Он лежал совершенно неподвижно.
Мелвилл быстро подошел к нему и подобрал пистолет, выпавший из руки полномочного представителя.
— Теперь ты вряд ли скоро вызовешь коменданта, — пробормотал он. — По крайней мере, не раньше, чем я буду далеко от Турина. — Он пнул валявшегося на полу Лебеля носком сапога. — Поднимайся, каналья!
Но в этот момент он обратил внимание на неестественную позу неподвижно лежавшего тела. Глаза Лебеля были чуть приоткрыты. Присмотревшись, Мелвилл заметил струйку крови на полу и окровавленный шип перевернувшейся подставки для дров. Он понял, что Лебель ударился об этот шип при падении и тот пробил ему череп.
У Мелвилла перехватило дыхание. Он опустился на одно колено рядом с телом и сунул руку за отворот редингота, чтобы проверить, бьется ли сердце. Перед ним был труп.
Осознание того факта, что он стал неумышленным убийцей, парализовало Мелвилла, вызвало у него дрожь во всем теле и дурноту. Когда он наконец поднялся на ноги и к нему вернулась способность соображать, его охватила паника. В любой момент хозяин гостиницы или кто-нибудь другой мог войти в комнату и застать его на месте преступления. Убитый занимал высокое положение во Франции, а французы были неофициальными хозяевами в Турине. Мелвиллу все-таки придется предстать перед комендантом, и это будет ничуть не лучше, чем в том случае, если бы коменданта вызвал Лебель. Никакие объяснения ему не помогут. Если его личность установят, то это лишь убедит всех, что убийство было преднамеренным.
Оставалось одно — немедленно бежать, но и тут шансы на успех были, увы, невелики. Он мог, конечно, сказать, что изменил свое решение и хочет продолжить путешествие прямо сейчас. Лошади были запряжены, и форейтор уже готовился к отъезду, но ему неизбежно зададут вопрос о французском представителе, зашедшем к нему поговорить, а то и заглянут в комнату. Даже сам факт, что он потребует свою карету, не может не вызвать подозрения. Но приходилось идти на риск, другого варианта не было. Он решительно подошел к двери и открыл ее. Уже на пороге он протянул руку за своей шляпой на столике, бросив одновременно взгляд на оставленную позади комнату. В его серых глазах, смотревших обычно спокойно и уверенно, промелькнул ужас при виде трупа, с головой в очаге и задранными кверху носками сапог.
Мелвилл вышел, машинально закрыв дверь на защелку. Он сбежал по лестнице и громко позвал хозяина гостиницы таким резким тоном, что это удивило его самого. В голове у него был сумбур, он почему-то заговорил по-французски. Хозяин гостиницы появился из дверей слева и, сделав шаг-другой, почтительно поклонился:
— Слушаю вас, гражданин представитель. Надеюсь, английский джентльмен был не против оказать вам услугу?
Мелвилл растерялся:
— Какую услугу?..
— Отдать лошадей.
Мелвилл, еще не сознавая, как может пригодиться ему сделанная собеседником ошибка, инстинктивно чуть отвернулся от его прямого взгляда. Перед ним оказалось висевшее на стене зеркало, и ошибка сразу объяснилась. Он надел принадлежавшую Лебелю широкополую шляпу а-ля Генрих IV с трехцветным плюмажем и трехцветной кокардой.
Он взял себя в руки и пробормотал:
— Да-да… Конечно.
Глава 2
Мелвилл сразу понял, почему его приняли за Лебеля. Рост и сложение у них были примерно одинаковы. Оба носили серые рединготы, а на отсутствие у Мелвилла трехцветного пояса хозяин гостиницы, очевидно, не обратил внимания. Он и видел-то обоих, прибывших уже вечером, лишь мельком в полутемном коридоре. Самой заметной приметой французского представителя была шляпа с плюмажем, которая теперь оказалась на голове у Мелвилла. К тому же по приезде Мелвилл говорил с хозяином на итальянском языке, а теперь обратился к нему по-французски. Неудивительно, что тот спутал его с французом.
Все это Мелвилл осознал в один миг, между своим неуверенным «да-да» и категорическим «конечно», и тут же стал прикидывать, каким образом лучше всего воспользоваться ошибкой хозяина. Прежде всего нельзя было допустить, чтобы тот заглянул в комнату наверху, пока Мелвилл ожидает экипаж, а самому нужно было тем временем продумать следующие шаги. Он решительно обратился к хозяину гостиницы:
— Прикажите запрягать лошадей; форейтор должен быть наготове. Мне еще нужно обсудить с англичанином кое-какие дела — наша встреча оказалась очень кстати. Прошу нас не беспокоить. Понятно?
— О, разумеется.
— Ну вот и хорошо. — Мелвилл начал подниматься по лестнице.
Тут появился слуга, доложивший хозяину, что он готов подать ужин, заказанный английским джентльменом.
— Это подождет, — отрывисто бросил Мелвилл с характерной для Лебеля безапелляционностью. — Мы распорядимся насчет ужина позже.
