем галантереей во всей Виргинии. Но я ни разу не отправлял писем на родину. Честно говоря, опасался, что Олив найдет способ отобрать у меня и нынешний процветающий бизнес.

— Но как это возможно?

— Не знаю. У меня нет ответа. Похоже, я просто стал суеверен. Рад был услышать, что она мертва. Вот только сынок, как кажется, во многом похож на нее.

— Лично я всегда считал его в большей степени наследником характера нашего отца. Он ненасытно алчен и предельно скуп, от кого бы ни достались ему эти приятные качества натуры.

— На вашем месте я бы постарался не давать ему даже своего адреса в Америке.

— Ему достанется в наследство вся деловая империя отца. Не представляю, чтобы он польстился еще и на мою крошечную плантацию.

— Но не стоит рисковать. Стопроцентной уверенности у вас быть не может, — сказал Дроум, но на сей раз Джей решил, что тот все излишне драматизирует.

Джею так и не удалось побыть с губернатором наедине до самого конца приема, когда гости начали постепенно расходиться через садовую калитку. Он ухватил губернатора за рукав и приглушенным голосом сказал:

— Мне хотелось заверить вас, что я абсолютно предан вам лично и монархии в целом.

— Превосходно, превосходно! — громко отозвался Ботетурт. — Сделать подобное заявление — это очень мило с вашей стороны.

— Я прибыл сюда недавно, но был совершенно скандализирован взглядами наиболее видных людей в этой колонии — просто скандализирован. Как только вы окажетесь готовы задавить изменнические настроения и сокрушить оппозицию, я сразу же встану на вашу сторону.

Ботетурт окинул его жестким взглядом, наконец приняв его слова всерьез, и Джей понял, что за добродушной и легкомысленной внешностью этого человека скрывается опытный и проницательный политический деятель.

— Очень благородно, но будем надеяться на ненадобность прибегать к излишнему подавлению и сокрушению. Я считаю силу убеждения и умение вести переговоры значительно более эффективными методами, воздействие которых длится долговременно, знаете ли. До свидания, майор Уилкинсон! Миссис Уилкинсон, рад был с вами познакомиться!

Убеждение и переговоры, думал Джей, выходя из сада. Ботетурт угодил в змеиное гнездо, но собирался вступить в переговоры с его ядовитыми обитателями.

— Интересно, скоро ли он поймет реальное положение дел здесь? — обратился он к Делахаю.

— Как я полагаю, он уже все понимает, — сказал Делахай. — Он знает, что не стоит оскаливать зубы, пока не готов по-настоящему укусить.

Тем не менее уже на следующий день дружелюбный и улыбчивый губернатор распустил генеральную ассамблею штата.

* * *

Мэттью Марчман жил в доме, обшитом выкрашенными в зеленый цвет досками, который располагался рядом с книжным магазином на Дьюк-оф-Глостер-стрит. Делами он занимался в парадной гостиной, где сидел в окружении юридических трактатов и разного рода документов. Это был маленький и нервно подвижный человечек, похожий на поседевшую белку, когда метался по комнате, чтобы достать нужный листок из одной кипы и засунуть в другую.

Джей подписал закладную на свою плантацию. Сумма полученной ссуды откровенно расстроила его. Всего четыреста фунтов стерлингов.

— Мне повезло выбить хотя бы эти деньги, — твердил ему Марчман. — Положение в табачном бизнесе складывается плачевно. Не уверен, что ваше хозяйство можно продать даже по такой цене.

— Кто стал моим кредитором? — поинтересовался Джей.

— Это синдикат, капитан Джеймиссон. Только так совершают подобные сделки в наши дни. Есть какие-то обязательства, которые вы хотели бы уладить с моей помощью немедленно?

Джей принес с собой кучу неоплаченных счетов, расписки за все долги, наделанные им со времени прибытия в Виргинию почти три месяца назад. Он передал их Марчману, тот бегло просмотрел бумаги и подытожил:

— На погашение этого уйдет около ста фунтов. Я вручу вам свидетельства об уплате до того, как вы покинете город. Но только непременно дайте мне знать, если купите здесь еще что-нибудь.

— Да, это входит в мои намерения, — сказал Джей. — Мистер Смайт как раз продает экипаж с парой породистых серых лошадей. Кроме того, мне понадобятся еще двое или трое рабов.

— Я оповещу всех, что вы располагаете нужными средствами, хранящимися у меня.

Однако Джею не пришлась по душе идея одолжить столько денег, чтобы оставить их все в руках адвоката.

— Выдайте мне сотню фунтов золотом, — попросил он. — Сегодня вечером намечается крупная карточная игра в «Рейли».

— Как прикажете, капитан Джеймиссон. В конце концов, это ваши деньги.

* * *

От четырехсот фунтов мало что осталось, когда Джей вернулся на плантацию в своем новом экипаже. Он проигрался в карты, купил четырех девушек-рабынь и не смог ни на фунт сбить цену, назначенную мистером Смайтом за карету и лошадей.

Но на какое-то время он сумел погасить все свои долги. И теперь снова мог пользоваться кредитом у местных торговцев, как поступал прежде. Его первый урожай табака будет готов к продаже вскоре после Рождества, и с новыми долгами он сможет разделаться вырученными за него деньгами.

Его беспокоило, что скажет Лиззи о тратах на новый экипаж, но, к его облегчению, она едва ли вообще обратила на дорогую покупку внимание и ни словом о ней не обмолвилась. Ее ум явно занимало нечто другое, о чем ей не терпелось поговорить с ним.

Как обычно, во взволнованном состоянии она становилась особенно красива. Ее темные глаза приобретали живой блеск, кожа лица розовела и словно чуть сияла. Однако он больше не ощущал вспышки физического влечения, стоило ему только увидеть ее. Беременность жены лишила его уверенности в себе. Он считал, что будущая мать, вступавшая в интимные сношения в период беременности, может нанести вред младенцу. Но подлинная причина охлаждения крылась не в этом. Сама по себе мысль о Лиззи в роли матери отталкивала от нее Джея. Он давно проникся убеждением, что для матерей любая похоть навсегда исключалась. Кроме того, занятия любовью быстро становились трудноосуществимыми практически: слишком мешал ее разросшийся до необъятных размеров живот.

Едва успев поцеловать его при встрече, она сообщила:

— Билл Соуэрби сбежал от нас.

— Неужели? — Джей оказался искренне удивлен. Мужчина скрылся, даже не получив причитавшегося ему жалованья. — В таком случае хорошо, что есть Леннокс, чтобы заменить его.

— Как я думаю, именно из-за Леннокса ему пришлось уйти. Соуэрби, насколько я поняла, проиграл ему много денег в карты.

Вот здесь ничему удивляться не приходилось.

— Понятное дело. Леннокс отлично играет в карты.

— Но он хочет стать здесь главным надсмотрщиком.

Они стояли под портиком перед входом в дом, и в этот момент из-за угла показался Леннокс. В своей привычной бестактной манере он даже не поприветствовал вернувшегося хозяина, а сразу объявил:

— Только что прибыл груз соленой трески в бочках.

— Это мой заказ, — пояснила Лиззи. — Пища для полевых работников.

Джей почувствовал приступ раздражения.

— Зачем тебе понадобилось кормить их рыбой?

— Полковник Тумсон говорит, что при хорошем питании рабы гораздо лучше трудятся. Сам он дает им рыбу каждый день, а раз в неделю включает в рацион даже мясо.

— Полковник Тумсон намного богаче нас с тобой. Отправьте заказ обратно, Леннокс.

— Нашим людям придется очень много работать этой зимой, Джей, — возразила Лиззи. — Нам необходимо расчистить от деревьев пространство в Прудовой Роще, чтобы подготовить поле под посадку табака весной.

— В этом нет никакой надобности, — поспешил вмешаться Леннокс. — В ваших нынешних полях почва еще вполне способна плодоносить, если покрывать ее нужным количеством навоза в качестве удобрения.

— Нельзя обходиться одним навозом слишком долго, — вступила с ним в спор Лиззи. — Полковник Тумсон расчищает новые участки каждую зиму.

Джей понял, что эта дискуссия продолжалась между ними уже некоторое время.

— У нас не хватает рабочих рук, — привел свой аргумент Леннокс. — Даже после приобретения здоровых мужчин с «Бутона розы» нам только-только удается управляться с полями, которые уже имеются в наличии. У полковника Тумсона рабов значительно больше.

— Но только потому, что он много зарабатывает, используя оптимальные методы земледелия! — с триумфом воскликнула Лиззи.

Леннокс ухмыльнулся.

— Женщины попросту не могут разбираться в подобных вещах.

— Оставьте нас, мистер Леннокс, — зло распорядилась Лиззи. — Оставьте немедленно!

Леннокс не мог скрыть вспышки ярости, но покорно удалился.

— Тебе нужно избавиться от него, Джей, — сказала Лиззи.

— Но я не понимаю, почему он…

— Не только потому, что он грубая сволочь. Он хорошо умеет справляться только с одним — с запугиванием людей. Но не разбирается в сельском хозяйстве, ничего не знает о выращивании табака, а хуже всего то, что не желает даже учиться.

— Зато прекрасно заставляет работников вкалывать до седьмого пота!

— Нет никакого смысла заставлять их трудиться еще интенсивнее, если они все делают неправильно!

— С каких это пор ты стала экспертом в производстве табака?

— Джей, я выросла в крупной усадьбе, и она на моих глазах обанкротилась. Но не потому, что на нас работали ленивые крестьяне. Просто после смерти отца моя мама не сумела правильно управлять хозяйством. А теперь я вижу, как ты повторяешь все те же ошибки, добавляя новые, свойственные своему семейству. Ты подолгу отсутствуешь, принимаешь жестокое обращение с людьми за наведение дисциплины, позволяешь другим принимать за себя стратегически важные решения. Так ты не смог бы командовать даже полком!

— Ты понятия не имеешь, как следует командовать полком!

— А ты ничего не понимаешь в методах управления плантацией!

Джея начал распирать изнутри гнев, но он сдержался.

— Так чего же ты от меня добиваешься?

— Прежде всего отстрани Леннокса от должности главного надсмотрщика и управляющего.

— Кто же заменит его?

— Мы сможем справиться с тобой вместе сами.

— Я не желаю превращаться в простого фермера!

— Тогда предоставь все мне.

Джей кивнул.

— Так я и думал.

— Что ты имеешь в виду?

— Все было затеяно тобой для того, чтобы подмять плантацию под себя, не так ли?

Он начал опасаться теперь уже безудержной вспышки ярости с ее стороны, но она успокоилась и лишь тихо спросила:

— Ты в самом деле так думаешь?

— Да, я действительно так считаю.

— Я всего лишь стараюсь спасти тебя. Ты ведешь дело к полной катастрофе. Я изо всех сил пытаюсь ее предотвратить, и тебе напрасно кажется, что мое единственное желание — раздавать приказы и всем здесь распоряжаться. Если ты так думаешь обо мне, то какого дьявола взял меня в жены?

Ему не нравилось, когда она употребляла столь крепкие выражения. Уж слишком по-мужски они звучали в ее устах.

— В те дни ты еще была действительно красива, — сказал он.

Ее глаза сверкнули бешеным огнем, но она ничего не ответила на его реплику. Просто повернулась и вошла в дом. Джей с облегчением выдохнул. Ему нечасто удавалось оставить за собой последнее слово.

Спустя некоторое время он последовал за ней. Его сразу удивило присутствие в холле Макэша, одетого в жилет и обутого в домашние ботинки. Он вставлял в одно из окон новое стекло. Какого черта бывший шахтер делал у них в доме?

— Лиззи! — окликнул Джей жену. Он вошел в гостиную и застал ее там. — Лиззи, я только что в холле столкнулся с Макэшем. Как это понимать?

— Все верно. Я поручила ему возглавить ремонтные и отделочные работы. Он, кроме того, занимается покраской стен в детской.

— Я не желаю видеть здесь этого человека.

На сей раз ее реакция поразила его.

— Значит, придется потерпеть его присутствие! — резко бросила она мужу.

— Даже не знаю…

— Я не останусь здесь одна, пока по плантации свободно разгуливает Леннокс. Наотрез отказываюсь, понимаешь?

— Ну хорошо…

— Если уйдет Макэш, то и я покину этот дом! — Она почти выбежала из комнаты.

— Хорошо, я согласен.

Но говорил он уже с захлопнувшейся дверью. Джей не собирался воевать с ней из-за какого-то треклятого бывшего заключенного. Если она хотела, чтобы он покрасил стены в детской, пусть покрасит.

На полке при входе в гостиную он заметил нераспечатанное письмо, адресованное ему. Взяв его, узнал почерк своей матери. Он уселся у окна, чтобы прочитать ее послание.

«Лондон, Гровнор-сквер, дом 7.

15 сентября 1768 г.

Мой дорогой сынок!

Новая шахта на территории усадьбы Хай Глен полностью восстановлена после аварии. Добыча угля в ней возобновилась».

Джей улыбнулся. Матушка могла порой становиться похожей на деловую женщину.

«Роберт провел там несколько недель, консолидировал две усадьбы и организовал управление ими как одним земельным владением.

Я сказала твоему отцу, что тебе причитается процент с продажи добытого там угля, поскольку земля под шахтой принадлежит вам с Лиззи. Но он вновь напомнил о своей роли в уплате процентов по закладным.

Боюсь, однако, что решающим фактором в этом вопросе стал недозволенный отбор тобой лучших работников, доставленных на борту «Бутона розы». Твой отец пришел от этого в ярость, как и Роберт».

Джей почувствовал себя озлобленным и одураченным. Он-то рассчитывал завладеть рабочей силой бесплатно. Но забыл, что никогда не стоило недооценивать практицизма отца.

«Но я не оставлю попыток уломать Джорджа и склонить к решению в твою пользу. Уверена, со временем он сдастся».

— Да благословит тебя бог, мамочка, — вслух произнес Джей.

Она продолжала отчаянно защищать интересы сына, хотя он теперь находился очень далеко и высока была вероятность, что они больше никогда не увидятся.

Покончив с важными материями, она принялась сообщать новости о себе, о родственниках и подругах, как и о светской жизни Лондона.

«Роберт сейчас отправился на Барбадос. Даже не знаю, с какой целью, но инстинкт подсказывает: он строит какие-то козни против тебя. Не представляю, каким образом он может причинить тебе вред, но он коварен, изобретателен и безжалостен. Будь постоянно настороже, сынок.

Твоя любящая мать

Алисия Джеймиссон».

Джей в задумчивости отложил письмо в сторону. Он всегда принимал во внимание инстинкты матери, относился к их подсказкам с уважением, но на сей раз посчитал даже ее страхи преувеличенными. Барбадос находился слишком далеко отсюда. Но даже если бы Роберт объявился в Виргинии, он не в состоянии был бы нанести ему урон. Не так ли?

Глава 31

В старом и давно заброшенном крыле дома, где располагалась детская, Мак нашел карту.

Он успел заново отделать две из трех комнат и был занят теперь бывшим помещением учебного класса. Уж смеркалось. День подошел к концу, и он собирался возобновить работу утром. В классе стоял шкаф, заполненный покрывшимися плесенью учебниками и пустыми пузырьками из-под чернил. Мак перебрал содержимое, гадая, стоит ли хоть что-то сохранить. Карта лежала там, аккуратно свернутая в кожаном тубусе. Он развернул ее и взялся рассматривать.

Это была карта Виргинии.

Его первым порывом стало желание подпрыгнуть от радости, но восторг быстро померк, когда он понял, что ничего не может толком разобрать.

Даже географические названия ставили его в тупик, пока он не сообразил, что карта имела иностранное происхождение, и все надписи были сделаны на чужом для него языке. На французском, предположил он. Виргинию обозначили как Virginie, территории к северо-востоку как Partie de New Jersey, а все, что находилось к западу, именовалось Louisiane. Впрочем, та часть карты все равно оказалась совершенно пуста.

Постепенно он начал лучше понимать увиденное. Тонкими линиями были прорисованы реки, более толстыми — границы между колониями, а уж совсем густым и плотным слоем краски картограф изобразил горные хребты. Мак всматривался во все это, заинтригованный и завороженный. Перед ним словно лежал сейчас пропуск на свободу.

Он обнаружил, что Раппаханнок была одной из нескольких рек, протекавших через Виргинию от гор на западе до впадения в Чесапикский залив на востоке. Определять расстояния оказалось затруднительно, но ведь Перечный Джонс говорил, что до гор было примерно сто миль. И если карту составили верно, то почти на такую же дистанцию протянулось пространство по другую от хребта сторону. Но никаких указаний на то, в каком именно месте следовало пересекать горы, разумеется, никому не пришло в голову обозначить.

Маком овладело двойственное чувство: к радости примешивалось разочарование. Он четко мог понять теперь, где находится, но одновременно карта словно пыталась внушить мысль, что побег отсюда невозможен.

Горная гряда заметно сужалась к югу, и Мак особенно внимательно изучил этот фрагмент на карте, отслеживая реки до их истоков, пытаясь найти хоть какой-то намек на проход. Совсем далеко на юге ему попалось нечто, напоминавшее перевал, откуда брала начало река под названием Камберленд.

Ему сразу вспомнилось, как Уайти упомянул о Камберлендской котловине.

Стало быть, вот он! Это был путь к бегству!

Путешествие предстояло очень долгое. Мак прикинул, и у него вышло никак не менее четырехсот миль. Как от Эдинбурга до Лондона. Та поездка занимала две недели в почтовой карете. Одинокому всаднику требовалось больше времени. А по едва проезжим дорогам и по диким охотничьим тропам Виргинии срок в пути представлялся пока совершенно невообразимым.

Но ведь по другую сторону этих огромных гор человек мог обрести свободу!

Он тщательно свернул карту и уложил в кожаный футляр, а затем вернулся к прерванному труду. Ему еще предстоит вновь изучать ее.

Только бы ему удалось разыскать Пег, думал он, подметая пол в комнате. Необходимо убедиться, что с ней все в порядке, прежде чем удариться в бега. Если у нее все хорошо, он оставит ее здесь, но коли девочке достался жестокий хозяин, придется взять ее с собой.

Стало слишком темно для продолжения работы.

Он вышел из детской и спустился вниз по лестнице. Снял с крючка свой старый плащ с меховой оторочкой и закутался в него: снаружи царил немилосердный холод. Сразу за дверью дома к нему приблизилась группа до крайности взволнованных рабов. В центре ее находился Коби. Он нес на руках девушку, в которой Мак тут же узнал Бесс, молодую рабыню, потерявшую сознание прямо в поле неделю назад. Ее глаза были закрыты, а рабочий балахон испачкан кровью. Казалось, она сама навлекала на себя несчастья.

Мак придержал дверь открытой и последовал за Коби в холл. Джеймиссоны все еще оставались в столовой, заканчивая ранний ужин.

— Уложите ее в гостиной, а я позову миссис Джеймиссон, — сказал Мак.

— В парадной гостиной? — с сомнением переспросил Коби.

Это была единственная комната, где в камине развели огонь, если не считать столовой.

— Доверьтесь мне. Я знаю, что сама миссис Джеймиссон предпочла бы поступить именно так.

Коби кивнул.

Мак постучал в дверь столовой и вошел.

Лиззи и Джей расположились за небольшим круглым столом. Их лица подсвечивались установленным посередине большим канделябром. Лиззи выглядела располневшей, но все равно красивой в платье с глубоким вырезом, открывавшим взору ложбинку между грудей, а ниже ткань ниспадала свободным покровом на ее выпуклый живот. Она ела изюм. Джей раскалывал для себя орехи. Милдред, та самая высокорослая горничная с нежной кожей табачного оттенка, наливала Джею вино в бокал. Пламя ярко пылало в очаге. Это была настолько классически мирная семейная сцена, что на мгновение Мак даже поразился столь выразительному напоминанию: они все-таки были мужем и женой.

Но затем он успел присмотреться внимательнее. Джей сидел под углом к столу, отвернувшись от Лиззи, и смотрел в окно на сумерки, сгущавшиеся над рекой. Взгляд Лиззи тоже не был устремлен на супруга. Она наблюдала, как Милдред наливает вино. Ни он, ни она не улыбались. И теперь впечатление радикально изменилось. Эта пара скорее напоминала двух незнакомцев, вынужденных делить столик в таверне, но не питавших друг к другу ни малейшего интереса.

Джей заметил Мака и с враждебностью в голосе спросил:

— Какого черта тебе от нас надо?

Мак обратился к Лиззи:

— С Бесс произошел несчастный случай. Коби уложил ее в вашей гостиной.

— Я сразу же пойду к ней, — отозвалась Лиззи, отодвигая свой стул от стола.

— Только не давайте ей испачкать кровью желтую шелковую обивку дивана, — успел озабоченно распорядиться Джей.

Мак открыл перед Лиззи дверь, а потом последовал за ней.

Коби зажигал свечи. Лиззи склонилась над пострадавшей девушкой. Даже на очень темной коже лица Бесс проступила бледность, а губы практически совершенно побелели. Глаза оставались закрытыми, дыхание казалось прерывистым и неглубоким.

— Что с ней произошло? — спросила Лиззи.

— Она сильно порезалась, — ответил Коби. Он говорил по-прежнему запыхавшись от усилия, приложенного при переноске Бесс в дом. — Пыталась разрубить веревку с помощью мачете. Лезвие соскользнуло с веревки и полоснуло ее по животу.

Мак поморщился. Он наблюдал, как Лиззи разорвала пошире образовавшуюся прореху в балахоне, чтобы получше разглядеть рану. Все выглядело пугающе. Порез оказался глубоким и продолжал сильно кровоточить.

— Кто-нибудь должен пойти в кухню. Принесите мне чистых тряпок и таз с теплой водой.

Мака восхитила ее решительность.

— Я это сделаю, — сказал он.

Потом поспешил в расположенную снаружи кухню. Сэра и Милдред мыли посуду после ужина. Как всегда обильно потевшая Сэра спросила:

— С ней все будет хорошо?

— Пока не знаю. Миссис Джеймиссон попросила принести ей чистых тряпок и теплой воды.

Сэра подала ему большую кастрюлю.

— Вот. Налейте сюда воды, что греется на печи. А я найду нужные тряпки.

Не прошло и минуты, как он уже вернулся в гостиную. Лиззи успела сделать широкий вырез в одежде Бесс вокруг раны. Теперь она обмакнула тряпку в воду и принялась обмывать кожу. Чем отчетливее становился виден порез, тем страшнее он выглядел. Мак опасался, что девушка могла повредить себе какие-нибудь внутренние органы.

Лиззи пришла в голову такая же мысль.

— Мне с этим не справиться, — сказала она. — Ей нужен врач.

В комнату вошел Джей, бросил всего лишь взгляд, но сразу побледнел.

— Мне придется послать за доктором Финчем, — обратилась к нему Лиззи.

— Поступай как угодно, — отреагировал он нервно. — Я же отправлюсь в «Паромную переправу». Там сегодня вечером устраивают петушиные бои.

С этими словами он удалился.

Скатертью дорожка, презрительно подумал Мак.

Лиззи посмотрела на Коби и Мака.

— Одному из вас нужно будет поехать верхом во Фредериксберг в полной темноте.

Коби сразу высказал свое мнение:

— Из Мака наездник никудышный. Поеду я.

— Он прав, — пришлось согласиться Маку. — Я смог бы воспользоваться коляской, но так получится намного медленнее.

— Значит, решено, — сказала Лиззи. — Только прошу, не слишком гони, Коби, хотя скакать придется галопом. Иначе девушка может умереть.

* * *

До Фредериксберга было не меньше десяти миль, но Коби отлично знал дорогу и вернулся уже через два часа.

Когда он снова вошел в гостиную, его лицо было мрачнее самой черной грозовой тучи. Мак никогда прежде не видел его в таком гневе.

— А где же доктор? — спросила Лиззи.

— Доктор Финч никуда не поедет среди ночи ради какой-то там негритянки, — ответил Коби срывавшимся от злости голосом.

— Будь проклят этот старый болван! — с неменьшей яростью воскликнула Лиззи.

Они все посмотрели на Бесс. Ее кожа покрылась мелкими капельками пота, а дыхание стало прерывистым. По временам она стонала, но глаза оставались закрытыми. Желтый шелк обивки дивана превратился в красный от ее крови. Она явно умирала.

— Мы не можем просто так стоять и ничего не делать, — сказала Лиззи. — Ее наверняка еще можно как-то спасти!

— Не думаю, что жить ей осталось долго, — с грустью констатировал Коби.

— Если доктор не хочет приезжать сюда, нам самим придется доставить ее к врачу, — решила Лиззи. — Уложим ее в кабриолет.

— Далекая поездка ей сейчас противопоказана, — возразил Мак.

— Но без такой поездки она все равно умрет! — почти выкрикнула Лиззи.

— Хорошо, хорошо. Я пойду и подготовлю прогулочную коляску.

— Коби, снимите матрац с моей кровати и пристройте его сзади, чтобы она могла лежать. Обязательно захватите несколько одеял.

Мак поспешил на конюшню. Мальчик-конюх уже распределил всех своих питомцев по стойлам, но у него не ушло много времени, чтобы запрячь пони по кличке Страйп. Взяв в кухне огарок свечи, зажег на коляске фонари. Когда он подкатил к дому, Коби уже дожидался его.

Пока Коби обустраивал в кабриолете ложе, Мак зашел в дом. Лиззи надевала пальто.

— Вы тоже поедете? — спросил Мак.

— Да.

— Думаете, вам стоит это делать, учитывая ваше положение?

— Боюсь, мерзкий доктор откажется лечить ее, если рядом не будет меня, ее белой хозяйки.

Мак прекрасно знал, что спорить с ней в подобном настроении совершенно бесполезно. Он бережно взял Бесс на руки и вынес наружу. Потом столь же осторожно уложил ее на матрац, а Коби накрыл девушку одеялами. Лиззи забралась в коляску и уселась рядом с Бесс, нежно поддерживая руками ее голову.

Мак устроился на козлах и взялся за поводья. Трое людей представляли для пони нелегкий груз, и Коби пришлось даже подтолкнуть кабриолет, помогая тронуться с места. Мак вывел коляску с подъездной дорожки и повернул в сторону Фредериксберга.

Ночь выдалась безлунной, но и света звезд было достаточно, чтобы видеть, куда правишь. На каменистых колеях, где часто под колеса попадали толстые корни деревьев, коляску сильно трясло. Мак беспокоился за Бесс, которой приходилось выдерживать еще и болтанку, но Лиззи постоянно твердила:

— Быстрее! Гони еще быстрее!

Дорога извивалась вдоль берега реки, проходя то через лес, то по краям чужих плантаций, похожих на участок Джеймиссонов. По пути им никто не встретился. Люди предпочитали никуда не выезжать с наступлением темноты без крайней необходимости.

Подгоняемый Лиззи, Мак развил достаточно высокую скорость, и они добрались до Фредериксберга ко времени позднего ужина. На улицах стали часто попадаться прохожие, а все окна светились огнями фонарей. Он остановил кабриолет перед домом доктора Финча. Лиззи сразу направилась к двери, а Мак заново обернул Бесс одеялами и взял на руки как можно более мягким движением. Она потеряла сознание, но была еще жива.

Дверь открыла миссис Финч, похожая на мышонка женщина лет за сорок. Она провела Лиззи в приемную. Мак с Бесс на руках последовал за ними. Сам доктор, плотно сбитый человек с грубоватыми манерами, определенно почувствовал свою вину, когда понял, что заставил беременную жену местного плантатора поехать среди ночи к нему, чтобы доставить пациентку. Он скрывал пристыженность и смущение, развив активную деятельность, давая жене краткие, отрывистые указания.

Бегло осмотрев рану, он попросил Лиззи перейти в соседнюю комнату и устроиться там поудобнее. Мак присоединился к ней, а миссис Финч задержалась, чтобы помочь мужу.

Тарелки с незаконченным ужином пока не успели убрать со стола. Лиззи тяжело и несколько неуклюже опустилась в кресло.

— Что с вами? — спросил Мак.

— От тряски у меня развилась чудовищная боль в спине. Как вы думаете, Бесс выживет?

— Не знаю. У нее не слишком сильный организм.

Вошла горничная, предложив Лиззи чай с куском торта, и она с благодарностью приняла угощение. Мака горничная сразу же оглядела с ног до головы, наметанным глазом определила в нем всего лишь слугу и сказала:

— А если вы желаете чашку чая, придется пройти в кухню.

