— Меня совершенно не интересует, кто тебя как называет. Ты давай выкладывай, что ты такое.
— Я — неустойчивый конгломерат молекул, все молекулы диссоциированы и составляют единое целое — меня. И каждая из молекул, может быть даже каждый атом меня, разумны. Я — уроженец этой планеты, хотя я не помню ее начала и не знаю конца. Не исключено, что я бессмертен, хотя я об этом никогда не задумывался. Хотя, скорее всего, так оно и есть. Меня, например, нельзя убить. Даже когда я весь рассеян, так сильно, что все атомы отстоят друг от друга на целую вечность, каждый из них хранит в себе меня целиком, содержит и чувства мои, и разум.
— Вот это да, — восхитился Теннисон. — Потрясающий ты парень! Бессмертный, разумный, вездесущий, и никто тебя пальцем тронуть не может. Все у тебя есть.
— Нет, не все. К сожалению, не все. У меня есть разум, и, как разумное существо, я стремлюсь к познанию, к знаниям. Но мне недостает инструмента для познания.
— Стало быть, ты ищешь этот инструмент?
— Слишком грубо сказано.
— Надо понимать, ты меня хочешь использовать как инструмент для познания? И что же тебе хочется узнать?
— Мне нужно узнать о Ватикане. О том, что за работу они проводят. Мне нужно попасть в те миры, которые отыскивают Слушатели. Я давно пытаюсь это сделать, но пока узнал мало, очень мало. Проникнуть в мыслительные процессы машин нет никакой возможности. Мне такой тип разума не подходит. Но и самые слабые мои попытки что-либо разузнать уже вызвали подозрения в Ватикане. Они думают, что кто-то шпионит за ними, но не знают, кто и зачем. Они хотят отыскать меня, но найти не могут. Даже не догадываются, наверное, что я существую.
— Так ты думаешь, что я мог бы тебе помочь? Ты уверен, что я захочу?
— Ты можешь мне помочь. В этом нет сомнений. Ты ведь имеешь возможность смотреть записи на кристаллах. Если бы ты позволил мне войти в твое сознание, то я мог бы посмотреть их вместе с тобой и тогда мы оба…
— Но, Шептун, почему именно я? Есть ведь, к примеру, Экайер.
— Я пытался. Но он меня не чувствует. Он не более восприимчив к моему присутствию, чем роботы. Он не понимает, что я рядом, даже не видит моего сияния. Декер видит сияние, и я могу с ним разговаривать. Но он не имеет возможности смотреть кристаллы, и в сознание к нему я войти не могу. Остаешься только ты, ну и кое-кто еще.
— Кто же?
— Та, которую ты зовешь Джилл.
— Ты уже говорил с ней?
— Нет, не говорил. Но, наверное, смог бы. Ее сознание тоже не закрыто для меня.
— Слушай, что я тебе скажу, Шептун, — строго сказал Теннисон, — Оставь Джилл в покое. Не смей ее трогать. Понял?
— Понял. Не буду ее трогать.
— Значит, ты хочешь смотреть кристаллы вместе со мной. Это все?
— Не все. Но это самое главное.
— А теперь скажи зачем. Зачем тебе смотреть кристаллы?
— Чтобы отыскать свою родню.
— Кого-кого? — удивился Теннисон, — Какая такая родня?
— Давным-давно, так давно, что границы времени теряются и расплываются, когда начинаешь об этом думать, я был маленькой частичкой, одной из многих частичек большого облака, состоящего из множества других пыльников, или других Шептунов, — как тебе больше нравится. Облако это состояло из множества мне подобных, и у него была судьба, и была цель. Эта цель — познание Вселенной.
— Ты мне зубы не заговаривай, — посоветовал Теннисон.
— Но это правда, чистая правда! Мне нет резона лгать тебе, ведь ты можешь уличить меня во лжи, и тогда я потеряю всякую надежду на сотрудничество с тобой.
— Да, верно. Врать тебе смысла нет, это точно. Ну и что стряслось с этим твоим облаком?
— Все ушли. Оставили меня одного, — ответил Шептун. — Почему, зачем — я не знаю. Знаю только, что они ушли изучать Вселенную. Долгие горькие часы я провел гадая, почему они покинули меня. Но даже оставшись один-одинешенек, я должен исполнять свое предназначение. Я обязан изучать Вселенную.
— Должен — значит должен. Валяй изучай. Я не возражаю.
— Смеешься? Не веришь мне?
— А с какой стати мне тебе верить? Ты рассказал мне, чего ты хочешь и как тебе нужна моя помощь. Но позволь спросить: мне-то что до этого? Что я с этого буду иметь, кроме твоего прекрасного общества?
— Ты тяжелый человек, Теннисон.
— Но не глупый. И никому не позволю использовать меня. Мне кажется, что тут должно быть что-то вроде сделки.
— Сделка? — обрадовался Шептун, — Да, конечно, сделка.
— Нормально… — покачал головой Теннисон, — Сделка с дьяволом.
— Кто из нас дьявол? Если я правильно понимаю суть этого понятия, то я — вовсе не он. И ты, как мне кажется, тоже.
— О'кей, значит, не с дьяволом.
— Я немного побродил в твоем сознании без разрешения. За что прошу простить меня.
— Ты прощен. Если действительно немного.
