Пастор твердо решил, что Роза будет другой. Она выросла в коммуне, в мире и любви, не соприкасаясь с жизнью, превратившей маленького Рикки Грейнджера в гангстера еще до того, как у него появилась борода.
С тобой все будет в порядке, я об этом позабочусь.
Роза снова и снова повторяла аккорд, и Пастор понял, что с того момента, как появился Скелет, в его сознании звучит песня. Народная баллада, популярная в шестидесятые годы, которую любила Звезда.
Покажи мне тюрьму,
Покажи мне темницу,
Покажи мне пленника,
Чья душа очерствела.
— Я научу тебя песне, которую пела твоя мать, когда ты была еще совсем маленькой, — сказал он. Взяв гитару, Пастор спросил: — Запомнишь?
Он запел:
Я покажу тебе юношу,
У него много на то причин…
В его голове зазвучал прежний голос Звезды, такой же негромкий и привлекательный, как и сейчас.
Вот такая судьба
У меня и тебя,
У меня и тебя.
Пастор и Скелет были ровесниками, но Скелет умирал. Это Пастор знал совершенно точно. Очень скоро девушка и ребенок его бросят. Он будет голодать и принимать наркотики. Рано или поздно он отравит себя какой-нибудь некачественной дрянью или его организм не выдержит, и он погибнет от воспаления легких. Так или иначе, он мертвец.
Если я потеряю виноградник, со мной будет то же самое, что и со Скелетом.
Пока Роза пыталась сыграть аккорд соль мажор, Пастор размышлял о возвращении к обычной жизни. Он представил себе, как каждый из членов коммуны ходит на работу, покупает носки и модные туфли, телевизор и тостер. Эти мысли вызвали у него тошноту. Пастор никогда не жил как обычный человек. Он вырос в борделе, получил образование на улицах, недолгое время владел полулегальным бизнесом, но большую часть жизни возглавлял коммуну хиппи, отрезанную от остального мира.
Он вспомнил, как единственный раз в жизни имел постоянную работу. В восемнадцать лет он нанялся к Дженкинсонам, супружеской паре, которая владела винным магазином. Тогда они казались ему старыми, но сейчас он понимал, что им было немногим за пятьдесят. Он намеревался поработать у них до тех пор, пока не узнает, где они держат деньги, а потом их украсть. Неожиданно он узнал кое-что о себе.
Оказалось, что у него настоящий талант к арифметике. Каждое утро мистер Дженкинсон клал в кассу десять долларов мелочью. Когда покупатели платили деньги и получали сдачу, Пастор их обслуживал сам или слышал, как кто-то из Дженкинсонов называл общую сумму: «Доллар двадцать девять, пожалуйста, миссис Роберто», или: «Ровно три доллара, сэр». И числа складывались у него в голове сами. Весь день Пастор точно знал, сколько денег лежит в кассе, а вечером мог сообщить результат мистеру Дженкинсону еще до того, как тот производил подсчет выручки.
Он слышал, как мистер Дженкинсон разговаривает с оптовиком, и скоро знал оптовые и розничные цены на все товары в магазине. Теперь его мозг автоматически фиксировал прибыль от каждой продажи, и он с удивлением понял, что Дженкинсоны очень много зарабатывают, ничего ни у кого не воруя.
Пастор организовал четыре ограбления магазина за месяц, а потом предложил купить у них дело. Когда они отказались, он устроил пятый налет и позаботился о том, чтобы нападавшие избили миссис Дженкинсон. После этого мистер Дженкинсон принял его предложение.
Пастор взял заем у местного ростовщика и заплатил мистеру Дженкинсону. Хотя Пастор не умел читать и писать, он всегда точно знал свое финансовое положение. Никто не мог его обмануть. Одно время на него работала вполне респектабельная женщина средних лет, которая каждый день крала из кассы один доллар. В конце недели он вычел пять долларов из ее заработка, избил и уволил.
Уже через год Пастор владел четырьмя магазинами; когда прошло еще два года, стал хозяином оптового склада, торговавшего алкоголем. Через три года он заработал свой первый миллион, а в конце четвертого ему пришлось все бросить и сбежать.
Иногда он задавал себе вопрос: что произошло бы, если бы он вовремя вернул деньги ростовщику и честно платил налоги? Быть может, сегодня он бы владел компанией вроде «Кока-Колы» и жил в особняке на Беверли-Хиллз с садовником, бассейном и гаражом на пять автомобилей.
Но всякий раз, когда он пытался себе это представить, Пастор понимал, что с ним такого не могло случиться. Подобная жизнь не для него. Человек в белом махровом халате, спускающийся по лестнице собственного особняка и небрежно отдающий распоряжение горничной насчет стакана свежего апельсинового сока, всегда имел чужое лицо. Пастор не мог жить в обычном мире. У него всегда возникали проблемы с правилами: он не умел подчиняться другим людям. Вот почему он должен жить здесь.
В долине Серебряной реки правила создаю я и я их изменяю. Я сам и есть правило.
Роза пожаловалась, что у нее болят пальцы.
— Значит, пришло время отдохнуть, — сказал Пастор. — Если хочешь, завтра я научу тебя другой песне.
Если буду жив.
