— С Каллагом неладно давным-давно, — встрял Далтон. — Я уже говорил, что могу разобраться с ним.
— Нам следует избегать открытого военного противостояния, — возразил Гордон. — Для этого мы недавно заключили с Каллагом договор. Он устраняет наши разногласия. И я хочу, Кемаль, чтобы ты подписал его за Меркурий-Прайм и от моего имени.
— Почему я? — спросил Кемаль.
Гордон выдержал паузу и ответил:
— Возможно, ты затаил на меня обиду, Кемаль, за то, что я так долго продержал тебя на Марсе. Поверь, это было сделано для твоего же блага и во имя семьи.
— Можно подробнее? — осведомился Кемаль, решивший, что с него хватит дядиной карамболы и его басен.
— До поры я прошу принять это на веру. Поверь хоть на секунду в мое доброе к тебе отношение. — Гордон воздел правую руку, подтверждая свою искренность.
— И в чем же оно выражается, дядя Гордон?
— Вот в этом самом. В том, что я, заключая важнейший договор с аркологией Каллаг, избрал не родных сыновей, а тебя, чтобы именно ты доставил его в Каллаг и подписал от имени клана Гавилан. Это означает, что ты один из нас и для меня равен сыну.
Кемаль не верил ушам: уж больно все гладко и просто. «Что же задумал Гордон?» — недоумевал он.
— Готов ли ты сделать это для меня? — спросил Гордон. — Для твоей семьи?
Кемаль подождал, пока все взгляды обратятся к нему. Он промокнул губы салфеткой, положил ее на стол и произнес:
— Боюсь, что нет.
Гордон уставился на него:
— О чем ты, Кемаль? Не поедешь?
— Дядя, если хочешь, чтобы я для тебя что-нибудь сделал, тебе придется сделать кое-что для меня.
Бокалы, вилки и ложки застыли на полпути к пунктам своего назначения. Никто и никогда ничего не требовал от Гордона Гавилана, особенно близкие!
— И что же это? — нарушил молчание Гордон с нарочитой беспечностью.
— Мне нужно отцовское наследство.
— Ну разумеется! — рассмеялся Гордон. — Я сохранял его в доверительной собственности. Ты получишь отчет за каждое кило. По правде сказать, там больше, чем было на момент смерти Оссипа.
Кемаль невольно отметил, как скрипнуло антикварное кресло Гордона, когда колосс шевельнулся.
— Я хочу, чтобы его перевели в банк Нью-Саут-Марса, — сказал Кемаль. — Целиком, включая права на недвижимость. На мое имя, и ни на чье другое. Чтобы я мог распоряжаться им, как захочу.
— Как же ты с ним поступишь? Сумма-то внушительная, — заметил Гордон, вдруг замерев.
— Это уже моя забота. Суть в том, что я хочу получить свою собственность.
Гордон приблизил к племяннику взмокшее лицо:
— Кемаль, в том, что это твоя собственность, никогда не было ни малейших сомнений. Я могу устроить так, чтобы ты получал проценты. Это уже целое состояние.
— Нет, — сказал Кемаль.
— Послушай меня, малыш. Сейчас я веду много сложных переговоров. В рабочих целях я… пустил наследство твоего отца в оборот. Я не могу просто взять и сорвать переговоры, изъяв твою долю из капитала. В твоих интересах, малыш, оставить ее у меня, ибо текущие сделки удвоят сумму. Через год ты станешь совершеннолетним. Тогда я с удовольствием отдам тебе все. Даю слово. Что скажешь?
— Нет, — повторил Кемаль.
— Ты сомневаешься в моем слове?
— Мог бы, если подумать. Я просто хочу получить то, что принадлежит мне по праву. — Кемаль старался сохранять хладнокровие и собранность, уверенный, что в такой ситуации это лучшие помощники.
— Тебе еще нет двадцати одного!
Это был слабый довод.
— На Марсе совершеннолетие наступает в восемнадцать, — дерзнул напомнить Кемаль.
— Ты не марсианин, ты меркурианец! По нашему закону совершеннолетие наступает в двадцать один! — проревел Гордон, и его лицо побагровело, обретя сходство с марсианским закатом.
— По-твоему, я меркурианец, — сказал Кемаль. — Но я прожил на Марсе шестнадцать лет из двадцати.
— Ты знать не знаешь, что здесь творится, — сбивчиво проговорил Гордон. — Все, что я сделал, совершено для твоего блага. И ты, Кемаль, должен был получить образование, чтобы занять подобающее место в иерархии Меркурия-Прайм.
— Мне нет дела до твоих причин, — сообщил Кемаль. — Со мной ты не посоветовался. Если хочешь моего сотрудничества, то обращайся со мной как со взрослым и отдай мою долю.
— Кемаль, я же сказал, что сейчас мне крайне невыгодно изымать твое наследство из моих общих фондов. Обещаю, что через шесть месяцев ты получишь все.
— Нет.
Гордон вздрогнул от этого убийственного ответа.
— Но я же дал слово. Ты что, вовсе не доверяешь мне, Кемаль?
— Ты уже спрашивал, — холодно проговорил тот. Он смотрел в дядины прищуренные глаза, но боковым зрением видел, что оцепенели все, кроме Далтона, который поигрывал столовым ножом. — Нет, дядя Гордон, я не доверяю тебе.
