— Этот вопрос имеет значительный теологический интерес, — ответил он, соглашаясь со мной, хотя я имел в виду несколько иное. — Системная ошибка упоминается в наших древних книгах — например, в сказании «Как системная ошибка на свет появилась». Если коротко, боги информации оставили древним халианам две комнаты. Из одной они разрешили брать все, что угодно, и это были хорошие вещи. Другую запретили открывать. Но люди со временем стали жадными и нечестивыми и открыли комнату, надеясь найти в ней еще бóльшие богатства. Вместо этого оттуда выползло маленькое существо с длинным жалом на конце хвоста. Это и был злой демон — системная ошибка, который с тех пор все время жалит нас.
— Потрясающе! — сказал я. — Обожаю сказки. А теперь, если вы не возражаете, я сяду к клавиатуре и посмотрю, нельзя ли что-нибудь узнать насчет системной ошибки.
— Я могу показать тебе все комментарии к каноническому тексту.
— Спасибо, конечно, но лучше поискать инструкцию по исправлению ошибки. Так рекомендуется в «Описании системы».
Он взглянул на меня с яростью:
— Не претендуй на знание того, чего ты знать не можешь. Никто никогда не видел «Описания системы», и уж конечно боги информации не покажут его человеку. Но если хочешь, можешь попытаться воздействовать на машину.
При работе с корабельным компьютером, даже если она доведена до автоматизма, все же нужно, чтобы оператор в любой момент мог указать, какое действие машина должна произвести. Кроме того, оператор должен вводить команды в установленном порядке и принимать необходимые меры, если случится что-то непредвиденное. Ему не обязательно знать, к каким результатам приводят его манипуляции на уровне битов или байтов. Но он должен все делать правильно.
Поющий о Далеком Доме знал многие процедуры наизусть, что для представителя дотехнологической цивилизации было немалым достижением. Однако он не называл эти алгоритмы программами. Они именовались «строфами инструкции», представляли собой вкрапления в саги и были перемешаны с поэтическими изложениями мифических подвигов древних халианских героев.
Один из типичных фрагментов саги «Боевое безумие Дестрида Бешеные Когти» звучит так:
И Дестрид тут переключился,
Нажал на Мышь Судьбы.
На Видеомашине появились строчки.
И тут же бог коммуникаций молвил:
«Ввод», «Пробел», «Семерка», «Е»!
Лишь сделай это, и получится как надо!
И Дестрид господа восславил,
И клавиши божественные трепетно нажал…
Неплохая штука, да и полезная. Конечно, при условии, что порядок команд не перепутан. Если нужно на самом деле ввести «Ввод», «Пробел», «7», «Е», и никак иначе, то даже сам верховный бог информации не поможет программе, коль вы упорствуете в своей ошибке.
Насколько я понял, то, что поначалу представляло собой обыкновенные рабочие инструкции, было поэтизировано этой шерстистой расой, не дружившей с технологией и считавшей ее чем-то вроде магии. А поскольку стихотворные строфы не рассматривались как требующие точного исполнения инструкции, последующие поколения поэтов вносили в них исправления и улучшения. Были написаны новые саги, в которые вставляли старые формулы, но безо всякого осмысленного контекста, а просто как выразительные поэтические метафоры.
Например, в одной из старых саг, в «Гневе Хафелда Пожирателя Врагов», главное действующее лицо подчиняет себе компьютер угрозами:
Как великий и славный воин,
Грозный Хафелд Врагов Пожиратель
Взял за шнур свой Компьютер старый
И встряхнул его столь нещадно,
Что в испуге замигал Компьютер
И на бледном экране
Ошибка системная возникла.
И взмолилась душа машины,
Запросила она пощады.
Молвил Хафелд Врагов Пожиратель:
«Говорю я тебе, Компьютер,
Отвези ты людей моих с миром,
А не то не попробуешь больше
Электронов приятных и сладких».
Но Компьютер пока еще медлил
И отсчитывал наносекунды
Генератором синхросигналов.
Тогда Хафелд Врагов Пожиратель
Гнев на милость сменил внезапно,
И махнул он рукой своим людям,
Засмеялись те громко и грубо.
И должно быть Компьютер смутился,
Перестал он дурить и дуться,
Сделал все он тогда, чтоб доставить
Храбрых воинов Хафелда обратно
К родным сердцу кострам народа…
В поэме этот метод сработал, но повторить результат Поющий так и не смог.
Как только Поющий позволял, я садился за компьютер. Это было трудной задачей: обладая столь скудной информацией, отыскать нужную последовательность. Он следил за моими попытками, но почти не комментировал их.
Во время перерывов, когда мы прохаживались туда-сюда вдоль боевого корабля Тостига, чтобы дать отдых глазам, я просил пересказать мне легенды. Поющий не видел в этом никакого вреда: ну что может землянин извлечь из древних историй? Не исключено, что он решил обратить меня в свою веру — в ортодоксальный халианский информационализм.
