В 1964 году был создан «Интерметалл» – организация по обмену продукцией черной металлургии, объем поставок в которой к 1974 году вырос до 2,5 млн. тонн. Поскольку страны СЭВ нажимали на развитие черной металлургии, то в 1973 году совместная выплака стали достигла 179 млн. тонн, что было больше, чем выплавка в США (139 млн. тонн) и больше чем в Западной Европе (150 млн. тонн).
В 1971 году СЭВ вышел на совершенно новый уровень планового развития. Во-первых, была поставлена цель обеспечить более глубокую экономическую интеграцию стран, с более глубокой кооперацией во всех отрасляъ промышленности. Во-вторых, планирование стало осуществляться на основе специальной долгосрочной комплексной программе развития СЭВ.
Важным результатом подобного совместного планирования было не только выросщее в 17 раз промышленное производство, но и то, что внутренним разделением труда на 60% обеспечивались потребности в машиностроительной продукции, на 80% в нефти, на 100% в угле, железной руде, цветных металлах, пиломатериалах и на 70% в товарах широкого потребления (46). Социалистический лагерь постепенно выходил из экономических отношений с капиталистическим миром, во всяком случае в том, что касалось основ экономического могущества.
Глава двенадцатая
Латиноамериканское планирование: рост без развития
О латиноамериканском планировании сказать именно здесь уместно потому, что это была вторая после СЭВ, попытка создать общую на несколько стран систему планирования.
Латинская Америка стояла в стороне от основных военно-политических бурь ХХ века, ее обошли стороной Первая и Вторая мировые войны. Можно было бы ожидать, что для этого региона экономическое планирование вовсе не будет актуальным. Однако, в реальности первые попытки планировых мер в экономике Латинской Америки были сделаны в конце 1930-х годов, и были связаны с влиянием приближающейся войны на экономику. Война вообще довольно сильно затронула страны региона, и даже в Бразилии в 1942 году была создана Организация по координации мобилизации экономики. Отрезанное от внешней торговли неограниченной подводной войной в Атлантике, бразильское правительство вынуждено было несколько лет заниматься чрезвычайным регулированием экономики и развитием своего производства (47).
Богатством истории планирования отличалась, к примеру, Венесуэла, в котором первые планы стали составляться еще в 1938 году. Они не носили характер общеэкономических, а были узкоотраслевыми. Так, венесуэльское планирование началось с плана развития столицы – Каракаса. Впоследствии подобных планов было составлено много: план электрификации 1947 года, ирригационный план на 20 лет 1949 года, план агропроизводства 1946 года и так далее (48). Таким образом, в Латинской Америке к концу 1940-х годов уже было сделано довольно много попыток применить планирование к решению неотложных экономических задач.
Латинская Америка отличалась от других регионов осознанием культурной, языковой и религиозной общности, и потому страны этого региона постоянно стремились к совместным действиям. К примеру, в 1948 году при поддержке ООН была создана Comisión Económica para América Latina (CEPAL), которая должна была консультировать правительства по поводу экономической политики, направленной на повышение уровня жизни населения (49).
Вторая причина стремления к сотрудничеству была общность экономических проблем. Страны Латинской Америки были, словно на подбор, аграрные и перенаселенные, да еще с растущим населением. Экономика их зависела от экспорта сельскохозяйственных товаров: кофе, какао, сахара, бананов, и от импорта промышленных товаров и оборудования. Собственное производство развивалось слабо и медленно. Некоторые страны, такие как Колумбия или Венесуэла, за счет больших месторождений нефти и полезных ископаемых, были побогаче, не имевшие ресурсов страны были очень бедными.
Повестка экономических проблем в Латинской Америке была очень схожей с проблемами стран, только что свободившихся из-под колониального владычества, несмотря на то, что многие страны региона имели уже длительные традиции независимости. Их экономика была подчинена крупнейшим державам и развивалась полуколониальным образом, без обращения к методам политического подавления. Традиция формальной независимости сыграла для Латинской Америки, пожалуй, негативную роль, поскольку их выбор модели экономического развития оказался ограничен. Если постколониальные страны без особого сожаления могли порвать с метрополимяи и попробовать силы в социалистическом методе развития, то вот латиноамериканские страны на такой разрыв не решились. Потому для них подходили только те плановые методы, которые были допустимы в капиталистической экономике.
CEPAL довольно быстро нашел пример для подражания в виде французской модели, показавшей в начале 1950 годов первые успехи. После нескольких лет дебатов и теоретических обсуждений, региональная комиссия стала рекомендовать именно этот метод планирования.
