— Необходимо решать? — Дож гневно воззрился на него, оскорбленный тем, что какой-то иностранец смеет говорить таким тоном с правителем Венеции.
— Я говорю от имени британского правительства, как если бы на моем месте был премьер-министр. Моя личность ничего не значит, поэтому ваша светлость простит мне прямоту, к которой меня побуждает долг.
Дож в расстройстве ковылял по комнате.
— Все это так некстати, — причитал он. — Вы сами видите, Франческо, что я уезжаю в Пассериано. Этого требует мое здоровье. Я слишком тучен и не могу переносить здешнюю жару. Я просто пропаду, если останусь в Венеции.
— Если вы уедете, то, возможно, пропадет Венеция, — отозвался граф.
— И вы туда же! Все приписывают исключительную важность всему, кроме того, что касается лично меня. Господи! Можно подумать, что дож — это не человек из плоти и крови. Но всякому терпению есть предел. Я плохо себя чувствую, говорю вам! И невзирая на это должен оставаться в этой удушающей атмосфере, чтобы разбираться в нелепых слухах, которые вы приносите мне, как и все прочие!
— Это не слухи, ваша светлость, — сказал Марк-Антуан. — Это факт, и это может иметь самые серьезные последствия.
Дож перестал бесцельно и нервно метаться по комнате и остановился перед посетителями, уперев руки в боки.
— А как, собственно говоря, могу я быть уверен, что это факт? У вас есть какое-нибудь подтверждение этой неправдоподобной истории? Ибо она неправдоподобна. Крайне неправдоподобна! В конце концов, эта война не касается Венеции. Франция воюет с Империей. Военные действия, которые здесь ведутся, — просто обманная операция, с помощью которой Франция хочет отвлечь вражеские силы, противостоящие ей на Рейне. Если бы все об этом помнили, было бы меньше паникерских выступлений, меньше воплей о необходимости вооружаться. Именно они и навлекут на нас беду. Эти действия могут расценить как провокационные, и тогда они приведут к той катастрофе, которую, по мнению глупцов, должны предотвратить.
Бесполезно спорить с упрямством, которое настолько укоренилось, что буквально во всем находит себе оправдание. Марк-Антуан перешел к конкретным деталям:
— Ваша светлость просили подтверждения. Вы можете найти его у Рокко Терци.
Но это лишь спровоцировало еще более глубокое возмущение.
— Так, значит, вы пришли ко мне с конкретным обвинением? Уж вы-то, Франческо, должны понимать, что к чему, и обращаться с этим не ко мне, а к государственным инквизиторам. Если вы нашли подтверждение своей невероятной истории, то при чем тут я? Предъявите доказательства инквизиторам, Франческо, не теряйте времени!
Таким образом, дож наконец избавился от них и мог заняться тем, что заботило его больше всего, — сборами в дорогу.
Граф, подавленный и преисполненный презрения, проводил Марк-Антуана во Дворец дожей. Они нашли секретаря инквизиции в его кабинете, и граф по просьбе Марк-Антуана, не желавшего слишком открыто фигурировать в этом деле, изложил суть обвинения против Рокко Терци.
Глубокой ночью капитан уголовной юстиции мессер Гранде в сопровождении десятка подчиненных разбудил Рокко Терци, почивавшего в своем доме у Сан-Моизе в такой роскошной обстановке, которая сама по себе могла навести на подозрения. Проворный Кристофоли, доверенное лицо тайного трибунала, произвел тщательный обыск и нашел среди бумаг арестованного схемы каналов с указанием их глубины, работу над которыми Терци уже завершал.
Два дня спустя брат Рокко, узнав о его аресте, пришел в канцелярию инквизиции и спросил, что он мог бы передать заключенному.
Секретарь заверил его, что заключенный ни в чем не нуждается.
И это было сущей правдой, ибо Рокко Терци, обвиненный в государственной измене, был без лишнего шума задушен в тюрьме Пьомби.
Глава 13
Марк-Антуан велел слуге сообщить виконтессе де Со о своем прибытии, после чего прождал довольно долго. Виконтесса была в смятенных чувствах и сначала совсем не хотела его принимать, но затем передумала.
Гостя, одетого со всей элегантностью, требовавшейся для светского визита, провели в изысканный будуар, стены которого покрывали гобелены и ткани золотистого оттенка. На их фоне мебель черного дерева с инкрустацией из слоновой кости выглядела очень эффектно. Виконтесса не стала напускать на себя притворную веселость, что позволило ей начать разговор прямо с беспокоившего ее вопроса:
— Друг мой, вы пришли в печальный момент. Я в отчаянии.
Он склонился над ее тонкой белой рукой:
— Тем не менее позвольте мне попытаться утешить вас.
— Вы слышали новость?
— О том, что Австрия перебрасывает войска из Тироля, чтобы освободить Мантую?
— Нет, я имею в виду Рокко Терци. Он исчез, и ходят слухи, что его арестовали. А что говорят об этом на Пьяцце?
— А, да-да. Рокко Терци, друг Вендрамина. Говорят, что инквизиция действительно арестовала его.
— Но за что? Вы не знаете?
— Я слышал, что его подозревают в связях с генералом Бонапартом.