— А тебе больно, когда ты играешь?
— Нет. Но я привык. Со временем на подушечках появятся мозоли, и они станут такими же твердыми, как пятки.
— А у Ноэля Галахера жесткие подушечки пальцев?
— Если Ноэль Галахер гитарист…
— Конечно! Он из группы «Оазис»!
— Ну, тогда у него жесткие подушечки. Ты бы хотела стать музыкантом?
— Нет.
— Четкий ответ. А у тебя есть другие идеи?
На лице у Розы появилось виноватое выражение, словно она заранее знала, что отец ее не одобрит, но потом набралась мужества и сказала:
— Я хочу быть писателем.
Он даже не смог бы сказать, что почувствовал.
Папа никогда не прочтет твою работу.
Однако Пастор сделал вид, что очень доволен:
— Вот и отлично! А каким писателем?
— Для журналов. Ну, вроде «Тинейджера».
— А почему?
— Они встречаются со звездами, берут у них интервью, пишут о моде и косметике.
Пастор стиснул зубы, чтобы скрыть отвращение.
— Ну, мне нравится, что ты хочешь стать писателем. Если ты будешь сочинять стихи и рассказы, то сможешь остаться в долине Серебряной реки.
— Ну да, может быть, — с сомнением ответила Роза.
Он видел, что Роза не намерена всю жизнь провести здесь. Но она еще слишком молода и многого не понимает. К тому моменту, когда она сможет сама принимать решения, ее точка зрения изменится.
Я надеюсь.
К ним подошла Звезда.
— Время для Правдолюба, — сказала она.
Пастор забрал у Розы гитару.
— Пора спать, — сказал он.
Они со Звездой направились к поляне, где стояли машины, а по дороге занесли гитару Мелодии. Мелани включила радиоприемник и устроилась на заднем сиденье «барракуды». Она надела ярко-желтую футболку и голубые джинсы из бесплатного магазина. Одежда была ей велика, и она затянула джинсы ремнем, подчеркнувшим ее тонкую талию. Она выглядела очень сексуально.
Природа наградила Джона Правдолюба удивительно низким гнусавым голосом, который иногда оказывал гипнотическое действие на слушателей. Он специализировался на разговорах о том, во что слушатели верили, но стеснялись признавать. Обычные рассуждения фашиствующей свиньи: СПИД есть наказание за грехи, интеллект связан с расой, мир нуждается в жестком порядке, все политики глупы и коррумпированы и тому подобное. Пастору казалось, что большую часть его слушателей составляют толстые белые мужчины, которые все сведения о жизни черпают в барах.
— Этот тип олицетворяет то, что я больше всего ненавижу в Америке, — сказала Звезда. — Предрассудки, ханжество, лицемерие, самодовольство и чудовищную глупость.
— Точно, — согласился Пастор. — Давай послушаем.
— Сейчас я еще раз прочту заявление, сделанное секретарем губернатора, мистером Ханимуном.
Волосы у Пастора на затылке встали дыбом, а Звезда сказала:
— Проклятый сукин сын!
Ханимун стоял за планом затопления долины Серебряной реки, и они его ненавидели.
Джон Правдолюб продолжал говорить медленно и тяжеловесно, словно каждый звук имел особенное значение:
— Вот послушайте: «ФБР произвело расследование угрозы, появившейся первого мая среди объявлений в Интернете. Установлено, что за угрозой ничего не стоит».
Сердце Пастора упало. Он ждал именно такого поворота событий, тем не менее пришел в смятение. Пастор рассчитывал, что в заявлении прозвучит хотя бы намек на мирные предложения. Однако ответ Ханимуна оказался максимально жестким.
Правдолюб продолжал читать:
— «Губернатор Майк Робсон в соответствии с рекомендациями ФБР решил ничего не предпринимать». Таков, друзья мои, полный текст заявления. — Правдолюб явно считал его возмутительно коротким. — Вы удовлетворены? Срок, назначенный террористами, истекает завтра. Вас успокоили слова губернатора? Позвоните Джону Правдолюбу по этому номеру и скажите, что вы думаете.
— Значит, нам придется это сделать, — сказал Пастор.
— Ну, я и не рассчитывала, что губернатор пойдет на уступки без демонстрации.
— И я тоже. — Пастор нахмурился. — В заявлении дважды упоминается ФБР. Похоже, Майк Робсон собирается во всем обвинить федералов, если дело обернется не лучшим образом. Возможно, он сомневается.
— Что ж, нам нужно продемонстрировать, что мы способны устроить землетрясение…
— Может быть, он еще передумает.
Звезда опустила взгляд.
— Дерьмо! — со вздохом сказала она. — Наверное, я рассчитывала, что все решится мирно.
Пастор встревожился. Ему не нравилось, что Звезда сомневается в успехе. Ее поддержка была ему необходима, чтобы убедить остальных Едоков Риса.
— Мы можем сделать все так, что никто не пострадает, — сказал он. — Мелани выбрала идеальное место. — Он повернулся к ней: — Расскажи Звезде, что мы решили.
Мелани наклонилась вперед и развернула карту так, чтобы ее могли видеть Звезда и Пастор. Она не знала, что Пастор не умеет читать.