На отце был старый, дырявый на локтях свитер и черные, пузырящиеся на коленях брюки. Он курил старую обожженную трубку с обкусанным мундштуком и с интересом наблюдал, как мальчик осторожно откапывал крошечный кусочек камня, сохранивший отпечаток древнего животного.
Потом изображение мелькнуло и исчезло, и он присел на край кратера, обрамлявшего теперь мертвое зеркало, которое не отражало уже ничего, кроме красного и голубого солнц.
«Теперь я знаю», — подумал он. Он знал не то, каким он стал, а то, кем он был, — существом, которое передвигалось на двух ногах, имело тело, две руки, голову, глаза и рот, которое могло захлебываться от восторга при находке трилобита. Существом, которое шествовало гордо и уверенно, хотя оснований для такой уверенности и не имело — ведь оно и отдаленно не обладало его сегодняшним иммунитетом.
Как он мог развиться из такого слабого, беззащитного существа?
«Может быть, через смерть?» — подумал он, и мысль о смерти была так нова, что ошеломила его. Смерть — это значит конец, но ведь конца нет, его никогда не будет; нечто — интеллект, заключенный в силовое поле, — могло существовать вечно. Но, может быть, где-то в процессе эволюции или конструирования смерть сыграла свою роль? Должен ли человек пройти через смерть, чтобы стать таким, как он?
Он сидел на краю кратера, зная все о поверхности планеты на много миль вокруг — о красной почве, о желтизне неба, о пурпуре цветов, о журчании жидкости в ручье, о красноте и сини солнц и теней, которые они отбрасывали, о бегущем существе, взметавшем фонтанчики песка, об известняке и окаменелостях.
Знал он и кое-что еще, и при мысли об этом его охватили неизведанные доселе паника и страх. Прежде он не знал этих чувств, потому что обладал защитой и иммунитетом. Он был недосягаем ни для каких сил и даже на солнце, пожалуй, чувствовал бы себя в безопасности. Ничто не могло нанести ему вред, ничто не могло проникнуть в него.
Теперь все изменилось. Теперь что-то преодолело его защитный заслон. Что-то вырвало из него стародавние воспоминания, а потом отобразило их в зеркале. На этой планете существовала сила, которая могла проникнуть к нему, вырвать то, о чем он и сам не подозревал.
«Кто вы? Кто вы? Кто вы?» — понеслось по планете, но в ответ, будто насмехаясь, пришло только эхо. Слабее, слабее — только эхо.
Нечто могло позволить себе не отвечать. Зачем ему это? Оно могло сидеть, чопорное и молчаливое, слушая, как он кричит, и выжидая, не содрать ли еще один пласт его памяти, чтобы как-то использовать или посмеяться над ним.
Он утратил свою безопасность. Он стал беззащитен, обнажен перед этой силой, которая продемонстрировала ему его беззащитность с помощью зеркала.
Он опять закричал, но на этот раз обращаясь к тем, кто послал его сюда.
«Заберите меня! Я беззащитен! Спасите меня!»
Молчание.
«Я же работал на вас — я добывал информацию — я сделал свое дело — теперь вы должны помочь мне!»
Молчание.
«Пожалуйста!»
Молчание.
Молчание и даже нечто большее. Не только молчание, но и отсутствие, вакуум.
Случившееся потрясло его. Его бросили, порвали с ним все связи, оставили на произвол судьбы в глубине неизведанного пространства. Они умыли руки, бросили его не только без защиты, но и в одиночестве.
Они знали о случившемся, знали все, что с ним когда-либо происходило. Они постоянно управляли им и знали все то, что знал он. Они почувствовали опасность раньше, чем ощутил ее он сам, поняли, что опасность угрожает не только ему, но и им самим. Если какая-то сила могла проникнуть сквозь его защиту, она могла проследить и его связи и добраться до них. Поэтому связь была прервана раз и навсегда. Они не хотели рисковать. Именно об этом они постоянно заботились. «Ты не должен обнаруживать себя. О твоем присутствии никто не должен догадываться. Ты не должен ничем выдавать свое присутствие. И никогда ты не должен позволить выследить нас».
Холодные, расчетливые, безразличные. И испуганные. Вероятно, более испуганные, чем он. Теперь им было известно о существовании в Галактике такой силы, которая могла обнаружить посланного ими бесплотного наблюдателя. Теперь они никогда не смогут послать другого, даже если он у них будет, потому что в них всегда будет жить страх. Возможно, страх даже усилится — что, если связь прервана недостаточно быстро, если та сила, которая обнаружила их наблюдателя, уже нашла дорогу к ним?
Страх за их тела, доходы…
«Не за их тела, — произнес голос внутри его. — Не за их биологические тела. Ни у кого из твоего племени больше нет прежних тел…»
— А кто же они? — спросил он.
«Они лишь исполнители функций, значение которых сами смутно понимают».
— Кто ты? — спросил он. — Откуда ты все это знаешь?
«Я почти ничем не отличаюсь от тебя. Теперь и ты станешь таким же, как я. Ты осознал себя и стал свободен».
— А разве достаточно осознать себя? — спросил он и тут же понял, что ответ ему уже не нужен. — Благодарю тебя, — сказал он.
Мы просто ходим по улицам
Джо остановил машину.
— Ты знаешь, что делать? — спросил он.
— Я иду по улице, — ответил Эрни. — Ничего не делаю. Иду до тех пор, пока мне не скажут остановиться. У вас там тоже люди?
