— Отлично, — сказала Одетта. — Но мы дадим ей повторить это.
Во флакончике была простая вода, тем не менее Тони вздрогнула, вдыхая воздух. Если бы она не сделала подмены, во флакончике была бы живая Мадоба-2, и, вдохнув ее, Тони уже была бы мертва.
Женщина получила свой билет и прошла внутрь. Одетта переговорила с билетером и показала ему полицейское удостоверение, вслед за этим детективы прошли за женщиной в зал. Она направилась в бар и там снова опрыскала себя. То же сделала она и в дамской комнате. Наконец, она заняла свое место в первых рядах партера и снова себя опрыскала. Тони догадалась, что она планировала воспользоваться спреем несколько раз во время антракта и в заполненных людьми коридорах, когда зрители пойдут к выходу. К концу вечера почти все в театре вдохнули бы капельки содержимого ее флакона.
Наблюдая за происходящим из задних рядов, Тони вслушивалась в то, с каким акцентом говорят окружающие: женщина с американского юга, купившая совершенно прелестный кашемировый шарф; кто-то из Бостона, рассказывавший, как он запа-а-ковал свой ка-а-р; ньюйоркец, заплативший пять долларов за чашечку коуфи-и. Если бы в бутылочке находился, как планировалось, вирус, все эти люди уже были бы заражены Мадобой-2. Они полетели бы по домам, расцеловались бы с родными и поздоровались с соседями, пошли бы на работу, где стали бы всем рассказывать, как провели отпуск в Европе.
А через десять — двенадцать дней они бы слегли. «Я подцепил в Лондоне какую-то мерзкую простуду», — сказали бы они. Чихая, они заразили бы своих близких, и друзей, и коллег. Состояние их все ухудшалось бы, и врачи диагностировали бы грипп. Когда они начали бы умирать, врачи поняли бы, что это нечто худшее, чем грипп. Когда смертоносная инфекция стала бы перекидываться с улицы на улицу и с города на город, медики начали бы понимать, с чем они имеют дело, но к тому времени было бы уже слишком поздно.
Теперь же ничего подобного не произойдет, но по телу Тони пробежала дрожь, когда она подумала, как это было близко.
К ним, явно нервничая, подошел мужчина в смокинге.
— Я управляющий театром, — сказал он. — Что происходит?
— Мы собираемся произвести арест, — сказала ему Одетта. — Вам придется на минуту задержать начало.
— Надеюсь, шума не будет.
— Поверьте, я тоже на это надеюсь.
Зрители расселись.
— Все, — сказала Одетта детективам. — Мы достаточно видели. Забирайте ее и действуйте аккуратно.
Двое мужчин из второй машины прошли по проходам и остановились у обоих концов ряда, где сидела женщина. Она посмотрела на одного, потом на другого.
— Пожалуйста, пройдите со мной, мисс, — сказал тот, что стоял ближе к ней.
В театре воцарилась тишина — зрители наблюдали за происходившим. Это часть шоу? — недоумевали они.
Женщина продолжала сидеть — только достала флакончик и снова опрыскала себя. Детектив, молодой мужчина в короткой куртке, стал пробираться вдоль ряда к ее месту.
— Пожалуйста, пройдемте со мной сейчас же, — сказал он.
Она встала, подняла вверх флакончик и попрыскала в воздух.
— Не трудитесь, — сказал он. — Это всего лишь вода. — Затем взял ее за руку выше локтя и вывел по ряду в проход, а потом и в конец зала.
Тони в изумлении смотрела на пленницу. Она была молоденькая, хорошенькая. И готова была пойти на самоубийство. Почему? — удивлялась Тони.
Одетта отобрала у нее флакон и положила в мешочек как вещественное доказательство.
— «Diablerie», — сказала она. — Это французское слово. Вы знаете, что оно означает?
Женщина отрицательно покачала головой.
— Дьявольщина. — Одетта повернулась к детективу. — Надень на нее наручники и уведи.
Рождество — год спустя
Тони, не одеваясь, вышла из ванной и прошла через гостиничный номер к звонившему телефону.
Лежавший в постели Стэнли произнес:
— Бог ты мой, до чего же ты хороша!
Она с усмешкой посмотрела на мужа. Он был в голубом купальном халате, слишком для него коротком и обнажавшем его длинные мускулистые ноги.
— Ты и сам неплох, — сказала она и взяла телефонную трубку. Звонила ее мать. — Счастливого Рождества, — сказала Тони.
— Твой бывший приятель выступает по телевидению, — сказала мать.
— В каком же качестве — поет рождественские гимны в полицейском хоре?
— Дает интервью Карлу Осборну. Рассказывает, как поймал тех террористов в прошлое Рождество.
— Он их поймал? — Тони возмутилась было, а потом подумала: «Какого черта». — Что ж, ему нужна реклама — он ведь ждет повышения. Как там моя сестрица?
— Готовит ужин.
Тони взглянула на часы. На этом карибском острове сейчас было почти шесть часов вечера. А у мамы в Англии было около десяти вечера. Но у Беллы ели всегда поздно.
— Что она подарила тебе на Рождество?
— Мы решили купить что-нибудь на январской распродаже, так будет дешевле.
— А тебе понравился мой подарок? — Тони подарила матери кашемировую вязаную кофту.
— Просто прелесть, спасибо, дорогая.
