— Совсем не похожие на ваши. Я еду в санаторий с друзьями — это все одинокие люди или бездетные пары — проведем вместе Рождество для взрослых. Никаких индеек, никаких крекеров, никаких чулок, никакого Санта-Клауса. Просто слегка побесимся и побеседуем на взрослые темы.
— Что ж, прекрасно. Мне казалось, вы обычно проводите Рождество с вашей матушкой.
— Так было несколько лет подряд. Но на это Рождество ее забирает моя сестра Белла — несколько неожиданно для меня.
— Неожиданно?
Тони скривила рот.
— У Беллы трое детей, и она считает, что это избавляет ее от других обязанностей. Я не уверена, что это справедливо, но я люблю сестру, поэтому мирюсь с этим.
— А вы хотите иметь детей?
У нее перехватило дыхание. Это был очень личный вопрос. Интересно, какой ответ он предпочел бы получить? Она не знала и потому сказала правду:
— Возможно. Этого всегда хотела моя сестра. Желание иметь детей было главным в ее жизни. Я не такая. Я завидую, что у вас есть семья, — они явно любят и уважают вас, и им приятно быть с вами. Но я вовсе не хочу пожертвовать всем в жизни ради того, чтобы стать матерью.
— Я не уверен, что для этого надо жертвовать всем в жизни, — сказал Стэнли.
«Вам-то не надо, — подумала Тони, — а как насчет Марты, у которой был шанс выступить на Уимблдонском турнире?» Но вместо этого она сказала:
— А вы? Вы ведь можете завести другую семью.
— О нет, — поспешил сказать он. — Мои дети пострадали бы от этого.
Тони почувствовала легкое разочарование от того, что он так решительно настроен.
Они подошли к обрыву. Влево возвышенность шла вниз к пляжу, покрытому сейчас снежным ковром. А вправо скала обрывалась в море. Тут по краю скалы шел деревянный забор в четыре фута высотой — достаточно, чтобы задержать детишек, но не перекрыть вид на море. Они оба облокотились на забор и стали смотреть вниз на волны, набегавшие на берег в сотне футов под ними. Волны были длинные, высокие, они вздымались и опускались словно грудь спящего гиганта.
— Какое прелестное место, — заметила Тони.
— Четыре часа назад я считал, что скоро потеряю его.
— Ваш дом?
Стэнли кивнул.
— Мне пришлось заложить его в качестве гарантии за то, что я перебрал в банке. Если мое дело лопнет, банк заберет дом.
— Но ваша семья…
— Они будут очень расстроены. А теперь, после того как Марты не стало, они все, чем я дорожу.
— Все? — спросила она.
Он передернул плечами.
— В конечном счете да.
Она посмотрела на Стэнли. Лицо у него было серьезное, но бесстрастное. Почему он ей это сказал? В качестве предупреждения, решила Тони. Ведь это неправда, что он дорожит только детьми, — он крепко привязан к своей работе. Но он хотел, чтобы Тони поняла, сколь важна для него семья. Ей это было понятно после того, как она увидела всех их вместе на кухне. Но почему Стэнли выбрал именно данный момент, чтобы это сказать? Возможно, он опасался, что у нее могло создаться неверное впечатление.
А ей необходимо было знать правду. Много всего произошло в последние два-три часа, но все могло быть понято двояко. Он приласкал ее, обнял, показал ей свой дом и спросил, хочет ли она иметь детей. Это значило что-то или ничего не значило? Ей надо знать. И она сказала:
— Вы говорили мне, что никогда не сделаете ничего, что может подорвать виденное мною на кухне — единство вашей семьи.
— Да, все они черпают в этом силу, независимо от того, понимают это или нет.
Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.
— И это для вас так важно, что вы никогда не создадите другую семью.
— Да.
Все ясно, подумала Тони. Она ему нравится, но дальше этого дело не пойдет. Объятие в кабинете было спонтанным проявлением чувства одержанной победы; показ дома — проявлением минутного доверия, а сейчас он отступает. Разум победил. Тони почувствовала слезы, прихлынувшие к глазам. Испугавшись того, что дала волю чувствам, она отвернулась со словами:
— Этот ветер…
Ее спас Том, прибежавший по снегу с криком:
— Дедушка! Дедушка! Дядя Кит приехал.
Они пошли вместе с мальчиком к дому, молча, оба смущенные.
Свежие двойные следы колес вели к черному «пежо». Машина была самая обыкновенная, но выглядела стильно — как раз то, что нужно Киту, не без язвительности подумала Тони. Ей не хотелось встречаться с ним. Она не обрадовалась бы такой перспективе и в лучшие времена, а сейчас была настолько измотана, что не хотела малоприятной встречи. Но ее сумка осталась в доме, так что она вынуждена была пройти со Стэнли внутрь.
Кит был на кухне, где его встречала вся семья — как блудного сына, подумала Тони. Миранда обнимала его, Ольга целовала, Люк и Лори с улыбкой смотрели на него, а Нелли лаяла, требуя внимания. Тони остановилась у двери и стала наблюдать, как Стэнли встретится с сыном. Кит держался настороженно. Стэнли же был одновременно и рад, и огорчен — вот так же он выглядел, когда говорил о Марте. Кит протянул ему руку, но отец обнял его.
— Я очень рад что ты приехал, мой мальчик, — сказал Стэнли. — Действительно очень рад.
Кит сказал:
— Пойду вытащу сумку из машины. Я ведь буду в коттедже, да?