Вернувшись в номер, Мелвилл задумчиво обхватил рукой квадратный подбородок; широко расставленные глаза бесстрастно глядели на тело у его ног. Он уже знал, как действовать, а содержимое курьерской сумки французского представителя должно было подсказать ему оптимальный способ.
Для начала он освободил Лебеля от трехцветного пояса и повязал его себе. Затем, сняв шляпу, он рассмотрел свое отражение в высоком зеркале в золоченой раме и немного прикрыл длинными черными волосами лицо. Других попыток изменить внешность он не предпринимал и продолжал действовать быстро и с удивительным самообладанием. Он решительно обыскал карманы Лебеля, где обнаружил деньги: пачку только что отпечатанных банкнот и горсть серебряных сардинских монет. Кроме того, он нашел перочинный нож, носовой платок и прочие мелочи, а также связку из четырех ключей на шелковом шнурке и паспорт на листе бумаги с полотняной подкладкой.
Действуя так же методично, он опустошил собственные карманы. Паспорт, записную книжку, засаленные банкноты вместе с мелочью, носовой платок и серебряную табакерку с монограммой «МАВМ», соответствующей паспортным данным, он переместил в карманы Лебеля, в свои же положил вещи француза, за исключением связки ключей, которую оставил на столе, и паспорта, с которым хотел ознакомиться. Когда он развернул сложенный лист, глаза его заблестели.
Паспорт был подписан Баррасом[1151] и скреплен подписью Карно.[1152] В нем говорилось, что гражданин Камилл Лебель, член Совета пятисот,[1153] разъезжает в качестве полномочного представителя Директории[1154] Французской республики, единой и неделимой, по делу государственной важности; все подданные Французской республики должны по его просьбе оказывать ему помощь, в то время как всякий противодействующий ему рискует жизнью; все военные и гражданские должностные лица любого чина и положения обязаны предоставлять в его распоряжение все имеющиеся у них ресурсы.
Это был не просто паспорт, а выданный Директорией мандат, предоставлявший его обладателю исключительные полномочия. Он показывал, до каких высот добрался убитый мошенник. Человек с подобным мандатом вполне мог метить в директора.
Прилагалось описание внешности владельца: рост 1,75 метра (что всего лишь на два сантиметра расходилось с ростом Мелвилла), сложение стройное, осанка прямая, лицо худощавое, с правильными чертами, цвет лица бледный, рот широкий, зубы белые и крепкие, брови черные, волосы черные и густые, глаза черные. Особые приметы отсутствовали.
Описание подходило Мелвиллу во всем, кроме цвета глаз, но это было серьезное препятствие, и поначалу он не видел, каким образом можно переделать французское noirs («черные») в gris («серые») так, чтобы подделка была незаметной. Но он нашел выход. На столе имелись письменные принадлежности. Чернила загустели и были темнее, чем на документе. Мелвилл развел их, добавляя капля за каплей воду из графина, пока не добился нужной консистенции. Затем выбрал перо, опробовал его, очинил, снова опробовал на отдельном листе бумаги и, убедившись, что перо подходит, принялся за паспорт. Проще всего было превратить n в p, удлинив первую палочку; затем он добавил хвостик к букве о, и она стала а; над ней он поставил циркумфлекс. Так же легко было преобразовать i в l; когда он пририсовал маленький завиток к букве r, она стала выглядеть как e, а заключительное s не надо было менять. Подсушив чернила, Мелвилл изучил результат. Под увеличительным стеклом произведенные изменения были бы, конечно, заметны, но невооруженным глазом невозможно было определить, что на месте слова pâles («светлые») прежде было noirs.
Эта кропотливая работа заняла какое-то время, и Мелвилл стал действовать более энергично. Он открыл курьерскую сумку Лебеля, чтобы бегло ознакомиться с ее содержимым, и ему сразу же повезло: он наткнулся на документ, свидетельствовавший о том, что Лебель — креатура Барраса и перед ним поставлена задача наблюдать за Бонапартом, еще одной креатурой Барраса, сдерживать порывы молодого генерала, склонного превышать свои полномочия, и постоянно напоминать ему, что он должен подчиняться указаниям парижского правительства и отчитываться перед ним.
На данный момент это было все, что необходимо было знать. Мелвилл сунул бумаги в курьерскую сумку и закрыл ее. Затем он медленно обвел глазами комнату и, удовлетворенно кивнув, взял лист бумаги и перо и написал:
«Гражданин, я требую, чтобы вы прибыли без промедления в гостиницу «Белый крест» по вопросу государственной важности».
Подписавшись именем Лебеля, он добавил внизу: «Полномочный представитель со специальным заданием».
Сложив бумагу, Мелвилл написал сверху: «Коменданту французского гарнизона в Турине». Выйдя на лестницу, он крикнул хозяина гостиницы свойственным Лебелю повелительным тоном, велел ему немедленно доставить записку по назначению и вернулся в свой номер, но дверь на этот раз запирать не стал.