В докосмические времена — насколько я уяснил, около четырехсот лет тому назад — народ (халиане) представлял собой обыкновенных дикарей и делился на многочисленные племена и кланы, которые постоянно воевали друг с другом. Потом откуда-то со звезд пришли «первые чужие», дали воинам оружие, а лучшим предводителям — космические корабли и послали их в поход — искать свою судьбу, добычу, славу и смерть. И поручили гильдии поэтов записывать славные дела расы халиан в форме саг.
Эти сведения были крайне любопытны. Так, значит, какая-то неизвестная раса вмешалась в дела халиан, вооружила их и натравила на планеты Федерации. Кто же дал Халии эти корабли? Командование Флота узнает и об этом, как только я доберусь до своих.
Спустя несколько дней я почувствовал, что у корабельного компьютера нет никаких причин не прочитывать путевой диск. И все же он упрямился. Мне уже казалось, что в машину заложен какой-то дефект, препятствующий самым разумным действиям, самым оптимальным ходам.
И вот как-то раз, вернувшись с одинокой прогулки раньше, чем рассчитывал, я увидел Поющего о Далеком Доме, который сосредоточенно работал за клавиатурой.
Я с удивлением следил за его манипуляциями. С необычайным для представителя нетехнологической расы искусством, подобно Пенелопе, распускающей по ночам все, что соткала за предыдущий день, он стирал записанную мной информацию.
— Ты пытаешься испортить программу! — закричал я.
Его губы скривились в высокомерной усмешке, но он ничего не ответил.
— Ты не хочешь, чтобы корабль взлетел! Тебе нужно, чтобы Тостиг и его воины остались здесь и погибли!
— Удивляюсь, как ты не понял этого раньше, — ответил Поющий.
— Барону будет интересно услышать об этом! — крикнул я и схватился за лом. — Не пытайся остановить меня, проклятый изменник, а не то башку проломлю!
К тому времени — что, вероятно, было неизбежно — я подсознательно уже считал себя халианцем.
— Прежде чем убить меня, — спокойно сказал Поющий, — не желаешь ли выслушать, почему я так поступил?
Вероятно, надо было пойти прямо к Тостигу. Если бы я так и сделал, все могло бы сложиться совсем иначе. Но я медлил. Жители Пердидо всегда отличались любопытством.
— И почему же ты так поступил?
Он улыбнулся и все так же спокойно спросил:
— Человек, знаешь ли ты, что требуется для написания халианской саги?
Я отложил лом и сел. Он поймал меня на крючок.
— Рассказывай.
— Саги, — начал Поющий, — это душа нашего народа. Все великие саги содержат некоторые общие элементы. В них есть героическая фигура — например, такая, как Тостиг. Наличествует безвыходная ситуация вроде нашего пребывания на Цели, предательство со стороны некоего доверенного ключевого персонажа и эпическая гибель предводителя и его людей. Тостиг — подходящая фигура для создания величайшей из саг. Для того чтобы сочинить ее, я употребил все свое искусство, перечислил в прекрасных стихах его великие победы — бойню на Орлиной Станции, опустошение Звездного Перевала, нападение среди бела дня на Алгол-Четыре. Во всей истории Халии не было героя более великого. Не хватает только достойного завершения.
— Например? — спросил я.
— Возможен только один вариант. Барон Тостиг должен вступить в последний неравный бой и погибнуть здесь, на Цели.
— Но может быть, это совсем не то, чего хочет сам Тостиг? — заметил я.
— Его желания не играют никакой роли. Важно, чтобы «Сага о Тостиге» получила достойный финал, чтобы она пелась впоследствии для поддержания духа остальных халиан.
— Но я не вижу, каким образом можно сохранить твою сагу, — сказал я, — если ты останешься вместе с бароном Тостигом, обреченным на славу и смерть.
— Это уже моя проблема, — ответил Поющий. — Без сомнения, я, как и все великие барды, найду выход. Пусть даже придется умереть до того, как будут готовы последние строфы, я сумею отправить копию в гильдию поэтов. Финал за меня допишут другие.
— Что-то мне это не нравится, — сказал я.
— Потому что у тебя нет склонности к поэзии. Но ты достаточно умен, чтобы понять, в чем твоя выгода.
— Полагаю, у тебя имеется какой-нибудь довод на этот счет, — сказал я.
— Само собой. Верность собственной расе заставляет тебя желать, чтобы Тостиг остался здесь навсегда.
Слова Поющего звучали довольно ядовито, но в них крылся определенный смысл. Я понимал, что барон Тостиг редкостный представитель своей расы. Таких рождается один на миллион. Он гораздо умнее и гибче, чем большинство его сородичей.
— Вот что мне кажется странным, — сказал я Поющему. — Почему такой халианин, как Тостиг, не командует гораздо большим количеством воинов?
— По натуре мы не коллективисты, оттого-то у нас и нет больших кораблей. Хороший лидер может удержать двадцать, пятьдесят, даже сто бойцов. Но командовать дредноудом с экипажем в две тысячи халиан ему не по силам. Да и «чужие» не потребовали от нас объединить кланы под руководством способных вождей. Они хотели, чтобы мы оставались такими, какие есть: грозными, но не слишком сильными.