С такими мыслями он и прибыл теперь в Неаполь, намереваясь выяснить местонахождение корсара. Пораженный полным отсутствием знаков внимания к своей персоне, он сорвал злость на сопровождавшем их офицере.
Когда объявили об их прибытии, принц Оранский сидел за столом и писал. Он отложил перо и поднялся, но не двинулся с места. Он не протянул руку для приветствия, а голубые глаза были как две льдинки. Речь его была столь же холодна, сколь непроницаемо лицо.
— Вы прибыли наконец. Долго же вы добирались.
От такого холодного приема негодование герцога вспыхнуло еще сильнее. Перед лицом сурового испытания невозмутимость вновь изменила ему. Голос его был громок, слова резки.
— Обитателю суши, ничего не знающему о море и его опасностях, легко критиковать моряка. Дул встречный ветер, и мы были вынуждены идти на веслах. И тем не менее мы шли на полной скорости.
— Вы шли на полной скорости… Понятно. — Его высочество был сух. Оскорбленный неуважением этого офицера, он снова сел, забыв, однако, пригласить сесть посетителей. — И чем, — спросил он, — вы объясняете события на Джербе?
— Предательством. Мы были обмануты уловками предателя, столь бесстыдного, что он даже не постеснялся подсказать Драгуту выход из расставленной мною ловушки. Просперо Адорно помог неверным, и он должен будет ответить перед имперским судом за все свои преступления.
То ли из-за того, что ему очень не понравились манеры герцога, то ли из-за дружеской привязанности к Просперо Адорно, то ли потому, что он во всех подробностях знал о событиях на Джербе, холодность принца стала лишь еще более явной.
— Где доказательства?
— Доказательства? — Гнев Дориа нарастал, лицо его потемнело. — Мое слово.
Принц Оранский покачал головой.
— Ваше слово? Не более чем мнение. Были ли вы на Джербе и твердо ли знаете, что Адорно участвовал в разработке тактики, приведшей вас к поражению? Он был с Драгутом. Да. Как пленник. Это все, в чем вы смогли бы поклясться, я полагаю.
— Но я был на Джербе, ваше высочество! — взорвался Джаннеттино. — За наши слова может поручиться шейх.
— Шейх Джербы, — улыбнулся Оранский. — Чего стоит слово неверного против слова высоко ценимого офицера в христианском суде?
— Против слова заведомого предателя! — влез в разговор Филиппино, не в силах дольше сдерживаться. — Если нужны свидетели, их более чем достаточно. Рабы.
— Где же вы их найдете? — удивился вице-король.
— Ваше высочество, вы что, сомневаетесь в наших словах? — настаивал Джаннеттино. — Вы защищаете этого человека?
— Я, — вице-король вздернул брови, — вас просто предупреждаю, чтобы вы были осмотрительны. Вы можете навредить себе, если будете прикрывать собственные грубые ошибки подобного рода обвинениями. Ваши промахи остаются вашими промахами. Кто бы ни одурачил вас, Драгут ли, Просперо ли, но вас одурачили, и это единственное, что имеет значение.
Эти слова только разбередили раны адмирала. Он вскочил, резко вскинув голову.
— Платить по своим счетам я буду лишь его величеству императору.
— Естественно, будете. Вас об этом попросят. Но позвольте мне еще раз предупредить вас.
— Благодарю ваше высочество за заботу, — последовал полный иронии ответ.
Принц поклонился.
— Тогда, думаю, это все. Я не вижу смысла в вашем пребывании в Неаполе, если, конечно, вы сами не пожелаете остаться.
— Пожелаю, синьор? У меня слишком мало времени, чтобы терять его здесь. Мне нужны лишь сведения о последнем местонахождении Драгута.
Филиппино разразился угрозами в адрес Просперо и пообещал, что никто и не вспомнит о Джербе, когда с ним будет покончено.
Невозмутимо холодный наместник даже разозлился от подобных выпадов.
— Вы хотите узнать о Драгуте? Ну что ж. От Корсики он отправился на запад, чтобы разорить Балеарские острова под самым носом у императора. — И он вкратце изложил детали этого опустошительного набега, к вящему ужасу слушателей. — Известия об этом кровавом рейде дошли до его величества одновременно с вашим письмом, где вы сообщали, что надежно обложили корсара и его уничтожение неизбежно. Думаю, чувства его величества понятны вам, господин герцог.
Адмирал стоял перед ним, сцепив руки и тяжело дыша, а его племянники смотрели на принца Оранского вытаращенными от ужаса глазами. Потом синьор Андреа несколько разрядил возникшую напряженность.
— Тем больше причин для мести! — воскликнул он. — И если при этом я расстанусь с жизнью, то все же буду отомщен.
Он понимал, что, если теперь не найдет и не уничтожит Драгута, ему не удастся сохранить лицо и жизнь потеряет смысл. Единственный шанс обелить себя — немедленно расправиться с Драгутом.
— Где сейчас находится этот пес? — прорычал он. — Вы знаете?
— Не совсем. — На губах наместника мелькнула тень улыбки. — Но хочется надеяться, что в аду.
Сочтя, что с ним шутят, адмирал разозлился.