— Мне сначала нужно проведать нашего пони и позаботиться о нем.

Он вышел наружу и отвел пони в конюшню доктора Финча, где дал животному воды и немного зерна. Только потом отправился ждать в кухню. Дом был невелик, и он мог слышать разговор доктора с женой во время работы. Горничная, чернокожая женщина средних лет, убрала посуду из столовой и принесла чашку, поданную прежде Лиззи. Мак решил, что ему глупо торчать в кухне, пока Лиззи оставалась в столовой одна, и он присоединился к ней, не обращая внимания на неодобрительные взгляды прислуги. Лиззи заметно побледнела, и Мак подумал: надо как можно скорее доставить ее домой.

Наконец вернулся Финч, вытирая полотенцем руки.

— Рана очень скверная, но я сделал все возможное, — объяснил он. — Сначала остановил кровотечение, потом наложил швы и дал ей выпить лекарства. Девушка еще молода и теперь пойдет на поправку.

— Слава тебе господи! — воскликнула Лиззи. — И спасибо вам, мистер Финч.

Доктор ограничился кивком.

— Уверен, для вас она представляет особенную ценность как рабыня. Ей не следует больше никуда перемещаться этой ночью. Она сможет остаться здесь и лечь спать в одной комнате с моей горничной. Вы сможете прислать за ней кого-нибудь завтра или даже послезавтра. Когда рана заживет, мне нужно будет снять швы, а до тех пор ей нельзя поручать никакой работы, требующей больших физических усилий.

— Разумеется.

— Вы ужинали, миссис Джеймиссон? Могу я предложить вам что-нибудь?

— Нет, благодарю вас. Я просто доберусь теперь до дома и сразу же лягу в постель.

Мак поднялся.

— Я немедленно подгоню коляску к входу.

Уже через несколько минут они тронулись в обратный путь. Лиззи ехала впереди до того, как они покинули черту города, но стоило им миновать последний жилой дом, улеглась сзади на матрац. Мак нарочно заставил пони двигаться медленно, но его больше никто и не подгонял. Прошло полчаса в дороге, когда он спросил:

— Вы спите?

Ответа не последовало, и он заключил, что Лиззи действительно уснула.

По временам он оглядывался назад. Она беспокойно ворочалась, постоянно меняя позы и что-то бормоча во сне.

Они катили по пустынному участку дороги, находясь уже в двух или трех милях от плантации, когда тишину ночи прорезал отчаянный крик.

Кричала Лиззи.

— Что? Что такое? — испуганно спросил Мак, натянув поводья. Еще до того, как коляска полностью остановилась, он уже перебрался к заднему сиденью.

— О, Мак, как же мне больно! — воскликнула она.

Он завел руку ей под плечи и слегка приподнял.

— В чем дело? Где болит?

— Боже милосердный! Мне кажется, у меня начались роды.

— Но еще слишком рано…

— Да, оставалось целых два месяца.

Мак почти не разбирался в подобных вещах, но догадался, что преждевременные роды спровоцировал либо стресс от вида чудовищной раны Бесс, либо бешеная тряска по дороге во Фредериксберг. А скорее всего, свою роль сыграли оба этих фактора.

— Сколько времени вам осталось?

Она издала громкий и протяжный стон, прежде чем ответила:

— Очень мало.

— А я думал, на это требуется несколько часов.

— Сама точно не знаю. Думаю, что боли в спине на самом деле стали началом предродовых схваток. Быть может, ребенок начал стремиться наружу гораздо раньше вечером.

— Мне продолжить ехать? Мы окажемся дома через четверть часа.

— Нет, это слишком долго. Оставайтесь на месте и держите меня.

Мак внезапно ощутил, что матрац стал мокрым и липким.

— Почему промок матрац?

— Я думаю, у меня отошли воды. Жаль, здесь нет сейчас моей матушки.

Маку показалось, что матрац покрылся кровью, но он предпочел промолчать.

Она снова застонала. Когда же приступ боли отступил, ее начало крупно трясти. Мак дополнительно накрыл ее своим теплым плащом.

— Возвращаю вам ваш плащ, — сказал он, и она даже сделала попытку улыбнуться, но у нее случился очередной болевой спазм.

Способность говорить вернулась к ней, и она сказала:

— Вам придется принять младенца, когда он выйдет из меня.

— Хорошо, — отозвался он, хотя не понимал, что конкретно от него требовалось.

— Пристройтесь у меня между ног, — дала подсказку Лиззи.

Он встал на колени и вздернул нижнюю юбку. Ее нижнее белье тоже насквозь промокло. Маку приходилось прежде раздевать только двух женщин, Энни и Кору, вот только они не носили нижнего белья, и он понятия не имел, как оно застегивается, но все же сумел стащить его с Лиззи. Она приподняла ноги и положила ступни ему на плечи, собираясь с силами и ища твердую точку опоры для тела.

Мак уставился на густые темные волосы у нее между ног, и его охватила паника. Он не понимал, как мог ребенок протиснуться в столь узкую щель. Каким образом это происходит? — мучительно гадал он. Но затем усилием воли заставил себя успокоиться. Такое случалось тысячи раз в день по всему миру. Не было нужды ни в чем специально разбираться. Ребенок родится без какой-либо помощи с его стороны.

— Мне страшно, — прошептала Лиззи в краткий момент покоя.

— Я позабочусь о вас, — сказал он и начал нежно гладить ногу — единственную часть ее тела, до которой мог дотянуться.

Роды прошли очень быстро.

Маку мало что удавалось рассмотреть при свете одних лишь звезд, но после того, как Лиззи издала особенно громкий стон, из ее чрева что-то начало выходить наружу. Мак протянул туда две дрожавших ладони и ощутил нечто теплое и скользкое, толкавшееся ему навстречу. Через мгновение он уже держал головку младенца. Лиззи словно сумела сама взять краткую паузу, потом стала тужиться снова. Удерживая головку одной рукой, он подсунул другую под крохотные плечики, когда и они показались на свет божий. Секундой позже ребенок полностью вышел из лона матери.

Мак держал его и разглядывал: закрытые глазки, темный пушок вместо волос на макушке, миниатюрные конечности.

— Это девочка, — сказал он.

— Она должна сразу же закричать, — с тревогой отозвалась Лиззи.

Мак слышал, что новорожденных обычно шлепают по попке, чтобы заставить дышать. Ему было тяжело заставить себя сделать это, но он понимал, что обязан. Развернув тельце, он нанес в нужное место хлесткий шлепок.

Ничего не получилось.

И теперь, держа грудь ребенка на своей широкой ладони, он осознал: произошло что-то ужасное. Он не мог прощупать биения маленького сердечка.

Лиззи изо всех сил старалась перевести себя в сидячее положение.

— Отдайте мне ее! — потребовала она.

Мак передал ей младенца.

Она взяла девочку и пристально всмотрелась в личико. Поднесла губы ко рту, как будто собираясь поцеловать, а потом резко подула.

Мак отчаянно хотел, чтобы воздух проник в легкие ребенка и заставил заплакать, но ничего подобного не случилось.

— Она мертва, — сказала Лиззи.

Затем прижала младенца к груди и накрыла плащом обнаженное тельце.

— Моя малышка мертва.

И Лиззи разразилась рыданиями.

Мак обнял их обеих и держал в своих объятиях, позволяя несчастной матери выплакаться, выворачивая ему наизнанку и сердце и душу.

Глава 32

После того как ее ребенок оказался мертворожденным, Лиззи жила в мире, целиком окрашенном в серый цвет, среди постоянно молчавших людей, окруженная снаружи дождем и туманом. Она окончательно предоставила слуг самим себе, лишь смутно догадываясь, что Мак взял на себя все хлопоты по хозяйству и руководство прислугой. Она оставила привычку совершать ежедневный обход плантации, дав Ленноксу полную власть над работами на табачных полях. Иногда навещала миссис Тумсон или Сьюзи Делахай, поскольку обе были готовы сколь угодно долго разговаривать с ней о младенце, но не принимала приглашений ни на приемы, ни на балы. Каждое воскресенье она отправлялась к церковной службе во Фредериксберге, а после ее окончания проводила пару часов на погосте, просто стоя, глядя на небольшое надгробие и размышляя над случившимся.

Лиззи была твердо убеждена, что во всем виновата сама. Она продолжала скакать верхом на четвертом и на пятом месяце беременности, не отдыхала достаточно долго, как следовало бы, по мнению знающих женщин. Пустилась в поездку на десять миль в коляске по скверной дороге, заставляя Мака гнать все быстрее и быстрее в ту самую ночь, когда ей суждено было родить девочку, так и не подавшую ни признака жизни.

Она злилась на всех. Сердилась на Джея, покинувшего без особой надобности тем вечером их дом. На доктора Финча, отказавшегося явиться по вызову к раненой негритянке. Даже на Мака за его покорное согласие подчиниться ее приказам и мчаться с сумасшедшей скоростью. Но, разумеется, гораздо сильнее был ее гнев на себя саму: за то, что оказалась плохо подготовлена к родам, за свою импульсивность, нетерпение, нежелание прислушаться к разумным советам. «Не будь я такой по натуре, — думала она, — окажись я нормальной женщиной, рассудительной и осторожной, у меня сейчас была бы на руках маленькая дочурка».

С Джеем обсуждать что-либо она не могла. Поначалу он тоже разъярился. Орал на Лиззи, грозился пристрелить доктора Финча, а Мака публично выпороть до полусмерти. Однако его ярость быстро улеглась, как только ему сообщили, что родилась девочка, и он уже скоро повел себя с Лиззи так, словно она и не была беременна вовсе.

Зато некоторое время ей нравилось разговаривать с Маком. Эпизод с несчастливыми родами по-настоящему сблизил их. Ведь это он укутал ее своим плащом, держал за ноги и нежно принимал младенца, не подозревая о том, что тот мертв. В первые дни он очень помогал ей утешиться, но через пару недель Лиззи почувствовала в нем нараставшее раздражение. Это ведь был не его ребенок, думала она, и он не мог в полной мере разделить ее горе. Как не мог никто другой. И она замкнулась в себе.

Однажды днем через три месяца после несчастья она зашла в детскую, все еще сиявшую свежей краской стен и полов, усевшись там в одиночестве. Она воображала себе крошечную девочку, лежавшую в колыбели, издавая полные довольства, хотя и бессмысленные звуки, или плача от голода, одетую в нарядное платьице и в малюсенькие вязаные носочки. Представляла, как она сосет ее грудь. Раздумывала, в какой ванночке было бы удобнее всего мыть ребенка. Причем видения порой делались настолько живыми, что слезы сначала наворачивались на глаза, а потом стекали по щекам. Она рыдала, но никто не смог бы услышать ее всхлипываний.

Именно в таком плачевном состоянии застал ее Мак, ненароком вошедший в детскую. Во время вчерашней грозы обломки веток и камни попали в камин через трубу, и он склонился к очагу, чтобы очистить его. Ее слез он старательно не замечал.

— Я чувствую себя такой несчастной, — первой заговорила Лиззи.

Он не прервал своей работы, но отозвался без особой ласки в голосе:

— Это едва ли принесет вам пользу.

— Странно, но я почему-то ожидала от вас слов сочувствия, — горестно прошептала она.

— Вы не можете провести остаток своих дней, сидя в детской и заходясь в рыданиях. Люди вокруг нас постоянно умирают. Остальным нужно продолжать нормально жить.

— А если я не хочу? Для чего мне теперь эта жизнь? Для кого мне влачить дальше жалкое существование?

— Вот только постарайтесь обойтись без излишней патетики, Лиззи. Она противоречит вашему истинному характеру.

Он сумел повергнуть ее в шок. Никто не осмеливался разговаривать с ней так недобро со времени трагических родов. Какое право имел Мак усугублять ее горе?

— Вы не должны общаться со мной в таком тоне, — без обиняков заявила она.

Но Мак снова изумил ее, словно вдруг обозлившись. Он отбросил щетку, схватил Лиззи за обе руки и рывком заставил подняться из кресла.

— Не надо мне внушать, что я должен делать, а чего не должен, и диктовать мне мои права, — сказал он.

Мак выглядел таким сердитым, что она даже начала опасаться каких-то насильственных действий с его стороны.

— Оставьте меня в покое!

— Вас слишком многие люди предпочли оставить в покое, — почти рявкнул он, но отпустил ее.

— И что же, по-вашему, мне делать? — спросила Лиззи.

— Все, что заблагорассудится. Садитесь на корабль, отплывающий в Европу, и отправляйтесь жить с матерью в Абердине. Заведите любовную интрижку с полковником Тумсоном. Сбегите через границу штата с каким-нибудь непутевым негодяем. — Он сделал паузу, глядя на нее пристально и жестко. — Или… Решитесь наконец остаться верной женой Джея и родите от него еще детей.

Эта реплика удивила ее.

— Но мне казалось…

— Что вам казалось?

— Ничего.

Она уже давно питала твердую уверенность, что Мак влюблен в нее, не зная лишь, насколько сильно его чувство. После неудавшегося праздника для работников он прикасался к ней и гладил по волосам с нежностью, которую трудно было бы определить иначе, чем словом «любовная». Он поцелуями сушил слезы на ее щеках. А в его объятиях проявлялось нечто значительно большее, чем просто сожаление.

Да и в ее собственной реакции на его ласки содержалось не только стремление к сочувствию и состраданию. Ее тянуло прижаться к его крепкому телу, хотелось ощущать скольжение его губ по своей коже, и вовсе не потому, что так она отчасти утоляла жалость к себе самой.

Но все эти эмоции померкли после несчастья с младенцем. В ее сердце воцарилась опустошенность. Она больше не поддавалась страстям, давая волю только огорчению и даже стремясь стать еще более несчастливой.

Она теперь стыдилась своих прежних желаний. Любвеобильная жена, соблазнявшая стройного молодого лакея, была распространенным персонажем многих комических романов и пьес.

Но, разумеется, Мака никак нельзя было себе представить в роли тощего молодого лакея из дешевой комедии. Постепенно она пришла к выводу, что он был самым замечательным мужчиной из всех, кого она встречала на своем жизненном пути. Хотя прекрасно знала, насколько он самоуверен и порой дерзок. Его мнение о важности собственной персоны выглядело в ее глазах чрезмерно раздутым, и именно оно навлекло на него столько неприятностей и проблем. Но помимо воли она восхищалась тем, как он неизменно восставал против любой тиранической власти — от шахты в Шотландии до табачной плантации в Виргинии. А страдал он чаще всего потому, что вступался за кого-то другого.

И все-таки Джей оставался ее законным супругом. Он был слабоволен и часто откровенно глуп, беззастенчиво лгал ей, но она вышла за него замуж и чувствовала обязанность хранить верность ему.

Мак продолжал пристально смотреть на нее. Интересно, какие мысли бродят в его голове? — подумала Лиззи. Ей показалось, что он имел в виду себя, когда небрежно предложил как один из вариантов будущей жизни: «Сбегите через границу штата с каким-нибудь непутевым негодяем».

Мак осторожно протянул руку и погладил ее по щеке. Лиззи закрыла глаза. Если бы ее мать присутствовала сейчас здесь, она бы точно знала, что сказать дочери.

«Ты вышла замуж за Джея и дала обет хранить вечную верность ему. Женщина ты, наконец, или дитя малое? Настоящая женщина держит свое слово, когда это трудно, а не только когда легко. В этом и заключается основной смысл брачного обета».

А она? Она легко позволяла чужому мужчине ласково прикасаться к своей щеке. Лиззи открыла глаза и смерила Мака долгим взглядом. В его зеленых глазах отчетливо читалось вожделение. И тогда она ожесточилась на него всерьез. Ею овладел внезапный импульс, заставивший что было силы вмазать ему звонкую пощечину.

Впечатление было такое, словно она ударила ладонью по камню. Мак даже не шелохнулся. Но выражение его лица разительно изменилось. Ее удар не оставил на нем ни следа, но она нанесла ему рану в самое сердце. Он выглядел таким шокированным и растерянным, что она тут же почувствовала желание извиниться и снова обнять его. Лишь огромным усилием воли ей удалось сдержаться. Срывающимся голосом она сказала:

— Не смейте даже прикасаться ко мне!

Он ничего не говорил, а лишь смотрел на нее испуганно и обиженно. Лиззи невыносимо было видеть его оскорбленную гримасу, а потому она встала и вышла из комнаты.

* * *

Еще Мак ей сказал: «Или решитесь наконец остаться верной женой Джея и родите от него еще детей». На протяжении целого дня она размышляла над этим. Сама по себе идея пустить Джея в свою постель была ей неприятна, но в том и состоял ее супружеский долг. Если она откажется исполнять эту обязанность жены, то не заслуживает права иметь мужа.

После обеда она решила принять ванну. Как обычно, это превращалось в сложную процедуру, когда в спальне устанавливали цинковое корыто, а пять или шесть энергичных девушек носились вверх по лестнице с кувшинами горячей воды. Когда с мытьем было покончено, она сменила платье на свежее и спустилась к раннему ужину.

Январским вечером стоял жуткий холод. В камине с шумом пылало яркое пламя. Лиззи выпила вина и постаралась завести с Джеем легкую и непринужденную беседу, какие они вели еще до женитьбы. Он не откликнулся на ее попытку, хотя этого следовало ожидать: слишком долго она сама была никуда не годной собеседницей за столом.

После окончания ужина она сказала:

— Прошло уже три месяца со времени потери ребенка. Со мной уже все в полном порядке.

— Что ты имеешь в виду?

— Мое тело опять в нормальном состоянии. — Она не собиралась вдаваться в детали. Но ее груди перестали выделять молоко уже через несколько дней после появления на свет мертворожденного младенца. Небольшие кровотечения продолжались каждый день несколько дольше, но и они постепенно прекратились. — Я хочу сказать, что пусть мой живот уже никогда не станет опять совсем плоским, во всем остальном я полностью поправилась. Окончательно…

Он, казалось, по-прежнему ничего не понимал.

— Зачем ты завела со мной речь об этом?

Стараясь не выдать в голосе признаков раздражения, она ответила:

— Мы снова можем заниматься любовью. Только это я хотела тебе объяснить.

Он хмыкнул и раскурил трубку.

Его реакция оказалась совершенно не той, на какую могла рассчитывать любимая женщина.

— Ты придешь ко мне в спальню этой ночью? — настойчиво спросила она.

На лице Джея отразилась досада.

— Считается, что мужчине положено задавать жене подобные вопросы. — Он раздраженного тона не скрывал.

Она встала из-за стола.

— Просто хотела дать тебе знать, что готова.

Лиззи покинула столовую с чувством глубокой обиды.

Милдред поднялась наверх, чтобы помочь ей раздеться. Пока горничная снимала с нее нижние юбки, Лиззи как можно более небрежно спросила:

— Мистер Джеймиссон уже лег спать?

— Нет. Как мне показалось, он пока не ложился.

— Он по-прежнему сидит внизу?

— По-моему, он вышел из дома.

Лиззи всмотрелась в хорошенькое личико горничной. В его выражении она заметила нечто странное и не сразу понятное.

— Милдред, ты что-то от меня скрываешь?

Девушка была еще слишком молода — ей только исполнилось восемнадцать, — чтобы успеть приобрести талант и навыки опытной обманщицы. Она отвела глаза в сторону.

— Нет, миссис Джеймиссон.

Лиззи окончательно уверилась, что она лжет. Но почему?

Милдред принялась расчесывать ей волосы. Лиззи же размышляла, куда мог отправиться Джей. Он часто теперь уходил после ужина. Иногда сообщал, что идет играть в карты или смотреть петушиные бои, но чаще не говорил ничего. У нее сложилось впечатление, хотя и мало на чем основанное, будто он отправлялся пить ром в тавернах с другими мужчинами. Но если бы дело обстояло так просто, Милдред прямо сказала бы ей об этом. И Лиззи поневоле задумалась об альтернативном объяснении.

Не появилась ли у супруга другая женщина?

* * *

Прошла еще неделя, но он так ни разу и не пришел к ней в спальню.

А у нее возникла навязчивая идея, что он завел роман на стороне. Единственной подходящей кандидатурой ей казалась Сьюзи Делахай. Молода, хороша собой. А ее муж часто подолгу отсутствовал дома. Подобно многим мужчинам в Виргинии, он увлекался скачками и мог проводить в дороге несколько дней, чтобы присутствовать при очередных состязаниях. Уж не сбегал ли Джей втайне от нее из дома по вечерам, чтобы доехать верхом до плантации Делахаев и забраться под одеяло к Сьюзи?

Она упрекала себя в слишком буйной фантазии, но такого рода мысли не давали ей покоя.

В седьмую ночь она выглянула из окна спальни и заметила свет лампы со свечой внутри, который перемещался поперек погруженной во мрак лужайки.

Лиззи решила проследить за ним.

Было холодно и очень темно, но она не стала терять времени на переодевание. Схватила шаль, обернула вокруг плеч и сбежала вниз по лестнице.

Затем тихо выскользнула из двери дома. Две борзых, спавших под портиком, проснулись и с любопытством посмотрели на хозяйку.

— За мной, Рой! За мной, Рекс! — окликнула их она и побежала по траве, следуя за проблесками света фонаря, а собаки следовали за ней, порой путаясь под ногами.

Вскоре свет скрыли деревья леса, но к тому моменту она находилась достаточно близко, чтобы понять: Джей (если это был все-таки он) шел по тропе, ведшей к табачному сараю и домикам надсмотрщиков.

Быть может, Леннокс уж оседлал там коня, чтобы Джей смог поскакать к усадьбе семьи Делахай. А в том, что Леннокс здесь замешан, она нисколько не сомневалась. Этот человек неизменно становился соучастником мужа во всех его ошибочных или дурных поступках.

Даже не видя больше перед собой направляющего фонаря, она легко нашла коттеджи. Их было два. Один из них занимал Леннокс. Во втором прежде обитал Соуэрби, но сейчас он пустовал.

Однако внутрь него кто-то сейчас проник.

Ставни на окнах закрыли, чтобы уберечься от холода, но сквозь узкие щели проникал свет.

Лиззи остановилась и замерла на месте в надежде унять учащенное сердцебиение, но пульс участился не от бега, а от страха. Ее заранее пугало зрелище, ожидавшее внутри. При одной только мысли, что Джей обнимает сейчас Сьюзи Делахай, как обнимал прежде ее, целует в губы, как целовал ее губы, она переполнялась тошнотворной яростью. Она даже подумала, не лучше ли будет немедленно вернуться назад. Но неведение оказалось бы более невыносимым, чем самая горькая правда.

Лиззи тронула дверь. Не заперта. Она открыла ее и вошла внутрь.

Коттедж делился на два помещения. В кухне сразу при входе никого не оказалось, но до нее сразу донесся приглушенный голос из расположенной дальше спальни. Значит, они уже лежат в постели? На цыпочках она подкралась к двери комнаты, взялась за ручку, глубоко вдохнула и распахнула дверь настежь.

Сьюзи Делахай здесь не было и в помине.

Зато присутствовал Джей. Он лежал поверх кровати в рубашке и в бриджах, но без пальто и босой.

У дальнего края кровати стояла рабыня.

Имени девушки Лиззи не знала, поскольку она принадлежала к числу тех четырех, которых Джей недавно купил в Уильямсберге. Примерно одного с Лиззи возраста, стройная и очень красивая с особенно привлекательными светло-карими глазами. Она была совершенно обнажена, и Лиззи отчетливо видела гордо торчавшие вверх соски ее коричневых грудей и густые курчавые волосы на лобке.

И пока Лиззи недоуменно разглядывала ее, девица окинула ее саму взглядом, которого она никогда уж не смогла бы забыть: взглядом наглым, презрительным и триумфальным. «Быть может, ты и считаешься хозяйкой в этом доме, — казалось, говорил этот взгляд, — но он каждую ночь ложится в постель со мной, а не с тобой».

Голос Джея донесся до нее словно откуда-то издалека:

— Лиззи! О, мой бог!

Она повернулась к нему и заметила, как он весь сжался от ее пламенного взора. Но вот только его испуг не послужил для нее достаточным удовлетворением: она давно знала, насколько он жалкий трус и слабак.

Потом Лиззи обрела дар речи.

— Можешь идти к дьяволу, Джей, — тихо процедила она, развернулась и покинула коттедж.

* * *

Она вернулась в свою комнату, взяла из ящика стола ключи и спустилась в оружейную комнату.

Ее ружья фирмы «Гриффин» располагались на стойке в шкафу рядом с ружьями Джея, но она оставила их на месте и остановила свой выбор на паре небольших пистолетов в кожаном футляре. Осмотрев содержимое шкафа, она нашла наполненный порохом рог, достаточное количество пыжей, несколько запасных кремней, но не обнаружила пуль. Лиззи обыскала все помещение, но ни единой пули ей так и не попалось под руку. Зато там лежали несколько небольших слитков свинца. Она взяла один из них, захватила инструмент для отливки пуль, внешне напоминавший простые клещи, и покинула оружейную комнату, не забыв снова запереть дверь на замок.

Сидевшие в кухне Сэра и Милдред недоуменно уставились на нее испуганными глазами, когда она прошла мимо с пистолетным футляром под мышкой. Ни слова не говоря, она открыла буфет, достала из него крепкий нож и маленькую тяжелую чугунную сковородку с выемкой для слива масла. Затем поднялась в свою спальню и заперлась изнутри.

Она растопила камин до такого жара, что сама не могла стоять рядом с ним дольше нескольких секунд. Положила свинцовый слиток на сковородку, поставив ее на огонь.

Ей вспомнилось, как Джей вернулся из Уильямсберга с четырьмя молодыми рабынями. На ее вопрос, почему он не купил мужчин, муж ответил, что девушки стоили дешевле и были более покорными. Тогда она сразу же выбросила все мысли по этому поводу из головы — ее гораздо больше разозлило его экстравагантное приобретение в виде нового экипажа. Теперь же с запоздалой горечью она все поняла.

Раздался стук в дверь, и донесся голос Джея:

— Лиззи!

Он повернул ручку и попытался открыть дверь. Обнаружив ее запертой, взмолился:

— Лиззи! Впусти меня, пожалуйста!

Она проигнорировала его уговоры. Сейчас Джей был напуган и чувствовал за собой вину. Но уже чуть позже он найдет способ убедить сам себя, что не сделал ничего дурного, и тогда уже сам разозлится на нее. Лишь временно он был совершенно беспомощен и безвреден.

Еще около минуты он продолжал стучать в дверь, а затем сдался и ушел.

Когда свинец расплавился, Лиззи сняла сковородку с очага. Быстрым движением она налила немного свинца в инструмент для отливки пуль. С одного его конца была устроена сферическая емкость, наполненная теперь жидким свинцом. Она опустила емкость в миску с водой, стоявшую на умывальнике, чтобы свинец быстрее остыл и затвердел. Когда же через некоторое время она нажала на ручки инструмента, его головка раскрылась, и оттуда выпала почти идеально ровная круглая пуля. Лиззи подняла ее с пола. Получилось прекрасно, если не считать небольшой зазубрины, которую она удалила с помощью ножа.

Лиззи продолжала изготовление пуль до тех пор, пока не использовала весь свинец. Затем зарядила оба пистолета и положила рядом со своей кроватью. Проверила крепость дверного замка.

И только после этого улеглась в постель.

Глава 33

Мак возненавидел Лиззи за нанесенную ему пощечину. Каждый раз, вспоминая о ней, он ощущал вспышку озлобленности. Она сама подавала ему ложные манящие сигналы, а потом наказала, стоило ему отозваться на них. Обыкновенная дрянь, говорил он себе. Бессердечная великосветская кокетка, флиртовавшая с ним, но лишь забавлявшаяся и игравшая его чувствами.

Однако в глубине души он знал, что это неправда, и через какое-то время изменил отношение к ней. Размышления привели его к выводу: Лиззи попала под власть противоречивших одна другой эмоций. Она всерьез увлеклась им, но была замужем за другим мужчиной. В ней слишком сильно развито чувство долга, и ее привело в ужас ощущение, что она нарушает его. А потом в полном отчаянии она попыталась решить мучительную дилемму, поссорившись с ним.