К дальнейшему развитию совместного планирования страны Латинской Америки подтолкнула, бесспорно, острая нужда, связанная с победой кубинской революции в 1959 году. По всему региону быстро появились многочисленные партизанские движения, в основном революционные или социалистические. В воздухе явно пахнуло революцией.
В этих условиях правительствам нужно было добиться спада революционной волны, а для этого надо быть как-то ощутимо улучшить уровень жизни населения, недовольного хронической бедностью или, по крайней мере, пообещать. В 1962 году был создан Латиноамериканский институт экономического и социального планирования, а в 1963 году появилась совершенно новая структура – Misión Conjunta de Programación Centroamericana, то есть организация помощи правительствам в составлении экономических планов и программ.
Результаты ее работы видны, пожалуй, в каждом из многочисленных планов, разработанных в странах Латинской Америки. Они все на удивление однообразны по своей структуре, методике и целям. И по последствиям тоже.
Во-первых, никакого социализма, ни один из планов не ставил перед собой цели крупномасштабных изменений в экономической структуре в пользу госсектора. Частный сектор не только допускался, но и на него, как правило, возлагались большие надежды в плане инвестиций. Например, в первом национальном плане Венесуэлы на 1960-1964 годы, на публичный сектор (то есть, государственный) приходилось 8,6 млрд. боливаров, а на частный сектор – 10 млрд. боливаров. При этом вложения в инфраструктуру: жилищное строительство, энергетику, транспорт, приходились именно на публичный сектор (50). Вложения частного сектора не получали директив, и в этом смысле латиноамериканское планирование было индикативным.
Правда, Департамент национального планирования Колубии уточнял, что в отношении государственных программ у них планирование директивное, а в отношении частного инвестирования – индикативное (51).
Во-вторых, важнейшие инфраструктурные проекты, такие как энергетика, водное хозяйство, транспорт, черная металлургия, как правило, финансировались только из государственного бюджета. Предполагалось, что в эти же проекты будет инвестировать частный капитал, но он, как правило, шел в сферы, где можно было быстрее получить прибыль. При условиии слабости госсектора и вообще государственных финансов, это вело к тому, что на самые нужные проекты расходовалась небольшая часть инвестиционных ресурсов, которая могла составлять 20-30% валового объема инвестиций. Деньги в основном вкладывались не в то, что было нужно для развития экономики.
В дополнение к этому, почти во всех латиноамериканских планах не делалось попытки найти ключевой пункт инфраструктурного развития, в который нужно в течение определенного планового периода бросить максимум средств. В итоге и без того явно недостаточные средства хронически размазывались по различным программам. Ни одну из проблем решить всерьез не смогли. В Колумбии жилищное строительство занимало почетное место среди инвестиций публичного сектора, но при этом за период планирования нехватка жилья только выросла, с 87 тысяч квартир 1951 году до 618,2 тысяч квртир в 1970 году (52).
В-третьих, несмотря на зависимость стран от импорта промышленной продукции, машин и оборудования, несмотря на огромную и явно не удовлетворяемую потребность в товарах, тем не менее, латиноамериканское планирование избегало крупных инвестиций в индустриализацию, ведущую к изменению экономической структуры. Это никак не объясняется ни в публикациях, ни в самих планах, однако, тому были две причины. Во-первых, подобные инвестиции пришлось бы оторвать от программ по улучшению уровня жизни населения (даже если получались далеко не полностью, тем не менее, они позволяли поддерживать необходимую правительству риторику), что быстро сказалось бы на политических позициях правительств этих стран. Во-вторых, крупный капитал в Латинской Америке контролировал экономику за счет контроля над экспортом важнейших видов продукции, и над иимпортом, как держатель валютной выручки, необходимой для приобретения импортных товаров. Индустриализация подрывала бы позиции крупного капитала, на что государство, тесно связанное с капиталистами, пойти не могло.
Потому, фактически, экономическая история стран Латинской Америки, при всех многочисленных составленных планах: годовых, пятилетних и долгосрочных, была ростом без развития (crecimiento sin desarrollo). При росте формальных показателей планов и даже при их выполнении, тем не менее, структура экономики, равно как и все прежние экономические проблемы, совершенно не менялись. Работы латиноамериканских экономистов, критиковавших положение своих стран, были проникнуты густым пессимизмом и упадническим настроением. Аргументы повторялись уже десятки и сотни раз: надо концентрировать инвестиции, надо вкладывать в индустрию, надо менять структуру экономики – и все без толку. Их попросту никто не слушал.
Глава тринадцатая
«Киберсин», «сахарный социализм» и «петростейт»