— Ваше высочество, я спрашиваю совершенно серьезно.
— Поверьте, я тоже, — сказал принц. — Мессир Драгут вместе со своим флотом — около двадцати шести галер — три недели назад был разгромлен Просперо Адорно и неаполитанской эскадрой, равной примерно половине исламского флота. Ратный подвиг, прогремевший по всем морям отсюда до Кадиса.
Наступило гробовое молчание. Трое генуэзцев, ошеломленные услышанным, похоже, даже перестали дышать. Адмирал побледнел, и лицо его стало похожим на восковую маску. Ему потребовалось некоторое время, чтобы восстановить голос, но тот все равно звучал хрипло и дрожал.
— Если это правда… — Он не мог продолжать.
— Это правда, будьте уверены, — ответил вице-король и добавил подробности: восстановление Пальмы после набега, освобождение пленников с Мальорки и с исламских галер и, кроме того, захват галер для имперского флота.
— В таком случае нам нет нужды оставаться долее в Неаполе и отнимать время у вашего высочества. Я покидаю вас, синьор принц.
Достоинство, с которым Дориа перенес это несчастье, лишившее его последней надежды, заслуживало уважения. Вице-король поднялся, но все же слов утешения не нашел.
— Приятного путешествия вам, синьор, и вам, господа, — вот все, что он смог им сказать, но смягчившийся тон его говорил нечто большее.
Дориа вышел, а за ним и племянники.
На лестнице Филиппино яростно зашептал в ухо дяде:
— Как я вам говорил много лет назад, синьор, mortui non mordent[1263]. Теперь, когда эта змея нанесла вам смертельный укус, может, вы мне поверите.
Глава 35
Вернувшись на борт флагмана, Дориа задумался, куда ему теперь держать путь. Тот же вопрос он задал и своим племянникам, делившим с ним трапезу в его каюте.
Оба молодых человека оценивали положение с философской насмешливостью и винили дядюшку в своих бедах и легковерии, с которым тот отнесся к коварному Просперо Адорно.
— Хорошенько во всем разобраться — вот единственное, что мы еще можем сделать, синьор, — заметил Джаннеттино. — А разобравшись, вы получите ответ на ваш вопрос.
— Разобраться? — отозвался герцог. — Нет. Все и так ясно. — Он был удручен, но все же сохранил присущее ему холодное достоинство. Голос его был бесцветен, как если бы он думал о чем-то другом.
— В этой продолжительной дуэли победа, похоже, осталась за Просперо Адорно.
— Предательски добытая, — добавил Джаннеттино.
— Ты говоришь так для собственного успокоения. — Адмирал покачал головой. — Но на войне все честно. Когда осуществляется наш собственный замысел, мы называем это стратегическим талантом. Когда же враг добивается успеха, мы называем это предательством.
— Клянусь Господом! — воскликнул Джаннеттино. — Я не считаю себя побежденным.
— Да? Что же остается?
— Справедливость. Когда император узнает о проделке Просперо при Джербе, триумф его превратится в нечто прямо противоположное.
— Неужели мы еще недостаточно смешны? Вы хотите, чтобы весь мир катался от хохота, узнав, как Просперо Адорно провел нас? Неужели вы думаете, что это спасет меня от позора или восстановит из руин мою славу и все, чего я достиг за долгие годы? Неужели вы не видите, что, опередив меня и разбив Драгута, Просперо не только обокрал меня, но и лишил меня возможности напасть на него?
— Тем не менее все это нужно еще проверить, — процедил Филиппино.
— Проверить-то мы можем, да. Нам терять нечего.
— Ну а если и тут не повезет, у нас останется вот это. — Филиппино ударил по рукояти меча. — Я не склонюсь перед этим хвастуном Адорно.
— Я тоже, клянусь Богом! — воскликнул Джаннеттино. — Так или иначе, а мессиру Просперо придется расплатиться за все.
После этого разговора они повернули домой, в Геную, уже не строя тщеславных планов. Боязнь насмешек была столь велика, что они высадились в Леричи и оттуда отправились верхом. В Геную они прибыли уже к вечеру, под прикрытием августовских сумерек.
Внезапное, без предупреждения, появление адмирала удивило не только слуг во дворце Фассуоло, но и саму герцогиню. Она как раз намеревалась лечь спать, когда ее супруг, даже не успев снять запыленные сапоги, ввалился в будуар, украшенный многочисленными восточными вещицами, трофеями его прошлых побед, свидетельствами его блестящей карьеры, столь бесславно теперь завершенной.
— Дорогой мой! Синьор! Андреа! — С криком радости она вскочила и бросилась в его объятия.
Он склонился над живой, нежной и милой женщиной, и она ощутила необычную слабость и безволие в человеке, который, как ей казалось всю жизнь, был высечен из гранита.
— Вы устали с дороги, Андреа. — Она, воплощенное волнение, потянула его к стулу.
— Да, устал, — согласился он. И в мерцании свечи она увидела его серое осунувшееся лицо, безжизненные, глубоко запавшие глаза. Казалось, он мгновенно постарел и стал выглядеть на свой возраст.
Она присела рядом с ним, взяв его измученные руки в свои.