Ему очень хотелось объяснить ей, что ее верность Джею перестала быть обязательством по его же вине. Все рабы прекрасно знали уже не первый месяц, как Джей проводит ночи в коттедже с Фелией, красивой и похотливой чернокожей девушкой из Сенегала. Но он был уверен, что Лиззи рано или поздно сама все выяснит. Так оно и случилось. Две ночи назад. Ее реакция оказалась в полном соответствии с ее характером. Она заперлась у себя в спальне, вооружившись пистолетами.

Как долго она сможет так продержаться? Каким образом все закончится? «Сбегите через границу штата с каким-нибудь непутевым негодяем», — предложил он ей, имея в виду, конечно же, самого себя. Но Лиззи никак не отозвалась на предложение. Разумеется, ей и в голову не приходила мысль связать свою жизнь с Маком. Не приходилось сомневаться, что он ей нравился, воспринимался не просто как слуга. Он принял ее ребенка. Она откровенно наслаждалась его объятиями. Но все это не означало готовности бросить мужа и сбежать с Маком на край света.

Он беспокойно ворочался той ночью в постели почти до самого рассвета, обдумывая создавшееся положение, когда снаружи до него донеслось тихое ржание лошади.

Кто мог здесь появиться в столь неурочный час? Нахмурившись, он тихо встал с лавки, на которой спал, не снимая рубашки и бриджей, и подошел к двери хижины.

Воздух снаружи обдал его жестоким холодом, и он невольно поежился, когда открыл дверь. Наступало туманное утро, шел мелкий дождь, но солнце уже скоро должно было показался над горизонтом, и в серебристом свете он отчетливо разглядел двух женщин, подходивших к хижинам рабов. Одна из них вела за собой пони.

Через мгновение он узнал более высокую из двух — Кору. Но почему она рискнула проделать ночью столь далекий путь, чтобы явиться сюда? У него сразу же возникло предчувствие дурных новостей.

Но затем он узнал и вторую.

— Пег! — воскликнул он, не сумев сдержать радости.

Она тоже увидела его и бегом устремилась навстречу. Как же она повзрослела, не преминул отметить он про себя. Пег подросла на несколько дюймов, и сами по себе очертания ее фигуры изменились. Но лицо оставалось прежним. Она кинулась прямо к нему в объятия.

— Мак! — сказала она. — О, Мак, мне так страшно!

— А я опасался, что больше никогда не увижусь с тобой, — отозвался он. — Что произошло?

Ответила Кора:

— Пег попала в беду. Ее купил фермер с далекой холмистой окраины по имени Бурго Марлер. Он попытался изнасиловать ее, и тогда она пырнула его кухонным ножом.

— Бедняжка Пег. — Мак крепче прижал ее к себе. — Что сталось с тем фермером? Он мертв?

Пег кивнула.

А Кора пояснила:

— Об этом написали в «Виргиния газетт», и с тех пор все шерифы колонии разыскивают Пег.

Мак ужаснулся. Если Пег поймают, не избежать ей виселицы.

Их громкий разговор разбудил других рабов. Некоторые из бывших заключенных вышли из хижин, узнали Кору и Пег, приветливо восприняв их приход.

— Как ты добралась до Фредериксберга? — обратился к девушке Мак.

— Дошла пешком. — Ее лаконичный ответ нес на себе отпечаток прежней отважной и свободолюбивой личности. — Я знала, что нужно двигаться на восток и найти реку Раппаханнок. Идти пришлось по ночам, а направление я уточняла у людей, которые ночью не спят, — у рабов, беглецов, армейских дезертиров и даже у индейцев.

— Я смогла спрятать ее у себя дома на несколько дней. Муж как раз уехал по делам в Уильямсберг. Однако пошли слухи, что местный шериф собирается провести поиск среди всех, кто прибыл на «Бутоне розы».

— Но это значит, что он непременно явится и сюда тоже! — воскликнул Мак.

— Верно. Он, наверное, ненамного отстал от нас.

— Откуда тебе известно?

— Он уже в пути. Как раз собирал поисковую группу, когда мы покидали город.

— Но, Кора, зачем же ты тогда привела ее ко мне?

Лицо Коры внезапно приняло злое выражение.

— Потому что она — твоя проблема. У меня богатый муж, прекрасный дом и даже персональная скамья в церкви. Мне вовсе ни к чему, чтобы треклятый шериф обнаружил убийцу на сеновале в моей конюшне!

Прочие бывшие заключенные стали неодобрительно перешептываться. Мак же смотрел на нее в недоумении. А ведь когда-то он хотел соединить свою судьбу с этой эгоистичной женщиной!

— Боже, до чего же ты стала бессердечна, — с ответной злостью бросил он ей упрек.

— Но ведь я спасла ее, не так ли? — возмутилась Кора. — Теперь твоя очередь спасти и ее и меня!

— А тебе спасибо за все, Кора! — воскликнула Пег. — Ты действительно спасла меня.

За происходившим молча наблюдал Коби, и Мак почти машинально обратился к нему, чтобы обсудить возникшую проблему.

— Мы могли бы тайно спрятать ее на плантации Тумсона, — предположил он.

— Могли бы, но шериф скорее всего устроит обыск и там тоже, — сказал Коби.

— Черт! Я как-то не подумал об этом. — Где же ее укрыть? — Они в самом деле обрыщут каждый дюйм окрестных плантаций, конюшни, табачные сараи…

— Ты уже успел отодрать Лиззи Джеймиссон? — спросила Кора.

— Что значит «уже»? Конечно, я не спал с ней.

— Значит, ведешь себя глупо. Держу пари, она страстно хочет лечь под тебя.

Ему глубоко претило примитивное, лишенное всякой романтики отношение Коры к сексу, но он не стал притворяться, что не понимает смысла ее слов.

— Пусть даже хочет. Что с того?

— Она окажется готова спрятать Пег, если ты попросишь?

Мак далеко не был ни в чем уверен. «Как я вообще смогу просить ее об этом?» — задумался он. Ему трудно было бы продолжать любить женщину, которая отказалась бы защитить почти ребенка в такой ситуации. Но он все-таки сомневался, согласится ли Лиззи пойти на такой риск. И это странным образом рассердило его. Как смел он испытывать в ней сомнения?

— Она может сделать это просто по доброте душевной, — сказал он с особым нажимом на окончании фразы.

— Наверное. Но похоть и желание угодить ее объекту я считаю куда как более надежной мотивацией.

Мак услышал лай. Похоже, подали голос борзые, спавшие при входе в большой дом. Что их переполошило? Но затем со стороны реки донесся лай других псов.

— Появление поблизости чужих собак встревожило Роя и Рекса, — пояснил Коби.

— Неужели это уже поисковая партия? — спросил Мак с нарастающей тревогой.

— Наверняка, — подтвердил его догадку Коби.

— Я напрасно надеялся, что у нас есть время придумать хоть какой-то план действий.

Кора развернулась и взобралась в седло своего пони.

— Мне пора убираться отсюда, пока они меня не заметили. Удачи вам, — тихо пожелала она, отъезжая от хижин, и вскоре исчезла в окутанном туманом лесу подобно призраку.

Мак обратился к Пег:

— Нам необходимо торопиться. Иди со мной к дому. Это наилучший выход при создавшихся обстоятельствах.

Она выглядела до крайности перепуганной.

— Я сделаю все, что ты считаешь нужным.

— А я пойду проверю, кто нагрянул к нам в гости, — сказал Коби. — Если это группа шерифа, постараюсь как-нибудь задержать ее.

Пег не отпускала руки Мака, пока они при сером предрассветном свете в спешке пересекали стылые поля и отсыревшие лужайки. Собаки сорвались с привычных мест под портиком и бросились к ним. Рой облизал Маку пальцы, а Рекс с любопытством обнюхал Пег, но животные не издавали больше ни звука.

В доме никогда не запирались на ночь все двери. Мак и Пег вошли со стороны заднего двора. Они осторожно поднялись по лестнице. Мак выглянул в окно на площадке второго этажа и разглядел черно-белые фигуры пяти или шести мужчин, которые в сопровождении нескольких собак двигались от берега реки. У него на глазах группа разделилась: двое направились к дому, а остальные вместе с псами — к хижинам рабов.

Мак подошел к спальне Лиззи. «Только не подведи меня сейчас», — мысленно умолял он. Дотронулся до двери. Она была заперта.

Он едва слышно постучал, опасаясь разбудить спавшего в соседней комнате Джея.

Никакой реакции не последовало.

Он постучал громче.

Затем изнутри до него донеслись мягкие звуки шагов, и через дверь отчетливо раздался голос Лиззи:

— Ну, кого там черт принес?

— Тсс! Это я — Мак, — прошептал он.

— Какого дьявола вы явились ко мне?

— Это не то, о чем вы могли подумать. Откройте дверь, пожалуйста.

Он услышал, как в замке провернулся ключ, и дверь открылась. В полумраке он почти не видел Лиззи. Она вернулась вглубь спальни. Он вошел и буквально втащил за собой Пег. Света в комнате не было вообще.

Она подошла к окну и подняла одно из жалюзи. Теперь при бледном освещении он разглядел ее, одетую в подобие ночной рубашки и соблазнительно растрепанную.

— Объясните, что вам нужно. Только побыстрее, — сказала она. — И лучше будет, если у вас действительно есть веская причина тревожить меня. — Но потом заметила Пег, и сразу несколько сменила тон: — Вижу, вы не один.

— Это Пег Нэпп.

— Я помню ее, — кивнула Лиззи. — Как поживаете, Пегги?

— У меня снова большие неприятности, — сразу же призналась девочка.

— Ее продали жестокому и дикому нравом фермеру с предгорий, который пытался изнасиловать ее, — пояснил Мак.

— О боже милостивый!

— И она его убила.

— Несчастное дитя, — сказала Лиззи и обняла Пег. — Поистине несчастное дитя.

— Теперь ее разыскивает шериф. Он уже добрался до вашей плантации и рыскает среди хижин полевых работников. — Мак всмотрелся в худенькое личико Пег, и перед его мысленным взором живо нарисовалась виселица во Фредериксберге. — Нам нужно где-то спрятать ее.

— Предоставьте разговор с шерифом мне, — сказала Лиззи.

— Что у вас на уме? — спросил Мак.

Он всегда начинал нервничать, когда Лиззи пыталась взять инициативу на себя.

— Я сумею внушить ему, что Пег всего лишь защищалась от попытки изнасилования.

Если Лиззи была в чем-то твердо уверена сама, ей чаще всего казалось, что никто не сможет оспорить ее мнения. Досадный самообман. Мак нетерпеливо помотал головой.

— Номер не пройдет, Лиззи. Шериф будет настаивать, что только суд может решать вопрос о ее невиновности, но не вы.

— В таком случае она останется здесь до начала суда.

Представления Лиззи о жизни порой были настолько далеки от реальности, что могли только злить и удивлять, вот и сейчас Маку пришлось сдержаться, чтобы продолжить спокойно и внушительно:

— Вы не можете помешать шерифу арестовать человека, обвиняемого в убийстве, что бы вы сами ни думали о том, кто прав, а кто виноват.

— Вероятно, ей все же придется предстать перед судом. И если она невиновна, ее не смогут приговорить…

— Лиззи, оставьте свой идеализм! — Мак начал приходить в отчаяние. — Нет такого суда во всей Виргинии, который оправдал бы бывшую преступницу, убившую своего хозяина. Здесь все до ужаса боятся подвергнуться нападению собственных рабов. Даже если присяжные поверят в ее версию этой истории, они приговорят Пег к виселице попросту в назидание другим.

Лиззи тоже начала раздражаться и собиралась ему резко возразить, когда Пег заплакала. Это заставило Лиззи сомневаться. Затем она прикусила губу и спросила:

— Как же, по-вашему, нам следует поступить?

Снаружи донеся рык одной из борзых, а потом мужской голос, старавшийся ласковой интонацией успокоить собаку.

— Я хотел просить вас спрятать Пег здесь, пока они будут обыскивать дом. Вы согласны пойти на это?

Он внимательно наблюдал за выражением ее лица. «Если ты откажешься, — думал он, — то я зря влюбился в тебя».

— Конечно же, пойду, — ответила она. — За кого вы меня принимаете?

Мак удовлетворенно улыбнулся, охваченный чувством величайшего облегчения. Его любовь к ней оказалась столь сильна, что в этот момент ему с трудом удалось унять так и просившиеся на глаза слезы. Пришлось глубоко сглотнуть.

— Я считаю вас просто чудесной женщиной, — хрипло сделал признание он.

Они разговаривали приглушенно, но внезапно Мак услышал какой-то звук в спальне Джея за стеной. Ему предстояло сделать еще очень многое, прежде чем Пег окажется в безопасности.

— Мне нужно немедленно уйти отсюда, — сказал он. — Пусть вам сопутствует удача!

И он стремительно вышел. Пересек лестничную площадку и легко сбежал по ступеням. Уже оказавшись в холле, он подумал, что услышал, как открылась дверь спальни Джея, но назад больше не оборачивался.

В прихожей он остановился, чтобы перевести дух и прийти в себя. «Я здесь всего лишь слуга при доме и понятия не могу иметь, что понадобилось здесь шерифу», — внушил он сам себе линию поведения. Нацепив на лицо вежливую улыбку, открыл входную дверь.

Перед ней стояли двое. Оба были одеты как обеспеченные граждане Виргинии: высокие сапоги для верховой езды, удлиненные жилеты и треугольные шляпы. Через плечо у каждого висел на ремне кожаный футляр с пистолетами. От них разило ромом. Они явно подогревались изнутри, чтобы защититься от холодного ночного воздуха.

Мак занял собой весь дверной проем, чтобы не дать им сразу же войти.

— Доброе утро, джентльмены, — произнес он. Но при этом не мог унять учащенного сердцебиения. Ему с трудом удавалось говорить спокойным и небрежным тоном. — Похоже, вы привели к нам поисковую группу.

Более высокий из двоих представился:

— Я — шериф округа Спотсилвания и разыскиваю девушку по имени Пегги Нэпп.

— Да, я заметил ваших собак. Вы направили их к жилищам рабов?

— Верно.

— Разумное решение, шериф. Вы застанете ниггеров спящими, и они не смогут скрыть от вас беглянку.

— Рад слышать ваше одобрение, — с сарказмом отозвался шериф. — Но сейчас нам необходимо войти в дом.

Бывший заключенный не имел выбора, кроме как подчиниться распоряжению свободного человека, и Маку пришлось отступить в сторону, впустив визитеров в холл. Он все еще надеялся, что они посчитают излишним обыск в доме.

— Почему вы уже на ногах? — спросил шериф с подозрением. — Мы ожидали необходимости разбудить всех.

— Я всегда встаю очень рано.

Шериф лишь неопределенно хмыкнул.

— Ваш хозяин дома?

— Да.

— Проводите нас к нему.

Маку меньше всего хотелось сейчас дать им подняться по лестнице и оказаться в опасной близости к Пег.

— Как мне показалось, я слышал, что мистер Джеймиссон тоже уже поднялся с постели, — сказал он. — Прикажете попросить его спуститься к вам?

— Не стоит. Я бы не хотел причинять ему неудобство, заставив в спешке одеваться для встречи с нами.

Мак про себя грязно выругался. Шериф явно преисполнился решимости заставать всех врасплох. Но возражать не смел.

— Проходите за мной, пожалуйста.

И повел их на второй этаж.

Он постучал в дверь спальни Джея. Мгновением позже тот открыл, оставаясь в ночной сорочке, поверх которой набросил покрывало.

— Какого дьявола? Что здесь происходит? — раздраженно спросил он.

— Я — шериф Абрахам Бартон, мистер Джеймиссон. Прошу прощения за беспокойство, но мы разыскиваем убийцу Бурго Марлера. Вам знакомо имя Пегги Нэпп?

Джей пристально посмотрел на Мака.

— Разумеется, знакомо. Эта девчонка всегда была воровкой, и меня нисколько не удивляет, что теперь она стала еще и убийцей. Вы уже спросили Макэша, знает ли он, где она?

Бартон удивленно повернулся к Маку.

— Так вы и есть тот самый Макэш! Но почему-то не упомянули об этом.

— Вы не просили меня представиться, — отозвался Мак.

Бартона его ответ не удовлетворил.

— Стало быть, вы знали, что этим утром я появлюсь здесь?

— Нет.

Джей спросил с тем же подозрением в голосе:

— Тогда почему вы встали с постели так рано?

— Когда я работал на шахте вашего отца, то брался за труд уже в два часа ночи. С тех пор не могу избавиться от привычки просыпаться в самое неурочное время.

— Я как-то этого прежде не замечал за вами.

— Потому что сами очень долго спите.

— Поумерьте вашу наглость, черт бы вас побрал!

— Когда вы в последний раз видели Пегги Нэпп? — спросил Бартон у Мака.

— Когда меня высадили с борта корабля «Бутон розы» полгода тому назад.

Шериф снова обратился к Джею:

— Ниггеры могут прятать ее у себя. Нам пришлось взять с собой собак-ищеек.

Джей сделал рукой великодушный жест.

— Продолжайте делать все, что необходимо.

— Нам нужно также обыскать ваш дом.

Мак затаил дыхание. А он так надеялся, что обыска не будет!

Джей нахмурился.

— Маловероятно, что девчонка может находиться здесь.

— И все же ради того, чтобы окончательно удостовериться…

Джей колебался. Мак рассчитывал, что в Джее сыграет свойственное ему высокомерие и он пошлет шерифа куда подальше. Но лишь мгновением позже он только пожал плечами и сказал:

— Разумеется, приступайте.

У Мака сердце оборвалось.

— В доме постоянно живем только мы с женой, — продолжал Джей. — Остальные комнаты пустуют. Но проверьте везде непременно. Предоставляю все вам.

И он закрыл дверь.

— Где расположена спальня миссис Джеймиссон? — спросил Бартон у Мака.

Мак сглотнул.

— В соседней комнате.

Он сделал несколько шагов и тихо постучал. У него зуб на зуб не попадал от страха, когда он спросил:

— Миссис Джеймиссон? Вы еще спите?

Наступила продолжительная пауза, а потом Лиззи открыла дверь. Приняв до крайности заспанный вид, она спросила:

— Что вам понадобилось от меня в столь ранний час?

— Шериф разыскивает беглую преступницу.

Лиззи открыла дверь шире.

— Что ж, у меня ее нет, уверяю вас.

Мак заглянул в комнату, гадая, где прячется Пег.

— Мы можем ненадолго войти? — спросил Бартон.

В глазах Лиззи промелькнуло почти неуловимое выражение испуга, и Маку оставалось только гадать, уловил ли его Бартон. Но потом Лиззи пожала плечами, изображая полнейшую апатию, и сказала:

— Входите, не стесняйтесь.

Мужчины переступили через порог, явно ощущая неловкость. Лиззи же словно ненароком позволила своему халату немного распахнуться. Даже Мак поневоле устремил взгляд туда, где под тончайшей тканью ночной рубашки круглились ее пышные груди. У обоих визитеров сработал такой же рефлекс. Лиззи заметила, куда смотрит шериф, и стыдливо отвернулась. Она намеренно заставляла их испытывать дискомфорт, чтобы с обыском было покончено как можно скорее.

Шериф припал на пол и заглянул под кровать, пока его помощник осматривал гардероб. Лиззи села на край кровати. Едва заметным жестом она взялась за край покрывала и подтянула его. Мак успел на краткий миг заметить грязную маленькую пятку, прежде чем она снова исчезла под покрывалом.

Пег пряталась в постели.

Ее тощее тело почти не образовывало никакой выпуклости под простыней и одеялом, чуть смятыми хозяйкой.

Шериф открыл шкаф для постельного белья, а подручный зашел за ширму. В комнате было не так уж много мест, заслуживавших проверки. Захотят ли они стянуть покровы с постели?

Та же мысль явно испугала Лиззи, поскольку она поспешила сказать:

— Если вы закончили, мне бы хотелось досмотреть свой сон.

И она улеглась в постель.

Бартон пристально посмотрел на Лиззи, а потом вновь оглядел кровать. Хватит ли у него смелости потребовать, чтобы хозяйка дома еще раз встала? Но на самом деле он, конечно же, представить себе не мог, чтобы пара плантаторов прятала у себя в доме убийцу. Он проводил обыск проформы ради, желая иметь потом право считать, что не упустил ни единой возможности. После краткого колебания он сказал:

— Благодарю вас, миссис Джеймиссон. Мне было крайне жаль тревожить ваш покой. Теперь мы продолжим поиски в поселении ваших рабов и в подсобных помещениях.

От облегчения Мак почувствовал редкую для себя слабость в коленях. С трудом скрывая торжество, он распахнул дверь, чтобы посетители могли выйти.

— Желаю вам удачи, — напутствовала их Лиззи. — Кстати, шериф! Когда покончите с делами, приводите своих людей в дом и все вместе позавтракайте у нас как следует!

Глава 34

Лиззи оставалась в своей комнате, пока поисковики с собаками рыскали по всей плантации. Они тихо беседовали с Пег, и девочка поведала ей историю своей жизни. Лиззи эта печальная повесть потрясла и привела в ужас. Пег все еще оставалась ребенком, скуластым, хорошеньким, исхудалым. И мертворожденное дитя Лиззи тоже было девочкой.

Они даже пустились в откровенности и рассказали друг другу о своих мечтах. Лиззи призналась, что хотела бы жить под открытым небом, носить мужскую одежду и проводить дни в седле с ружьем в руках. Пег, в свою очередь, достала из-под рубашки основательно потрепанную картинку. Это была раскрашенная от руки журнальная иллюстрация, изображавшая отца, мать и ребенка, стоявших перед уютным загородным домиком.

— Мне всегда хотелось быть этой маленькой девочкой с картинки, — сказала она. — Но теперь иногда я больше хочу быть матерью.

В обычное время появилась повариха Сэра и принесла на подносе завтрак для Лиззи. Когда она постучала, Пег спряталась под покрывало, но служанка сразу заявила:

— Мне все известно о Пегги. Вам не о чем беспокоиться.

Пег высунулась наружу, а Лиззи с беспокойством спросила:

— А есть хоть кто-то, кому о Пегги не известно?

— Есть. Это мистер Джеймиссон и мистер Леннокс.

Лиззи разделила завтрак с Пег. Девочка с такой скоростью поглощала жареную ветчину и яичницу, словно месяц не ела вообще.

Поисковая группа удалилась, когда они заканчивали трапезу. Лиззи и Пег осторожно выглянули в окно и пронаблюдали, как мужчины пересекают лужайку и направляются к берегу реки. Вид у них был разочарованный и унылый, плечи поникли. Даже собаки прониклись общим настроением, но послушно плелись за хозяевами.

Когда они окончательно скрылись из вида, Лиззи с облегчением вздохнула:

— Все! Теперь ты в безопасности!

Они на радостях горячо обняли друг друга. Тельце Пег ощущалось настолько худосочным, что Лиззи испытала прилив почти материнской любви к бедняжке.

— Я всегда в безопасности, если Мак где-то рядом, — убежденно сказала Пег.

— Но тебе придется оставаться в моей спальне, пока мы не убедимся, что Джей и Леннокс не смогут обнаружить тебя.

— Вас беспокоит вероятность посещения вашей комнаты мистером Джеймиссоном? — спросила Пег.

— Нет. Он ко мне вообще никогда не заходит.

Пег выглядела удивленной, но не стала больше задавать никаких вопросов. Зато сделала неожиданное заявление:

— Когда вырасту, непременно выйду за Мака замуж.

И у Лиззи возникло более чем странное впечатление, что это стало предупреждением для нее держаться от Мака подальше.

* * *

Мак расположился в старой детской, где, как он мог быть уверен, его никто не побеспокоит, и перебирал свой походный набор для выживания. Он раздобыл моток бечевки, а кузнец Касс изготовил для него шесть крючков, чтобы он мог ловить рыбу. Припас жестяные кружку и тарелку из тех, какие обычно выдавали рабам. Трут для разведения огня и приготовления пищи. Топор и большой нож он втихаря стащил, когда работники валили лес и изготавливали бочки.

На самом дне сумки, обернутый в лоскут материи, лежал ключ от оружейной комнаты. Последнее, что он собирался сделать перед побегом, было похищение ружья и боеприпасов к нему.

Кроме того, в холщовом мешке уже хранились его личный экземпляр «Робинзона Крузо» и железный ошейник, который он привез с собой из Шотландии. Он взял ошейник в руку, вспоминая, как сломал его в кузнице в ночь бегства из Хьюка, как танцевал джигу при лунном свете, празднуя обретенную свободу. Прошло более года, а он все еще не стал свободным человеком. Но не сдался, не покорился судьбе.

Появление Пег устранило последнее препятствие, не позволявшее ему совершить побег из Мокджек Холла. Ее тайно перевели в поселок для рабов, где поселили в хижине для одиноких девушек. Они все умели хранить секреты и неизменно были готовы помочь одной из своих. Уже не впервые в тех хижинах укрывали беглецов: любой несчастный мог рассчитывать получить миску поленты и лепешку на ужин на каждой плантации в Виргинии.

Днем она уходила в леса и бродила там, прячась от посторонних глаз до наступления темноты. Затем возвращалась в хижину и садилась есть вместе с остальными работниками. Но Мак знал, что это не может продолжаться долго. Уже скоро скука сделает ее неосторожной, и она попадется. Однако ей оставалось жить так не слишком много дней.

У Мака от предвкушения холодок пробегал по коже. Кора вышла замуж, Пег была спасена, а карта ясно указывала ему, в каком направлении двигаться. К свободе он рвался всем сердцем. Теперь в любой из дней он и Пег могли просто уйти с плантации по окончании работ. К рассвету они окажутся уже в тридцати милях отсюда. Днем станут прятаться, а идти придется по ночам. Как и все беглецы, они будут выпрашивать еду у рабов на ближайшей плантации каждое утро и каждый вечер.

Но в отличие от большинства сбежавших Мак не станет пытаться найти работу, удалившись всего на сто миль. Именно поэтому подобных ему всегда очень быстро находили. Он собирался уйти намного дальше. Его целью были необитаемые края по другую сторону гор. Только там он станет свободным.

Но Пег уже была с ними целую неделю, а он по-прежнему оставался в Мокджек Холле.

Он вновь и вновь осматривал свою карту, рыболовные крючки и трут. До свободы оставалось сделать всего лишь шаг, но Мак не решался на него.

Он всерьез влюбился в Лиззи, и мысль, что придется навсегда расстаться с ней, была для него невыносимой.

* * *

Лиззи стояла совершенно обнаженная перед трюмо в спальне, разглядывая свое тело.

Она сказала Джею об окончательном возвращении в нормальное состояние после беременности, но правда состояла в том, что она уже никогда не станет такой, как прежде. Ее груди обрели былые формы и размеры, но не были больше упругими и крепкими. Казалось даже, они свисали чуть ниже, чем раньше. А теперь она поняла, что и живот не приобретет нормального вида: небольшая выпуклость и складки кожи на нем останутся навсегда. Там, где кожа в свое время слишком натянулась, пролегли тонкие серебристые растяжки. Они поблекли, но не пропали совсем, и она осознавала невозможность избавиться от них полностью. Еще ниже то место, откуда появился на свет младенец, тоже стало выглядеть иначе. Когда-то оно было таким узким, что она с трудом могла проникнуть в него пальцем. А ныне заметно растянулось.

Она могла только догадываться, не в этом ли крылась главная причина утраты Джеем желания обладать ей. Он, конечно, не видел ее тела полностью обнаженным после родов, но, вероятно, знал, каким оно стало, или ему рассказали, что вызвало в нем отвращение к ней. Фелия, та красавица рабыня, еще не рожала. Ее тело оставалось совершенным. Хотя Джей рано или поздно обрюхатит и ее тоже. Но только потом оставит ее, как оставил Лиззи, и станет заниматься любовью с еще одной девушкой. Неужели именно к этому он стремился в своей жизни? Или таковы все мужчины? Лиззи жалела, что не может расспросить обо всем матушку.

С ней обращались как с отслужившей свой срок вещью, ни на что больше не годной. Как с парой изношенной обуви или с треснувшей тарелкой. Это безмерно злило ее. Ведь младенец, выросший внутри ее чрева, растянувший живот и влагалище, был ребенком от Джея. Он не имел права отвергать ее потом. Лиззи вздохнула. Не было никакого смысла злиться на него. Она сама сделала его своим избранником и, как оказалось, совершила большую глупость.