— Нет, ты наверху, — явно нервничая, сказала Миранда.
— Но…
Ольга перебила его:
— Не устраивай сцены — папа так решил, а это его дом.
Тони заметила, как вспыхнули от ярости глаза Кита, но он быстро это подавил.
— Как угодно, — сказал он.
Он пытался создать впечатление, что ему это безразлично, но вспышка в глазах говорила о другом, и Тони подумала: что-то он затеял, отчего так хотел спать сегодня не в главном доме.
Она проскользнула в кабинет Стэнли. И в памяти сразу возникло то, как Стэнли обнял ее. Ничего физически более близкого к соитию между ними не будет, подумала она. И вытерла глаза рукавом.
Ее блокнот и сумка лежали на старинном столе Стэнли — там, где она их оставила. Тони сунула блокнот в сумку, перебросила ремень через плечо и вышла в холл. Заглянув на кухню, она увидела, что Стэнли что-то говорит поварихе, и помахала ему. Он прервал разговор и подошел к ней.
— Тони, спасибо за все.
— Счастливого Рождества.
— Вам тоже.
И она быстро вышла из дома.
На улице Кит открывал багажник своей машины. Бросив туда взгляд, Тони увидела пару серых коробок — какое-то компьютерное оборудование. Кит был специалистом по компьютерам, но зачем ему понадобилось привозить это на Рождество в отцовский дом?
Она надеялась пройти мимо молча, но когда открывала дверцу своей машины, Кит поднял глаза и встретился с ней взглядом.
— Счастливого Рождества, Кит, — сказала из вежливости Тони.
Он вытащил из багажника небольшой чемоданчик и захлопнул крышку.
— Пошла к черту, сука, — процедил он и вошел в дом.
Крейг был в восторге от того, что снова видит Софи. Она вскружила ему голову на дне рождения его матери. Она была прехорошенькая — черноглазая, черноволосая и, хотя маленькая и худенькая, уже вполне сформировавшаяся, но не лицо ее и фигура околдовали Крейга, а ее отношение к нему. Она ни во что его не ставила, и это привлекло его. Ничто не произвело на нее впечатления: ни «феррари» дедушки, ни достижения Крейга в футболе, — а он играл в юношеской национальной команде Шотландии, — ни то, что его мать была королевским адвокатом. Софи носила то, что ей нравилось, не обращала внимания на надписи «Не курить», и если кто-то ей докучал, она могла повернуться и отойти, не дослушав конца фразы. На дне рождения она спорила с отцом по поводу того, что хочет проделать дырку в пупке, а он это категорически запрещал — и вот теперь она ходила с пирсингом.
Из-за всего этого с ней трудно было ладить. Водя ее по Стипфоллу, Крейг обнаружил, что ей ничто не нравится. Казалось, ценила она только молчание. Во всех других случаях она коротко бросала: «Нелепо», или «Тупо», или «Вот страсть». Но она не уходила от него, поэтому Крейг знал, что ей с ним не скучно.
Крейг повел ее в сарай. Это было самое старое строение, сооруженное в восемнадцатом веке. Дедушка провел туда отопление, освещение и водопровод, но постройка осталась в первоначальном виде. На первом этаже были сооружены бильярдная, настольный футбол и стоял большой телевизор.
— Тут можно славно провести время, — сказал Крейг.
— Клёво, — сказала она. Это была, пожалуй, самая высокая оценка, какую она за все время дала. — А это что такое? — спросила она, указывая на помост.
— Сцена.
— Зачем вам нужна сцена?
— Моя мама и тетя Миранда разыгрывали здесь пьесы, когда были совсем молодыми. Однажды они даже поставили «Антония и Клеопатру» с четырьмя действующими лицами.
— Странно.
Крейг указал на две раскладушки.
— Мы с Томом тут спим, — сказал он. — Полезли наверх, я покажу тебе твою спальню.
Лестница вела на сеновал. Стены рядом не было, поэтому лестница была снабжена перилами. Две кровати были аккуратно застелены. Единственными предметами обстановки были вешалка для одежды и туалетик с зеркалом. На полу стоял открытый чемодан Каролины.
— Не очень-то уединенно, — сказала Софи.
Крейг это и сам отметил. То, как их устроили на ночь, показалось ему многообещающим. Рядом, конечно, будут его старшая сестра Каролина и младший двоюродный брат Том, тем не менее у него было смутное волнующее чувство, что многое может произойти.
— А вот тут, — и он раскрыл старую ширму гармошкой, — можешь раздеться, если ты стеснительная.
Черные глаза вспыхнули от возмущения.
— Никакая я не стеснительная, — сказала она таким тоном, словно ее оскорбили.
Эта вспышка странно возбудила его.
— Я ведь только предложил, — сказал он. И сел на одну из кроватей. — А они удобные — лучше наших раскладушек.
Софи передернула плечами.
А Крейг представил себе, как она села бы на кровать рядом с ним. И по одной версии — толкнула бы его к стенке, делая вид, будто хочет с ним побороться, и эта борьба окончилась бы поцелуем. По другой версии — взяла бы его за руку и сказала, как много для нее значит их дружба, а потом поцеловала бы. Но сейчас, в реальной жизни, она не хотела ни поиграть с ним, ни проявить какие-либо чувства. Она отвернулась и с явным неудовольствием оглядела сеновал, и он понял, что ни о каких поцелуях она не думает. Она тихонь