— А давно там форт стоит?
— Там была когда-то крепость, — ответил Никитин, сутулясь в своем легком коротком бушлате. — Вы ее увидите, если…
— Если что? Договаривайте.
— Ну, если наша операция будет удачна.
— Вы не уверены в удаче?
— Нет, зачем же… — Никитин пожал плечами. — Но должен сказать, как старый моряк, честно: я поручился бы головой за успех, если б англичане дали нашей флотилии хоть немного сплаваться, если бы они не вынудили нас так скоро выйти в море… Ведь учтите, Сергей Мироныч, флотилия наша сформировалась в одну зиму, а пока была зима, не могло быть никаких учений. И теперь придется пройти все учения на ходу, в огне…
Киров молча смотрел на расхаживающего взад и вперед Никитина.
— А есть у нас другой выход, Афанасий Иваныч? — спросил он.
— К сожалению, нет…
— А если так, — Киров поднял воротник кожанки, — то извольте верить… верить в победу. Иначе нельзя победить. Не пойдем мы на Каспий — англичане пойдут к нам. А лучше наступать, чем обороняться.
— Это, конечно, разумно, — согласился Никитин.
Маяк прошли благополучно. Но в третьем часу ночи, когда флотилия была уже в открытом море, справа по борту флагманского миноносца показались огни. Поднялась тревога. Огни приближались и разворачивались в темноте искрящейся длинной цепочкой. Потом из мглы по вздыбленным, пенистым просторам Каспия пополз сверкающий луч прожектора. Вспыхнул второй прожектор и заметался по небу, закрытому облаками. Флотилия развернулась и приняла боевой порядок. Моряки застыли у своих мест в беспокойном, томительном ожидании.
— Придется начать… — сказал Никитин. — Ну-с, а теперь вы, надеюсь, уйдете с мостика?
— Наоборот! — ответил Киров. — Теперь-то я и не уйду!
— Как хотите, — сказал Никитин. — Я открываю огонь.
С миноносца передали приказ идти на сближение с противником.
Бой был коротким: минут десять потрясали Каспий орудийные выстрелы, в темноте вздымались гигантские всплески воды, на миноносце снесло стенку и выбило стекло в штурманской рубке. Потом все стихло. Противник, по-видимому это были английские сторожевые корабли, погасил прожекторы и ушел на запад, в ночные дали моря. Едва только исчезли огни неприятельских кораблей, посыльное судно передало с флагманского миноносца по флотилии приказ: идти без огней курсом к форту Александровскому.
…Далеко на востоке показался мигающий зеленый огонек. Он то загорался, то угасал, то снова загорался… Это был маяк.
— Вот уже и маяк виден, — озабоченно сказал Никитин. — Как только мы его обогнем, откроется бухта…
Небо светлело… На горизонте из голубоватой дымки выглянула снеговая вершина горы Каратау. Флотилия шла теперь вдоль пустынного мертвого берега Мангышлака.
— Приготовить пулеметы! — кричал Никитин в рупор. — По местам.
Впереди выросла узкая стрела маяка. Блеснула розовая гладь бухты. Длинная песчаная коса, загибавшаяся от севера к юго-востоку, бережно укрывала бухту от морских ветров. На косе темнели мазанки рыбачьей слободы. За бухтой, на горе, проступали очертания старой, полуразрушенной крепости: невысокие стены спускались зигзагами по крутым скатам. Киров молча смотрел на этот глухой, заброшенный уголок: так вот он, форт Александровский, — проклятая гнилая дыра, куда ссылали политических и каторжан, куда был сослан Тарас Шевченко…
У песчаных отмелей форта покачивались рыбачьи баркасы.
— В форту ни одного корабля! — радостно проговорил Никитин. — А вон, смотрите, правей — радиостанция!..
Когда флотилия ворвалась в бухту и застопорила машины, одной из первых подошла к берегу шлюпка, в которой был Киров.
В поселке, еще объятом сном, залаяли встревоженные псы. Держа винтовки наперевес, моряки и красноармейцы рассыпались по песчаному безлюдному берегу форта: одни бросились в казармы — разоружать гарнизон, другие побежали к крепости, а Киров с отрядом в тридцать человек направился к радиостанции — небольшому домику, стоявшему недалеко от поселка. В окне радиостанции горел свет.
— За мной! — кричал Киров, размахивая револьвером. — Вперед!
Бежать было тяжело: ноги вязли в песке, усеянном мелкой ракушкой. В воздухе разливался какой-то противный запах гнили. Местами из земли выдавался известковый камень, и Киров старался бежать по этим твердым островкам. Вот, наконец, и радиостанция, Моряки окружили домик и взяли наизготовку винтовки.
— Спокойно!. — сказал Киров.
Он подошел к низенькой дубовой двери радиостанции. Постучал. Прошла минута, другая…
— Иду! — послышался изнутри хрипловатый, сонный голос радиста.
Глухо лязгнул отодвигаемый засов, дверь открылась, и на пороге показался высокий растрепанный радист в ночной сорочке. Он не успел и крикнуть — его связали и посадили в угол комнаты, где стояла рация.
— Эт-то… Эт-то что? — ошалело бормотал он, оглядывая шарящих по всем углам матросов с красными звездочками на бескозырках. — Что т-та-кое?
— Ключи к шифрам, живо! — потребовал Киров.
— К-ка-кие ключи? — заикаясь, переспросил радист. — К-то вы такие?..