Интересно, размышляла она, покажется ли ее тело кому-нибудь привлекательным снова? Она томилась от необходимости опять почувствовать, как рука мужчины ласкает ее плоть, чтобы мужчина хотел ее ненасытно, никогда не теряя вожделения к ней. Ей был нужен кто-то для нежных поцелуев, для грубоватых пожатий груди, для того даже, чтобы запускать пальцы ей в лоно. Ей было трудно смириться с мыслью, что ничего подобного с ней уже никогда не произойдет.

Она глубоко втянула в легкие воздух, втянула живот и выпятила грудь. Вот! Примерно так все выглядело до беременности. Она взвесила груди на ладонях, затем прикоснулась к волосам между ног и немного поиграла с заветной штучкой, стимулировавшей похоть.

Дверь открылась.

* * *

Маку нужно было заменить отломившуюся кафельную плитку от облицовки камина в комнате Лиззи. Он спросил у Милдред:

— Миссис Джеймиссон уже на ногах?

— Только что видела у конюшни, — ответила Милдред.

Ей послышалось, должно быть, что он интересовался мистером Джеймиссоном.

Эта мысль лишь на мгновение отвлекла его, а потом он уже не способен был думать ни о ком, кроме Лиззи.

Она выглядела потрясающе красивой, стоя перед зеркалом, позволявшим ему видеть ее тело в трех ракурсах. Но она держалась спиной к нему, и Мак ощутил в пальцах мучительный зуд от желания погладить изящный изгиб ее бедер. В другой части зеркала отчетливо отражались ее округлые груди с мягкими розовыми сосками. Цвет волос на лобке полностью совпадал с оттенком темных и непослушных кудрей ее прически.

Мак замер на месте, онемев от восторга и изумления. Он знал, что ему положено пробормотать извинения и поспешно удалиться, но у него словно ступни приросли к полу.

Она повернулась к нему. Ее лицо исказилось от душевного смятения, и он, разумеется, не мог понимать причины. Нагая, она выглядела беззащитной, уязвимой, беспомощной, почти испуганной.

Наконец к нему вернулся дар речи.

— Боже, до чего же вы красивы, — прошептал он.

Выражение ее лица внезапно разительно изменилось, как будто она получила ответ на заданный ею самой вопрос.

— Закройте дверь, — сказала она.

Мак захлопнул за собой дверь и тремя шагами пересек комнату. Мгновением позже Лиззи уже оказалась в его объятиях. Он прижал ее обнаженное тело к своему, ощущая поразительную нежность кожи ее грудей. На поцелуй в губы она отозвалась немедленно, чуть приоткрыв рот. Он языком нащупал ее язык и не мог не возрадоваться, получив в ответ жадный поцелуй ее влажных губ. Когда же она заметила его сразу же возникшую мощную эрекцию, то сама плотнее прижалась к нему и начала тереться о его бедра.

Он отпрянул, почти задыхаясь и больше всего боясь сейчас, что кончит немедленно. Она же запустила руки ему под жилет и рубашку, стараясь добраться до его скрытой пока под одеждой кожи. Он отбросил жилет в сторону и стянул через голову рубашку. Лиззи чуть склонила голову и приложилась ртом к его соску. Затем ее губы сомкнулись на нем в поцелуе, а кончиком языка она лизала сосок, чтобы под конец слегка прикусить зубами. Боль стала для него чем-то непостижимо изысканным, он чуть слышно охнул от наслаждения.

— А теперь возьми меня, — сказала Лиззи.

Она выгнула спину, приближая груди к его рту. Он приподнял одну из грудей и тоже поцеловал сосок. Он отвердел от охватившего ее желания. Ему же хотелось навсегда запечатлеть в памяти это мгновение.

— Не будь слишком нежен и осторожен, — прошептала она.

Он принялся яростно сосать его, а затем прикусил, как прежде сделала она сама. Было слышно, как резко и глубоко она дышит. Он все же опасался причинить боль ее столь мягкому телу, но Лиззи настаивала:

— Грубее. Я хочу испытать боль. — Он укусил ее еще раз. — Вот так, — сказала она и с силой прижала к себе его голову, чтобы груди расплющились вокруг его лица.

Мак все же остановился, боясь вызвать укусами кровотечение. Стоило ему выпрямиться, как она склонилась к его талии, развязала веревку, поддерживавшую на нем бриджи, и стащила их вниз. Его член пружинисто высвободился. Она зажала его между ладонями, сначала потерла, а затем прижала к нежной щеке и поцеловала. Наслаждение было невероятным, и Маку снова пришлось отстраниться, чтобы все не закончилось слишком быстро.

Он посмотрел в сторону постели.

— Не там, — поняла смысл его взгляда Лиззи. — Здесь. — И откинулась спиной на ковер перед трюмо.

Он встал на колени между ее ногами, услаждая свой взор.

— А теперь скорее, — попросила она.

Он лег поверх нее, удерживая свой вес на локтях, а она сама направила его пенис внутрь себя. Он не сводил глаз с ее прекрасного лица. У нее раскраснелись щеки, рот оставался слегка приоткрытым, и между влажными губами виднелись ровные и белые зубы. Глаза тоже широко распахнулись, наблюдая за каждым его движением.

— Мак… — простонала она. — О, Мак!

Ее тело слилось с его телом, а пальцы впились в мускулы его спины.

Он поцеловал ее, по-прежнему стараясь делать все деликатно, но ей снова захотелось более острых ощущений. Она зажала в зубах его нижнюю губу и укусила. Мак ощутил во рту привкус крови.

— Делай это быстрее! — почти умоляла она, и ее страсть передалась ему. Он начал двигаться чаще, вторгаясь в нее почти с жестокостью, но она лишь кивала:

— Да, да, вот так!

Потом закрыла глаза, полностью предавшись своим ощущениям, и вскоре издала крик. Он прикрыл ей рот ладонью, чтобы приглушить этот звук, но тут же получил сильный укус в палец. Теперь он каждый раз смыкал ее бедра со своими, вкладывая во фрикции всю мощь, на какую был способен, а она извивалась под ним, ее крики лишь чуть сдерживала его ладонь. Ее бедра раз за разом вздымались до тех пор, пока она не вынуждена была сама остановиться в полном изнеможении.

Он целовал ее глаза, нос, подбородок, все еще продолжая двигаться внутри, но гораздо более медленно и плавно. Когда у нее восстановилось дыхание, и она открыла глаза, то почти сразу сказала:

— Посмотри в зеркало.

Он посмотрел в центральную часть трюмо и увидел в нем другого Мака, лежащего поверх другой Лиззи, сплетаясь с ней телами. Он мог наблюдать, как его член входит в нее и выходит наружу.

— Красивое зрелище, — прошептала она.

Мак теперь смотрел на нее. Ее темные глаза сейчас казались почти совершенно черными.

— Ты меня любишь? — спросил он.

— О, Мак, как ты можешь сомневаться в этом? — Слезы навернулись на ее глаза. — Конечно, люблю. Я тебя люблю. Я тебя очень люблю.

И только после этого он пережил наконец настоящий оргазм.

* * *

Когда первый урожай табака оказался готов к продаже, Леннокс погрузил первые четыре «кабаньих головы» в плоскодонку и отплыл во Фредериксберг. Джей в величайшем нетерпении дожидался его возвращения. Его снедало желание поскорее узнать, какую цену дадут за табак, впервые выращенный им самим.

Наличных денег он за него все равно не получит: местный рынок работал по принципиально иной системе. Леннокс доставит бочки на общественный склад, где официальный инспектор выпишет сертификат, свидетельствующий, что товар признан «имеющим коммерческую ценность». Подобные сертификаты, известные как «табачные купюры», использовались в качестве денег по всей Виргинии. Со временем держатель такой «купюры» мог либо обналичить ее, получив настоящие деньги у капитана корабля, бравшегося доставить табак в Европу, либо (что происходило чаще) обменять на доставленные в колонию из Старого Света товары. Капитан затем отправлялся с «купюрой» на склад, где ему выдавали соответствующее количество табака.

А Джею предстояло использовать свою «купюру» или часть ее стоимости для уплаты наиболее срочных долгов. Кузница на плантации не работала уже месяц, поскольку не на что было приобрести железо для изготовления инструментов или подков для лошадей.

К счастью, Лиззи понятия не имела, что они уже практически обанкротились. После того как ее ребенок оказался мертворожденным, она жила в каком-то тумане, в состоянии ступора целых три месяца. А затем, застигнув его с Фелией, пришла в неописуемую ярость и перестала разговаривать с мужем вообще.

Но сегодня она внезапно стала выглядеть иначе. Вид у нее был почти веселый, и с супругом она начала обходиться более дружелюбно.

— Есть какие-то новости? — поинтересовалась она за обедом.

— Волнения вспыхнули в Массачусетсе, — ответил он. — Там образовалась группа смутьянов, которые величают себя «Сыновьями Свободы». У них хватило наглости даже отправить деньги на поддержку этого треклятого Джона Уилкса в Лондоне.

— Удивительно, что они вообще знают, кто он такой.

— Они считают его поборником свободы. А тем временем представители королевской налоговой службы боятся даже сунуться в Бостон. Им приходится торчать в гавани на борту боевого корабля «Ромни».

— Похоже, колонисты там готовы поднять мятеж.

Джей покачал головой.

— Им требуется лишь прописать дозу того лекарства, которым мы излечили в свое время разгрузчиков угля, — несколько залпов из ружей и смертных приговоров. Виселиц хватит на всех.

Лиззи от его слов передернуло, и больше никаких вопросов она ему не задавала.

Они закончили есть в полном молчании. Когда Джей раскуривал послеобеденную трубку, вошел Леннокс.

Джей сразу заметил, что во Фредериксберге он не только занимался делами, но и, вероятно, крепко пил.

— Все в порядке, Леннокс?

— Не совсем, — ответил Леннокс своим обычным нагловатым тоном.

— Что произошло? — нетерпеливо спросила Лиззи.

Леннокс ответил, стараясь избегать ее взгляда.

— Наш табак сожгли. Вот что произошло.

— Как это — сожгли?

— Инспектор сжег. Как обычный мусор. «Не имеет коммерческой ценности».

У Джея прихватило низ живота, а потом подкатила тошнота к горлу. Он глубоко сглотнул и сказал:

— Я даже не подозревал, что нечто подобное возможно.

— Что оказалось не так с нашим табаком? — спросила Лиззи. Леннокс выглядел на редкость для себя смущенным. Какое-то время он не отвечал на вопрос.

— Ну же! Говорите правду! — со злостью обратилась к нему Лиззи.

— Они заявили, что табак перенасыщен коровяком, — наконец выдавил из себя Леннокс.

— Я так и знала! — воскликнула Лиззи.

Джей понятия не имел, о чем шла речь.

— Что значит, табак перенасыщен коровяком?

Лиззи холодно процедила сквозь зубы:

— Это значит, что на земле, где потом выращивали табак, часто пасли скот. А если в почве оказывается слишком много навоза, табак приобретает неистребимый и очень неприятный вкус. Об аромате говорить не приходится.

Джей сердито поинтересовался:

— Кто такие эти инспекторы, которым дано право уничтожать мой урожай?

— Их особо назначает ассамблея колонии, — вновь просветила его Лиззи.

— Это возмутительно!

— Перед ними ставят главной задачей поддерживать прославленное качество виргинского табака.

— Я непременно подам на них в суд, обращусь к защите закона.

Но Лиззи остудила его пыл:

— Джей, тебе не в суд следует подавать, а нужно начинать как следует вести дела на своей плантации. Ты мог бы выращивать здесь превосходный табак, если бы уделял ему должное внимание и по-настоящему изучил специфические методы ухода за этим растением.

— Мне не требуются рекомендации женщины, как мне управлять своим хозяйством! — заорал он.

— Тогда тебе не требуется и перепоручать управление полному болвану, — огрызнулась Лиззи, выразительно посмотрев на Леннокса.

Ужасающе болезненная мысль пронзила Джею мозг.

— И какая часть нашего урожая была выращена подобным образом?

Леннокс отмолчался.

— Так какая же? — настаивал на ответе Джей.

— Весь урожай, — ответила Лиззи.

Только теперь Джей до конца осознал, что потерпел полный крах.

Плантацию он заложил, влез в долги по уши, а весь его урожай табака гроша ломаного не стоил.

Внезапно он почувствовал, с каким трудом дышит. Казалось, ему сдавили горло. Он открывал рот, как рыба, но воздух не поступал в легкие.

Затем ему удалось наконец глубоко вдохнуть, как утопающему, в последний раз вынырнувшему на поверхность.

— Господи, спаси и сохрани меня, — сказал он и спрятал лицо в ладонях.

* * *

В ту ночь он решился постучать в дверь спальни Лиззи.

Она сидела перед камином в ночной сорочке, думая о Маке. Ею владел экстаз подлинного счастья. Она любила его, а он любил ее. Да, но что же им теперь делать? Она всматривалась в языки пламени. Пыталась подходить к вопросу с чисто практической стороны, но ее мысли постоянно срывались на воспоминания о том, как они занимались сексом на ковре перед трюмо. И ей хотелось снова все повторить.

Стук заставил ее вздрогнуть. Она вскочила с кресла и уставилась на запертую дверь. Ручку трясли, но она надежно запиралась на ночь с тех пор, как застала Джея с Фелией. Донесся голос Джея:

— Лиззи, открой дверь!

Она не отзывалась.

— Рано утром я отправляюсь в Уильямсберг, чтобы попытаться занять еще денег, — сообщил он. — Я хочу увидеться с тобой перед отъездом.

Лиззи по-прежнему молчала.

— Я знаю, ты там. Открывай! — Казалось, он был слегка пьян.

Мгновением позже раздался грохот, словно он плечом старался высадить дверь. Она знала — этим он ничего не добьется. Петли были из прочной меди, а засов тяжелым.

Лиззи услышала удалявшиеся шаги, но догадывалась, что Джей не сдался, и оказалась права. Через три или четыре минуты он вернулся и сказал:

— Если не откроешь, я выломаю дверь.

Снова на дверь с шумом что-то обрушилось. Лиззи поняла, что он принес топор. Еще один удар расколол дерево, и она увидела, как в образовавшейся щели показалось стальное лезвие.

В ней начал нарастать страх. Ей хотелось, чтобы Мак оказался рядом, но он спал на своей жесткой скамье в хижине для рабов. Приходилось рассчитывать только на себя саму.

Нетвердой походкой она подошла к прикроватному столику и достала пистолеты.

Джей продолжал крушить дверь. Его топор раз за разом с оглушающим треском врезался в дерево, раскалывая его на щепки и заставляя содрогаться весь деревянный каркас дома. Лиззи проверила, хорошо ли заряжены пистолеты. Дрожащей рукой она насыпала немного пороха на полки каждого из них. Затем сняла предохранительные покрышки с кремней и взвела курки.

«Мне теперь все равно, — с фатализмом обреченной подумала она. — Что будет, то будет».

Дверь распахнулась, и внутрь ворвался Джей, побагровевший и задыхавшийся. Держа топор наперевес, он шагнул к Лиззи.

Она вытянула руку и выстрелила поверх его головы.

В замкнутом пространстве выстрел прозвучал как пушечный. Джей остановился и поднял руки в защитном жесте, явно сильно напуганный.

— Ты знаешь, как метко я умею стрелять, — сказала она. — Но у меня остался всего один заряд, а потому следующая пуля поразит тебя прямо в сердце.

Она говорила и сама не верила, что способна произносить столь жесткие фразы, адресуя их мужчине, чье тело она совсем недавно так любила. Ей хотелось заплакать, но она стиснула зубы и не моргая смотрела на него.

— Ты холодная сучка! — воскликнул он.

Это был умный психологический ход с его стороны. Она и сама обвиняла себя в излишней холодности. Медленно Лиззи опустила пистолет. Разумеется, она не станет стрелять в него.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

Он бросил топор на пол.

— Переспать с тобой разок на дорожку, — ответил он.

Тошнота подкатила к ее горлу. Образ Мака возник перед внутренним взором. Теперь никто не мог больше овладеть ею. Только он. Мысль о сексе с Джеем привела ее в ужас.

Джей ухватил пистолеты за стволы, и она позволила ему забрать их у себя. Он обезвредил тот, из которого она не успела сделать выстрел, а потом отшвырнул подальше оба.

Лиззи в панике смотрела на него. Ей не хотелось даже думать, что это все-таки произойдет.

Но он подошел ближе и ударил ее кулаком в живот.

Она издала крик от боли и шока, перегнувшись пополам.

— Никогда больше не смей угрожать мне пистолетом! — проорал он.

Потом ударил вновь — теперь в лицо, и она повалилась на пол.

Джей мысом сапога с силой пнул ее в голову, и Лиззи потеряла сознание.

Глава 35

Все следующее утро Лиззи провела в постели с такой сильной головной болью, что с трудом могла говорить.

Сэра принесла завтрак. Вид у нее был до крайности испуганный. Но Лиззи лишь отпила глоток чая, а затем снова закрыла глаза.

Когда повариха вернулась за подносом, Лиззи спросила:

— Мистер Джеймиссон уехал?

— Да, мэм. Он на рассвете отправился в Уильямсберг. И мистер Леннокс с ним.

Лиззи почувствовала некоторое облегчение.

Несколько минут спустя к ней в комнату вбежал Мак. Он встал рядом с кроватью, смотрел на Лиззи, и его трясло от ярости. Потом протянул руку и дрожавшими пальцами погладил ее лицо. И хотя синяки оставались совсем свежими, его легкое прикосновение не причинило боли. Наоборот, оно показалось ей успокаивающим всякую боль. Она взяла его руку и поцеловала в ладонь. Они долго сидели вместе совершенно безмолвно. Боль в голове Лизи действительно стала заметно легче. Через какое-то время она заснула. А когда проснулась, он уже ушел.

После обеда в спальню зашла Милдред и открыла жалюзи. Лиззи села в постели, пока горничная расчесывала ей волосы. Чуть позже вернулся Мак в сопровождении доктора Финча.

— Я за вами не посылала, — сказала Лиззи.

— Я сам вызвал его, — пояснил Мак.

Лиззи по неясным ей самой причинам ощущала стыд от того, что с ней произошло, и жалела об обращении Мака к врачу.

— Почему вы решили, что я больна?

— Вы провели весь день в постели.

— Быть может, мной просто овладела лень.

— Значит, я — губернатор Виргинии.

Она расслабилась и улыбнулась. Мак заботился о ней, это не могло не радовать.

— Благодарю за хлопоты, — сказала она.

— Как меня информировали, у вас сильно болит голова, — вмешался доктор.

— Да, но это не признак заболевания. — «Какого черта? — подумала она. — Почему не выложить ему всю правду?» — А голова болит потому, что меня ударил ногой муж.

— Гм-м. — Финч выглядел смущенным. — Как у вас со зрением? Оно не размыто?

— Нет.

Он положил руки ей на виски и осторожно ощупал их пальцами.

— Вы не чувствуете дезориентации в пространстве?

— Любовь и супружеская жизнь дезориентировали меня, но не повреждение головы… Ой!

— Именно сюда пришелся удар сапога?

— Да, будь он трижды проклят!

— Хорошо, что у вас такие густые и пышные волосы. Они смягчили удар. Вас подташнивает?

— Только при мысли о собственном муже. — Она вдруг осознала, насколько жалко звучали ее жалобы. — Но вас это никоим образом не касается, доктор.

— Я дам вам лекарство для облегчения боли. Но только не злоупотребляйте им. Оно вызывает привыкание. И пошлите за мной снова, если вдруг ухудшится зрение.

Когда он удалился, Мак присел на край кровати и взял ее за руку. Через какое-то время он сказал:

— Если ты не хочешь, чтобы он продолжал бить тебя по голове, тебе надо уйти от него.

Она попыталась придумать причину, почему ей следовало оставаться с Джеем. Муж не любил ее. Детей они не завели, и, как ей теперь казалось, уже никогда не заведут. Их дом почти наверняка скоро конфискуют. Ее ничто здесь больше не удерживало.

— Я просто не знаю, куда могла бы уйти, — призналась она.

— Зато я знаю. — На его лице отобразилось глубочайшее волнение. — Я собираюсь сбежать отсюда.

У нее почти остановилось сердце. Мысль потерять его оказалась совершенно невыносимой.

— Пег уйдет со мной, — добавил он.

Лиззи лишь пристально смотрела на него, но молчала.

— Присоединяйся к нам, — предложил Мак.

Вот. Теперь все прозвучало ясно и четко. Он намекал на это раньше. «Сбегите через границу штата с каким-нибудь непутевым негодяем», — сказал он. Но только сейчас это уже не был всего лишь намек. Ей хотелось откликнуться: да, да, сбежим сегодня же, сбежим немедленно! Но Лиззи сдержалась. Она ощущала безумный страх.

— Куда же ты направишься? — спросила она.

Он достал из-под рубашки тонкий цилиндрический футляр из кожи и развернул карту.

— Примерно в сотне миль отсюда расположена длинная горная гряда. Она протянулась от Пенсильвании, а заканчивается на юге бог знает где. Но горы очень высокие. Хотя знающие люди указали мне проход через перевал, который называется Камберлендская котловина. Это вот здесь, откуда берет начало река Камберленд. А по ту сторону гор совершенно пустынные края. Говорят, там даже индейцы не живут, потому что племена сиу и чероки сражались за те земли целое столетие, но ни одна из сторон не удерживала захваченную территорию надолго, чтобы успеть основательно обосноваться на ней.

Лиззи внезапно ощутила любопытство и возбуждение.

— Как же ты доберешься туда?

— Мы с Пег пойдем пешком. Отсюда я направлюсь западнее к подножию первых холмов. Перечный Джонс рассказывал, что есть тропа, ведущая на юго-запад примерно параллельно горному хребту. Буду следовать по ней до реки Холстон. На карте она обозначена здесь. А потом начну восхождение в горы.

— Но… Если ты будешь не один, что тогда?

— Только пожелай уйти со мной, и мы сможем взять фургон с большим количеством припасов: инструменты, семена, продукты. Так будет даже лучше. В таком случае я не стану обычным беглым работником. Я буду слугой, который совершает путешествие со своей хозяйкой и ее горничной. В таком случае я сразу поеду в Ричмонд, а уже оттуда сверну на запад к Стонтону. Это более длинный маршрут, но, по словам Перечного Джонса, дороги там намного лучше. Конечно, он может ошибаться, но у меня нет другого источника проверенной информации.

Лиззи чувствовала страх, но идея уже начала увлекать ее.

— А когда доберешься до гор?

Он улыбнулся.

— За горами мы найдем долину, где в реках водится рыба, а в лесах — олени, и, возможно, обнаружим гнезда орлов на самых высоких деревьях. Там мы построим себе дом.

* * *

Лиззи упаковывала одеяла, шерстяные чулки, ножницы, иголки и нитки. За этим занятием ею поочередно овладевали то восторг, то ужас. Она испытывала безумную радость при мысли о бегстве с Маком. Ей рисовались воображаемые картины, как они скачут через леса рядом друг с другом, как спят вместе, закутавшись в одеяло под деревьями. Но затем мысли переключались на возможные опасности и трудности. Им придется каждый день охотой добывать себе пропитание. Нужно будет построить дом, посеять кукурузу, самим ухаживать за лошадьми. Им могут встретиться враждебно настроенные индейцы. А по округе наверняка бродят готовые на все бандиты из числа беглых рабов. Что, если в горах их накроет лавина? Что, если они умрут в пути от голода?

Выглянув в окно спальни, она заметила коляску, принадлежавшую хозяину таверны «Маклейн» во Фредериксберге. Сзади громоздился багаж, а на пассажирском сиденье виднелась одинокая фигура. Кучер, старый пьяница по фамилии Симминс, явно привез кого-то не на ту плантацию. Лиззи спустилась, чтобы объяснить ему ошибку и направить в нужную ему сторону.

Но как только она вышла под колонны портика, узнала пассажирку.

Это была Алисия — мать Джея.

Она оделась во все черное.

— Леди Джеймиссон! — воскликнула Лиззи с испугом. — Но вы же должны быть в Лондоне!

— Привет, Лиззи, — сказала свекровь. — Дело в том, что сэр Джордж скончался.

* * *

— Сердечная недостаточность, — рассказывала она несколько минут спустя, сидя в гостиной за чашкой чая. — Он свалился прямо за работой у себя в конторе. Его срочно доставили на Гровнор-сквер, но уже по пути туда он умер.

В ее голосе не слышалось особого сожаления, как ни слезинки не блеснуло в глазах, когда она сообщала подробности смерти мужа.

Лиззи вспомнила, что даже в молодости Алисия была скорее хорошенькой, нежели красивой, а теперь даже от былой миловидности мало что осталось. Она превратилась в пожилую женщину, чей брак, принесший сплошные разочарования, наконец пришел к закономерному финалу. Лиззи даже пожалела ее, но поклялась: «Я никогда не стану ни в чем на нее похожей».

— Вы сильно горюете по нему? — нерешительно спросила она.

Алисия вскинула на нее пристальный взгляд.

— Я вышла замуж ради богатства и положения в обществе, получив желаемое. Олив оставалась единственной женщиной, которую он действительно любил, никогда не позволяя мне забывать об этом. Я не напрашиваюсь на сострадание! Сама поставила себя в подобное положение, чтобы потом нести это бремя двадцать четыре года. Но не жди, что я стану особо оплакивать его смерть. Мои ощущения сейчас сводятся к главному — освобождению от него.

— Это ужасно, — прошептала Лиззи.

Такая же судьба была предначертана ей самой, подумала она, содрогнувшись. Но она не собиралась мириться с этой участью. Она непременно сбежит. Однако теперь ей следовало опасаться еще и присутствия в доме Алисии.

— Где Джей? — спросила та.

— Поехал в Уильямсберг занимать деньги.

— Значит, плантация далека от процветания, верно я поняла?

— Наш первый урожай табака был полностью забракован.

Тень печали омрачила лицо Алисии. Лиззи поняла, что Джей стал таким же разочарованием для матери, каким оказался для жены, хотя Алисия ни за что не призналась бы в этом.

— Как я полагаю, тебе интересно было бы узнать, какое завещание оставил сэр Джордж? — спросила свекровь.

Мысль о завещании пока не успела посетить Лиззи.

— А он много чего после себя оставил? Мне казалось, бизнес пришел в значительный упадок.

— Его спас уголь, добытый на территории усадьбы Хай Глен. И он умер очень богатым.

Лиззи в первую очередь волновало, оставил ли он что-нибудь Алисии. Если нет, она, чего доброго, могла пожелать поселиться вместе с сыном и его женой.

— Надеюсь, сэр Джордж вас хорошо обеспечил?

— О да! Доля моего наследства была согласована в брачном контракте еще до нашей с ним свадьбы. И я могу сказать, что вполне довольна.

— А Роберт унаследовал все остальное?

— Как мы все и ожидали. Но мой муж завещал четверть своего состояния любым своим законнорожденным внукам, которые могут появиться на свет и будут еще живы в течение года после его кончины. Так что твой младенец тоже теперь богат. Кстати, когда ты покажешь мне его или ее? Кого ты родила?

Стало ясно, что Алисия покинула Лондон до прибытия туда письма от Джея.

— Девочку, — ответила Лиззи.

— Как мило! Она станет обеспеченной женщиной.

— Увы, она оказалась мертворожденной.

Алисия даже не пыталась выразить соболезнования.

— Черт! — в сердцах воскликнула она. — Тогда тебе следует зачать другого ребенка, и как можно скорее!

* * *

Мак загрузил в фургон мешки с семенами, инструменты, сельскохозяйственные орудия, мотки веревки, гвозди, запас фуражного зерна и соли. С помощью ключа Лиззи открыл оружейную комнату, забрав оттуда все ружья и боеприпасы. Захватил он и плужный лемех. Когда они обоснуются на новом месте, он станет использовать фургон для пахоты.

Он решил, что для тяги станет использовать четырех кобыл, а на привязи поведет двух жеребцов в придачу, чтобы в будущем иметь возможность разводить лошадей. Разумеется, Джей Джеймиссон придет в ярость, узнав о похищении любимых им скакунов. Мак не сомневался: он будет сожалеть об их утрате больше, чем об уходе от него жены.

Пока он увязывал поклажу, из дома вышла Лиззи.

— Кто это явился к тебе в гости? — поинтересовался он.

— Алисия. Мать Джея.

— Боже милосердный! Я и не представлял, что она соберется приехать сюда.

