Мировоззрение астеритов на первый взгляд красиво, признаю. Что таится под внешней его оболочкой, нам, разумеется, знать не дано. Но если даже допустить, что оно таково, каким кажется, и ничего более, для людей оно все равно неприемлемо, ибо не имеет ничего общего с той философией жизни, которая позволила человечеству совершить головокружительный взлет по эволюционной лестнице и которая будет возносить землян все выше и выше, если, конечно, они станут и дальше ее придерживаться. Внедренная в сознание людей сущность астеритов сотрет все жесткие эмоции, а эти жесткие эмоции нужны нам для того, чтобы продолжить бесконечное восхождение. Нам непозволительно вечно валяться на солнышке, мы не можем стоять на месте и пока даже не имеем права хоть на секундочку отойти в сторону и полюбоваться результатами собственных деяний.
Углубленная концепция покоя непригодна для человеческой расы и никогда не была для нее приемлемой. Соперничество — вот что всегда толкало нас вперед, придавало сил: стремление обогнать товарища, жажда славы, желание выпятить грудь и заявить: «Это сделал я», удовлетворение от взваленной на себя и отлично выполненной тяжелой работы…
Весенний ветерок мягко задувал в окно. Пела птица, приглушенно тикали часы.
В черноте перед мчащимся звездолетом маячили лица. Они неслись вихрем. Самые разные. Старики и дети. Хорошо одетые горожане и бродяги в рваном рубище. И женщины. Женщины с развевающимися волосами и бегущими по щекам ручейками слез. Все кричали, в ярости воздевая скрюченные руки.
Протестующие лица. Умоляющие лица. Проклинающие и поносящие лица.
Харрисон Кемп медленно провел рукой по глазам. Лица пропали. Только космос плотоядно косился на одинокого странника.
Видение пропало, но вопли, несущиеся из множества ртов, прочно застряли в измотанном сознании.
«Что ты наделал?! — кричали они, — Ты отнял у нас Санктуарий!»
Санктуарий! Опора человечества. Последняя надежда. Гарантия исцеления. Убежище от эпидемии безумия, охватившей все планеты. То, что воспринималось едва ли не как божественный дар. Рука помощи, протянутая во тьме. То, что просто было, было всегда, — неизменно сияющий свет в бурном мире, всеобщее утешение. Соломинка для утопающего.
А теперь?
Кемпа передернуло.
Одно его слово — и вся эта структура рухнет. Один легкий толчок — и она кувырком полетит в тартарары. Одним взмахом Кемп лишит людей веры и всех гарантий. Одним дуновением он свалит Санктуарий, рассыпав его, будто карточный домик. А ради чего?
Пускай для него Санктуарий потерян навсегда. Увиденное сегодня не заставит его вернуться туда ни при каких обстоятельствах. Но остальные — те, кто все еще не утратил надежду? Не лучше ли оставить им веру? Даже если она ведет по опасному пути. Даже если она не более чем ловушка.
Но ловушка ли? Этого он, разумеется, знать не может. А что, если это, наоборот, путь к лучшей жизни.
Может, Кемп ошибся? Может, ему следовало остаться и принять то, что предлагал Санктуарий?
Если человеческое существо в его нынешнем состоянии не в силах выполнять собственное предназначение, если раса обречена на безумие, если эволюция ошиблась, позволив человеку следовать по избранной им стезе, — что тогда? Если присущий людям образ жизни в основе своей ошибочен, не лучше ли изменить его, пока еще не слишком поздно? На каком основании, в конце концов, та или иная раса может судить о собственной правоте?
Когда-нибудь в будущем, поработав с несколькими поколениями, Санктуарий мог бы переплавить человечество по своему подобию, изменить направление мыслей и поступков людей, указать им иной путь.
И если это произойдет, кто может сказать, что тот путь неверен?
Звонили колокола. Не те колокола, что он слышал в Санктуарии, и даже не те, знакомые с детства, что каждое воскресенье пели в родном городке. Колокола навязчиво гудели в просторах космоса, своим набатом дробя и перемешивая мысли.
Безумие.
Безумие расползается по планетам. И все-таки неизбежно ли оно? Финдлей не сошел с ума. И, вероятно, никогда не сойдет.
В голове Кемпа внезапно зажужжала беспорядочная мешанина искореженных мыслей.
Санктуарий… Плутон… Джонни Гарднер… что есть жизнь… мы попытаемся снова…
Он неуверенно протянул руку к панели управления. Пальцы отказывались слушаться. Сознание мутилось, и на один жуткий миг Кемп в панике перестал понимать, что показывают индикаторы на панели управления. На одно бесконечное мгновение панель сделалась забавной дощечкой с разноцветными огоньками и множеством незнакомых хитрых штучек.
Вскоре все вернулось на свои места. И тут же в голову пришла совершенно неотложная мысль: человеку вовсе не обязательно сходить с ума!
Спенсер Чемберс! Спенсер Чемберс должен знать!
Он потянулся к радиопередатчику. Пальцы не повиновались и не попадали туда, куда он хотел.
Кемп стиснул зубы и вступил в сражение с собственной рукой. Он гнал ее к тумблерам радиоуправления, принуждая выполнять необходимую работу: набирать цифры. Он заставлял рот произносить нужные слова:
— Кемп вызывает Землю. Кемп вызывает Землю. Кемп вызывает…
— Земля на связи. Продолжайте, Кемп, — откликнулся голос.
