«В гвардии! — подумал Монк. — Боже мой, ну и рекомендация!» Но выражение его лица не изменилось. Совиные глаза спокойно взирали на молодого повесу, который заискивающе ему улыбался, чем только сильнее вызывал у него отвращение.
— Очень хорошо, — ответил Олбемарл. — Я запомню просьбу вашей светлости в отношении сэра Харри и, когда найдется подходящее место…
— Но оно уже нашлось, — прервал его Бакингем.
— В самом деле? — Черные брови Монка взлетели вверх. — Я не осведомлен об этом.
— Вчера вечером я узнал при дворе, что после смерти бедного Макартни его пост в Бомбее стал вакантным. Вы, очевидно, забыли об этом. Эта служба вполне подходит сэру Харри.
Олбемарл нахмурился. Он немного подумал, так как никогда не действовал поспешно, а затем покачал головой, скривив полные губы:
— Ваша светлость, мне ведь еще необходимо решить, подходит ли для этой службы сэр Харри, и, говоря откровенно, должен со всем уважением заявить, что мне так не кажется.
Бакингем этого не ожидал. Он бросил высокомерный взгляд на Олбемарла.
— Не думаю, что я вас понял, — промолвил он.
Вздохнув, Олбемарл пустился в объяснения:
— Для этой весьма ответственной службы требуется опытный и закаленный солдат. Сэр Харри, несомненно, обладает многими положительными качествами, но в его возрасте никак не возможно располагать опытом, который ему понадобится для выполнения тяжелых обязанностей, ожидающих его на этом посту. К тому же, ваша светлость, это не единственное препятствие. Я не только выбрал нужного человека, но уже предложил ему это назначение, и он его принял. Так что пост более не является вакантным.
— Однако мне известно, что его величество только вчера вечером подписал пустой бланк.
— Совершенно верно. И тем не менее я связан обещанием и в любую минуту ожидаю джентльмена, которому уже поручена эта служба.
Бакингем не скрывал разочарования.
— Могу я узнать его имя? — осведомился он, причем вопрос прозвучал как требование.
Олбемарл колебался. Он сознавал опасность, которую таит для Холлса упоминание его имени в этот неудачный момент. Бакингем мог пойти на многое, чтобы избавиться от Рэндала, само имя которого, не говоря уже о его прошлом, могло дать для этого основания.
— Его имя едва ли известно вашей светлости. Он простой офицер, чьи заслуги, однако, хорошо известны мне, и я убежден, что лучшего человека на это место найти невозможно. Но в течение нескольких дней, несомненно, освободится еще какой-нибудь пост, и тогда…
Бакингем весьма невежливо прервал его:
— Вопрос стоит не о каком-нибудь другом, а именно об этом посту. Я уже имею санкцию его величества и нахожусь здесь по его предложению. Хорошо, что человек, которого вы назначили на это место, никому не известен. Ему придется смириться, а вы утешите его другим вакантным постом. Если вашей светлости потребуются более подробные указания, то я буду счастлив доставить вам письменное распоряжение его величества.
Олбемарлу сделали мат. Он сидел мрачный и неподвижный, словно высеченный из камня. Но в душе у него кипел гнев. Всегда одно и то же! Ответственные посты, требующие опыта и умелых рук, которыми были готовы служить Англии ее самые достойные сыны, постоянно доставались бесполезным паразитам, тучами клубившимся при легкомысленном дворе Карла II. Монк был особенно сердит, так как не мог сопротивляться из-за того, что его руки связывала сама личность человека, избранного им на это место. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, обладавшим не только военным опытом Холлса, но и прошлым, позволяющим открыть его имя, он бы тут же нахлобучил шляпу, отправился во дворец обсудить дело с королем и нашел бы аргументы, могущие обуздать наглость Бакингема. Но Монк понимал, что в данной ситуации он не может этого сделать без риска погубить Холлса и навлечь незаслуженный гнев на себя.
«Черт побери! — воскликнул бы король. — Вы говорите мне в глаза, что предпочитаете сына цареубийцы другу моего друга?»
И что он мог бы на это ответить?
Олбемарл опустил взгляд. Приказ о назначении, бывшем предметом дискуссии, лежал перед ним; место, намеченное для имени Рэндала Холлса, все еще пустовало. Он знал, что побежден и что самое лучшее для него и Холлса смириться с этим фактом.
Олбемарл взял перо, обмакнул его в чернильницу и придвинул к себе документ:
— Так как вы уполномочены его величеством, не может быть никаких возражений.
Быстро скрипя пером по бумаге, он внес туда имя сэра Харри Стэнхоупа, с горечью размышляя о том, что с таким же успехом мог вписать в документ имя Нелли Гуинн. Посыпав надпись угольным порошком, Монк молча протянул бумагу визитерам, устремив на них тяжелый взгляд.
Оба посетителя поднялись с улыбками.
— Преданный слуга вашей светлости, — кланяясь, впервые заговорил сэр Харри. — Я буду стараться достойно исполнить свои обязанности и уничтожить все сомнения, которые может вызывать у вашей светлости моя молодость.