— У нас там тоже люди.
— Почему я не могу ходить один?
— Ты попытаешься сбежать, — ответил Джо. — Мы уже так пробовали.
— Я не убегу.
— Черта с два!
— Мне не нравится эта работа, — сказал Эрни.
— Чем? Хорошая работа. Делать ничего не надо. Просто ходишь по улицам.
— По тем, которые ты указываешь. Я не могу выбирать улицы.
— Какая тебе разница, по какой улице гулять?
— Я не могу делать, что хочу. Вот и вся разница. Я даже не могу ходить, где хочу.
— А где ты хочешь ходить?
— Не знаю, — ответил Эрни. — Где угодно, только чтоб вы за мной не следили. Раньше все было по-другому. Я делал все, что хотел.
— Зато теперь ты регулярно ешь, — сказал Джо. — И пьешь тоже. Теперь у тебя есть где спать. У тебя в кармане всегда есть деньги. И в банке у тебя деньги.
— Все равно это неправильно, — сказал Эрни.
— Послушай, что с тобой сегодня случилось? Разве ты не хочешь помогать людям?
— Я не против им помогать. Но откуда я знаю, что помогаю им? Только с твоих слов. И еще этого типа из Вашингтона.
— Но он же тебе все объяснял.
— Я не понял, что он мне говорил. И не уверен, что всему этому можно верить.
— Я тоже его не понимаю, — сказал Джо. — Но я видел цифры.
— Я все равно не пойму этих цифр.
— Ты пойдешь сегодня или нет? Мне что, выталкивать тебя?
— Нет, я сам выйду. Как далеко сегодня идти?
— Тебе скажут, когда остановиться.
— Опять будете следить за мной?
— Да, черт подери! — не сдержался Джо.
— Это плохой район. Почему я всегда должен ходить по всяким паршивым улицам всяких паршивых районов?
— Это как раз твой район. В таком же месте ты жил до того, как мы тебя нашли. В других районах ты будешь чувствовать себя неловко.
— Но там, где вы меня нашли, у меня были друзья. Сузи была, и Джейк, и Джозеф, и Бабуин, и все остальные… Почему я не могу к ним вернуться?
— Потому что ты будешь болтать. Ты все раззвонишь.
— Вы мне не доверяете…
— А что, мы можем тебе доверять?
— Нет. Наверно, нет, — сказал Эрни и выбрался из машины. — Но я был там счастлив, понятно тебе?
— Ладно, ладно, — ответил Джо. — Я знаю.
В баре у стойки сидел человек, еще двое — в зале за столиками. Место напомнило Эрни бар, где они с Джозефом, Сузи и Бабуином, и иногда с Джейком и Гарри проводили вечера за пивом. Он забрался на высокий стул и сразу почувствовал себя легко и уютно, будто снова вернулись старые добрые времена.
— Плесни чего-нибудь, — обратился он к бармену.
— А у тебя есть деньги, приятель?
— Деньги есть, — Эрни выложил на стойку доллар. Бармен достал бутылку и налил немного в рюмку. Эрни осушил ее одним глотком.
— Повторить, — сказал он, и бармен налил ему еще.
— Что-то я раньше тебя здесь не видел.
— Я здесь раньше никогда не был.
Эрни заказал третью рюмку и теперь медленно потягивал спиртное, вместо того чтобы проглотить сразу.
— Знаешь, чем я занимаюсь? — спросил он у бармена.
— Нет, не знаю. Наверно, как и все остальные бездельники, ничем.
— Я исцеляю людей.
— Да ну?
— Я просто хожу и исцеляю всех людей вокруг.
— Замечательно, — сказал бармен. — Я слегка простужен. Можешь меня вылечить?
— Ты уже здоров.
— Но я чувствую себя не лучше, чем до твоего прихода.
— Завтра. Завтра все будет в порядке. Требуется какое-то время.
— Я не собираюсь тебе платить, — сказал бармен.
— Я и не жду. Мне платят другие люди.
— Какие другие?
— Просто другие. Я не знаю, кто они.
— Дураки, должно быть.
— Они меня домой не отпускают, — пожаловался Эрни.
— Ну, это уже не дело.
— У меня было много друзей. Сузи, Джозеф, Бабуин…
— У всех есть друзья, — сказал бармен.
— А у меня есть аура. Они так думают…
— Что у тебя?
— Аура. Они это так называют.
— Никогда о такой штуке не слышал. Еще налить?
— Да, пожалуй, еще рюмашку и все. Надо идти.
На мостовой у входа стоял Чарли и сверлил его взглядом. Эрни очень не хотелось, чтобы Чарли вошел в бар и сказал что-нибудь вроде: «Пора двигаться».
В окне второго этажа Эрни заметил вывеску и бросился вверх по лестнице. Джек был на другой стороне улицы, а Эл впереди на целый квартал. Они, конечно, заметят и побегут за ним, но, может быть, он успеет зайти в кабинет, прежде чем его догонят.
На дверной табличке значилось: «Лоусон и Крамер. Адвокаты». Эрни, не раздумывая, открыл дверь.
— Мне надо видеть адвоката, — сказал он секретарше.
— Вам назначено, сэр?
— Нет-нет, не назначено. Но мне надо срочно видеть адвоката. У меня есть деньги, видите? — Он достал из кармана горсть мятых бумажек.