На шее Гордона вздулись жилы, на лбу и над верхней губой выступили бусины пота.
— Кемаль, — произнес он медленно, почти с мольбой, — я понимаю, что ты зол на меня. Но клянусь, что все исправлю. Торжественно тебе обещаю. Все отцовское наследство с процентами за четыре месяца. Разве не справедливо?
— Нет, — подвел черту Кемаль.
— Ты безрассуден и неотесан! — Гордон, не в силах больше сдерживаться, вскочил с кресла и отшвырнул его так, что оно врезалось в драгоценную настенную лепнину и, старое, разлетелось на куски. — Вон отсюда! Проваливай, пока я не убил тебя собственными руками!
«Попробуй», — хотелось предложить. Но Кемаль решил, что сказанного достаточно. Он встал, поклонился и покинул комнату для аудиенций.
Тем же вечером Кемаль заказал ужин в свой номер люкс. Слуга принес его на узорном подносе. Возле дымившихся блюд лежал плотный конверт. Кемаль вскрыл его и обнаружил документ о передаче ему личного имущества его отца, Оссипа Гавилана, с процентами.
Кемаль внимательно изучил бумагу. Она была подписана, заверена — вроде в порядке. Документ давал ему право ознакомиться с бухгалтерской отчетностью и финансовыми операциями, осуществленными после кончины отца, и выяснить, не было ли каких злоупотреблений.
Однако имелось условие. Кемаль может получить наследство только после того, как поставит свое имя в качестве представителя Меркурия-Прайм под договором с Каллагом. Тогда ему перечислят первые десять миллионов, а остальные — через неделю.
Кемалю отчаянно хотелось воли и денег, но еще больше он презирал Гордона и совершенно не доверял ему. Не унаследовал ли он, кроме денег, что-то еще, нужное Гордону? «Поездка в Каллаг значительно приблизит меня к свободе, — подумал он, — но я не подпишу этот договор вслепую».
— Мои очи отверзнуты, дядюшка, — произнес он негромко.
Немного позднее прибыл гонец с запечатанным договором и новыми проездными документами от Гордона. Транспорт был готов доставить Кемаля в Каллаг, когда тот сочтет возможным. Кемаль понимал, что это означало «прямо сейчас», совсем как в военном училище.
Гордон времени не терял. Но Кемаля это устраивало. Чем раньше он покончит с делом и заживет своей жизнью, тем лучше.
Кемаль оказался единственным пассажиром в межаркологическом шаттле, который должен был доставить его в Каллаг. Он разместился в роскошной маленькой каюте.
Женщина-пилот, уже находившаяся в переднем отсеке, объявила взлет. Кемаль пристегнулся, и они снялись с Меркурия-Прайм.
Вскоре приступили к спуску. Поверхность Меркурия представляла собой адское зрелище даже при взгляде в затемненные поляризованные иллюминаторы. Большей частью — плоская пустыня, очищенная от песка и прочего мусора. Скалы сложились в причудливые конфигурации, как по задумке иномирного скульптора-сюрреалиста. Почва растрескалась безумным узором, но это был чуждый узор — не тот, что можно встретить в земной пустыне. Ветер и прочие силы создали высотные нагромождения скальных пород. Хаос расставил груды камней в манере, характерной для меркурианских стихий.
Пока шаттл спускался, Кемалю открывались бесконечные километры конструкций, похожих на железнодорожные пути. Он знал, что это солнечные коллекторы — единственные искусственные сооружения на поверхности Меркурия. Они сохранились с начала колонизации как следы попытки добраться до ископаемых сокровищ планеты.
Всмотревшись перед собой, Кемаль различил только плотный массив на горизонте: Колейный Город.
Все выглядело странно, но самым чуждым был свет, который распространился, едва шаттл вошел в атмосферу. Цвета вокруг смутно напоминали обрывки эйдетических грез — яркие золото и багрянец с переходом в фиолетовые тона, щедро залитые яростным светом недалекого солнца.
Колейный Город быстро приблизился. Это было уродливое сооружение: черная железная жаба, приплюснутая к курящейся почве; шишки и выросты на шкуре оборачивались обзорными шлюзами, обсервационными балконами и ощетинившимися датчиками коллекторными устройствами.
Янтарный шаттл Короля-Солнце миновал город и устремился дальше, низко летя над изломанной поверхностью Меркурия.
Через несколько минут Кемаль заметил на безрадостной пустоши черное отверстие. Оно преобразилось в пещерный вход, а позади него пассажир увидел линию терминатора, разделявшую светлую и темную стороны Меркурия. Корабль замедлил ход, завис и начал спускаться в пасть пещеры.
Ширина входа составляла несколько километров, наклонная шахта уходила в недра планеты. Стены освещались мощными долговечными лампами, но пространство было столь необъятно, что свет делался сумеречным. Шаттл продолжил спуск в постепенно сужавшуюся пещеру, пока не достиг большой развилки.
Он повернул налево.
Летчица осторожно устремилась по извилистому тоннелю, который лишь вдвое превышал ширину корабля. Еще через несколько километров обтекаемый шаттл, который, несмотря на модернизированность, не отличался высокой маневренностью и не был создан для малых скоростей, начал тормозить и наконец остановился. Кемаль увидел впереди нечто вроде посадочной площадки с грузовыми терминалами и тяжеловесным оборудованием. Во мраке горели огни.