— К тому же, — добавил Бакингем, ободряюще улыбаясь Олбемарлу, — молодость — недостаток, неизбежно устраняемый самой жизнью.
Олбемарл медленно поднялся, и оба гостя удалились с поклонами.
Затем он тяжело опустился на стул, сжал голову руками и выругался сквозь зубы.
Часом позже явился Холлс, сияющий и выглядевший помолодевшим в своем великолепном красном камзоле, чтобы быть сокрушенным новостью, вновь поставившей его в положение одураченного Фортуной.
Однако, как бы глубоко он ни был ранен в душе, внешне это на нем не отразилось. Куда более возбужденным был Олбемарл, в весьма крепких выражениях поносивший разлагающее влияние двора и порождаемые им безобразия.
— На это место нужен настоящий человек, а они вынудили меня отдать его бездельнику, размалеванной кукле в штанах!
Холлс припомнил обличения Такером нынешнего правительства и начал понимать, насколько он и его сподвижники были правы в своей уверенности, что народ готов восстать и расчистить эти авгиевы конюшни.[918]
Олбемарл пытался утешить его надеждой на скорое появление очередной вакансии.
— Которую снова выхватит какой-нибудь погрязший в долгах сводник, стремящийся спастись от кредиторов, — промолвил Холлс, обнаруживая наконец горечь, переполнявшую его душу.
Олбемарл печально глядел на него:
— Я знаю, Рэндал, что это явилось для вас тяжелым ударом.
Полковник взял себя в руки и принужденно рассмеялся:
— Тяжелые удары сыплются на меня постоянно.
— Да, знаю. — Опустив голову, Олбемарл подошел к окну и вернулся назад, остановившись перед полковником. — Держите меня в курсе вашего местопребывания и ждите от меня вестей. Не сомневайтесь, я сделаю все, что от меня зависит.
Во взгляде полковника блеснул огонек надежды.
— Вы и вправду считаете, что может подвернуться что-нибудь еще?
Герцог сделал паузу, во время которой его лицо помрачнело.
— Откровенно говоря, Рэндал, я не особенно на это рассчитываю. Как вы сами понимаете, для вас и вам подобных такие шансы редки. Но неожиданное может произойти быстрее, чем мы осмеливаемся надеяться. Если это случится, не сомневайтесь, что я о вас не забуду.
Поблагодарив его, Холлс поднялся, чтобы уходить, всем своим видом выражая уныние.
Олбемарл наблюдал за ним из-под густых бровей. Когда Холлс подошел к двери, герцог остановил его:
— Одну минуту, Рэндал!
Полковник повернулся, поджидая, пока Олбемарл не подойдет к нему. Его светлость был погружен в раздумье и, казалось, колебался, стоит ли ему говорить.
— Надеюсь, вы не нуждаетесь в деньгах? — спросил он наконец.
Жест и усмешка полковника являли собой стыдливое признание в обоснованности подозрений герцога.
Взгляд Олбемарла несколько секунд оставался неподвижным. Затем он вынул из кармана явно не слишком тяжелый кошелек и развязал его:
— Если долг поможет вам до тех пор, пока…
— Нет-нет! — воскликнул Холлс, чья гордость восстала против принятия почти что милостыни.
Отказ его был искренним лишь наполовину, но Олбемарл не настаивал. Туго завязав кошелек, он сунул его в карман, и на его лице отразилось облегчение.
Глава 11
Полковник Холлс возвращался назад пешком. Поездка в экипаже или по воде была теперь не для него, так как рухнула последняя преграда между ним и нищетой.
Конечно, выход из положения существовал, но в высшей степени отчаянный: участие в мятеже, к которому тщательно пытался привлечь его Такер. Мысль об этом начала шевелиться в голове у Холлса, когда он, волоча отяжелевшие ноги, брел к Темпл-Бару,[919] задыхаясь от необычайной для конца мая жары. Полковника одолевало искушение не только потому, что в восстании заключалась его единственная надежда на спасение от голода, но и вследствие возмущения несправедливыми действиями правительства, которое выбрасывало опытных солдат, вроде него, в сточные канавы, покровительствуя ничтожным фаворитам, игравшим роль сводников при распутном монархе.
Порок, говорил он себе, стал единственным пропуском на службу в Англии после реставрации Стюартов. Такер и Ратбоун были правы. По крайней мере, их действия были оправданы необходимостью спасения страны от терзающей ее чумы морального разложения — болезни, куда более страшной, чем настоящая чума, которая, как рассчитывали республиканцы, может побудить нацию осознать свое положение.
Конечно, в случае неудачи его ожидает гибель. Но коль скоро жизнь — единственное, что он теперь может поставить на кон, к чему колебаться? Что, в конце концов, стоит его жизнь, чтобы не сделать ее ставкой в последней игре с Фортуной? Эта богиня благоволит смелым. Возможно, в прошлом он не был достаточно смел.
Глубоко задумавшись, Холлс дошел до церкви Святого Клемента Датского, когда его внезапно остановило предупреждение:
— Держитесь подальше, сэр!