— И как теперь выглядит Далтон?
— Все так же — здоровенный викинг с грудью как бочка, писклявым голосом и хамскими манерами.
— А ты чем занимаешься, Тикс? — спросил Кемаль. — Дядя Гордон выращивает тебя для царствования?
— Не сказал бы, — бодро ответил Тикс. — Меня это ничуть не интересует. — Он сверкнул глазами и сразу стал другим человеком. — Этот спутник — настоящая сокровищница. Дедушка Бахлам собрал шедевры со всего света. Чего не достал, то поручил изготовить лучшим мастерам своей эпохи. Быть может, это место — высшее архитектурное достижение на орбите. И что, о нем кто-то печется? Как бы не так! Поэтому я взял на себя труд заняться несколькими участками, до которых у деда так и не дошли руки. Главным боевым постом, например. Я думаю, готический антураж там будет в самый раз. Как ты считаешь, Кемаль? Высокие узкие окна, забранные черным; командные посты расположены на возвышении, непрямое освещение вкупе с боевыми расчетами…
— Здорово, — перебил его Кемаль. — Но разве этого хочет от тебя Гордон?
— Отец позволяет мне делать все, что заблагорассудится. Говорит, правитель из меня все равно никудышный. Повторяю, он хочет видеть тебя, Кемаль. По сути, ждет сию секунду.
Тикс повел Кемаля по роскошным коридорам. Там было много портретов, развешанных на равном расстоянии, и Тикс поочередно указывал, треща о тех, кто был там изображен, откуда взялось полотно и сколько оно стоило.
— Пришли, — молвил Тикс, когда они достигли большой деревянной двери, покрытой резным узором. — Отец там. Я занесу сумку, а потом отведу тебя обедать. Попозже, может быть, сверим наши расписания для обоюдной аудиенции. И еще покажу тебе кое-что из набросков для западного крыла.
— Буду ждать с нетерпением, — пообещал Кемаль и постучал в дверь.
Комната для аудиенций казалась неимоверно глубокой и длинной благодаря искусно расположенным зеркалам и голографическим проекциям. Кемаль мог поклясться, что белые шторы колеблются из-за летнего ветра, а вовсе не из-за потайного вентилятора. Глянув в окна, он обнаружил просторную зеленую лужайку с беломраморными изваяниями героических мужей и хищных бестий; она достигала пагоды, тянулась до небольшого ручья и продолжалась дальше, уходя к пологим холмам, которые накладывались друг на друга живописными волнами. Все это были, конечно же, голограммы, дававшие взору, утомленному и раздосадованному постоянной тесной близостью Меркурия-Прайм, известное облегчение и забвение в зримой фантасмагории перспективы и контраста.
— Добро пожаловать домой, племянник, — почти пропел Гордон Гавилан.
Будучи крупнее своего третьего брата Гаррика, действующий Король-Солнце имел характерные карие глаза и бронзовую кожу, но был шире в плечах и тучнее, между бровями пролегла глубокая складка. Рядом находилась его жена Селия — стройная, симпатичная, робкого вида женщина со светло-каштановыми волосами и беспокойными руками.
— Мы приготовили в твою честь пирушку, — весело произнес Гордон. — Только близкие родственники. Где же Далтон?
— Обещал быть с минуты на минуту, — напомнила Селия. — Он завершает обход постов.
— Мальчик слишком серьезно воспринимает свои обязанности, — молвил Гордон, на миг перестав улыбаться. — Хорошие манеры тоже чего-то да стоят.
На другом конце комнаты распахнулась, громко ударившись в стену, еще одна узорная дверь. Далтон явился.
Он выглядел в точности так, как описал его Тикс. Но Тикс не упомянул подкрученных черных усов, которые казались прилипшей к губе пиявкой. Они придавали Далтону зловещий вид, что его явно устраивало. Тикс не обмолвился и о его своеобразной величавой поступи, при которой черные сапоги тяжело грохотали по навощенному паркету.
Далтон направился к своему месту одесную Гордона.
— Я думаю, сегодня мы усадим справа Кемаля, — возразил тот.
Далтон метнул в него яростный взгляд, затем взял себя в руки и отвесил небрежный поклон.
— Добро пожаловать на Меркурий, кузен, — сказал он Кемалю.
Вошел Тикс. Он поклонился отцу и тоже сел. Гордон подал знак, и слуги начали вносить блюда с яствами.
Кемаль и не видывал такой роскоши. Солдатская пища, она и была солдатской пищей, одинаковой во всех пределах Солнечной системы. К столу Гавилана подали марсианского гуся, фаршированного лунными орехами; юпитерианскую икру и суп из морского черта; венерианские гидропонные овощи и фрукты, включая голубые киви и лиловую карамболу, а также высокие закрытые кружки с сухим марсианским вином.
Кемаля вежливо расспросили о его жизни на Марсе. Затем, между супом и жарким, Гордон перешел непосредственно к делу.
— Ты, вероятно, гадаешь, зачем я вызвал тебя так внезапно? — молвил он наконец, сверля взглядом племянника.
Тот медленно кивнул.
— Кемаль, мы несколько лет разбирались с неприятностями, которые причинял нам город Каллаг. Ты знаешь, как обстоят там дела?
— Мне известно, что Меркурий принадлежал Гавиланам с тех пор, как дедушка Бахлам упрочил нашу власть.