— Как и я.

Мак нахмурился. Сама по себе Алисия не представляла вроде бы угрозы для осуществления его плана, а вот ее грозный муж мог стать препятствием.

— Сэр Джордж тоже приехал?

— Он умер.

Какое облегчение!

— Земля ему пухом, но мир станет лучше с избавлением от него.

— Мы по-прежнему сможем уехать?

— Не вижу причин что-то менять. Алисия не в состоянии остановить нас.

— А вдруг она отправится к шерифу и заявит, что мы сбежали, украв все это? — Она указала на почти полностью загруженный фургон.

— Помни придуманную нами историю и придерживайся ее. Ты отправляешься навестить кузена, который только что приобрел ферму в Северной Каролине. И везешь с собой много подарков.

— Хотя мы полностью обанкротились?

— Граждане Виргинии тем и славятся, что проявляют неслыханную щедрость, какую обычно не могут себе позволить.

Лиззи кивнула.

— Я сделаю так, чтобы полковник Тумсон и Сьюзи Делахай узнали о наших намерениях.

— Скажи им особо, что твоя свекровь не одобряет визит и может попытаться причинить тебе неприятности, дабы помешать.

— Отличная идея! Шериф не пожелает вмешиваться в семейные распри. — Она сделала паузу. Выражение ее лица заставило сердце Мака биться учащенно. А Лиззи нерешительно спросила: — Когда… Когда мы уедем?

Он улыбнулся.

— Еще до самой ранней зорьки. На ночь я поставлю фургон рядом с хижинами рабов, и мы не наделаем много шума у дома, тронувшись в путь. Когда Алисия проснется, то уже не застанет нас.

Она ответила лишь быстрым пожатием его руки, а потом поспешила вернуться домой.

* * *

В ту ночь Мак пришел к Лиззи в постель.

Она лежала без сна, переполненная страхом и волнением, раздумывая над приключением, в которое они пускались перед рассветом следующего дня, когда он безмолвно вошел в ее комнату. Поцеловал в губы, сбросил с себя одежду и скользнул под покрывало рядом с ней.

Они занялись любовью, потом лежали, приглушенными голосами обсуждая завтрашние события, и снова занялись любовью. Ближе к наступлению утра Мак задремал, а Лиззи продолжала бодрствовать, разглядывая при свете камина черты его лица и размышляя о том путешествии в пространстве и во времени, приведшем их обоих из Хай Глена сложным маршрутом, но прямиком в эту постель.

Вскоре он зашевелился. Они опять слились в поцелуе, долгом и упоительном, после чего сразу поднялись.

Мак отправился на конюшню, пока Лиззи заканчивала последние приготовления. Она заколола волосы, облачившись в бриджи, сапоги для верховой езды, рубашку и жилет. Захватила с собой платье, чтобы быстро надеть его, если потребуется превращение в состоятельную даму. Ее пугал предстоявший им вояж, но в Маке она не сомневалась нисколько. Она чувствовала такую близость с ним, что без колебаний доверяла ему свою жизнь.

Когда он пришел за ней, Лиззи сидела у окна в пальто и в шляпе-треуголке. Он улыбнулся, увидев ее в излюбленном мужском наряде. Они взялись за руки, на цыпочках спустились по лестнице и вышли из дома.

Фургон дожидался их на дороге, скрытый от любых посторонних взглядов. Пег уже сидела в нем, завернувшись в одеяло. Конюх Джимми запряг четверых лошадей и еще две на длинной веревке привязал сзади. Все рабы собрались для прощания. Лиззи расцеловала Сэру и Милдред, Мак пожал руки Коби и Кассу. Бесс — девушка, получившая ранение в тот день, когда Лиззи потеряла ребенка, прижалась к ней и расплакалась. Потом они все молча стояли при свете звезд и наблюдали, как Лиззи и Мак садились на козлы фургона.

Мак хлестнул поводьями.

— Нн-о-о! Поехали!

Лошади отозвались на команду, фургон тронулся и покатил в сторону основной дороги. Достигнув ее, Мак свернул в направлении Фредериксберга. Лиззи оглянулась. Работники по-прежнему стояли молча, но махали им вслед руками.

Мгновением позже они пропали из вида.

Лиззи посмотрела вперед. Далеко у горизонта появились первые проблески рассвета.

Глава 36

Мэттью Мурчмана не оказалось в городе, когда Джей и Леннокс добрались до Уильямсберга. Он мог вернуться завтра, сообщил его слуга. Джей нацарапал записку с объяснением, что ему нужно занять еще денег, и потому хотел бы встретиться с адвокатом при первой же возможности. Контору юриста он покидал в самом отвратительном настроении. Его дела пришли в полнейший беспорядок, и ему не терпелось как-то их уладить.

На следующий день, вынужденный убить время, он отправился к выложенному из красного и серого кирпича зданию Капитолия. Ассамблея, распущенная губернатором в конце прошлого года, снова собиралась после выборов. Зал местной «палаты представителей» выглядел скромным, сумрачным помещением с рядами скамей вдоль двух стен и с подобием сторожевой будки в центре, где стояло кресло спикера. Джей и небольшая группа других посетителей должны были стоять в самом конце зала за металлическим поручнем.

Он быстро понял, что политическая жизнь колонии перешла в стадию, близкую к бунту. Виргиния — старейшее британское владение на американском континенте — казалась готовой к неповиновению своему законному монарху.

Члены ассамблеи горячо обсуждали последний маневр Вестминстера. Английский парламент прислал депешу с решением, что каждый, кого обвинят в измене, должен быть насильственно возвращен в Лондон для предания суду согласно эдикту, принятому еще при Генрихе VIII.

Эмоции в зале заседаний накалились до предела. Джей с отвращением наблюдал, как землевладельцы один за другим поднимались с мест, чтобы выступить с нападками на короля. Под конец они единогласно приняли резолюцию, что эдикт об изменниках противоречил праву каждого гражданина Великобритании на разбирательство его дела справедливым судом присяжных в месте его проживания.

Затем они перешли к обычным жалобам на необходимость платить налоги, не обладая своим представителем в парламенте, заседавшем в Вестминстере. «Никаких налогов, пока нам не дадут возможность отстаивать свою позицию в Лондоне», — как попугаи твердили они одно и то же. Но на сей раз, однако, они зашли еще дальше, чем прежде, и утвердили свое право объединить усилия с другими колониальными ассамблеями, выступая против требований монархии.

Джей пребывал в уверенности, что губернатор им этого с рук не спустит, и его мнение оказалось верным. Перед самым перерывом на обед, когда избранные граждане взялись за обсуждение менее важных местных вопросов, парламентский пристав прервал дискуссию, войдя с заявлением:

— Мистер спикер. Вам поступило послание от губернатора.

Он передал лист бумаги клерку, который прочитал записку и сказал:

— Мистер спикер, губернатор распорядился, чтобы все члены ассамблеи немедленно явились в палату для совещаний.

Вот теперь они попали в беду, с удовлетворением подумал Джей.

Он последовал за парламентариями колонии вверх по лестнице и вдоль коридора. Зрителям пришлось остаться в холле при палате, имея возможность видеть и слышать все только через оставленные открытыми двери. Губернатор Ботетурт, живое воплощение железной руки в бархатной перчатке, восседал во главе овального стола. Он высказался кратко.

— Я выслушал принятые вами решения. Они призвали меня к исполнению своего долга, который велит распустить ассамблею. Соответственно с этого момента вы считаетесь недееспособным выборным органом. Ассамблея распущена.

Воцарилось изумленное молчание.

— На этом все, — нетерпеливо поспешил добавить губернатор.

Джей с трудом скрывал ухмылку, когда члены ассамблеи, выстроившись в шеренгу, медленно покидали палату для совещаний. Внизу они собрали свои бумаги и вышли во двор.

Сам Джей отправился в таверну «Рейли» и уселся за стойку бара. Он заказал себе обед и принялся флиртовать с барменшей, явно успевшей втюриться в него. Дожидаясь заказа, он с удивлением видел, как мимо проходили многие члены распущенной ассамблеи, направляясь в один из просторных залов в задней части заведения. Уж не планируют ли они продолжить свои предательские козни, гадал он.

Закончив с обедом, Джей отправился на разведку.

Как он и предполагал, собравшиеся граждане вели дебаты. Шло открытое подстрекательство к мятежу. Слепая убежденность в правоте своего дела придавала им своего рода отчаянной уверенности в себе. Неужели они не понимают, задавался вопросом Джей, что навлекают на себя гнев одной из величайших мировых монархий? Разве есть у них хоть какая-то надежда, что конец истории станет благополучным для них? Ведь невозможно не предвидеть, как могучая британская армия рано или поздно расправится с ними.

Но они явно ничего не опасались и вели себя настолько самоуверенно, что никто не попытался помешать Джею занять место в дальнем конце зала, хотя многие знали о его лояльности королю.

Один из самых отчаянных бунтовщиков как раз держал речь, и Джей узнал в нем Джорджа Вашингтона, бывшего армейского офицера, сколотившего огромное состояние на спекулятивной торговле земельными участками. Он был не слишком искусным оратором, но в нем ощущалась стальная решимость, которая поневоле произвела на Джея внушительное впечатление.

Вашингтон излагал свой план. В северных колониях, сообщил он, самые видные представители общества формировали ассоциации, члены которых приходили к соглашению не импортировать больше никаких товаров из Великобритании. И если граждане Виргинии желали оказать реальное давление на лондонское правительство, им следовало поступать так же.

«Если мне когда-либо прежде не доводилось слышать речей изменника, — подумал Джей, — то я слышу их сейчас».

Предприятие его отца понесет еще более значительные убытки, если план Вашингтона будет приведен в исполнение. Помимо приговоренных к высылке заключенных, корабли сэра Джорджа доставляли в Америку партии чая, мебели, канатов, разного рода механизмов, предметов роскоши и прочих изделий, которые колонисты не способны были производить самостоятельно. Его торговый оборот с северными областями уже заметно снизился. Вот почему год назад у Джеймиссона возник финансовый кризис.

Не все соглашались с Вашингтоном. Некоторые члены распущенной ассамблеи отмечали, что на севере была более развита собственная промышленность и там на месте производились многие насущно необходимые вещи, тогда как юг в этом смысле целиком зависел от импорта. Как мы будем обходиться без элементарных тканей или тех же швейных иголок?

Вашингтон соглашался, что для некоторых товаров можно сделать исключение, и все принялись обсуждать детали его предложения. Кто-то внес предложение ввести ограничение на забой овец с целью увеличения объема производства местной шерсти. Вскоре Вашингтон подал идею создать особый небольшой комитет, чтобы принять решения по всем наиболее насущным проблемам, отбросив чисто формальные их аспекты. Идея получила поддержку, и тут же состоялись выборы членов комитета.

Джей покинул зал с чувством омерзения. Когда же он проходил через холл, к нему приблизился Леннокс с запиской. Она была от Мурчмана. Он вернулся в город, ознакомился с посланием мистера Джеймиссона и просил оказать ему честь, посетив его контору на следующий день в девять часов утра.

* * *

Политический кризис в колонии лишь ненадолго отвлек Джея, а теперь на него вновь навалились личные затруднения, размышления о которых не дали ему всю ночь глаз сомкнуть. Он то винил во всем отца, передавшего ему плантацию, не приносившую дохода. То проклинал Леннокса, покрывшего поля чрезмерным количеством навоза вместо того, чтобы расчищать землю под новые участки. То начинал подозревать, что на самом деле его урожай табака был в полном порядке, а инспекторы из Виргинии сожгли его, наказывая Джея за преданность королю Англии. Беспокойно ворочаясь и крутясь на смятых простынях, он дошел до совершенно абсурдной мысли, будто бы Лиззи намеренно родила мертвого младенца, чтобы еще больше досадить ему.

К зданию конторы Мурчмана он прибыл как можно раньше. Это был его последний шанс. Неважно, кто оказался виноват больше всех, но он сам не сумел сделать плантацию прибыльной. Если ему не удастся одолжить еще денег, его нынешние кредиторы предъявят к взысканию средства по ипотеке, тогда он окажется не просто без гроша в кармане, а станет еще и попросту бездомным.

Мурчман заметно нервничал.

— Я организовал для вас встречу с вашим кредитором, — заявил он.

— С кредитором? Но ведь вы говорили, что это целый синдикат.

— Ах да! Простите за эту небольшую уловку. Просто персона, о которой идет речь, пожелала сохранить анонимность.

— Так почему же он решил раскрыть свою личность сейчас?

— Я… Мне… Даже затрудняюсь назвать вам конкретную причину.

— Что ж, остается предположить, что он готов одолжить мне сумму, в которой я нуждаюсь. Иначе зачем ему лично встречаться со мной?

— Не осмеливаюсь оспаривать ваше предположение. Он не делился со мной своими дальнейшими планами.

Снизу донесся стук в дверь, а потом приглушенный голос того, кто был только что впущен слугой.

— Но кто же он такой?

— Думаю, мне лучше будет позволить ему представиться самому.

Дверь кабинета открылась, и вошел Роберт — брат Джея.

В полнейшем смятении Джей вскочил на ноги.

— Ты! — воскликнул он. — Когда ты прибыл сюда?

— Несколько дней назад, — ответил Роберт.

Джей машинально протянул руку, а Роберт быстро пожал ее. Прошел почти год с тех пор, как Джей в последний раз виделся с ним, и Роберт становился все больше и больше внешне похожим на отца: располневшим, надменным, резким.

— Значит, именно ты ссудил меня деньгами? — спросил Джей.

— Это было решение отца, — уточнил Роберт.

— Хвала всевышнему! Я всерьез опасался, что не смогу одолжить больше у незнакомца.

— Но отец не является больше твоим кредитором, — сказал Роберт. — Он умер.

— Умер? — Джей снова бухнулся в кресло. Шок оказался слишком силен. Отцу ведь не исполнилось еще и пятидесяти. — Но как… Отчего?

— Сердце не выдержало.

Джей почувствовал, что у него из-под ног выбили последнюю опору. Да, отец часто скверно обращался с ним, но он всегда присутствовал в его жизни, последовательный в своих поступках и, как порой казалось, беспристрастный. Совершенно внезапно окружающий мир стал еще более ненадежным и шатким. И хотя Джей уже сидел, он ощутил желание найти для тела еще одну поддержку.

Он снова посмотрел на брата. На лице Роберта читалось выражение мстительного триумфа. Почему он получал сейчас такое удовольствие?

— Но скажи на милость, — обратился к нему Джей, — отчего ты выглядишь таким довольным собой?

— Отныне я — твой кредитор, — ответил Роберт.

Джей понял, что последует дальше. Его словно под дых ударили.

— Ну и свинья же ты, — прошептал он.

Роберт проигнорировал оскорбление, заявив:

— Я предъявляю твою ипотеку к взысканию. Табачная плантация переходит в мою собственность. Точно так же я поступил с усадьбой Хай Глен. Выкупил все закладные на нее и подал в суд. Теперь она принадлежит мне.

Джею с трудом давались слова.

— Ты наверняка все спланировал заранее, — выдавил он из себя.

Роберт кивнул.

Джей едва сдерживал слезы.

— Ты и отец…

— Да.

— Меня уничтожили члены моей собственной семьи.

— Ты сам себя уничтожил. Ленивый, глупый, слабовольный. Полное ничтожество.

Джей пропустил мимо ушей все столь обидные для себя эпитеты. Он мог сейчас думать только о том, как отец и брат тщательно спланировали его крах. Ему вспомнилось, что письмо от Мурчмана поступило всего через несколько дней после его прибытия в Виргинию. Стало быть, отец связался с адвокатом заранее, распорядившись, чтобы тот предложил Джею деньги под закладную. Папаша предвидел, что плантация окажется в затруднительном положении, и загодя решил отнять ее у Джея. Отец умер, но ухитрился даже из могилы прислать ему последнее свидетельство своего пренебрежения.

Джей поднялся медленно с мучительным усилием, как старик. Роберт молча наблюдал за ним с презрением и лукавством во взгляде. Только у Мурчмана хватило такта, чтобы выглядеть отчасти виноватым. Он со смущением подошел к двери и открыл ее перед Джеем. Тот все так же медленно прошел через холл и оказался на покрытой грязью улице.

* * *

К обеду Джей уже напился вдрызг.

Он был настолько пьян, что даже барменша Мэнди, явно влюбленная в него, на время потеряла к нему всякий интерес. В тот вечер он отключился прямо за стойкой таверны «Рейли». Вероятно, Леннокс сумел уложить его в постель, потому что утром он проснулся на кровати в комнате наверху.

В голову пришла мысль о самоубийстве. Его жизнь полностью лишилась смысла. У него не было ни дома, ни детей, ни будущего. Ему уже никогда не сделать политической карьеры в Виргинии после банкротства, а идея вернуться в Англию представлялась невыносимой. Жена ненавидела его, и даже Фелия принадлежала отныне брату. Оставался чисто практический вопрос: пустить себе пулю в лоб или допиться до смерти?

Уже в одиннадцать часов утра он снова пил бренди, когда в бар зашла его мать.

Увидев ее, Джей решил, что, быть может, уже начал сходить с ума. Он поднялся и выкатил на нее глаза в сильнейшем испуге. Как всегда легко прочитав его мысли, она сказала:

— Нет. Я не призрак.

Потом поцеловала его и села рядом.

Сумев немного прийти в себя от изумления, Джей спросил:

— Как ты нашла меня?

— Приехала во Фредериксберг, а там мне сообщили, что ты здесь. Приготовься к ужасной новости. Твой отец умер.

— Знаю.

Теперь настала ее очередь удивляться.

— Знаешь? Откуда же?

— Роберт прибыл сюда.

— Зачем?

Джей поведал ей всю свою историю, объяснив, что Роберт теперь стал владельцем и плантации, и усадьбы Хай Глен.

— Я опасалась, какие замыслы вынашивали они вдвоем. Ожидала чего-то подобного, — с горечью сказала Алисия.

— Я полностью уничтожен, — всхлипнул Джей. — Начал подумывать о самоубийстве.

У матери округлились глаза.

— Значит, Роберт не рассказал тебе всех подробностей завещания твоего отца?

Внезапно в душу Джея проник робкий лучик надежды.

— Он мне все-таки что-то оставил?

— Не тебе. Твоему ребенку.

Джей снова обреченно поник.

— Ребенок оказался мертворожденным.

— Четверть всего состояния сэра Джорджа достанется любому его внуку или внучке, рожденным не позднее, чем через год после его смерти. Если внуков не окажется, Роберт получит все единолично.

— Четверть? Но ведь это должна быть огромная сумма!

— Тебе остается только снова обрюхатить Лиззи.

На сей раз Джею удалось даже усмехнуться.

— Хотя бы с этим я сумею легко справиться, не сомневайся.

— Не будь так ни в чем уверен. Она сбежала от тебя вместе с тем бывшим шахтером.

— Что?!

— Она уехала с Макэшем.

— Вот ведь дьявол! Она меня бросила? И пустилась в бега с приговоренным к смерти заключенным? — Ничего унизительнее он представить себе не мог. И отвел взгляд в сторону. — Я этого не переживу. Боже, помоги мне!

— А еще с ними та девочка-подросток. Пегги Нэпп. Они воспользовались фургоном и шестью из твоих лошадей, захватив припасов, которых хватит на создание нескольких ферм.

— Проклятые воры! — Он ощущал гнев и собственную беспомощность одновременно. — Разве ты не могла остановить их?

— Я пыталась обратиться к шерифу, но Лиззи слишком умна и хитра. Она распустила по всей округе слух, будто отправляется к кузену в Северную Каролину и везет ему подарки. Поэтому соседи предупредили шерифа, что я всего лишь властная и ревнивая свекровь, которая только создает в семье лишние проблемы.

— А меня они все как один ненавидят за мою преданность королю. — Метания между надеждой и отчаянием слишком сильно эмоционально подействовали на Джея, отчего он впал в апатию, близкую к летаргии. — Все очень плохо, — заявил он. — Сама судьба ополчилась против меня.

— Не смей даже думать сдаваться на милость судьбы!

Барменша Мэнди вмешалась в их разговор, спросив Алисию, что ей подать. Она попросила лишь чашку чая. Мэнди кокетливо улыбнулась Джею.

— Я мог бы завести ребенка от другой женщины, — сказал он, когда Мэнди отошла подальше.

Алисия пренебрежительно взглянула на вихляющий пухлый зад барменши и объяснила:

— Ничего не выйдет. Внук должен быть законнорожденным.

— Могу я развестись с Лиззи?

— Едва ли. На это потребуется чуть ли не решение парламента и огромная сумма денег, а времени не хватит в любом случае. Пока Лиззи жива, младенец может быть только от нее.

— Но я понятия не имею, куда она отправилась.

— Зато мне это известно.

Джей опять изумленно уставился на мать. Ее ум и сообразительность не прекращали поражать его.

— Откуда же?

— Я последовала за ними и все выяснила.

Он лишь покачал головой, не скрывая восхищения.

— Как тебе это удалось?

— Это было не так уж трудно. Я просто расспрашивала людей, не видели ли они фургон с четверкой лошадей, в котором сидели мужчина, женщина и девочка-подросток. Дорога не настолько оживленная, чтобы местные жители не заметили фургона или забыли о нем.

— И в каком же направлении они двигались?

— Они добрались до Ричмонда на юге. Оттуда свернули на дорогу, именующуюся «Три колеи» и ведущую на запад к горам. Я же предпочла держаться на восток и оказаться здесь, в столице колонии. Если тронешься в путь уже этим утром, твое отставание от них составит не более трех дней.

Джей глубоко задумался. Ему претила сама по себе идея бросаться в погоню за беглой женой: он будет выглядеть полнейшим болваном. Но это был его последний шанс получить крупную долю наследства отца. А четверть отцовского имущества и денег — огромное состояние, о каком он и мечтать не мог прежде.

Да, но как он поступит, когда настигнет ее?

— Что, если Лиззи откажется вернуться? — спросил он.

На лице его матери прорезались морщины, в складках которых читалась мрачная решительность.

— Разумеется, тогда останется единственная другая возможность, — ответила она. Вновь посмотрела на Мэнди, а потом холодным взглядом окинула сына. — От тебя забеременеет другая женщина, ты срочно женишься на ней и получишь наследство… При том условии, что Лиззи умрет.

Он долго и пристально смотрел в глаза матери.

А она продолжала:

— Они направляются в дикие и незаселенные места, где не действуют никакие законы. Там может произойти что угодно. Ни тебе шерифов, ни следователей, ни судебно-медицинских экспертов. Внезапная смерть людей в тех краях превратилась в нечто вполне нормальное, и никто не станет задавать тебе лишних вопросов.

Джей сглотнул, ощутил сухость в горле и потянулся за своим бокалом. Но мать положила поверх бокала руку, не дав ему приложиться к спиртному.

— Все. Тебе на сегодня хватит, — сказала она. — Нужно побыстрее отправляться в дорогу.

С откровенной неохотой, но послушно он убрал руку от вожделенной порции бренди.

— Возьми с собой Леннокса, — посоветовала мать. — Если случится худшее и ты не сможешь убедить Лиззи вернуться к тебе добровольно или вернуть ее силой… Он знает, что делать в подобных ситуациях.

Джей кивнул.

— Что ж, хорошо, — уже более серьезным тоном сказал он. — Я возьмусь за эту задачу.

Глава 37

Давно проложенная охотниками на диких быков — буффало — не дорога, а скорее ездовая тропа под названием «Три колеи» миля за милей тянулась на запад через равнину, которую занимала по большей части Виргиния. Тропа проходила параллельно руслу реки Джеймс, как смогла заметить Лиззи, изучив карту Мака. При этом их путь пересекали бесчисленные гряды холмов и долины между ними, образованные сотнями потоков и ручьев, впадавших в Джеймс на юге. Поначалу им часто встречались крупные плантации, подобные тем, что располагались вокруг Фредериксберга, но по мере удаления на запад дома и поля становились все меньше, попадались все реже, зато обширнее делалось пространство, поросшее лесом, и необработанные земли.

Лиззи была счастлива. Несмотря на страх, беспокойство и чувство вины, она невольно то и дело улыбалась. Она не сидела больше в четырех стенах, ехала верхом рядом с мужчиной, которого любила, решившись на поистине великое приключение. В мыслях она волновалась за будущее, но сердце ее пело.

Они нахлестывали лошадей, чтобы те двигались быстрее, поскольку велика была вероятность, что за ними устроят погоню. Алисия Джеймиссон не станет безвольно сидеть во Фредериксберге, дожидаясь возвращения Джея. Она пошлет гонца в Уильямсберг или же поедет туда сама, чтобы сообщить ему о случившемся. Если бы не привезенная ей новость о завещании сэра Джорджа, Джей мог просто пожать плечами и отпустить их на волю. Но теперь у него возникала насущная необходимость вернуть жену и заполучить внука-наследника. В том, что он бросится вдогонку за Лиззи, сомневаться почти не приходилось.

Они имели перед ним несколько дней форы, но ведь и двигаться он будет быстрее. Ему не понадобится тяжелый фургон с припасами. Как сумеет он напасть на след беглецов? Ему придется начать расспрашивать людей в домах и тавернах, расположенных вдоль дороги, надеясь, что они заметили, как мимо проехал фургон. Этим путем пользовались многие, и крупную крытую повозку наверняка запомнят.

На третий день ландшафт стал заметно более холмистым. Поля, засеянные злаками, полностью сменились сплошными пастбищами, а сквозь синеватую дымку на горизонте уже вырисовывались по-настоящему высокие горы. Преодолевая милю за милей, лошади сильно уставали, спотыкаясь на неровностях дороги и упрямо замедляя бег. На подъемах Мак, Лиззи и Пег покидали фургон и шли рядом, чтобы облегчить нагрузку, но этого оказывалось недостаточно. Головы животных поникли, они перешли на шаг, уже не слушаясь кнута.

— Да что с ними такое? — с беспокойством спросил Мак.

— Им нужна более привычная и качественная пища, — объяснила Лиззи. — Они сейчас кормятся теми растениями, которые находят под ногами во время ночного выпаса. Но для такой тяжелой работы, как необходимость тянуть целыми днями фургон, лошадям необходим овес.

— Мне следовало захватить с собой запас овса, — с сожалением сказал Мак. — Но я как-то не подумал об этом. В лошадях я мало что понимаю.

После обеда в тот день они добрались до Шарлоттсвилля — нового поселения, выросшего там, где к северо-западу «Три колеи» сходились с древней индейской тропой, проложенной семинолами. Городок состоял из двух параллельных друг другу улиц, поднимавшихся от дороги по склону холма, но почти все участки земли вокруг оставались неиспользованными, и лишь в немногих домах жили люди — не более чем в дюжине. Но Лиззи успела разглядеть здание суда и высившийся перед ним столб для порки наказанных, как и таверну с гостиницей, обозначенную вывеской с грубо намалеванным изображением лебедя.

— Мы могли бы купить овса здесь, — сказала она.

— Не хочу останавливаться, чтобы нас лишний раз заметили и запомнили, — отозвался Мак.

Лиззи поняла ход его рассуждений. Перекресток двух путей создаст для Джея проблему. Ему придется узнать, свернули ли беглецы к югу или продолжили двигаться на запад. Если бы они привлекли к себе внимание, остановившись у таверны для закупки провианта, то существенно облегчили бы ему задачу. Что ж, лошадям придется помучиться немного дольше.

Через несколько миль за Шарлоттсвиллем они задержались там, где дорогу пересекала едва приметная тропа. Мак развел костер, Пег приготовила поленту. Не приходилось сомневаться, что в соседней речушке водилась рыба, а в лесу не было недостатка в оленях, но путешественники не могли терять время на охоту или рыбалку. Пришлось довольствоваться кашей. Лиззи ела ее впервые и поняла, насколько полента безвкусна, а ее клейкая масса просто вызывала отвращение. Она заставила себя проглотить немного, но почувствовала тошноту и отказалась от остального. Теперь оставалось лишь стыдиться, что она кормила этим своих работников каждый день.

Пока Мак мыл в реке посуду, Лиззи стреножила лошадей, чтобы они могли пастись ночью, но не сбежали. Затем все трое завернулись в одеяла и улеглись под фургон рядом друг с другом. Лиззи поморщилась, и Мак спросил:

— В чем дело?

— Спине больно, и лежать неудобно.