— Правда, правда, совсем недолго. Буквально несколько мгновений. В твоем сознании я успел заметить два мира. Осеннюю страну и математический мир. Который из них ты хотел бы посетить? Не просто увидеть, не просто посмотреть, а именно — посетить.
— Хочешь сказать, что можешь перенести меня туда? Что я могу попасть в эти миры?
— Да, со мной ты можешь попасть в эти миры. И лучше понять их, хотя в этом я не до конца уверен. Но ты обязательно сможешь увидеть их более ясно, лучше ощутить.
— Даже рай?
— Но ты не видел такого кристалла!
— Да, не видел, — согласился Теннисон.
— Ну как?
— Ты предлагаешь мне посетить один из миров и вернуться обратно?
— Конечно, и вернуться. Обязательно. Ты же никогда не уходишь туда, откуда нельзя вернуться.
— Значит, ты перенесешь меня…
— Нет. Мы пойдем вместе.
«Это невозможно, — подумал Теннисон, — Кошмар какой — то! Либо я снова сплю, либо этот пройдоха, жулик несчастный…»
— Это возможно, — возразил Шептун, — И я не жулик. Ты ведь думал о математическом мире? Ты его видел во сне. Он не дает тебе покоя.
— Я там ничего как следует не разглядел. Многое было скрыто от меня. Почти все. Но я понимал, что там что-то есть. Понимал, но не видел.
— Ну так пойдем со мной — и увидишь.
— И… пойму?
— Нет, я не уверен, что мы поймем. Но одна голова — хорошо, а две — лучше.
— Ты меня искушаешь, Шептун. Ох, искушаешь… Не рискую ли я с тобой, а?
— Никакого риска, уверяю тебя, друг! Можно я буду звать тебя другом?
— Другом! Пока рановато, Шептун. Зови лучше партнером. У партнеров тоже должно быть доверие друг к другу. Но если ты обманешь меня…
— Если я обману?
— Об этом узнает Декер, и ты лишишься единственного друга.
— С твоей стороны непорядочно угрожать, партнер.
— Возможно.
— Но ты стоишь на своем.
— Да, я стою на своем, — упрямо заявил Теннисон.
— Значит, ты не против того, чтобы отправиться вместе в математический мир?
— Да, но… нужно же посмотреть кристалл.
— Нет нужды. Все запечатлено у тебя в сознании.
— Да, но плохо, несовершенно. Я не видел всего. Многие детали отсутствуют.
— Ошибаешься, там все есть. Нужно только покопаться. Ты и я, вместе, сумеем сообща разглядеть все получше.
— Сообща, — повторил Теннисон, — Выходит, мы сообщники. Не нравится мне такое слово.
— Ну, если хочешь, назови единством. Нас будет не двое, мы будем вместе одно целое. А теперь… подумай хорошенько о математическом мире. Вспомни его как можно лучше. Попробуем проникнуть туда.
Глава 33
Енох, кардинал Феодосий, вошел в библиотеку и опустился на табуретку рядом с Джилл, больше похожий на разодетое чучело, чем на кардинала.
— Надеюсь, — обратился он к Джилл, — вы не имеете ничего против визитов старого занудного робота, которому некуда девать время?
— Преосвященный, я очень рада, что вы заходите ко мне, — сказала Джилл. — Мне так нравится с вами беседовать.
— Странно… — покачал головой кардинал. Он поставил ноги на низенькую скамеечку и обхватил себя руками ниже груди, словно у него болел живот. — Разве не странно, что у таких разных существ, как вы и я, есть о чем побеседовать? Должно быть, у наших бесед интересные темы. Вы согласны со мной?
— Да, преосвященный, согласна.
— Я проникся к вам большим уважением, — сказал кардинал. — Вы работаете упорно, с большим энтузиазмом. У вас острый, пытливый ум, вы ничему не позволяете ускользнуть от вашего внимания. Ваши ассистенты хорошо отзываются о вас.
— Хотите сказать, что ко мне приставлены шпионы, которые вам обо мне докладывают?
— О нет, — сказал кардинал, протестующе подняв руку, — Вы прекрасно понимаете, что я не хотел этого сказать. Но иногда, когда мне случается с ними беседовать, ваше имя упоминается. Вы им очень нравитесь, Джилл. Вы думаете как робот — так они мне сказали.
— Надеюсь, что это не так.
— Но что же дурного в мышлении робота, мисс Робертс?
— Ничего, наверное. Но для меня мышление робота не годится, вот и все. Я должна думать как человек.
— Люди — странный народ, — задумчиво промолвил Феодосий, — К такому выводу я пришел, наблюдая за ними много лет. Вы, может быть, не знаете, как роботы восхищаются людьми, как преклоняются перед ними. Люди — один из излюбленных предметов разговоров, мы проводим долгие часы в беседах о них. Я уверен, что прочные отношения между людьми и роботами вполне возможны. Существуют мифы, в которых описывается подобная близость. У меня лично ни с кем из людей таких отношений не было, и теперь я начинаю ощущать, как мне этого всю жизнь не хватало. Должен раскрыть вам маленькую тайну: мне стало казаться, что во время моих визитов к вам между нами стало возникать что-то напоминающее такие отношения. Надеюсь, вы не возражаете против таких мыслей?
— Ну что вы, конечно нет. Для меня это большая честь.
— До сих пор, — продолжал кардинал, — у меня с людьми были только краткие, исключительно деловые контакты. Экайер — единственный из людей, с кем меня связывают более или менее продолжительные отношения.