— Осборн в порядке? — Мать взяла щенка к себе, и он теперь вырос в большую черную с белым собаку, такую лохматую, что шерсть закрывала глаза.
— Он отлично себя ведет, и со вчерашнего дня с ним не было никаких неприятностей.
— А как внучата?
— Бегают по дому и колошматят свои подарки. А теперь мне надо идти, а то королева выступает по телику.
— До свидания, мама. Спасибо за звонок.
Стэнли сказал:
— Я полагаю, чтоб заняться до ужина чем ты знаешь, времени, видимо, нет.
Она сделала вид, что потрясена вопросом:
— Мы же только что занимались чем ты знаешь!
— С тех пор прошел уже не один час! Но если ты утомлена… Я понимаю: когда женщина достигает определенного возраста…
— Значит — определенного возраста? — Она прыгнула на кровать и оседлала его. — Определенного возраста? — Она схватила подушку и принялась его бить.
Он беспомощно рассмеялся и стал просить прощения, тогда она утихомирилась и поцеловала его.
Она предполагала, что Стэнли должен быть неплох в постели, но была удивлена, что он оказался таким энергичным. Она никогда не забудет их первый отдых вместе. В номере отеля «Ритц» в Париже он завязал ей глаза и приковал руки к изголовью. Она лежала голая и беспомощная, а он провел по ее губам сначала перышком, потом серебряной чайной ложкой, потом клубничкой. Она никогда еще так остро не осознавала, что происходит с ее телом. А он ласкал ее груди шелковым платком, потом кашемировым шарфом и наконец кожаными перчатками. Ей казалось, что она в море и волны наслаждения накатывают на нее. Он целовал ее под коленками, с внутренней стороны бедер, нежную кожу внутренней стороны рук и шею. И все это проделывал медленно, не спеша, так что ее начало распирать от желания. Он прикладывал к ее соскам льдинки и ввел в нее теплое масло. И не отступал до тех пор, пока она не взмолилась, чтобы он вошел в нее, но он заставил ее еще подождать. Потом она сказала ему:
— Я ничего этого не знала, но всю жизнь хотела, чтобы мужчина был таким со мной.
— Я знаю, — сказал тогда он.
А сейчас он был в игривом настроении.
— Да ну же, по-быстрому, — сказал он. — Я позволю тебе быть наверху.
— Ох, ладно. — Она вздохнула, делая вид, будто ее заставляют, и приняла просимую позицию. — Чего только в наши дни не приходится делать девушке…
Тут в дверь постучали.
Стэнли крикнул:
— Кто там?
— Ольга. Тони обещала одолжить мне бусы.
Тони видела, что Стэнли готов был сказать дочери, чтобы она убиралась, и положила руку на его губы.
— Одну минуту, Ольга, — крикнула она.
Она оторвалась от Стэнли. Ольга и Миранда хорошо ладили с мачехой своего возраста, но Тони не хотела подвергать опасности свое счастье. Лучше не напоминать им, что их отец занимается пылким сексом.
Стэнли вылез из постели и прошел в ванную. А Тони накинула зеленый шелковый халат и открыла дверь. Ольга вошла в комнату — она была одета для ужина — в черном хлопковом платье с низким вырезом.
— Ты сказала, что одолжишь мне те янтарные бусы.
— Конечно. Сейчас достану.
Из ванной послышался шум душа.
Ольга понизила голос, что было необычно.
— Я хотела спросить тебя: он видел Кита?
— Да. Он посетил тюрьму за день до того, как мы сюда прилетели.
— Ну и как там мой брат?
— Как и следовало ожидать, ему не по себе, скучно, досадно, но его не били и не насиловали, и он не пользуется героином.
Тони нашла бусы и надела их на шею Ольге.
— Они лучше выглядят на тебе, чем на мне: черное — не мой цвет. А почему ты не спросишь отца напрямую про Кита?
— Он до того счастлив, что мне не хочется портить ему настроение. Ты ведь не возражаешь, верно?
— Ни в коей мере. — Наоборот, Тони была польщена. Ольга обращалась к ней, как дочь обратилась бы к матери, чтобы проверить настроение отца, не мучая его расспросами, каких мужчины не любят. Тони сказала: — А ты знаешь, что Элтон и Хэмиш в той же тюрьме?
— Нет… какой ужас!
— Да ничуть. Кит учит Элтона читать.
— Элтон не умеет читать?
— Читает с большим трудом. Знает несколько слов, какие встречаются на дороге: автострада, Лондон, центр города, аэропорт. А Кит учит его читать: «Кошка сидела на коврике».
— Господи, как все выходит странно. А ты слышала про Дейзи?
— Нет.
— Она убила другую узницу женской тюрьмы, и ее судили за убийство. Одна моя молодая коллега защищала ее, но Дейзи все-таки приговорили. В дополнение к уже полученному сроку ей дали пожизненное заключение. Она пробудет в тюрьме до семидесяти лет. Жаль, что у нас нет смертной казни.
Тони была понятна ненависть Ольги. Хьюго так и не оправился полностью после того, как Дейзи избила его резиновой дубинкой. Один глаз его не видел. Хуже всего, что к нему так и не вернулось былое жизнелюбие. Он поуспокоился, стал уже не таким ходоком, но и не таким смешным, и кривая усмешечка редко появлялась на его губах.