— Ты слишком привыкла к пуховым перинам в постели.

— Я предпочту спать на голой сырой земле вместе с тобой, чем одна на самой роскошной перине.

Они не могли заняться любовью при Пег, но когда решили, что девочка достаточно глубоко заснула, принялись тихо перешептываться, вспоминая, через что им уже довелось пройти вместе.

— Помнишь, как я вытянула тебя из реки и стала сушить, протирая своей нижней юбкой…

— Конечно. Такое не забывается.

— Я терла тебя, а потом ты повернулся… — Она замялась в смущении, внезапно ощутив прилив застенчивости. — Ты тогда… возбудился.

— Еще как! Я был так утомлен, что едва на ногах держался, но все равно мне очень захотелось близости с тобой.

— А я никогда до того момента не встречалась с подобным тебе мужчиной. Мне это показалось настолько заманчивым. Мне позже даже во снах это снилось. Было неловко даже вспоминать, насколько понравилось ощущение.

— Ты так изменилась с тех пор. Куда делось все твое прежнее высокомерие и заносчивость?

Лиззи чуть слышно рассмеялась.

— А я задаюсь тем же вопросом о тебе.

— Разве я был когда-нибудь высокомерным? Позволял себе дерзкие поступки?

— Конечно! Подняться в церкви и зачитать то письмо прямо в лицо землевладельцу!

— Да, это, наверное, воспринималось как наглость с моей стороны.

— Должно быть, изменились мы оба.

— И я рад, что так случилось. — Мак прикоснулся к ее щеке. — Думаю именно тогда я в тебя влюбился. Во дворе перед церковью, услышав твою резкую отповедь.

— Я же долго любила тебя, сама не осознавая этого. Помню тот поединок за денежный приз. Каждый удар, достававшийся тебе, причинял мне подлинную боль. Я ненавидела того, кто уродовал твое прекрасное тело. Позже, пока ты валялся без сознания, я ласкала тебя. Прикасалась к твоей груди. Вероятно, я хотела тебя уже тогда. Еще до своего замужества. Но только не хотела себе в этом признаваться.

— Могу с такой же откровенность рассказать тебе, когда возникло чувство любви у меня. В шахте. Ты случайно упала в мои объятия, и я ощутил твою грудь, внезапно поняв, кто ты такая на самом деле.

Она хихикнула.

— И ты удерживал меня в объятиях немного дольше, чем требовала необходимость, верно?

При отсветах догоравшего костра на его лице читалось смущение.

— Вовсе нет. Но как я потом жалел о краткости объятий!

— Зато теперь можешь обнимать меня как угодно долго.

— Да.

Он обвил ее плечи рукой и притянул к себе. Некоторое время они молча лежали очень близко друг от друга, и в таком положении оба заснули.

* * *

На следующий день они преодолели небольшой горный хребет через перевал и спустились на протянувшуюся за ним равнину. Лиззи и Пег правили фургоном вдоль склона, а Мак уехал немного вперед на одном из жеребцов. У Лиззи ныло все тело от сна на земле, и она начала ощущать недостаток качественной пищи. Но ей лучше было привыкать к этому. Им предстоял еще долгий путь. Она стиснула зубы и заставила себя думать только о будущем.

Одновременно она заметила, как что-то тяготит Пег. Лиззи девочка пришлась по душе. При каждом взгляде на нее она вспоминала о своей умершей дочурке. Пег ведь тоже когда-то была младенцем, предметом обожания своей матери. Во имя памяти ее мамы Лиззи преисполнилась решимости полюбить Пег и всегда заботиться о ней.

— Что так печалит тебя? — спросила Лиззи.

— Некоторые из ферм на холмах напомнили мне плантацию Бурго Марлера.

Должно быть, это действительно страшно — убить человека, подумала Лиззи. Но подспудно ощущала в настроении Пег нечто другое. Не сумев долго сдерживаться, Пег выложила мучивший ее вопрос:

— Почему вы решили сбежать вместе с нами?

Трудно было найти для нее простой и легко понятный ответ. Лиззи поразмыслила над ним и потом сказала:

— Вероятно, главная причина в том, что мой муж больше не любит меня. — Нечто в выражении лица Пег заставило ее задать встречный вопрос: — Я могу ошибаться, но, по-моему, ты хотела бы, чтобы я осталась дома, не так ли?

— Понятно же, что вы не можете есть нашу пищу, вам не нравится спать на земле, и если бы не вы, нам не пришлось бы угонять фургон. Мы смогли бы двигаться тогда гораздо быстрее.

— Я быстро привыкну к походным условиям. А припасы в фургоне значительно облегчат нам всем задачу устроить для себя новый дом в необитаемых краях.

Пег по-прежнему выглядела мрачной и насупленной. Лиззи догадалась, что разговор еще не окончен. И, разумеется, после непродолжительного молчания Пег спросила:

— Вы ведь влюблены в Мака, верно?

— Конечно!

— Но вы же только что покинули мужа. Не слишком ли рано вступать в связь с другим мужчиной?

Лиззи нахмурилась. Она и сама думала об этом в минуты, когда начинала сомневаться в себе, но ее раздражала критика из уст почти еще ребенка.

— Муж не прикасался ко мне шесть месяцев. Сколько мне, по-твоему, следовало еще ждать?

— Мак любит меня.

Вот теперь все окончательно запуталось и усложнилось.

— Думаю, он любит нас обеих, — сказала Лиззи. — Только по-разному.

Пег помотала головой.

— Он любит только меня. Я точно знаю.

— Мак относится к тебе как любящий отец. А я попытаюсь заменить тебе мать, если позволишь.

— Ни за что! — злобно воскликнула Пег. — Все будет совершенно не так!

Лиззи в полнейшей растерянности не могла сообразить, что сказать ей в ответ на подобное заявление. Посмотрев вперед, она увидела участок совсем мелкой в этом месте реки и приземистое деревянное строение на берегу. Стало ясно, что здесь путники с тропы пересекали реку вброд, а дом был небольшой придорожной таверной. Мак как раз привязывал коня перед входом в нее.

Она остановила фургон. Крупного сложения, но неряшливо одетый мужчина показался из таверны. На нем были чересчур широкие брюки и потрепанная треугольная шляпа, а вот рубашка отсутствовала.

— Нам нужно купить овса для лошадей, — обратился к нему Мак.

Мужчина не ответил прямо и сам поинтересовался:

— А вы, ребята, не собираетесь здесь отдохнуть, зайти ко мне, выпить чего-нибудь?

Лиззи внезапно ощутила, что ничего так не хотела в этот момент, как выпить кружку пива. Из Мокджек Холла она захватила с собой денег. Немного, но достаточно на самые необходимые расходы в пути.

— Да, непременно, — решительно ответила она и спрыгнула с козел фургона.

— Меня зовут Барни Тоболд, но все кличут просто Баз, — представился владелец таверны.

Он окинул Лиззи изучающим взглядом, слегка удивившись. На ней был мужской наряд, но она не довела маскировку до конца, и лицо сразу выдавало женщину. Однако хозяин ничего не сказал, а просто провел их внутрь своего заведения.

Когда глаза привыкли к сумраку, Лиззи разглядела, что в таверне имелась всего лишь одна совсем просто обставленная комната с двумя скамьями и стойкой бара. На полке стояли несколько деревянных кружек. Баз потянулся к крану бочки с ромом, но Лиззи остановила его, сказав:

— Не надо рома. Налейте нам пива, пожалуйста.

— Лично я не откажусь от рома, — заявила Пег.

— Пока за все плачу я, ром ты пить не будешь, — сказала Лиззи. — Ей тоже налейте пива, Баз, будьте любезны.

Он наполнил пивом деревянные кружки. Вошел Мак с картой в руке и спросил:

— Как называется эта речка?

— У нас ее именуют Южной рекой.

— А если перейти на другую сторону, куда дальше поведет дорога?

— К городку Стонтон. Он примерно в двадцати милях отсюда. А дальше не располагается почти ничего. Несколько троп и пара пограничных фортов. Потом начинаются в самом деле очень высокие горы, которые еще никому не удавалось преодолеть. Но вы-то сами куда направляетесь?

Мак колебался с ответом, и пришлось вмешаться Лиззи:

— Я еду навестить своего кузена.

— В Стонтоне?

Теперь и Лиззи не сразу нашлась, как ответить.

— Э-э-э… Не в самом городе… Поблизости.

— Неужели? Как его зовут?

Она выпалила первое пришедшее в голову имя:

— Ангус… Ангус Джеймс.

Баз наморщил лоб.

— Странно. Я думал, что знаю всех в Стонтоне и его окрестностях, но эта фамилия мне незнакома.

Лиззи импровизировала на ходу.

— Его ферма может располагаться достаточно далеко от города. Я никогда там не бывала прежде.

Снаружи донесся топот лошадиных копыт. Лиззи мгновенно подумала о Джее. Мог ли он настигнуть их так быстро? Звук вызвал тревогу и у Мака, и он сказал:

— Если мы хотим добраться до Стонтона к закату…

— Нам не стоит терять больше времени, — закончила фразу Лиззи.

Она одним глотком опорожнила кружку.

— Но вы даже горла толком промочить не успели, — заметил Баз. — Выпейте еще по одной.

— Нет, — решительно сказала Лиззи и достала кошелек. — Позвольте мне с вами расплатиться.

В таверну вошли двое мужчин, щурясь при сумрачном освещении. Они выглядели местными жителями. На обоих были штаны из оленьих шкур и домашнего изготовления сапоги. Краем глаза Лиззи успела заметить, что Пег вздрогнула при их появлении, а потом повернулась к вошедшим спиной, словно не хотела показывать им свое лицо.

Один из них приветливо воскликнул:

— Рады видеть вас, незнакомцы! — Он был до уродливости некрасив: нос сломан, один глаз не открывался. — Меня зовут Крис Доббс по прозвищу Одноглазый Доббо. Приятно встретить новых в наших краях людей. Какие новости на востоке? Эти бюрократы из ассамблеи все так же растрачивают собранные с нас налоги на строительство для себя роскошных домов и на обильные пирушки? Позвольте угостить вас выпивкой. Всем рома, Баз, пожалуйста. За мой счет.

— Мы уже уходим, — попыталась объяснить ему Лиззи. — Но все равно спасибо за щедрое предложение.

Доббо пристальнее пригляделся к ней единственным глазом и сказал:

— Ничего себе! Женщина в мужских штанах!

Она проигнорировала его слова и раскланялась с хозяином:

— До свидания, Баз. И благодарим вас за информацию.

Мак вышел первым. За ним к двери направились Лиззи и Пег.

Доббс оглядел Пег и теперь уже по-настоящему удивился.

— А ведь тебя я точно знаю, — сказал он. — Видел как-то вместе с Бурго Марлером, да упокоит господь его душу.

— Никогда о нем не слышала, — небрежно бросила Пег и прошла мимо.

Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы мужчина пришел к логичному умозаключению.

— Богом клянусь, ты и есть та самая маленькая сучка, которая убила его!

— Погодите минутку, — вмешалась Лиззи. Она уже жалела, что Мак так поспешно вышел. — Не знаю, какие вздорные мысли вы вбили себе в голову, мистер Доббс, но Дженни служит горничной в моей семье с десятилетнего возраста, и она просто не могла свести знакомство с неким Бурго Марлером. Не говоря уже о том, чтобы убить его.

Но его оказалось не так просто обвести вокруг пальца.

— Ее зовут вовсе не Дженни, хотя имя тоже короткое: Бетти, Милли или Пегги. Вот, точно — Пегги Нэпп.

Лиззи стало дурно от навалившегося на нее страха.

Доббс повернулся к своему спутнику, ища у того подтверждения:

— Разве ж это не она? Глянь как следует.

Второй мужчина пожал плечами.

— Я видел купленную Бурго приговоренную только пару раз, а для меня одна девчонка мало чем отличается от другой. — В его голосе звучало сомнение.

Неожиданно вмешался Баз:

— Хотя ее внешность точь-в-точь соответствует описанию в «Виргиния газетт».

Он полез под стойку и достал оттуда мушкет.

Страх Лиззи мгновенно улетучился, сменившись гневом.

— Надеюсь, вы не собираетесь угрожать мне, Барни Тоболд? — спросила она и сама удивилась властной силе своего голоса.

Он ответил:

— Думаю, вам всем придется остаться здесь, пока мы не отправим записку шерифу в Стонтоне. Он очень переживает, что не сумел поймать убийцу Бурго. Уверен, ему захочется проверить правдивость вашей истории.

— Я не собираюсь торчать в вашей таверне и дожидаться, пока вы поймете, что ошиблись.

Он навел на нее оружие.

— Боюсь, вам все же придется подождать.

— Позвольте мне кое-что объяснить. Я сейчас выйду отсюда вместе с этой девочкой, а вам следует знать только одно: если вы застрелите жену состоятельного джентльмена из Виргинии, никакие самые благовидные предлоги не спасут вас потом от виселицы.

Она положила руки на плечи Пег, встала между ней и дулом мушкета, а потом подтолкнула в двери.

Баз взвел курок со щелчком, который показался оглушительным.

Пег дернулась, держась за Лиззи, и той пришлось еще сильнее вцепиться в нее, почувствовав, что девчонка готова броситься бежать.

До двери было всего-то три ярда, но, как показалось, у них ушла целая вечность, чтобы преодолеть это короткое расстояние.

Выстрела не последовало.

Лиззи ощутила солнечный свет на лице.

Даже у нее не осталось сил сдерживаться дольше. Снова подтолкнув Пег вперед, она и сама побежала.

Мак уже забрался в седло. Пег первой буквально взлетела на козлы фургона. Лиззи одним прыжком очутилась рядом.

— Что произошло? — спросил Мак. — У вас обеих такой вид, словно вы только что повстречались с призраком.

— Давай побыстрее убираться отсюда! — воскликнула Лиззи и хлестнула лошадей поводьями. — Этот одноглазый тип узнал Пег!

Она развернула фургон в сторону востока. Если бы они теперь направились в Стонтон, пришлось бы перебираться вброд через реку, на что требовалось слишком много времени. И они попали бы в итоге прямиком в лапы шерифа и его людей. Приходилось возвращаться туда, откуда они только что приехали.

Оглянувшись через плечо, она увидела троих мужчин у двери таверны. Баз все еще держал в руках мушкет.

Она пустила лошадей рысью.

Баз так и не осмелился выстрелить.

Через несколько секунд они оказались вне зоны возможного попадания ружейной пули.

— Слава богу, — от всей души произнесла Лиззи. — Мы пережили ужасающие мгновения.

Дорога свернула в лес, и таверна скрылась из вида. Чуть позже Лиззи позволила лошадям перейти на шаг. Мак верхом поравнялся с повозкой.

— Мы забыли купить овес, — сказал он.

* * *

Мак испытал облегчение после благополучного бегства, хотя крайне сожалел о решении Лиззи вернуться назад. Им следовало форсировать реку вброд и продолжать двигаться дальше. Стало ясно, что именно в окрестностях Стонтона располагалась прежде ферма Бурго Марлера, но ведь они могли найти путь в обход города или же миновать его ночью. И все же он не стал критиковать Лиззи: ей пришлось поневоле найти выход из положения очень быстро при весьма затруднительных обстоятельствах.

Они снова остановились на месте, где ночевали накануне, то есть там, где «Три колеи» пересекались с перпендикулярной тропой. Фургон увели подальше от дороги и спрятали в лесу. Теперь все трое превратились еще и в беглецов от правосудия.

Мак сверился со своей картой и решил, что им придется вернуться к Шарлоттсвиллю и свернуть на тропу семинолов к югу. Они могли затем через пару дней снова направиться на запад, обойдя Стонтон в пятидесяти милях.

Но уже утром Мака посетила новая мысль. Доббс тоже был вполне способен добраться до Шарлоттсвилля. Предположим, с наступлением темноты он тихо миновал их скрытый лагерь и добрался до города раньше их. Он поделился своим беспокойством с Лиззи и предложил поехать в Шарлоттсвилль в одиночку, чтобы проверить, чист ли горизонт. Она согласилась с его доводами.

Он нещадно гнал коня и оказался в городе перед самым наступлением рассвета. Затем заставил скакуна перейти на шаг, как только приблизился к первому дому на окраине. Повсюду еще царила тишина. Никакого движения. Только старый шелудивый пес сидел прямо посреди дороги и лениво почесывался. Но дверь таверны «Лебедь» оказалось открытой, и из трубы очага вился дымок.

В баре никого не было.

Возможно, Доббс и его приятель все-таки отправились другим путем в сторону Стонтона.

Откуда-то доносился настолько ароматный запах, что слюнки текли. Мак обошел здание сзади и увидел пожилую женщину, жарившую бекон.

— Мне нужно купить овса, — сказал он.

Не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия, женщина отозвалась:

— Напротив суда есть магазин.

— Спасибо. Вы не видели сегодня Одноглазого Доббо?

— А это еще кто такой, черт побери?

— Так, не имеет значения.

— Не хотите ли позавтракать, прежде чем отправиться по делам?

— Нет, благодарю вас. Жаль, но у меня очень мало времени.

Оставив коня, он поднялся по холму к зданию суда. Через площадь от него располагалась постройка меньших размеров с небрежно выведенной вывеской «Торговец семенами». Сам магазин стоял под замком, но на заднем дворе он нашел полуодетого мужчину, который тщательно брился.

— Мне нужно купить овса, — повторил Мак.

— А мне нужно закончить бриться.

— Ждать я не могу. Продайте мне пару мешков сейчас же, или мне придется приобрести их у брода через Южную реку.

Ворча и ругаясь себе под нос, мужчина вытер лицо полотенцем и провел Мака в магазин.

— Чужаков в городе не появлялось? — спросил Мак.

— Кроме вас, никого, — ответил хозяин.

Стало быть, Доббс не приехал в город ночью.

Мак расплатился деньгами Лиззи и взял два больших мешка, взвалив оба на спину. Но как только вышел наружу, услышал цокот копыт, а потом заметил троих всадников, ехавших с востока очень быстро.

У него екнуло сердце.

— Ваши дружки? — спросил торговец зерном.

— Нет.

Он поторопился спуститься к подножию холма. Ездоки спешились у «Лебедя». Подойдя ближе, Мак замедлил шаги и натянул шляпу глубже на глаза. Когда они выпрыгнули из седел, ему удалось лучше разглядеть лица.

Одним из вновь прибывших оказался Джей Джеймиссон.

Мак беззвучно выругался. Джей почти настиг их из-за проблем, возникших вчера при броде через Южную реку.

К счастью, Мак проявил осторожность и теперь был осведомлен о погоне. Ему оставалось только добраться до своего коня и тихо ускакать, никем не замеченным.

Однако внезапно до него дошло, что «его конь» был украден у Джея и стоял сейчас на привязи всего в трех ярдах от законного владельца.

Джей обожал лошадей и хорошо разбирался в них. Стоило ему только бросить на коня взгляд, как он узнал бы в нем свою собственность. А тогда ничего не стоило сообразить, что и беглецы где-то поблизости.

Мак спрятался за сломанной оградой в буйно разросшихся кустах и сквозь ветки наблюдал за происходящим. С Джеем приехал Леннокс. Третий мужчина не был ему знаком. Леннокс очень удачно привязал своего мерина рядом с конем Мака, частично укрыв краденого скакуна от взгляда Джея. Леннокс, напротив, ничего не понимал в лошадях и сам не смог бы опознать животное. Джей поставил своего коня рядом с мерином Леннокса. Заходите внутрь, заходите скорее внутрь! — мысленно кричал им Мак, но Джей пока лишь развернулся и что-то сказал Ленноксу. Леннокс ответил, а их спутник хрипло рассмеялся. Крупная капля пота скатилась у Мака со лба, угодила в глаз, и ему пришлось сморгнуть ее, поскольку руки были заняты. Когда же его зрение снова прояснилось, все трое мужчин уже заходили в зал «Лебедя».

Мак вздохнул с облегчением. Но опасность еще не окончательно миновала.

Он вышел из-за кустов, по-прежнему сгибаясь под тяжестью мешков с овсом, и быстро пересек улицу в сторону таверны. Затем навьючил мешки на круп коня.

Неожиданно кто-то появился у него за спиной.

Он не осмелился сразу обернуться. Вставил одну ногу в стремя, когда его окликнул мужской голос:

— Эй, вы там!

Очень медленно Мак повернул голову. К нему обращался незнакомец. Он глубоко вдохнул и спросил:

— Что вам угодно?

— Мы хотели бы позавтракать.

— Найдите женщину на заднем дворе, — посоветовал ему Мак и запрыгнул в седло.

— Эй!

— Что еще?

— Здесь, случайно, не проезжал крытый фургон с четверкой лошадей, в котором ехали мужчина, женщина и девочка-подросток?

Мак сделал вид, что старается припомнить.

— Нет, в последнее время не проезжал, — ответил он, пришпорил коня и тронулся с места.

Оглядываться он больше не решался.

Уже через минуту город остался позади.

Ему отчаянно хотелось поскорее вернуться к Лиззи и Пег, но ехать пришлось медленнее из-за тяжести мешков с овсом, и солнце уже пригревало вовсю, когда он достиг точки скрещения путей. Он свернул с основной дороги и проник к укрытию в лесу, где они устроили свой лагерь.

— Джей уже в Шарлоттсвилле, — сообщил он Лиззи, как только увидел ее.

Она побледнела.

— Так близко от нас!

— Похоже, позже сегодня он проследует по «Трем колеям» через гряду. Но как только доберется до брода через Южную реку, узнает, что мы вернулись назад. Тогда его отставание от нас составит не более полутора дней. Нам придется бросить фургон.

— А как же все наши припасы!

— Очень многое нужно будет оставить тоже. У нас есть три свободных лошади. Захватим с собой все, что они смогут везти на себе. — Мак посмотрел вдоль узкой тропы, уходившей от лагеря на юг. — Вместо того чтобы возвращаться в Шарлоттсвилль, мы можем попытаться поехать в южном направлении по этой старой тропе. Как я догадываюсь, она поможет нам срезать угол выехать на тропу семинолов в нескольких милях позади города. И она выглядит вполне проходимой для верховой езды.

Лиззи не принадлежала к породе нытиков, и ее лицо отобразило решимость.

— Хорошо, — угрюмо сказала она. — Давайте браться за разгрузку фургона.

Им пришлось бросить сошник для пахоты, сундук Лиззи с теплым нижним бельем, часть фуражного зерна, но они оставили при себе ружья, инструменты и семена. Потом построили нагруженных скарбом лошадей в связку друг за другом и сами сели в седла.

Ближе к концу утра они снова тронулись в путь.

Глава 38

Три дня подряд они затем следовали древней тропой индейцев на юго-запад, минуя череду прекрасных пейзажей, где за долинами следовали перевалы, проходившие по склонам гор, пышно поросших густыми лесами. Изредка попадались отдельно располагавшиеся фермы, но им не встречались ни люди, ни крупные населенные пункты. Они ехали строго друг за другом, ведя за собой трех нагруженных лошадей. Мак натер себе седлом ягодицы, но это не мешало ему пребывать в самом добром расположении духа. Горы выглядели бесподобно красивыми, над головой ярко сияло солнце, а он чувствовал себя свободным человеком.

Утром четвертого дня они преодолели очередной подъем и увидели в открывшейся дальше внизу долине коричневые воды широкой реки, русло которой было испещрено посередине множеством мелких островков. На дальнем берегу стояло несколько деревянных домов. У причала покачивался большой, но плоскодонный паром.

Мак натянул поводья.

— Насколько я понимаю, это река Джеймс, а поселок называется Линч Ферри.

Лиззи догадалась, о чем он думает.

— Здесь ты хочешь снова свернуть на запад?

Он кивнул.

— Мы три дня почти никого не встречали. Джею будет трудно почуять наш след. Но если воспользуемся паромом, то нас уж точно запомнит паромщик, как и трудно будет остаться незамеченными местным владельцем таверны, лавочником и прочими любопытными обитателями этого местечка.

— Разумные рассуждения, — одобрительно отозвалась Лиззи. — Если мы свернем с тропы здесь, он не сможет сразу понять, куда мы направились.

Мак изучил карту.

— Долина к северо-западу поднимается выше и приводит к перевалу. Преодолев его, мы сможем оказаться на тропе, проходящей далеко юго-восточнее Стонтона.

— Отлично!

Мак улыбнулся Пег, которая молчала с равнодушным ко всему видом.

— Ты согласна с нами? — спросил он, стремясь растормошить ее и привлечь к обсуждению маршрута.

— Как вам будет угодно, — по-прежнему бесстрастно ответила Пег.

Она выглядела несчастной. Мак предположил, что девочку продолжал снедать постоянный страх быть пойманной. Кроме того, она наверняка тоже очень устала — порой они забывали, насколько она еще юное и хрупкое создание.

— Взбодрись! — сказал ей Мак. — Побег проходит успешно!

Но она лишь отвернулась. Мак обменялся взглядами с Лиззи, которая могла лишь сделать жест, отображавший ее беспомощность в подобной ситуации.

Они свернули с тропы почти под прямым углом и направились через поросшие лесом пологие холмы, чтобы снова выйти к реке примерно в полумиле выше по течению от поселка. Мак посчитал, что их скорее всего никто оттуда не заметил.

Более или менее ровная тропа тянулась вдоль берега еще несколько миль, но затем отошла в сторону, огибая гряду особенно высоких холмов. Ехать стало намного труднее. Им часто теперь приходилось спешиваться, чтобы провести лошадей через каменистые и крутые подъемы, но Мака не покидало все то же поистине пьянящее ощущение свободы.

День они закончили рядом со стремительным горным потоком. Лиззи удалось подстрелить мелкого оленя, пришедшего на водопой. Мак разделал тушу и изготовил вертел, чтобы зажарить на костре окорок. Оставив Пег присматривать за огнем, он отправился мыть запятнанные кровью оленя руки.

Спустившись ниже вдоль потока, он набрел на небольшой водопад, под которым образовалась глубокая заводь. Встав на колени, принялся оттирать руки под ниспадавшим потоком. А затем решил искупаться и быстро разделся. Но стоило ему лишь снять с себя бриджи, как он поднял глаза и увидел перед собой Лиззи.

— Каждый раз, когда я снимаю с себя одежду и прыгаю в реку…

— Ты замечаешь, что я наблюдаю за тобой!

Оба рассмеялись.

— Давай искупаемся вместе, — предложил он.

У него участилось сердцебиение, пока она тоже раздевалась. Он не сводил любовного взгляда с ее тела. А она встала перед ним совершенно обнаженная с несколько вызывающим выражением на лице, словно говорившим: какого черта, почему бы и нет? Они обнялись и поцеловались.

Когда же им пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание, ему в голову пришла совершенно сумасбродная идея. Он посмотрел на глубокую заводь в десяти футах под ними и предложил:

— А что, если нам в нее нырнуть?

— Нет! — сначала воскликнула Лиззи. Потом осмелела и согласилась: — Ладно, давай нырнем!

Они взялись за руки, встали на самый край впадины и прыгнули, заливаясь бессмысленным смехом. По-прежнему держась за руки, рухнули в воду. Уйдя в глубину, Мак отпустил руку Лиззи. Когда же вынырнул на поверхность, увидел ее в нескольких футах от себя, фыркавшую, пытавшуюся откашляться, но продолжавшую смеяться. Они вместе поплыли к берегу, вскоре почувствовав дно у себя под ногами, после чего замерли, давая себе отдых.

Мак притянул Лиззи к себе. С восхитительно возбуждающим чувством ощутил ее нагие бедра, прижатые к своим. Ему даже не хотелось целовать ее сейчас. Ему было достаточно смотреть на ее лицо. Он погладил ей бедра сзади. Ее пальцы сомкнулись на его сразу же отвердевшем члене. Она тоже смотрела ему прямо в глаза и счастливо улыбалась. У него возникло предчувствие, что он сейчас взорвется от восторга.

Она обняла его за шею и задрала ноги, чтобы обвить ими его вдоль талии. Мак покрепче уперся ступнями в дно и принял на себя ее вес целиком. Затем еще немного приподнял ее. Она слегка изменила позу, поудобнее устроившись верхом на нем. И он вошел в нее с такой легкостью, словно они практиковались многие годы.

Посреди холода воды ее плоть ощущалась его кожей как слой разогретого масла. Внезапно ему показалось, что все это не более чем сон. Он занимался любовью с дочерью леди Хэллим под водопадом в Виргинии. Разве такое было возможно в реальности?