Язык не желал двигаться. Рука упала с передатчика и безвольно повисла.
— Продолжайте, Кемп, — звал голос. — Продолжайте, Кемп. Продолжайте.
Он сумел справиться с навалившейся на него серостью: развеял ее, сосредоточившись на простых манипуляциях, способных заставить губы и язык шевелиться должным образом.
— Спенсер Чемберс… — прохрипел он.
— Тебе следовало остаться в Санктуарии! — ревел голос у него в голове, — Тебе следовало остаться в Санктуарии! Тебе следовало…
— Говорит Спенсер Чемберс. Что случилось, Кемп?
Кемп попытался ответить и не смог.
— Кемп! — кричал Чемберс, — Кемп, где вы?! В чем дело?! Кемп…
Слова медленно выползали изо рта Кемпа — искаженные, бессвязные, едва слышные…
— Нет времени… Одна вещь… Интуиция… Вот что… Чемберс… Наитие…
— Что ты имеешь в виду, парень?! — донесся до него крик председателя Совета.
— Интуиция. Надо использовать… интуицию. Она… не у всех… есть. Найдите… тех… у кого… есть…
Передатчик умолк..
Чемберс ждал.
Волна серости заполонила корабль, стерла космос…
Затем свет появился снова.
Кемп стиснул пальцами подлокотник кресла. Другая рука продолжала безвольно раскачиваться. Что он говорил? На чем остановился? Одно слово жужжало в мозгу. Но какое?
Из прошлого возник обрывок воспоминаний.
— Финдлей… — с трудом выговорил Харрисон.
— Понял. Что насчет Финдлея?
— Наитие… как… инстинкт… Видеть… сквозь… будущее…
Радио бормотало ему в лицо:
— Кемп! Что происходит?? Продолжайте. Вы хотите сказать, что способность предчувствовать — это новый инстинкт? Ответьте. Кемп!
Харрисон Кемп ничего не слышал. Серость вернулась, заслонив все. Он сидел в кресле, руки безвольно свесились по сторонам, пустые глаза уставились в пространство.
Корабль продолжал полет.
Возле кресла валялась дубина, подобранная в Санктуарии.
Зажужжал сигнал внутренней связи. Чемберс на ощупь щелкнул тумблером.
— Пришел мистер Аллен, — послышался голос секретаря.
— Пропустите его.
Вошел Аллен, бросил шляпу на пол у кресла, сел.
— Парни только что доложили. Обнаружен его корабль. Легко проследить. Радио включено.
— И?
— Готов.
Тонкие губы Чемберса сжались.
— Этого я и боялся. Понял по его голосу. Он явно боролся. И не без успеха. Несмотря ни на что, он успел сообщить то, что считал крайне важным.
— Странно, — подал голос Монк, — что нам это никогда не приходило в голову. Никто об этом даже не задумывался. А человек на пороге безумия…
— Может, идея и не сработает, — заметил Чемберс. — Но попробовать стоит. Интуиция, говорил он, — это инстинкт. Новый инстинкт. Тот, который необходим всем в нашем мире. Некогда, давным-давно, мы обладали таким же инстинктом. Вроде животных. Но мы избавились от него в процессе цивилизации. Утратили напрочь. Вообразив, что больше в нем не нуждаемся, мы заменили его другими средствами защиты от непогоды, голода и страха — такими, например, как закон и порядок, крепкие дома и прочее.
Теперь человечество столкнулось с иными опасностями, порожденными созданной нами цивилизацией. Чтобы защититься от них, нужно выработать новый инстинкт. И вполне вероятно, что он заложен в нас от природы… Наитие, предчувствие, интуиция, предвидение — назовите как угодно. То, что мы, сами того не сознавая, вырабатывали в себе долгое время — может, последние десять тысяч лет.
— Однако таким даром обладают не все, — напомнил Монк, — Но у некоторых он проявляется очень ярко.
— Мы разыщем тех, кто им обладает, — сказал Чемберс, — и поставим таких людей на ключевые посты. Психологи разработают соответствующие тесты. Посмотрим, можно ли каким-то образом усилить и развить врожденный инстинкт.
У вас, Монк, он, несомненно, есть. Он проявился в ту ночь в Сандебаре и спас вас от астеритов, заставив грохнуть камень о сейф с рукописями. Вы сделали это инстинктивно, не понимая почему. И сами говорили, что потом долго размышляли о причине, побудившей вас так поступить, но не смогли найти ответ. Однако, как выяснилось впоследствии, ваши действия были совершенно правильными.
Финдлей на Плутоне тоже владеет даром предчувствия. Он называет его чутьем на будущее, способностью заглядывать чуть-чуть вперед. Согласитесь, умение предвидеть будущее поможет нам избежать многих проблем.
И вы, Ален, признались, что начали проверку деятельности Санктуария по наитию, стыдясь собственных сомнений и подозрений. Однако интуиция не позволила вам прекратить расследование.
— Секундочку, шеф, — прервал рассуждения Чемберса Аллен. — Прежде чем предпринять дальнейшие шаги, надо завершить одно дело. Мы должны вернуть Ганнибала. Даже если потребуется отправить на его выручку целый флот…
— Поздно, — остудил его энтузиазм Чемберс. Он поднялся из кресла и встал лицом к собеседникам, — Ганнибал погиб полчаса назад. Они убили его.