— Меня смущает только одно, — сказал Кемаль.
— И что же, дорогуша?
— Если я подпишу эту бумагу, то как ты, черт подери, выберешься отсюда живым?
У Гордона вытянулось лицо. Он посмотрел на Кемаля, затем подошел к окну. Снаружи выстроились в кольцо витесские машины. За ними, образовав еще больший круг, стояли другие — не первой молодости, но вполне исправные, всевозможных форм и размеров. Впрочем, у них имелось кое-что общее: все они были отлично вооружены и выглядели очень грозно.
— Как ты узнал, что это Танцоры? — спросил Гордон.
— По шуму двигателей. Звук намного ровнее, чем у витесских машин. Танцоры сильнее зависят от исправности своего транспорта и чинят его на славу. Тебе придется отдать им должное.
— Сейчас подоспеет мой флот и разнесет эту ораву в клочья.
— Навряд ли, пока ты находишься в эпицентре, — парировал Кемаль.
— Верно подмечено, — буркнул Гордон. — И что же ты предлагаешь?
— Дьюэрни, — позвал Кемаль. — Жестянка готова?
— Конечно, — ответила та.
— Тогда поехали. Убей любого, кто вздумает нам помешать. Ведь ты вооружена?
— Всегда.
Кемаль увидел в ее руке маленький, но вполне приличный лазерный пистолет. Он пошел к двери, и Дьюэрни последовала за ним, не сводя глаз с Гордона и его свиты.
— Кемаль! — окликнул Гордон. — Не делай глупостей. Меркурий — совместное предприятие. Мы не позволим этим людям прибрать к рукам всю поверхность.
— Вы с аркологиями достаточно богаты, — возразил Кемаль. — Пусть Танцорам достанется то, за что они рисковали жизнью. Счастливо оставаться, дядюшка.
— Игра еще не закончена, Кемаль.
— Я тоже так думаю, — согласился тот, понимая, что будет оглядываться до конца своих дней — или дней Гордона.
Кемаль вышел и хлопнул дверью. Они с Дьюэрни забрались в жестянку. Вскоре они уже были далеко за периметром, и перед ними раскинулись открытые меркурианские пустоши.
— Ты поселишься у нас? — спросила Дьюэрни.
— По крайней мере, на какое-то время, — кивнул Кемаль. — Но мне нужен транспорт.
— Есть несколько запасных машин у Гуртовщика Амоса. Думаю, он продаст. Или подарит за услугу, оказанную Танцорам. — Она помялась. — А можешь сэкономить и ездить со мной.
Кемаль посмотрел на нее. Она не то чтобы улыбалась, но всяко не дулась.
Кемаль Гавилан провел с Танцорами несколько земных лет. Под его руководством был создан влиятельный внутренний политсовет и возродились единство и оптимизм, памятные по временам правления его отца.
Экономическая и социальная политика Кемаля подразумевала укрепление связей с другими угнетенными политическими и этническими сообществами. Кемаль любил Танцоров — они стали ему первой в жизни семьей, и он больше всего на свете хотел содействовать их развитию, — но все же он был не из их числа. Ему хотелось намного большего: участвовать в деле, которое пойдет на пользу как Танцорам, так и всему населению Солнечной системы.
А потому неудивительно, что при его амбициях, политических связях и врожденной склонности к руководству, которая развилась за годы жизни с Танцорами, он повстречался однажды с фигурой такого же склада — огненно-рыжей Вильмой Диринг из Новой Земной Организации. Вскоре НЗО пополнилась новым членом.
Но это уже другая история…
Смерть повелителя иллюзий
Никогда не забыть Брюсу Уэйну эту сцену. Снова предстала перед его мысленным взором жуткая ветряная мельница, затерявшаяся где-то среди болот возле Нью-Чэрити-Пэриш. Сам Брюс, облаченный в костюм Бэтмена, распят на деревянной двери — руки и ноги в стальных скобах, привинченных полудюймовыми болтами. Возле стены, словно куча дров, свалены окровавленные жертвы — вот отдельно лежат туловища, вот руки и ноги, а вот головы. А вот и Джокер — изогнутые в ужасающей ухмылке тонкие губы, заскорузлый от крови рабочий халат, на зеленых волосах покрытый бурыми пятнами берет. Безумец приподнимает малышку Монику Элрой. Девочка все еще жива, но потеряла сознание. Джокер бьет ее по лицу, надеясь привести в чувство, ведь гораздо приятнее, когда страдалец осознает приближающуюся смерть. Но к счастью, ребенок так и не приходит в себя.
— Не очень-то с ней повеселишься. Ладно, прикончу ее и займусь тобой, Бэтмен.
С этими словами Джокер взял ребенка на руки и вышел на середину мельницы — туда, где под высоким потолком на деревянных подмостках медленно крутились два гигантских жернова. Их приводили в движение широкие мельничные крылья. Каменные жернова пропитались кровью — кровью людей, которых только что перемололи в бесформенное месиво.
— Сейчас мы запустим ее туда, постепенно, пальчик за пальчиком. Может, придет в себя напоследок и скажет нам «пока».
Бэтмен уже давно дергал правой рукой, пытаясь расшатать удерживающую ее скобу. Та чуть-чуть поддавалась. Быть может, у него получится. Быть может, еще остался хоть и призрачный, но все-таки шанс.
Когда-то давным-давно в Тибете Бэтмен научился в совершенстве владеть своими мышцами и нервами, и теперь он вспомнил те уроки и заставил себя сконцентрироваться, не обращать внимания на царивший вокруг ужас, забыть об одуряющем запахе крови — нужно направить всю энергию в правую руку, в запястье, в точку соприкосновения со сталью. Уэйн посылал энергию толчками, в ритме пульса, в ритме ударов сердца. Глядя, как Джокер с бесчувственным ребенком на руках поднимается по ступеням на помост к жерновам, он собрал воедино все свои физические и психические силы.
Долгое время казалось, что ничего не происходит, но потом стальная скоба с громким звоном отскочила от деревянной двери — державший ее болт вылетел, словно выпущенный из пращи камень.
Джокер как раз опускал малышку к жерновам. Болт попал ему прямо в затылок. Удар не причинил сильной боли, но Джокер дернулся от неожиданности, выронил Монику и, пошатнувшись, суматошно взмахнул руками.
И одна рука в белой заляпанной кровью перчатке угодила прямо между вращающихся каменных громадин. Взвыв от ужаса, Джокер попытался высвободиться, но остановить страшную машину было невозможно. Безумец завопил и снова дернулся — с такой силой, что показалось, сейчас рука выскочит у него из плеча. Но нет — жернова затягивали жертву все глубже. Вот между ними исчезло предплечье, а за ним последовал и сам Джокер, от невыносимой муки разразившийся напоследок сумасшедшим хохотом, визгливым и совершенно нечеловеческим. Жуткие камни перемалывали тело, а смех все не смолкал. Прекратился он, лишь когда лопнула голова, словно дыня, сплющенная гидравлическим прессом.
Так погиб Джокер.
Или все-таки не погиб?
Если он погиб, то что за жуткое создание то и дело замечал Брюс краем глаза?
И кого увидел теперь прямо посреди Готэма по пути на встречу со старым другом доктором Эдвином Уолтхэмом?
Брюс Уэйн вздрогнул. Так трудно не поддаться соблазну и не оглянуться: но всякий раз, когда он оглядывался, Джокера не оказывалось за спиной.
Хотя Брюс видел его снова и снова.
В этот раз все было иначе.
На углу Пятой авеню и Конкорд-стрит, в самом сердце Готэма, возвышалось высокое аляповатое здание знаменитого отеля «Нью эра». Эту самую роскошную в городе гостиницу выстроили совсем недавно — по слухам, на деньги иностранных инвесторов. Сюда покрасоваться друг перед другом стекались богачи со всего мира — дамы щеголяли мехами и шелками, джентльмены дымили гаванскими сигарами.
Брюс стоял на углу возле гостиницы, ожидая зеленого сигнала светофора. И вдруг перед ним мелькнул знакомый силуэт — высокий костлявый мужчина в темно-зеленом пальто с болтающимися фалдами и в ярких клетчатых брюках, уместно смотревшихся бы на английском денди времен короля Эдуарда. Но не странный костюм привлек внимание Брюса Уэйна, а волосы прохожего — темно-зеленые пряди, спадающие на узкое длинноносое лицо. Какую-ту долю секунды лицо это было обращено прямо к Уэйну, тонкие красные губы изогнулись в злобной усмешке. Сомнений быть не могло — Джокер.
Но это невозможно. Джокер мертв. Брюс собственными глазами видел его смерть и даже в некотором роде приложил к ней руку.
Джокер (или же его двойник) резко развернулся и бросился на другую сторону улицы. Добежав до отеля, он скрылся внутри.
Меньше секунды потребовалось Брюсу Уэйну, чтобы принять решение, — он кинулся вслед за беглецом. Визжа тормозами, автомобили пытались увернуться от пешехода, который бежал через дорогу, петляя, словно солдат под градом пуль. Уэйн добрался до тротуара и, грубо (что было ему совершенно несвойственно) растолкав толпу испуганно раскудахтавшихся дам, ворвался в отель.
И словно попал в другое измерение: снаружи кипела суетливая повседневная жизнь Готэма, а тут в вышине с изогнувшегося аркой потолка свисали на тонких стальных цепочках роскошные хрустальные люстры, испускающие яркое сияние, а ноги утопали в толстом персидском ковре, изготовленном специально для отеля «Нью эра». Из-за высоких витражных окон фойе напоминало собор — собор, в котором поклонялись богатству и успеху.
Брюс огляделся по сторонам: в фойе толпились мужчины в длинных арабских одеяниях и с ихрамами на головах. Некоторые женщины скрывали лица под плотной чадрой. Повсюду сновали коридорные, их красная униформа напоминала парадные мундиры английских солдат.
И никого хотя бы отдаленно похожего на странного пешехода, которого Брюс заметил на улице каких-то несколько секунд назад.
Чуть помедлив, Уэйн направился к стойке. Портье, облаченный во фрак внушительный мужчина с бачками и до блеска выбритым лицом, вежливо осведомился, чем может быть полезен.
Брюс описал Джокера.
Портье сделал вид, будто пытается припомнить.
— Сэр, такой тип не появлялся в нашем отеле. Ни сейчас, ни когда-либо раньше.
— Быть может, он проскользнул сюда незамеченным.
— Вряд ли, сэр, — снисходительно улыбнулся портье. — Человек, которого вы описали, не сумел бы пробраться тайком в отель «Нью эра». Зеленые волосы и зеленое пальто — так вы сказали? Нет, сэр, только не в «Нью эре».