Лиззи запустила язык ему в рот, и он стал сосать его. Она захихикала, но затем ее лицо снова стало серьезным и приобрело выражение глубокой концентрации на своих ощущениях. Она подтягивалась на его шее, вздымая свое тело, а потом опускалась, повторяя это движение раз за разом все чаще. Издавала глубокие гортанные стоны. Веки почти полностью сомкнула. Он зачарованно наблюдал за ее лицом.

Затем краем глаза он заметил какое-то движение на берегу. Повернув голову, успел уловить что-то вроде промелька цветового пятна, мгновенно исчезнувшего. Кто-то следил за ними. Быть может, Пег ненароком набрела на место их купания? Или это был чужак? Мак понимал, что следовало бы обеспокоиться, но Лиззи застонала особенно громко, и он выбросил все посторонние мысли из головы. Она начала покрикивать, ее бедра прижимались к нему в еще более участившемся ритме, а потом она замерла, крепко обняв его, и издала действительно страстный стон, а он держал ее и сам сотрясался в любовной агонии до полного изнеможения.

* * *

Когда они вернулись к своему лагерю, Пег пропала.

Маком овладели дурные предчувствия.

— Мне показалось, что я заметил кого-то у той заводи, когда мы с тобой занимались любовью. Это было всего лишь мимолетное впечатление, и я не мог даже определить, видел я мужчину, женщину или ребенка.

— Я уверена, что ты заметил именно Пег.

Мак взглянул на нее пристально прищурившись.

— Откуда у тебя столь твердая уверенность?

— Она ревнует меня из-за твоей любви ко мне.

— Что?

— Пег тоже влюблена в тебя. Она как-то заявила, что собирается выйти за тебя замуж. Разумеется, все это лишь девичьи фантазии, но сама-то Пег не разбирается в таких тонкостях. Вот почему она выглядела целыми днями такой несчастной в последнее время, а теперь, как я предполагаю, увидела, чем мы с тобой занимаемся, и сбежала.

Мак с ужасом понимал, что Лиззи точно указала на причину случившегося. Он вообразил себе чувства Пег и снова ужаснулся. А теперь бедная девочка среди ночи бродила одна где-то по холмам в лесной чаще.

— О боже! Что же нам теперь делать? — воскликнул он.

— Искать ее.

— Верно. — Мак стряхнул с себя оцепенение. — Она не воспользовалась одной из лошадей. Значит, не могла уйти слишком далеко. Мы пустимся на поиски вместе. Давай быстро сделаем для себя факелы. Вероятно, она отправилась туда, откуда мы пришли. Держу пари, мы скоро обнаружим ее спящей под одним из кустов.

* * *

Они потратили на поиски всю ночь.

Часами шли сначала назад, освещая лес по обе стороны от извилистой тропы. Затем им пришлось вернуться в лагерь, изготовить новые факелы и последовать теперь вверх по течению потока, спотыкаясь на бесчисленных камнях. Никаких следов Пег обнаружить не удалось.

На рассвете они позавтракали остывшим оленьим мясом, взвалили припасы на лошадей и двинулись дальше.

Существовала все же вероятность, что Пег хватило ума отправиться на запад, и Мак не оставлял надежды нагнать ее на тропе, но прошло утро, а они все шли и шли, так и не найдя ее.

В полдень им попалась еще одна тропа. Вернее, настоящая проселочная дорога, достаточно широкая для проезда телег и фургонов, испещренная отпечатками в грязи лошадиных подков. Она проходила с северо-востока на юго-запад, и в отдалении с нее уже виднелись величественные громады гор, поднимавшихся чуть ли не до самого неба.

Это была та самая дорога, которую они искали — путь к Камберлендской котловине. Манившему их перевалу.

С тягостными чувствами в сердцах они повернули на юго-запад и продолжили путешествие.

Глава 39

Утром следующего дня Джей Джеймиссон спустился верхом с холма к реке Джеймс и увидел на другом ее берегу поселок, называвшийся Линч Ферри.

Джей выбился из сил, у него болело все тело, и он почти отчаялся добиться успеха. А еще ему очень не по нраву пришелся Биннс, то ли проходимец, то ли настоящий бандит, которого Леннокс нанял в Уильямсберге на роль проводника и помощника. Джей устал от дурной пищи, провонявшей потом одежды, долгих дней тряски на коне и кратких ночевок на жесткой земле. За последние несколько суток надежда в нем то поднималась, то пропадала, что было весьма похоже на бесконечную холмистую местность, по которой приходилось двигаться.

Его крайне обрадовали известия, полученные у брода через Южную реку, где ему сообщили, что Лиззи и ее беглый напарник вынуждены были оттуда повернуть назад. Вот только ему оставалось недоумевать, каким образом они разминулись с ним на единственной дороге.

— Они где-то свернули с главной тропы, — уверенно заявил Одноглазый Доббо, когда они вместе сидели в таверне рядом с рекой. Доббс видел троих беглецов днем раньше и опознал Пег Нэпп как пропавшую преступницу, убившую Бурго Марлера.

Джей предполагал, что он не ошибся.

— Но куда они направились потом? На север или на юг? — обеспокоенно спросил он.

— Если ты скрываешься от закона, то тебе нужно уходить как можно дальше на юг. Подальше от шерифов, уголовных судов и мировых судей.

Джей не питал, однако, столь твердой уверенности в этом. На территории тринадцати колоний нашлось бы множество мест, где с виду вполне респектабельная семья — муж, жена и горничная-служанка — могла тихо обосноваться и практически исчезнуть. Но догадка Доббса представлялась наиболее вероятным вариантом.

Он сказал Доббсу, как говорил всем, что выплатит вознаграждение в размере пятидесяти английских фунтов любому, кто сумеет арестовать сбежавшую троицу. Деньги (а на такие средства здесь можно было купить небольшую ферму) выделила его мать. После того, как они расстались, Доббс перебрался через реку вброд и двинулся на запад к Стонтону. Джей надеялся, что он распространит среди населения слух о крупном вознаграждении. И если беглая жена каким-то образом ускользнет от Джея, ее смогут схватить другие люди.

Сам Джей вернулся в Шарлоттсвилль, ожидая обнаружить, что Лиззи проехала через город и свернула затем к югу. Но как оказалось, фургона там больше никто не видел. Джею оставалось лишь исходить из гипотезы, что те, кого он преследовал, сумели обойти Шарлоттсвилль стороной и нашли другой выход на ведущую к югу старую тропу, проложенную семинолами. Сделав ставку на это предположение, он и повел свою небольшую группу вдоль индейской тропы. Но местность стала окончательно безлюдной, и они не встретили по пути никого, кто заметил бы проехавших мимо мужчину, женщину и девочку.

Теперь приходилось связывать особые надежды на получение хоть какой-то информации в поселении Линч Ферри.

Они вышли на берег стремительно протекавшей реки и стали кричать. Вскоре из домика вышел мужчина и сел в заменявшую паром необычайно широкую плоскодонную лодку. С одного берега на другой был протянут канат, а лодка прикреплена к нему таким хитроумным образом, что само по себе течение тянуло паром через реку. Когда он причалил поблизости от них, Джей и его спутники завели на борт своих лошадей. Паромщику стоило только сменить положение каната и крепежной веревки, чтобы лодка начала перемещаться в обратном направлении.

Темная одежда и сдержанные манеры мужчины выдавали в нем квакера. Джей заплатил за перевоз, а потом, пока они пересекали реку, завел с ним разговор.

— Мы разыскиваем троих человек: молодую женщину, шотландца примерно того же возраста и четырнадцатилетнюю девочку. Они здесь не переправлялись недавно?

Мужчина помотал головой.

Джей сразу несколько сник. Неужели он избрал совершенно неверное направление?

— А мог кто-нибудь перебраться на другой берег так, чтобы вы даже не заметили?

На сей раз паромщик ответил не сразу.

— Это мог сделать только самый сильный и опытный пловец, — сказал он после продолжительного размышления.

— Предположим, они пересекли реку в другом месте. Есть такая вероятность?

После новой паузы квакер просто сказал:

— Есть, но это значит, что здесь они не проезжали.

Биннс захихикал, а Леннокс заставил его замолчать, окинув злобным взглядом.

Джей оглядел реку и едва слышно выругался. Жену никто не видел уже шесть дней. Непостижимо, но Лиззи удалось уйти от погони. Она могла находиться сейчас где угодно. Даже в Пенсильвании. У нее имелась возможность поехать на восток, чтобы сесть на корабль, отплывавший в Лондон. Он потерял ее. Она обвела его вокруг пальца и лишила последнего шанса получить долю наследства. «Если когда-нибудь снова встречусь с ней, богом клянусь, сам всажу пулю в голову», — мысленно дал пылкий обет он.

На самом же деле Джей понятия не имел, как поступит, если схватит ее. Он с тревогой постоянно размышлял над этим, двигаясь по колдобинам и выбоинам местных дорог. Знал, что добровольно жена к нему не вернется. Ему придется доставить ее домой связанной по рукам и по ногам. Но она не исполнит его волю даже после этого. Возникала вероятность, что она вынудит мужа взять себя насильно. Эта мысль странным образом возбуждала его. В пути его постоянно посещали похотливые воспоминания. О том, например, как они ласкали друг друга на втором этаже пустого еще дома на Чепел-стрит, пока их матери дожидались снаружи. О Лиззи, кувыркавшейся с ним в постели обнаженной и не ведавшей стыда. О сексе, когда Лиззи садилась на него верхом, покрикивая и постанывая. А когда она забеременеет теперь, как сумеет он удержать ее? Запрет под замок до самых родов?

Все стало бы гораздо проще в случае ее смерти. И ее гибель представлялась вполне вероятной. Они с Макэшем без боя уж точно не сдадутся. Если честно, Джей не считал себя способным хладнокровно убить жену. Оставалась надежда, что она падет жертвой перестрелки. Тогда он сможет жениться на пышногрудой барменше, обрюхатить ее и сразу же отправиться через океан в Лондон, чтобы потребовать исполнения условия завещания отца.

Но пока обо всем этом приходилось только мечтать. Реальность же состояла в том, что при встрече с Лиззи ему необходимо будет принять важное решение. Либо доставить ее домой живой, предоставив ей все возможности нарушить затем свои планы. Либо убить ее.

Каким образом он разделается с ней? Ему еще ни разу не приходилось никого убивать, а своей шпагой он лишь однажды нанес человеку легкое ранение — во время бунта разгрузчиков угля, когда брал под арест Макэша. Даже несмотря на свою ненависть к Лиззи, он вообразить себе не мог, как вонзает лезвие в тело, которое прежде так любил. Но однажды он все-таки направил ружье на своего брата и даже спустил курок. Если нужно будет убить Лиззи, лучше всего застрелить ее издали, как оленя. Но и в своей способности даже на это он не был окончательно уверен.

Паром пришвартовался к противоположному берегу. Неподалеку от причала возвышалась достаточно внушительная с виду постройка: дом на деревянном основании в два этажа и с мансардой под крышей. Еще несколько столь же добротных домов ровным рядом стояли вдоль склона холма, круто поднимавшегося от реки. Поселок внешне представлялся небольшим, но процветающим коммерческим поселением.

Когда они высаживались, паромщик небрежно бросил:

— Вас кое-кто уже дожидается в таверне.

— Дожидается нас? — изумленно переспросил Джей. — Кто мог знать, что мы появимся здесь?

Но паромщик словно отвечал уже на другой вопрос:

— Уродливый тип. Один глаз у него не желает открываться.

— Доббс! Но как он оказался здесь, опередив нас?

— И зачем? — добавил Леннокс.

— Спросите у него сами, — буркнул паромщик.

Новость несколько ободрила Джея, и ему не терпелось все выяснить.

— Вы займитесь лошадьми, — отдал он распоряжение своим спутникам, — а я сразу пойду к Доббсу.

Таверна располагалась в том самом двухэтажном доме, что стоял прямо у причала. Джей зашел внутрь и увидел Доббса, сидевшего за столом и поедавшего тушеное мясо из миски.

— Доббс! Какого черта вы здесь делаете?

Доббс поднял на него открытый глаз и ответил с набитым ртом:

— Явился, чтобы получить обещанную награду, капитан Джеймиссон.

— О чем вы говорите?

— А вы посмотрите лучше вот туда.

Он кивком головы указал в сторону дальнего угла зала таверны.

Там сидела накрепко привязанная к стулу Пег Нэпп.

Джей так и уставился на нее. Удача наконец улыбнулась ему!

— Откуда же она пришла?

— Я поймал ее на дороге к югу от Стонтона.

Джей нахмурился.

— И в каком направлении она двигалась?

— На север в сторону города. Я как раз покинул Стонтон и ехал к Миллерз Миллу.

— Интересно, как она там оказалась.

— Я пытался допросить ее, но она не желает со мной разговаривать.

Джей снова посмотрел на девочку и только теперь заметил синяки на ее лице. Доббс не слишком мягко обошелся с ней.

— Могу поделиться с вами своим мнением, — продолжал тот. — Они добрались почти до этого места, но не стали пересекать здесь реку, а свернули на запад. Скорее всего, фургон им пришлось где-то бросить. И затем верхом они поехали долиной вверх по течению до дороги на Стонтон.

— Но Пег вы застали одну?

— Да.

— И вы запросто схватили ее?

— Это оказалось нелегко, доложу я вам, — возразил Доббс. — Она бежала от меня быстрее ветра, а как только мне удавалось догнать ее, вырывалась и ускользала. Но я все же скакал на лошади, которой у нее не было, и под конец девчонка измоталась до предела.

Появилась женщина, тоже в квакерском облачении, и спросила Джея, не желает ли он поесть. Он нетерпеливо отмахнулся от нее. Слишком хотелось задать Доббсу все интересовавшие его вопросы.

— Но как вам удалось попасть сюда раньше нас?

Доббс ухмыльнулся.

— Спустился по реке на плоту.

— Как я предполагаю, у них произошла ссора, — возбужденно заговорил Джей. — Эта маленькая, но смертельно опасная мерзавка бросила тех двоих и отправилась на север. — Потом он в задумчивости наморщил лоб. — Но куда же держат путь Лиззи и Макэш?

— Дорога ведет к Форт-Чизвеллу. А дальше тянутся почти совершенно незаселенные земли. Чуть южнее расположен поселок Волчьи Холмы, а потом начинается территория, где господствуют чероки. Едва ли они захотят присоединиться к индейцам, а это значит, что им нужно будет у Волчьих Холмов повернуть на запад и углубиться в холмистую местность. Охотники рассказывают о перевале под названием Камберлендская котловина, которым можно воспользоваться для прохода через горный хребет. Но я в тех краях еще никогда не бывал.

— И что там, по другую сторону гор?

— Судя по слухам, дикие и необитаемые пространства. Они хороши только для охоты. Что-то вроде широкой нейтральной полосы между землями племен чероки и сиу. Порой ее называют Страной некошеных трав. Еще говорят, что там все заросло пыреем.

Теперь Джей начал хоть что-то понимать. Лиззи намеревалась начать новую жизнь в неизведанных местах. Но у нее ничего не выйдет, с возбужденной радостью пришел к выводу он. Они обязательно поймают ее и вернут назад. Живой или мертвой.

— Сама по себе девчонка не представляет для меня особой ценности, — заявил он Доббсу. — Вам придется помочь нам схватить двоих других, если хотите отработать свои пятьдесят фунтов.

— Вы желаете нанять меня в проводники?

— Да.

— Сейчас у них перед нами пара дней преимущества, и они смогут двигаться быстрее, не обремененные фургоном. Может понадобиться неделя или даже больше, чтобы догнать их.

— В случае успеха вы сполна получите пятьдесят фунтов в любом случае.

— Тогда остается надеяться, что мы нагоним их до того, как они окончательно покинут тропу и растворятся среди необитаемых пространств.

— Воистину так. Аминь, — завершил разговор Джей.

Глава 40

Через десять дней после исчезновения Пег они закончили двигаться через широкую и плоскую равнину, добравшись до полноводной и могучей реки Холстон.

Маком овладело радостное чувство. В пути они пересекали многочисленные реки и горные потоки, но у него не оставалось сомнений, что именно Холстон была их целью. Она оказалась значительно шире остальных. Посреди русла протянулся длинный остров.

— Вот то, к чему мы стремились, — торжественно объявил он Лиззи. — Здесь проходит самая дальняя граница цивилизации.

Впрочем, уже несколько дней они ощущали свое почти полное одиночество в мире. Например, вчера им попался всего один белый мужчина — траппер. И на вершине отдаленного холма они разглядели фигуры троих индейцев. Сегодня белые люди больше не встречались вовсе, только несколько групп индейцев. Краснокожие не проявляли ни дружелюбия, ни враждебности, держась на почтительной дистанции от пришельцев.

Уже очень много времени минуло с той поры, когда Мак и Лиззи миновали последний обработанный участок земли. И чем реже попадались фермы, тем больше живности водилось в лесах. Бизоны, олени, зайцы, как и мириады пригодных в пищу птиц — дикие индейки, утки, вальдшнепы, куропатки. Лиззи обычно удавалось подстрелить больше, чем требовалось на двоих.

Погода тоже благоприятствовала. Только однажды полил дождь, и им пришлось целый день пробираться по грязи, а потом всю ночь дрожать от сырости и холода. Но уже на следующее утро они полностью обсохли на ярком и теплом солнце. Оба жестоко натерли себе седлами ягодицы, кости ломило от переутомления, зато лошади превосходно выдерживали тяготы пути, подкрепляясь обильной и сочной травой, росшей повсюду, как и овсом, купленным Маком в Шарлоттсвилле.

Никаких признаков погони, устроенной Джеем, не замечалось, хотя это ничего не значило. Мак исходил из того, что он по-прежнему продолжает преследовать их.

Они напоили лошадей водой из Холстона и сами присели отдохнуть на каменистом берегу. После пересечения равнины тропа почти исчезла из вида, как не виднелось ее продолжения по другую сторону реки. К северу начинался непрерывный подъем, а в отдалении — быть может, милях в десяти, — грозно вздымалась в небеса горная гряда. Именно туда они и направлялись.

— Там где-то должен быть перевал, — настойчиво повторил Мак.

— Но я что-то пока не вижу его, — сказала Лиззи.

— Я тоже.

— А если его там не существует…

— Мы найдем другой, — решительно оборвал ее он.

Говорил он с непоколебимой уверенностью, но в душе его затаился страх. Они попадали в места, не обозначенные ни на одной карте. На них могли напасть горные львы или медведи. Индейцы тоже представляли потенциальную опасность. Никто не знал, как долго они будут соблюдать нейтралитет. Сейчас для человека с ружьем добыча пропитания не являлась проблемой, но не станет ли все гораздо сложнее зимой?

Мак снова достал свою карту, хотя она постепенно делалась все более и более неточной.

— Остается жалеть, что нам больше не попадается никто, знающий дорогу, — с горечью сказала Лиззи.

— Мы встретили нескольких таких людей, — напомнил Мак.

— Вот только каждый указывал разные пути.

— Но в целом все рисовали перед нами одинаковую картину, — заметил Мак. — Речные долины пролегают с северо-востока на юго-запад, как и показано на карте. Нам необходимо двигаться к северо-западу, пересекать реки под прямым углом, неизменно находя проходы через хребты предгорий.

— В том-то и загвоздка, что такой проход нам придется выискивать каждый раз.

— Мы будем вынуждены перемещаться зигзагом. Как только увидим перевал, позволяющий продвинуться дальше на север, мы им воспользуемся. Если упремся в хребет, который покажется непреодолимым, свернем снова на запад и последуем вдоль долины, все время высматривая следующую возможность пробраться севернее. Перевалы, вероятно, находятся не там, где показаны на карте, но их не может не быть совсем.

— Что ж, нам ничего не остается, кроме как все проверить самим, — сказала Лиззи.

— Случись нам попасть в тупик, возникнет необходимость вернуться и взять иной курс, только и всего.

Она поневоле улыбнулась.

— Знаешь, я все же предпочитаю это светским визитам на Беркли-сквер.

Мак улыбнулся в ответ. Она оказалась готова к любым трудностям: одна из черт характера, столь восхищавших его.

— Я уже не говорю о добыче угля в шахте. Куда как увлекательнее.

Но лицо Лиззи почти сразу приобрело серьезное и даже печальное выражение.

— Мне бы очень хотелось, чтобы Пег оставалась сейчас с нами.

Мак испытывал те же чувства. Они ведь так и не обнаружили ни следа Пег после ее бегства. Надеялись нагнать ее на тропе уже на следующий день, но напрасно.

Всю первую ночь Лиззи навзрыд проплакала. У нее возникло ощущение потери теперь уже двоих детей. Сначала своего младенца. Потом Пег. Они понятия не имели, где она сейчас и жива ли вообще. Ими было сделано все возможное для ее поисков, но эта мысль служила крайне слабым утешением. После всего, через что Маку пришлось пройти с Пег вместе, он в итоге лишился ее. У него самого начинали наворачиваться на глаза слезы, стоило подумать о несчастной девочке.

Теперь ничто не мешало им с Лиззи заниматься любовью хоть каждую ночь при свете звезд. Наступила настоящая весна, и теплая погода установилась надолго. Уже скоро они построят для себя дом и будут спать в удобной постели под его надежной крышей. Затем предстоит заняться заготовками больших запасов солонины и копченой рыбы на зиму. Мак расчистит первое поле и засеет его семенами…

Он поднялся на ноги.

— Отдых у нас получился уж совсем коротким, — заметила Лиззи, тоже вставая.

— Мне бы хотелось как можно быстрее удалиться в сторону от крупной реки, — объяснил Мак. — Джей в состоянии догадаться о нашем маршруте до этого места, но затем мы окончательно собьем его со следа.

Рефлекторно оба оглянулись в ту сторону, откуда пришли. Никого не было видно. Но Джей уже находился где-то на той же тропе. Мак почти не сомневался в этом.

Внезапно они поняли, что за ними наблюдают.

Мак сначала заметил краем глаза легкое шевеление, которое затем повторилось. Напрягшись всем телом, он медленно повернул голову.

Двое индейцев стояли всего в нескольких ярдах от них.

Они находились на самой северной границе владений племени чероки и представителей коренного населения видели издалека уже три дня подряд, но ни один к ним пока не приближался.

Эти двое оказались подростками лет семнадцати. У них были прямые черные волосы и красновато-коричневая кожа, характерная для аборигенов Северной Америки. Они носили куртки-хитоны и брюки из оленьих шкур, которые столь охотно стали копировать иммигранты из Европы.

Более высокорослый из них протягивал им крупную рыбу, похожую на лосося.

— Я хотеть нож, — сказал он.

Мак догадался, что индейцы пришли на рыбалку к реке.

— Ты хочешь торговать с нами? — спросил он.

Мальчик улыбнулся.

— Я хотеть нож.

— Нам не нужна рыба, но может пригодиться проводник. Держу пари, он знает, где расположен перевал, — сказала Лиззи. Это была хорошая идея. Стало бы огромным облегчением, если бы они точно узнали, куда надо идти.

Мак ухватился за нее с энтузиазмом.

— Ты проводишь нас?

Мальчик снова улыбнулся, но было совершенно очевидно, что он не понял смысла вопроса. Его спутник стоял молча и неподвижно.

Мак попытался еще раз:

— Ты станешь нашим проводником?

Юноша явно огорчился.

— Сегодня торговля не быть? — спросил он с сомнением.

Мак разочарованно вздохнул и обратился к Лиззи:

— Это всего лишь предприимчивый паренек, зазубривший несколько английских фраз, но не владеющий языком по-настоящему.

Сводила с ума вероятность заплутать здесь только потому, что они не могут общаться с местными обитателями.

— Дай мне попробовать, — сказала Лиззи.

Она подошла к одной из вьючных лошадей, открыла кожаную сумку и достала нож с длинным лезвием. Его изготовили в кузнице при плантации и на деревянной рукоятке выжгли «Дж» по начальным буквам фамилии владельца — Джеймиссон. Это было грубое изделие в сравнении с теми, что можно было бы приобрести в Лондоне, но все равно значительно более качественное, чем любая поделка самих чероки. Она показала его мальчику.

Тот широко улыбнулся.

— Я это купить, — заявил он и протянул к ножу руку.

Но Лиззи спрятала нож за спину.

Мальчик упорно совал ей рыбину, но она отталкивала ее от себя. Он опять заметно огорчился.

— Посмотри сюда, — сказала Лиззи. Она склонилась над большим камнем с плоской поверхностью. Используя острие ножа, принялась выцарапывать на камне подобие рисунка. Сначала изобразила зазубренную линию. Указала на горы в отдалении, потом снова на линию. — Это горный хребет.

Маку трудно было судить, понимает ее подросток или нет.

Под линией, изображавшей горы, Лиззи начертила две схематичные фигуры, ткнув пальцем в себя и в Мака.

— Это мы, — пояснила она. — А теперь следи внимательно.

Она нарисовала второй хребет и углубление в виде латинской цифры V, соединявшее обе горных гряды.

— Это проход, перевал, — сказала Лиззи и добавила в центр V фигурку человечка. — Нам нужно найти перевал, — завершила она и выжидающе посмотрела на индейца.

Мак затаил дыхание.

— Я купить нож, — сказал паренек и снова протянул Лиззи рыбу.

Мак в голос застонал.

— Нельзя терять надежды, — резко бросила ему Лиззи и опять обратилась к индейцу: — Это горный хребет. Это — мы. Здесь перевал. Нам нужно найти его. — Затем указала на мальчика. — Доведешь нас до перевала, получишь нож.

Он посмотрел на горы, потом на рисунок и наконец на саму Лиззи.

— Перевал, — повторил он за ней.

Лиззи указала на горы.

Он же изобразил в воздухе V, проткнув потом воображаемый образ пальцем.

— Перевал, — еще раз повторил он.

— Это то, что хочу купить я, — внушала ему Лиззи.

Мальчик улыбнулся совсем широко и несколько раз энергично кивнул.

— Думаешь, до него дошел смысл? — спросил Мак.

— Пока не знаю.

После недолгого колебания она взяла свою лошадь под уздцы и тронулась с места.

— Ты идешь с нами? — спросила она мальчика, сделав приглашающий жест.

Индеец двинулся рядом с ней.

— Аллилуйя! — воскликнул Мак.

Второй юноша присоединился к товарищу.

Они направились вдоль берега широкого и быстроводного ручья. Лошади пустились в тот легкий аллюр, который позволил им преодолеть почти пятьсот миль за двадцать два дня. Постепенно горы приближались, становились все громаднее с виду, но никаких признаков перевала Мак не различал.

Невидимая внешне тропа постоянно шла вверх, зато поверхность земли стала менее жесткой, и лошади сами ускорили свой ход. Мак понял, что мальчики следуют дорогой, которую умеют различать только они. Пустив обоих индейцев вперед, они устремились теперь прямиком к горному хребту.

Добравшись к самому подножию гор, неожиданно повернули на восток, а затем, к огромному облегчению Мака, увидели перевал.

— А ты молодец, юный рыбачок! — радостно похвалил он индейца.

Они перешли вброд реку, обогнули высокую гору и внезапно обнаружили, что оказались по другую сторону хребта. Когда солнце стало клониться к закату, они достигли узкой расщелины, по которой протекала еще одна горная речка шириной около двадцати пяти футов, стремительно несшая свои воды на северо-восток. А перед ними возник еще один горный хребет.

— Давайте разобьем здесь лагерь, — предложил Мак. — Утром направимся вдоль ущелья в поисках следующего перевала.

Он пришел в превосходное настроение. Они следовали далеко не очевидным маршрутом, а тропа была совершенно неразличима даже от берега реки. Здесь Джей уже никак не сможет последовать за ними. В нем наконец окрепла уверенность, что побег удался.

Лиззи отдала нож старшему из двух мальчиков.

— Спасибо тебе, рыбачок, — сказала она.

Мак надеялся, что индейцы останутся с ними. Он был готов отдать им все свои ножи, если бы они провели его с Лиззи через горы. Но они сразу же развернулись и отправились туда, откуда только что пришли. Старший по-прежнему нес свою рыбину.

Несколько мгновений спустя оба исчезли в сгустившихся сумерках.

Глава 41

Джей пребывал в твердом убеждении, что они настигнут Лиззи сегодня же. Он держал высокий темп, нещадно нахлестывая коня.