— Это абсурд! Бедный Рокко! Это же невинная жизнерадостная бабочка, чьей единственной заботой были удовольствия. С ним было так весело. А не говорят, какого рода были эти связи?
— Вряд ли мы когда-нибудь узнаем об этом. Инквизиция не раскрывает свои секреты.
Она содрогнулась:
— Это больше всего и пугает.
— Пугает? Вас? Но вам-то чего бояться?
— Я боюсь за бедного глупенького Рокко.
— Вы так участливы к нему, что заставляете других ревновать.
Слуга объявил о приходе Вендрамина, и он в тот же момент появился в комнате. Марк-Антуан уже не в первый раз замечал, что синьора Леонардо ни мало не интересует, хотят его принять или нет.
Вендрамин вошел небрежной походкой и при виде Марк-Антуана нахмурился. Приветствие его было колким:
— Сэр, это становится невыносимым. У вас появилась способность быть вездесущим.
— Пока небольшая, но надеюсь, что мне удастся ее развить, — дружески улыбнулся Марк-Антуан. — Я стараюсь. — Он перешел к новости дня: — До меня дошло печальное известие о вашем друге Терци.
— Какой он мне друг? Вероломный предатель! Я выбираю друзей осмотрительно.
— Фи, Леонардо! — воскликнула виконтесса. — Отрекаться от человека в такой момент! Это некрасиво.
— Давно уже пора было это сделать. Знаете, в чем его обвиняют?
— Нет. Скажите мне.
Но Вендрамин разочаровал ее, повторив лишь то, что уже было ей известно.
— Только подумать, что такой человек общался с нами как ни в чем не бывало! — кипятился он.
— Однако пока достоверно известно только то, что его арестовали, остальное лишь слухи, — возразил Марк-Антуан.
— Мне не нужны друзья, которые дают повод для подобных слухов!
— Но как пресечь молву? Повод тут может быть самый невинный. Говорили, к примеру, что Рокко Терци купается в роскоши, однако известно, что у него нет больших средств. При этом неизбежно возникают предположения о незаконных источниках наживы. Может быть, причиной его ареста и были подобные подозрения?
От компанейских манер Вендрамина не осталось и следа. Намек на то, что положение Рокко Терци напоминало его собственное, был ему явно не по душе. Он дал понять Марк-Антуану, что его общество нежелательно, и тот вскоре ушел. Синьор Леонардо тут же вернулся к затронутому Мелвиллом вопросу:
— Ты слышала, Анна, что сказал этот чертов англичанин? Что Рокко, возможно, арестовали за то, что он сорил деньгами. Ты знаешь, где он их брал?
— Откуда я могу это знать?
Он вскочил с кушетки, на которой сидел, и стал мерить шагами гостиную.
— Все это дьявольски странно. Очевидно, эти слухи верны. Ему платило французское правительство. Его, наверное, будут пытать, чтобы он сознался. — Вендрамина передернуло. — Инквизиция ни перед чем не остановится. — Он застыл на месте, глядя на нее. — А если предположить, что я…
Он запнулся, боясь озвучить свою мысль, да в этом и не было необходимости. Виконтесса ответила на его невысказанный вопрос:
— Ты пугаешься собственной тени, Леонардо.
— Но и против Рокко не было, по-моему, ничего, кроме тени. Такой же, какую отбрасываю и я. Мои средства так же скудны, как у Рокко, и вместе с тем я, подобно ему, не испытываю ни в чем недостатка. А что, если меня тоже начнут пытать, чтобы выяснить источники моего дохода, и я сознаюсь, что это ты… что ты…
— Что я давала тебе деньги. Ну и что? Я не французское правительство. Они, возможно, состроят презрительную мину, узнав, что ты живешь за счет женщины, но не повесят же тебя за это.
Ее слова заставили его поежиться и покраснеть.
— Ты же знаешь, что я только беру у тебя в долг, Анна, — раздраженно бросил он. — Я не живу за твой счет. Я верну тебе все до последнего сольдо.
— Когда женишься на этой богачке, — усмехнулась она.
— Ты смеешься над этим? И не ревнуешь? Ты что, никогда не ревнуешь?
— Почему бы и нет. Ты ревнив за двоих. Ты, похоже, думаешь, что исключительное право на ревность принадлежит тебе. Во всяком случае, ведешь себя ты именно так, к тому же совершенно игнорируя чувства других.
— Анна, Анна!.. — Он обнял ее за плечи, опершись коленом на кушетку. — Как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, что я женюсь потому, что должен. От этого зависит все мое будущее.
— Ну да, ну да, я знаю, — устало согласилась она.
Он, наклонившись, поцеловал ее в щеку, к чему она отнеслась весьма равнодушно.
Вендрамин почувствовал, что отклонился от интересующей его темы.
— Как ты сказала, ты не французское правительство. Однако давала ты мне чеки, выписанные на банк Виванти Лаллеманом.
— Ну и что? — раздраженно откликнулась она. — Сколько раз я говорила тебе, что Лаллеман мой кузен и ведает моими финансами. Когда мне нужны деньги, он дает их мне.
— Я знаю, любовь моя. Но что, если это раскроется? Этот несчастный случай с Рокко не дает мне покоя.
— Как это может раскрыться? Не будь дураком. Какое значение имеют деньги? Думаешь, меня волнует, отдашь ты их мне или нет?