— Он не совсем наш, — возразил Гордон. — Внутренняя политика определяется советом. У каждой аркологии есть квота на голоса в зависимости от густоты населения. Вопросы планетарной важности решаются голосованием большинства. Король-Солнце ведает всей внешней политикой и торговлей и выступает арбитром при спорах между аркологиями. При финансовой поддержке княжеств он содержит космический флот, который пресекает контрабанду. Славный маленький флот. Командует им Далтон — верно, Далтон?
— Прилагаю все усилия, — ответил Далтон, уплетая овощи и запивая их вином. — Я уже говорил, что флоту нужна модернизация.
— А я тебя спрашивал: для чего? Мы не воюем. Да и угрозы войны нет. Флот и без того уже является первоклассным боевым подразделением. Ты сам мне так и сказал.
— Он может стать лучше, — буркнул Далтон, вонзая нож в карамболу.
Гордон пожал плечами и продолжил:
— Княжества выплачивают налог на содержание флота, таможни и торгового кооператива. Меркурианский кооператив торгует всеми товарами на планете, предлагая лучшие цены на открытом рынке.
— Вот только наши враги считают иначе, — заметил Далтон. — Они обвиняют отца в полюбовных сделках[421], откатах и недобросовестных договорах.
— Это, конечно, дикий навет, — сказал Гордон. — Однако на Меркурии есть желающие свергнуть Гавиланов. Теоретически это возможно. Если все княжества проголосуют на совете против нас, то нам конец. Но практика показывает, что горняки обычно голосуют за нас, а музыканты — почти всегда. Колейные Города славятся бескомпромиссностью, но они прочно повязаны с нами, поскольку по закону мы ведаем складированием, оборотом и транспортировкой всех товаров с поверхности планеты. Положение Садков несколько отличается. Они состоят в кооперативе по доброй воле и при желании могут выйти. Садки имеют право развивать собственные рынки и продавать известную долю товаров вне кооператива. Некоторые из них, особенно Каллаг, требуют свободной торговли, как будто это панацея от всех бед. Они забыли, как обстояли дела на заре нашей цивилизации, когда каждая аркология торговала сама по себе, а крупные коммерсанты с Марса сеяли меж ними раздор, чтобы сбить цены.
— С Каллагом неладно давным-давно, — встрял Далтон. — Я уже говорил, что могу разобраться с ним.
— Нам следует избегать открытого военного противостояния, — возразил Гордон. — Для этого мы недавно заключили с Каллагом договор. Он устраняет наши разногласия. И я хочу, Кемаль, чтобы ты подписал его за Меркурий-Прайм и от моего имени.
— Почему я? — спросил Кемаль.
Гордон выдержал паузу и ответил:
— Возможно, ты затаил на меня обиду, Кемаль, за то, что я так долго продержал тебя на Марсе. Поверь, это было сделано для твоего же блага и во имя семьи.
— Можно подробнее? — осведомился Кемаль, решивший, что с него хватит дядиной карамболы и его басен.
— До поры я прошу принять это на веру. Поверь хоть на секунду в мое доброе к тебе отношение. — Гордон воздел правую руку, подтверждая свою искренность.
— И в чем же оно выражается, дядя Гордон?
— Вот в этом самом. В том, что я, заключая важнейший договор с аркологией Каллаг, избрал не родных сыновей, а тебя, чтобы именно ты доставил его в Каллаг и подписал от имени клана Гавилан. Это означает, что ты один из нас и для меня равен сыну.
Кемаль не верил ушам: уж больно все гладко и просто. «Что же задумал Гордон?» — недоумевал он.
— Готов ли ты сделать это для меня? — спросил Гордон. — Для твоей семьи?
Кемаль подождал, пока все взгляды обратятся к нему. Он промокнул губы салфеткой, положил ее на стол и произнес:
— Боюсь, что нет.
Гордон уставился на него:
— О чем ты, Кемаль? Не поедешь?
— Дядя, если хочешь, чтобы я для тебя что-нибудь сделал, тебе придется сделать кое-что для меня.
Бокалы, вилки и ложки застыли на полпути к пунктам своего назначения. Никто и никогда ничего не требовал от Гордона Гавилана, особенно близкие!
— И что же это? — нарушил молчание Гордон с нарочитой беспечностью.
— Мне нужно отцовское наследство.
— Ну разумеется! — рассмеялся Гордон. — Я сохранял его в доверительной собственности. Ты получишь отчет за каждое кило. По правде сказать, там больше, чем было на момент смерти Оссипа.
Кемаль невольно отметил, как скрипнуло антикварное кресло Гордона, когда колосс шевельнулся.
— Я хочу, чтобы его перевели в банк Нью-Саут-Марса, — сказал Кемаль. — Целиком, включая права на недвижимость. На мое имя, и ни на чье другое. Чтобы я мог распоряжаться им, как захочу.
— Как же ты с ним поступишь? Сумма-то внушительная, — заметил Гордон, вдруг замерев.
— Это уже моя забота. Суть в том, что я хочу получить свою собственность.
Гордон приблизил к племяннику взмокшее лицо:
— Кемаль, в том, что это твоя собственность, никогда не было ни малейших сомнений. Я могу устроить так, чтобы ты получал проценты. Это уже целое состояние.