— Они уже не могут быть далеко впереди нас, — постоянно твердил он.

Однако когда к вечеру они вышли к берегу реки Холстон, им по-прежнему не попалось ни следа беглецов. Джей начал злиться.

— Мы не сможем продолжать погоню в темноте, — констатировал он, пока они поили лошадей. — А я-то рассчитывал, что к этому моменту мы их уже поймаем.

— Нам осталось недолго, уймитесь, — сказал Леннокс раздраженно.

Чем дальше их группа удалялась от цивилизации, тем наглее и развязнее становился он.

— Но мы можем только гадать, в какую сторону они направились отсюда, — вмешался в разговор Доббс. — Через горы нет какой-то одной тропы, и каждый, кто захочет перебраться через них, должен выбирать свой собственный маршрут.

Они стреножили лошадей и привязали Пег к дереву. Леннокс приготовил на ужин поленту. Прошло четыре дня с тех пор, когда им в последний раз попалась таверна, и Джея уже тошнило от дрянной пищи, какой он обычно кормил своих рабов. Но для того, чтобы отправиться на охоту и добыть дичь, было слишком темно.

Все они предельно устали, натерли себе ягодицы и ноги до волдырей. Биннс предпочел остаться в Форт-Чизвелле, а теперь и Доббс начал терять терпение.

— Мне будет лучше бросить эту затею и вернуться, — сказал он. — Не стоит рисковать заблудиться в горах и погибнуть даже ради пятидесяти фунтов.

Но Джей не желал его отпускать: одноглазый оставался единственным среди них, кому местность была мало-мальски знакома.

— Но мы пока не поймали мою жену, — сказал он.

— Мне нет дела до вашей жены.

— Потерпите хотя бы еще один день. Люди в один голос утверждали, что проход через гряду расположен к северу отсюда. Давайте проверим, удастся ли нам обнаружить перевал. Мы можем настигнуть ее завтра.

— А можем понапрасну потратить время, будь оно все проклято.

Леннокс разложил комковатую кашу по мискам. Доббс развязал Пег руки только для того, чтобы она смогла поесть, потом связал снова и накрыл девочку одеялом. Никто особо не заботился о ее комфорте, но Доббс хотел доставить ее живой к шерифу Стонтона. Ему мнилось, что его поощрят за ее поимку.

Леннокс достал бутылку рома. Они тоже завернулись в одеяла и стали передавать бутылку по кругу, изредка обмениваясь отрывистыми фразами. Проходили часы. На небе показалась луна. Джей постепенно впал в дрему. Но в какой-то момент открыл глаза и заметил странное лицо на самом краю круга света, отбрасываемого почти догоревшим костром.

Он так перепугался, что не смог издать ни звука. Лицо выглядело каким-то нереальным — молодым, но совершенно ни на кого не похожим, и Джею потребовалось некоторое время, чтобы сообразить — это было лицо индейца.

Причем лицо улыбалось, но не Джею. Он отследил взгляд и понял, что индеец смотрит на Пег. А она корчила ему гримасы, которые можно было истолковать однозначно: развяжи меня, подавала сигналы Пег.

Джей застыл в неподвижности и наблюдал.

Теперь он видел, что индейцев двое. Оба — совсем еще подростки.

Один из них безмолвно вступил в круг света. Он держал в руке большую рыбину. Положив ее на землю, достал нож и склонился над Пег.

Леннокс метнулся быстро, как змея. Джей не успел даже разглядеть, что произошло. Мгновение спустя Леннокс уже крепко удерживал мальчика в захвате обеими руками. Нож упал на землю. Пег издала крик отчаяния.

Второй индеец исчез.

Джей поднялся на ноги.

— Кто у нас тут объявился?

Доббс протер глаза и всмотрелся пристальнее.

— Всего лишь индейский парнишка, попытавшийся нас обокрасть. Нам следует вздернуть его в назидание другим.

— Не торопись, — сказал Леннокс. — Он мог встретить тех людей, которых мы преследуем.

Эта мысль возродила в Джее надежду. Он встал перед юнцом.

— Ну, скажи мне что-нибудь, дикарь.

Леннокс с силой вывернул мальчику руку. Тот вскрикнул от боли и запричитал что-то на родном языке.

— Говори по-английски, — рявкнул на него Леннокс.

— Послушай меня, — угрожающе громко произнес Джей. — Тебе попадались по пути двое людей? Мужчина и женщина?

— Сегодня нет торговля, — заявил в ответ подросток.

— Ах, так он все-таки знает английский! — воскликнул Доббс.

— Вот только боюсь, он ничего не сможет нам толком сказать, — разочарованно заметил Джей.

— Еще как сможет! — решительно заявил Леннокс. — Подержи-ка его вместо меня, Доббо. — Доббс взялся за юного индейца, а Леннокс подобрал нож, выпавший из его руки. — Взгляните на это. Один из наших ножей. На рукоятке выжжена буква «Дж».

Джей посмотрел на рукоять. И верно — нож был изготовлен на его плантации.

— Стало быть, он в самом деле встречался с Лиззи!

— Точно, — подтвердил Леннокс.

Надежда вспыхнула в Джее на сей раз с необычайной силой.

Леннокс поднес нож к лицу мальчика и спросил:

— Куда они пошли, юнец?

Индеец пытался вырываться, но Доббс держал его крепко.

— Сегодня нет торговля, — повторил подросток испуганно.

Леннокс ухватил его за левую руку. Затем вставил кончик ножа под ноготь указательного пальца.

— Куда? — спросил он снова и одним движением вырвал ноготь.

Мальчишка и Пег закричали одновременно.

— Прекратите это! — вопила Пег. — Оставьте его в покое!

Леннокс вырвал второй ноготь. Паренек заплакал.

— Где находится перевал? — спросил Леннокс.

— Перевал, — повторил за ним индеец и окровавленной рукой указал на север.

Джей удовлетворенно выдохнул.

— Ты доведешь нас до него, — сказал он.

Глава 42

Маку снилось, что он переходит вброд реку к месту под названием Свобода. Вода обжигала холодом, дно было неровное и каменистое, течение стремительное и мощное. Он двигался вперед, но противоположный берег никак не приближался, а река становилась с каждым шагом все глубже. Но все равно он знал, что если просто продолжит идти, непременно доберется до цели. Вот только глубина все увеличивалась, и вскоре вода захлестнула его с головой.

Отчаянно глотая ртом воздух, он проснулся.

Услышал ржание одной из лошадей.

— Что-то потревожило ее, — сказал он.

Ответа не последовало. Он повернулся и увидел, что Лиззи больше не лежит рядом с ним.

Вероятно, она просто отошла за соседний куст, чтобы справить естественную нужду, но у Мака сразу же возникло дурное предчувствие. Он быстро скинул с себя одеяло и встал.

На небе только-только появилась первая светло-серая полоса, но он мог ясно разглядеть четырех кобыл и двух коней, замерших так, словно они издали услышали приближение других лошадей. Кто-то явно появился и двигался в их сторону.

— Лиззи! — окликнул ее он.

А затем из-за ствола дерева вышел Джей с ружьем, нацеленным прямо в сердце Маку.

Мак окаменел.

Всего мгновением позже показался Леннокс, державший по пистолету в каждой руке.

Мак стоял перед ними совершенно беспомощный. Отчаяние целиком поглотило его, как вода реки во сне. Значит, сбежать ему все-таки не удалось — он схвачен.

Но где же Лиззи?

Уродливый мужчина с переправы через Южную реку, которого звали Одноглазый Доббо, подъехал верхом тоже с мушкетом наперевес. Рядом со своим конем он вел под уздцы лошадь с Пег в седле. Ее ноги связали под брюхом животного, чтобы полностью лишить возможности сбежать. На вид она не была серьезно ранена, но выглядела самоубийственно несчастной, и Мак понял, что теперь она во всем случившемся винит себя. Индейский маленький рыбачок плелся за Доббсом, привязанный длинной веревкой к его седлу. Он наверняка и привел их сюда. Его руки были покрыты кровью. Мак сначала поразился. При их встрече паренек выглядел целым и невредимым. Потом он сообразил: юного индейца пытали. На него нахлынула волна отвращения к Джею и Ленноксу.

Джей не сводил глаз с одеял, расстеленных на земле. Не оставалось сомнений, что Мак и Лиззи спали вместе.

— Ты, грязная свинья! — Его лицо исказилось от ярости. — Где моя жена?

Он перевернул ружье и ударил Мака прикладом в голову, чуть не раздробив височную кость. Мак покачнулся и упал.

— Где она, ты, шахтерский выродок? Где моя жена?

Ощущая во рту вкус крови, Мак ответил:

— Не знаю.

— Что ж, если ты не знаешь даже этого, я не откажу себе в удовольствии прострелить тебе череп!

Мак понял серьезность намерений Джея. Он весь покрылся холодным потом. Ему инстинктивно захотелось начать униженно умолять сохранить ему жизнь, но он подавил этот мгновенный импульс и стиснул зубы.

Пег закричала:

— Не надо! Не стреляйте, прошу вас!

Джей снова направил дуло Маку в голову. Его голос поднялся до почти истерического визга:

— Это станет моим отмщением тебе за все прошлые издевательства надо мной! — воскликнул он.

Мак посмотрел ему в глаза и прочитал во взгляде свой смертный приговор.

* * *

Лиззи лежала на животе среди поросшего высокой травой клочка земли позади большого камня, держа в руках ружье и выжидая.

Она выбрала это местечко еще накануне вечером, когда обследовала берег реки, заметив отпечатки копыт и помет оленей. По мере того как светало, она полностью замерла и наблюдала, готовая к появлению животных у водопоя.

Ее ловкость в обращении с ружьями поможет им позже выжить, прикидывала она. Мак мог построить дом, вырубить лес под поля, засеять их, но ведь пройдет по меньшей мере год, прежде чем они снимут первый урожай и заготовят на зиму достаточное количество зерна. Зато среди их припасов были три больших мешка с солью. В детстве Лиззи часто сидела в кухне особняка Хай Глен и наблюдала, как их повариха Джинни засаливает окорока и большие куски телятины, укладывая их затем в огромные бочки. Так же она научилась и коптить рыбу. А им понадобится много провизии. Их с Маком горячие отношения наверняка приведут к тому, что еще до конца года кормить придется уже троих. При этой мысли на ее лице засветилась счастливая улыбка.

Среди деревьев что-то зашевелилось. Секундой позже из леса вышел молодой олень и осторожно встал на краю берега. Затем склонил голову, высунул язык и начал пить.

Лиззи сумела беззвучно взвести затвор ружья.

Но прежде чем она прицелилась, за первым оленем последовал другой, а всего через минуту у водопоя скопилось двенадцать или даже пятнадцать особей. «Если в этих краях повсюду такое обилие добычи, — подумала Лиззи, — мы с Маком, чего доброго, растолстеем!»

Ей не был нужен крупный олень. Кони и так были навьючены до предела и не смогли бы везти на себе излишек мяса. Кроме того, молодая оленина нежнее на вкус. Она избрала для себя цель, взяла ее на мушку, направив дуло под лопатку зверя прямо над тем местом, где билось его сердце. Лиззи дышала ровно и размеренно, совершенно замерев, как учили ее когда-то в Шотландии.

Как обычно, ей пришлось пережить момент сострадания к красивому животному, которое она собиралась лишить жизни.

Но она все же спустила курок.

* * *

Выстрел донесся откуда-то выше вдоль долины в двухстах или трехстах ярдах от них.

Джей застыл на месте, по-прежнему направляя ружье на Мака.

Лошади забеспокоились, но стреляли слишком далеко, чтобы звук испугал их всерьез.

Доббс утихомирил своего скакуна и с внушительным видом сказал:

— Если выстрелите сейчас, Джеймиссон, то спугнете ее, и она успеет скрыться.

Джей колебался, но затем медленно опустил ствол.

Мак с трудом скрыл невероятное облегчение.

— Я отправлюсь за ней, — заявил Джей. — А вы все оставайтесь пока здесь.

До Мака дошло, что если бы он смог предупредить ее об опасности, у Лиззи оставался бы шанс сбежать. Он почти хотел, чтобы Джей застрелил его. Это могло бы спасти Лиззи.

«Я должен вынудить одного из них выстрелить», — подумал он.

Существовал легкий способ сделать это: броситься бежать самому.

«Да, но что, если в меня попадут?

Наплевать. Я лучше умру, чем снова окажусь в плену».

И прежде чем инстинкт самосохранения ослабил решимость, он побежал.

Наступил момент изумленного молчания до того момента, когда они поняли, что происходит.

Потом закричала Пег.

Мак несся в сторону деревьев, ожидая получить пулю в спину.

Раздался грохот мушкета, затем второй.

Он ничего не почувствовал. Пули прошли мимо.

И еще до того, как последовал новый выстрел, Мак остановился и поднял руки вверх.

Он добился того, чего хотел. Подал для Лиззи предупредительный сигнал.

Затем медленно повернулся, все еще держа руки над головой. Теперь все зависит от тебя самой, Лиззи, подумал он. Удачи тебе, любовь моя.

* * *

Услышав выстрелы, Джей замер на месте. Они донеслись у него из-за спины. Стреляла не Лиззи, а кто-то на покинутой им только что поляне. Он немного подождал, но стрельба прекратилась.

Что это означало? Макэш едва ли мог завладеть ружьем да еще и успеть перезарядить его. И вообще, что мог простой шахтер знать об огнестрельном оружии? Джей догадался, что это Леннокс и Доббс палили в Макэша.

К черту! Не так важно. Его целью была прежде всего поимка Лиззи.

К несчастью, выстрелы наверняка стали для нее предостережением.

Он хорошо знал жену. Как она поступит при подобных обстоятельствах?

Терпение и осторожность были ей глубоко несвойственны. Она редко колебалась. Реагировала мгновенно и решительно. Вот и сейчас она наверняка бежит прямиком сюда и окажется практически на поляне, прежде чем замедлит бег, всмотрится вперед и составит план дальнейших действий.

Он нашел место, откуда мог четко просматривать часть берега реки в тридцать или сорок ярдов длиной. Притаился среди кустов. Затем взвел затвор своего кремниевого ружья.

Внезапно почти болезненным приступом им овладели сомнения. Что он станет делать, когда увидит ее? Если он ее застрелит, все проблемы окажутся решены. Он попытался представить себя охотником на оленей. Нужно будет прицелиться в сердце чуть ниже плеча, чтобы выстрел оказался смертельным.

Лиззи вышла из леса.

Она то быстро шла, то бежала, спотыкаясь на неровностях берега. На ней снова была мужская одежда, но ясно различалась вздымавшаяся и опадавшая при каждом шаге грудь. Под мышкой она несла два ружья.

Джей прицелился ей в сердце, но вдруг вспомнил ее обнаженной, сидевшей поверх него в постели на Чепел-стрит, вновь увидел, как колыхались ее груди, пока они занимались любовью, и не смог заставить себя выстрелить.

Когда она оказалась всего в десяти ярдах от него, он вышел из засады.

Она остановилась и издала испуганный вскрик.

— Привет, дорогая, — сказал он.

Лиззи окинула его взглядом, исполненным ненависти.

— Почему ты не можешь просто отпустить меня? — спросила она. — Ты же больше меня не любишь!

— Не люблю, но мне нужен от тебя ребенок, — объяснил он.

В ее глазах теперь читалось презрение.

— Я скорее умру.

— Это альтернатива, которая мне вполне подходит, — сказал Джей.

* * *

После того как Леннокс разрядил оба своих пистолета в Мака, на поляне ненадолго воцарился хаос.

Лошадей испугали прозвучавшие рядом выстрелы. Та, на которой сидела Пег, понесла. Девочка удерживалась в седле, поскольку была крепко к нему привязана, а поводья с трудом держала тоже связанными руками, и потому не могла остановить животное, и они в одно мгновение пропали среди деревьев. Мерин Доббса встал на дыбы, и пришлось приложить усилие, что взять его под контроль. Леннокс поспешно принялся перезаряжать пистолеты.

И тогда настал черед действовать для маленького индейского рыбачка.

Он подбежал к коню Доббса, вспрыгнул на круп позади всадника и выбросил Доббса из седла.

Мака охватило радостное предчувствие, что он еще не потерпел окончательного поражения.

Леннокс бросил пистолеты и устремился на помощь Доббсу.

Мак поставил Ленноксу подножку, задержав его и опрокинув наземь.

Доббс свалился с коня, но его лодыжка запуталась в веревке, к которой был привязан к седлу юный индеец. Мерин начал взбрыкивать, и мальчику пришлось изо всех сил держаться за его шею. Затем конь тоже скрылся из вида, волоча за собой по земле Доббса.

С диковатой улыбкой, исказившей лицо, Мак повернулся к Ленноксу. На поляне остались только они вдвоем. Наконец-то дошло до рукопашной схватки между ними. «Я убью его», — подумал Мак.

Повалившийся было на землю Леннокс перекатился и встал на ноги, держа в руке нож.

Он сделал резкий выпад лезвием. Мак уклонился, потом нанес Ленноксу удар ногой в коленную чашечку и отпрыгнул на безопасное расстояние.

Прихрамывая, Леннокс начал надвигаться на него. На сей раз он орудовал ножом хитрее, заставил Мака уклониться от замаха не в ту сторону, и снова совершил выпад. Мак ощутил острую боль в левом боку. Он занес правый кулак и мощно ударил Леннокса в висок. Леннокс с трудом удержался на ногах, но снова изготовил нож для продолжения борьбы.

Мак подался назад. Он был моложе и сильнее Леннокса, зато Леннокс накопил, должно быть, большой опыт именно в поножовщине. Пережив момент паники, Мак понял, что в ближнем бою противника с ножом ему не одолеть. Необходимо было сменить тактику.

Мак развернулся и отбежал на несколько ярдов, пытаясь найти любой предмет, годившийся как оружие. Ему на глаза попался камень размером примерно с его кулак. Он остановился, подобрал камень и развернулся.

Леннокс бросился на него.

Мак метнул камень. Он угодил Ленноксу точно в центр лба, и Мак издал триумфальный клич. Леннокс покачнулся, потеряв ориентировку в пространстве. Следовало сполна воспользоваться своим преимуществом над ним. Настал момент разоружить Леннокса. Мак резко выбросил вперед ногу и попал Ленноксу в правый локоть.

Смертельный враг выронил нож, заорав от боли и страха.

Мак стал хозяином положения.

Собрав всю свою силу, он нанес Ленноксу удар в челюсть. У самого Мака боль отдалась в руку от этого апперкота, но гораздо сильнее оказалось ощущение удовлетворения. Теперь уже Леннокс пятился с отчаянным страхом в глазах, но Мак не позволил ему уйти далеко. Он ударил Леннокса в живот, а потом дважды по обоим вискам. Потрясенный и пришедший в полнейший ужас Леннокс с трудом держался на ногах. Продолжать драку он не мог, вот только Мак уже не в состоянии был остановиться. Он хотел прикончить мерзавца. Ухватив Леннокса за волосы, угодил коленом прямо ему в лицо. Леннокс снова завопил, кровь хлынула из носа. Он припал на четвереньки, кашляя и сблевывая. Мак подготовил очередной удар, когда внезапно услышал голос Джея:

— Прекрати, или я убью ее.

На поляну вышла Лиззи. Джей двигался у нее за спиной, приставив к затылку ствол ружья.

Мак наблюдал за ними как парализованный. Он видел, что курок ружья Джея взведен. Стоило ему всего лишь случайно споткнуться, и он бы снес Лиззи череп. Мак отвернулся от Леннокса и направился к Джею. Им все еще владела отчаянная до дикости смелость.

— В твоем распоряжении всего один заряд, — рявкнул он на Джея. — Если застрелишь Лиззи, я убью тебя.

— В таком случае мне нужно, судя по всему, сначала разделаться с тобой, — отозвался Джей.

— Верно, — совершенно бездумно сказал Мак, продолжая приближаться к нему. — Стреляй в меня.

Джей перенацелил ружье.

Мак почувствовал нечто близкое к торжеству. Для него важнее всего было видеть, что оружие не наставлено больше на Лиззи. Он медленно надвигался на Джея.

Тот тщательнее прицелился в Мака.

Раздался какой-то необычный звук, и внезапно оказалось, что из щеки Джея торчит узкий, тонкий и круглый кусок дерева.

Джей вскрикнул от боли и выронил ружье. От удара о землю оно самопроизвольно разрядилось, и пуля просвистела рядом с головой Мака.

Джею в лицо попала стрела.

У Мака колени подогнулись от испуга и удивления.

Звук раздался снова, и вторая стрела пронзила Джею горло.

Он мешком повалился в траву.

На поляну вышли рыбачок, его приятель, Пег, а за ними следовали пять или шесть взрослых индейцев, вооруженных луками.

От облегчения все тело Мака охватила дрожь. Он догадался, что когда Джей взял в плен юного рыбака, второй подросток бросился за подмогой. И посланная на выручку группа столкнулась в пути с убежавшими лошадьми. Он не знал судьбы Доббса, но только один из индейцев успел переобуться в его добротные сапоги.

Лиззи стояла над распростертым телом Джея и разглядывала его, прикрыв рот ладонью. Мак подошел и обвил ее стан рукой. Он тоже посмотрел на лежавшего перед ними человека. Кровь обильно сочилась сквозь губы. Стрела пробила артерию в горле.

— Он умирает, — нетвердым голосом сказала Лиззи.

Мак кивнул.

Между тем рыбачок указал своим соплеменникам на Леннокса, стоявшего теперь на коленях. Двое мужчин схватили его, заставили лечь и прижали к земле. Между мальчиком и взрослыми завязался оживленный разговор, в ходе которого паренек показывал всем свои пальцы. Два ногтя явно были вырваны насильственно, и Мак понял, какой именно пытке Леннокс подверг юношу.

Старший из индейцев достал из-за пояса томагавк. Затем быстрым, но мощным ударом отсек Ленноксу кисть правой руки.

— О боже! — вырвалось восклицание у Мака.

Кровь хлынула из раны, и Леннокс сразу потерял сознание.

Мужчина поднял отсеченную кисть и почти церемониальным жестом вручил ее рыбачку.

Тот принял ее с не менее официальным видом как ценный приз. Но потом развернулся и швырнул подношение как можно дальше. Взлетев высоко в воздух, часть руки Леннокса приземлилась уже где-то в глубине леса.

Среди индейцев раздались одобрительные возгласы.

— Глаз за глаз, рука за руку, — тихо произнес Мак.

— Да простит их господь за это, — прошептала Лиззи.

Но индейцы на этом еще не закончили свою месть. Они подняли истекавшего кровью Леннокса и посадили под дерево. Привязали веревку к лодыжке, перебросили веревку через толстую ветвь, а затем вздернули его так, что он повис вниз головой. Кровь лилась ручьем из обрубка руки, и скоро на земле набралась целая лужа. Индейцы встали в круг, наблюдая это отвратительное зрелище. Вероятно, они хотели видеть, как он умрет. В этот момент они напомнили Маку толпу зевак при казнях в Лондоне.

К ним с Лиззи подошла Пег и сказала:

— Мы должны как-то помочь индейскому мальчику с его пальцами.

Лиззи отвела взгляд от умиравшего мужа.

— У вас есть что-нибудь для перевязки? — настойчиво продолжала Пег.

Лиззи словно очнулась и кивнула:

— Да. У меня есть специальная мазь, а вместо бинтов можно использовать носовые платки. Я сейчас займусь им.

— Нет, — решительно возразила Пег. — Позвольте мне все сделать самой.

— Как пожелаешь.

Лиззи нашла в сумке баночку с мазью, шелковые платки и передала их Пег.

Девочка отозвала рыбачка в сторону от группы индейцев. Хотя она не владела его языком, создавалось впечатление, что ей удается общаться с ним. Пег отвела его вниз к реке и принялась промывать раны.

— Мак, — окликнула Лиззи.

Он повернулся и увидел, что она плачет.

— Джей скончался, — сказала она.

Мак посмотрел на него. Джей совершенно побелел. Кровотечение прекратилось, и он больше не подавал каких-либо признаков жизни. Мак присел на корточки и прощупал пульс. Сердцебиения не ощущалось.

— А ведь я любила его когда-то, — сказала Лиззи.

— Знаю.

— Хочу похоронить его как положено.

Мак вынул из набора инструментов лопату. И пока индейцы продолжали смотреть на гибель Леннокса, Мак вырыл не слишком глубокую могилу. Вместе с Лиззи они подняли труп Джея и уложили в яму. Лиззи склонилась и осторожно извлекла стрелы из головы бывшего мужа. Мак закидал могилу землей, а Лиззи принялась накрывать ее сверху камнями.

Внезапно Мак ощутил жгучее желание поскорее покинуть это жуткое и кровавое место.

Он собрал вместе всех лошадей. Теперь их набралось десять голов. Шесть с плантации и еще четыре, которыми пользовался Джей со своей бандой. Мака посетила до крайности неуместная мысль, что он стал богатым человеком, собственником сразу десяти скакунов. И он начал заново навьючивать на седла припасы.

Индейцы пришли в движение. Это значило, что Леннокс наконец отдал богу душу. Они отошли от дерева и приблизились к месту, где Мак готовил лошадей к продолжению путешествия. Старейшина обратился к Маку. Невозможно было понять ни слова, но тон звучал весьма официально. Мак догадался: ему объявляют, что правосудие свершилось, справедливость восторжествовала.

И они были готовы отправиться домой.

Рыбачок и Пег вместе вернулись с берега реки. Мак бросил взгляд на его руку: Пег очень старательно перевязала ее.

Юноша сказал что-то, и между индейцами завязался разговор, который порой, как казалось, переходил в сердитый спор. Под конец все они двинулись прочь. Остался только рыбачок.

— Он захотел присоединиться к нам? — Мак обратился с этим вопросом к Пег.

Она лишь пожала плечами.

Группа индейцев направилась на восток в сторону восходившего солнца вдоль русла реки и скоро пропала из вида среди леса.

Мак вскочил в седло. Рыбачок отвязал одну из свободных лошадей от остальных и тоже сел верхом. Он поехал впереди. Пег держалась рядом. Мак и Лиззи следовали за ними.

— Как ты считаешь, маленький рыбачок станет нашим проводником? — спросил Мак у Лиззи.

— Похоже на то.

— Но он даже не попросил за это никакого вознаграждения.

— Верно.

— Вот я и гадаю, чего он хочет.

Лиззи посмотрела на ехавших рядом впереди двоих молодых людей.

— И ты даже не догадываешься? — спросила теперь она.

— Ух ты! — воскликнул изумленный Мак. — Ты думаешь, он влюбился в нее?

— Я всего лишь думаю, что ему хочется побыть с ней немного дольше.

— Ну и дела!

После чего Мак погрузился в глубокую задумчивость.

И пока они ехали на запад по речной пойме, солнце вставало все выше у них за спинами, а их тени впереди на земле гротескно удлинялись.

* * *

Это была просторная долина уже позади самых высоких хребтов, но все еще окруженная горами. По ней протекал стремительный и чистый горный поток, буквально кишевший рыбой. На склонах холмов, поросших густыми лесами, в изобилии водились звери и птицы. На вершину самого высокого из холмов то и дело прилетала пара златокрылых орлов, принося в клювах корм для своего потомства в гнезде.

— Здесь мне многое напоминает о доме, — сказала Лиззи.

— Тогда мы и назовем это место Хай Глен, — отозвался Мак.

Они разгрузили лошадей на самой плоской части в низине, где собирались построить дом и расчистить участки земли под поля. Свой первый лагерь разбили на сухой траве под могучим и развесистым деревом.

Пег и рыбачок рылись в одной из сумок в поисках пилы. И Пег нашла в глубине сумки сломанный железный ошейник. Она достала его и в изумлении уставилась на необычный предмет. Ничего не понимая, разглядывала она непостижимые для нее буквы — читать Пег пока так и не научилась.

— Зачем вы привезли это с собой? — спросила она.

Мак обменялся с Лиззи выразительными взглядами. Обоим припомнилась сцена у реки в шотландском Хай Глене, где Лиззи задала Маку тот же самый вопрос.

И сейчас он дал Пегги почти точно такой же ответ, но только в его голосе не слышалось ныне ноток отчаяния и горечи.

— Чтобы никогда не забывать о прошлом, — сказал он с улыбкой. — Никогда.

Третий близнец