— Говорите правду, если вам дорога жизнь: вы успели что-нибудь передать о нашем захвате форта?
— Когда же я мог успеть? Ведь…
— Спали?
— К-ко-неч-но!
Моряки складывали на столе найденные в комнате толстые истрепанные журналы, старые шифровки, папки с копиями проходивших через станцию радиограмм. Киров придвинул к себе керосиновую лампу, углубился в чтение. В поселке потрескивали выстрелы, яростно лаяли собаки.
— Все! — крикнул с порога матрос, вбегая в комнату радиостанции. — С гарнизоном кончено, форт наш!..
Пришли с кораблей шифровальщики и радисты. Киров продиктовал радиограммы о взятии форта в Астрахань и занялся вместе с шифровальщиками разбором захваченных радиограмм.
Время от времени он уходил в гавань, но скоро возвращался, и каждый раз, появляясь в дверях, с надеждой спрашивал, как идут дела. Радиограммы казались непонятным набором слов. Ключа к ним радист не имел.
— Дурак, — беззлобно говорили ему моряки. — Ну на что ты белым служишь, ты же тут как слепой вроде. От одних принял, другим передал, а что написано, ты столько же понимаешь, сколько свинья в апельсине!..
В седьмом часу утра Киров ушел в поселок на митинг. Ветер с моря крепчал, по заливу бежали серые барашки. В гавани у причальных стенок и на рейде покачивались боевые корабли. Из стальных башен кораблей глядели в сторону моря темные жерла дальнобойных орудий.
На митинге Киров говорил о разорении, о голоде, о войне, которую навязали народу интервенты и царские генералы. Рассказывал о положении на фронтах, о героических балтийцах, которые сумели через Мариинскую водную систему провести в Астрахань отряд боевых судов, о самоотверженности астраханских рабочих, построивших за одну зиму из старых речных пароходов сильную флотилию, и об отваге моряков и бойцов XI армии, которые вышли сейчас в поход против белых и англичан, чтобы сделать Каспий советским. В продолжение всей его речи в толпе слышались глухие рыдания женщин.
— Дуры, чего плачете? — ворчали старые рыбаки. — Слышите, что человек говорит? Кончается власть беляков, теперь будет нам хлеб. В море выйдем, на промыслы…
После митинга Киров и Никитин ходили по берегу, осматривали крепость.
С бастиона была видна бесконечная, выжженная солнцем пустыня. По песчаным барханам к форту плелись верблюды — это съезжались из окрестных аулов населяющие Мангышлак туркмены и киргизы.
— И здесь, среди этого безлесья и безводья, могут жить люди, — удивленно говорил Никитин.
В заливе трепетали на ветру алые флаги кораблей. На берегу толпились местные жители, выпрашивали у моряков пресную воду, хлеб. Поселок был завален рыбой, тюленьим мясом, но не имел хлеба.
— Население до сих пор не может поверить, что мы пришли из Астрахани, — усмехнулся Киров. — На митинге меня все спрашивали: откуда у нас корабли, как нас пропустили сюда англичане? Ведь они по всему морю шныряют… мне думается, что о захвате форта не подозревают пока ни в Петровске, ни в Гурьеве…
— В Петровске, пожалуй, уже знают…
— Нет… Радист ничего не успел передать, — возразил Киров. — Мы взяли у него шифры, и станция сейчас в действии.
— Работает? — удивился Никитин.
— Хотите посмотреть? Пойдемте…
Они повернули к радиостанции.
В помещении радиостанции висел густой махорочный дым. За столом корпели за шифрами вызванные с кораблей шифровальщики. Они встретили приход начальства веселым гомоном: открыли, наконец, шифр, разобрали «чертячью грамоту»… Радист флотилии — широкоплечий моряк с черными курчавыми бакенбардами — встал, козырнул, слегка прикоснувшись двумя пальцами к бескозырке, и отрапортовал:
— Позвольте доложить. Перехвачена важная радиограмма белых. Только что генерал Толстов из Гурьева вызывал нас и предложил принять на всякий случай меры охраны от красных, которые., которые якобы находятся в море, недалеко от форта. По указанию командира десанта мы ответили благодарностью за предупреждение: мол, ладно, будем осторожны и учтем.
Шифровальщики захохотали.
— Правильно! — одобрил Киров. — Еще что?
Радист выступил вперед, протянул Кирову листок.
Радиограмма была из Петровске. Не подозревая, что форт захвачен красными, белые продолжали обмениваться донесениями через его радиостанцию. Новая депеша была адресована в Гурьев для колчаковского генерала Толстова. В ней говорилось:
«К адмиралу Колчаку из Петровска на паровом баркасе «Лейла» в сопровождении крейсера вышла военная делегация штаба генерала Деникина во главе с генералом Гришиным-Алмазовым. Примите меры к встрече судна в море, охране его ввиду особой важности и, по сопровождении в Гурьев, обеспечьте быстрейшую доставку делегации в штаб верховного правителя».
Это была редкая удача, и уже через четверть часа на радиостанцию собрались все командиры кораблей.
Было ясно, что белогвардейский крейсер, сопровождающий баркас, поблизости от форта оставит его и уйдет назад в полной уверенности, что генерал в безопасности. Этот момент и было решено использовать. Прежде чем баркас достигнет берега и заметит суда красных, его надо захватить, не дав ему связаться по радио с Гурьевом или Петровском. Киров продиктовал радисту: