Кадена чуть не расхохотался.
— Очень серьезная для меня проблема. Да? Или это и правда может мне повредить?
— Никоим образом, — сухо ответил Сантазье и начал протирать носовым платком опасную бритву.
Кадена еще некоторое время курсировал туда-сюда. Потом резко остановился и сказал:
— Можете вы, ради бога, перестать играться с бритвой?
— Только без истерик, Фрэнк, — попросил доктор Меллен.
— Скажите ему, чтобы не игрался с этой чертовой бритвой.
— Он прав, — согласился доктор Меллен. — Не следует показывать пациенту операционные инструменты.
Доктор Сантазье положил бритву на стол и негнущимся указательным пальцем пододвинул ее в один ряд с люгером, глушителем, немаркированной коробочкой пилюль и газовым баллончиком.
— Хватит играть с этой чертовой бритвой! — крикнул Кадена. — У вас будет возможность испробовать ее в деле. Очень скоро. Через пять минут! А пока не трогайте.
— Фрэнк, возьми себя в руки, — сказал доктор Меллен. — Сядь. Расслабься. Попробуй успокоиться.
Худое лицо Кадены блестело от пота. Он рухнул в кресло и обессиленно закрыл глаза.
На столе тихо жужжал электрический будильник, секундная стрелка неумолимо ползла. Глаза Кадены открылись.
— Не надо ко мне подкрадываться, — сказал он.
— Никто к тебе не подкрадывается. — Доктор Меллен начал терять терпение. — Думаю, Фрэнк, пора.
— Еще пять минут!
— Отсрочка расстроит тебя еще больше. Давай покончим с этим.
Доктор Сантазье встал, снял пиджак и засучил рукава.
— Какой способ предпочитаешь, Фрэнк? — спросил доктор Меллен.
— Никакой. Ни один из этих…
— Что ж, тогда приступим, — твердо сказал доктор Меллен. — У тебя отличный выбор. Эти пилюли безвкусны. Газ пахнет сильно, но не противно. Хотя, возможно, простейший способ — вскрыть вену на запястье, по опыту древних римлян.
— Расскажите еще раз про сыворотку, — попросил Кадена.
— Опять? Право, не знаю…
— Расскажите еще раз. Пожалуйста.
— Хорошо. В соответствии с соглашением я ввел тебе сыворотку, разработанную мной и доктором Сантазье. Сыворотка развивает способность к полной и мгновенной регенерации.
— Говорите прямо! Это — сыворотка бессмертия! Именно так вы ее называли раньше.
— Ну, если ты предпочитаешь такую терминологию.
— Я бессмертен! — воскликнул Кадена.
— Нет оснований думать иначе. Осталось последнее испытание, оно необходимо в интересах науки. Фрэнк, выбирай способ…
— Но откуда мне знать, что все так и есть? — спросил Кадена. — Как я могу быть уверен?
— Мы проверяли это много раз, — объяснил доктор Сантазье. — Сыворотка работает на гвинейских свиньях, на кроликах и макаках-резусах. Результат ты видел лично. Мы не смогли их убить ни одним из предлагаемых нами способов.
— Но я же не обезьяна, — возразил Кадена. — Я человек. Откуда мне знать, что сыворотка сработает и на мне? В этой истории много такого, чего я не понимаю.
Доктор Меллен протянул ему коробочку с пилюлями:
— Фрэнк, проглоти две штуки.
Кадена взял коробочку в руки:
— Риск, на который я иду, стоит гораздо больше, чем паршивая тысяча долларов.
— Тысяча долларов плюс бессмертие.
— Значит, я уже бессмертен, — медленно проговорил Кадена. — Вы уверены?
— Без сомнений.
— Но я не чувствую никаких изменений. Ощущения те же, что и всегда.
— Фрэнк, прими пилюли, — настойчиво повторил Меллен. — Или предпочитаешь бритву?
— Забудьте о чертовой бритве. — Кадена снова подошел к окну. Оглядел зеленый газон и могучие дубы, повернулся, глубоко вздохнул и сказал:
— Можете забрать свои деньги.
— Что?
— Я умываю руки. Бессмертие или внезапная смерть — ставки слишком высоки. Сложно это понять?
— Фрэнк, прими пилюли, — решительно произнес Меллен.
Кадена швырнул коробочку с пилюлями через всю комнату и направился к двери. Меллен схватил люгер, надел глушитель и крикнул:
— Фрэнк, стой! Не вынуждай меня стрелять по ногам!
Кадена повернулся:
— Нет, док! Нет!
Меллен принял стойку, щелкнул предохранителем и прицелился.
— Док, ради бога…
— Не двигайся, Фрэнк. Пусть выстрел будет чистый.
Кадена замер с открытым ртом и загипнотизированно смотрел, как белеет палец Меллена на спусковом крючке. Потом попытался закричать. Люгер сухо щелкнул. Кадену отбросило к двери, он судорожно дернулся и осел на пол.
— Превосходный выстрел, — похвалил коллегу Сантазье. — Прямо в сердце.
— Я немного тренировался в стрельбе по мишеням, — сказал Меллен. — Главное — надежный захват. И плавный спуск, конечно.
— Конечно, — согласился Сантазье. — Я заметил, тебе даже не понадобилось поддерживать второй рукой.
— На такой дистанции это не нужно. Кроме того, люгер хорошо сбалансирован — подойдет кому угодно.
— Ладно. Не скромничай. Не пора ли проверить пациента?
Вдвоем они приподняли тело Кадены и прислонили к стене.
— Рана уже затянулась! — ахнул Меллен.
— Пульс устойчивый… дыхание в норме.
— Изумительно! — воскликнул доктор Меллен. — Полный успех. Зря он переживал.
— Смотри, открывает глаза.
Веки Кадены затрепетали. Потом он широко открыл глаза.
— Ну, Фрэнк, старина, — задушевно произнес Меллен. — Надеюсь, ты не злишься на нас?
— Это была часть сделки, — напомнил Сантазье.
— С тобой все хорошо. Ты в полном порядке. Ты действительно бессмертен! И теперь, Фрэнк, это доказано.
Тот смотрел на них и не отвечал.
— Ну же, Фрэнк, — не отставал Меллен. — Какой смысл сердиться на нас? Расскажи! Каково это — вечная жизнь?
Струйка слюны сбежала по подбородку Кадены. Его руки беспомощно перебирали воздух, потом неуверенно потянулись к дорожке солнечного света на полу.
— Фрэнк!
Пальцы сомкнулись на желтой полосе, руки подняли пустоту. Кадена посмотрел на пустые руки и заплакал.
— Психическая травма, — вздохнул доктор Сантазье. — Не повезло.
Доктор Меллен поднялся с хмурым видом.
— По-моему, полная идиотия. В результате шока от выстрела…
— Очевидно, что так.
— Он — мученик науки.
— Да. Но теперь у нас на руках идиот. Бессмертный идиот. Что с этим делать?
Доктор Меллен на мгновение задумался. Потом его лицо просветлело.
— Ну, это же очевидно, доктор. Мы начнем поиск противоядия. Чтобы освободить бедного Фрэнка от мучений.
Миссис Дональдсон и ее странные сны
Прикроватные часы показывали семнадцать минут второго. Снаружи царила ночь, она затопила город мглой, и любой случайный огонек подвергался ее хищному натиску. В комнату ночь не пускали ситцевые шторы, ее постоянно контратаковали лампы, но Уолтер Дональдсон не забывал ни на миг: тьма и сон рядом, они только и ждут, когда ты дашь слабину.
Рослый и дородный, обычно он был спокоен, но сегодня жутко нервничал; это проявлялось и в осанке, в походке. По своей фешенебельной спальне он расхаживал полностью одетый, но петля галстука была ослаблена, узел сбился и потерял форму.
Фэй Дональдсон сидела на краю двуспальной кровати. Она была хороша собой, особенно сейчас, с убранными на ночь в конский хвост белокурыми волосами, в стареньком, но вполне годном пеньюаре и полунадетых шлепанцах.
— Уолтер, пожалуйста, перестань ходить.
Муж лишь поморщился в ответ. Сутулясь, он дошел до стенки, повернул обратно.
— Дорогой, это было в последний раз.
— Хочется верить, — вздохнул Дональдсон. — Иначе, Фэй, я не выдержу. Правда, не знаю, как мы будем жить дальше, если это повторится.
— Не повторится, я совершенно уверена, — пообещала жена.
— Спать хочешь? — спросил он.
— Нет, нисколечко, — ответила она.
Но у нее опускались веки, слабело внимание. Сколько раз в последнее время Дональдсон вот так же в страхе наблюдал, как к ней подкрадывается сон, этот предатель, открывающий потайную дверцу врагу.
— Два раза на этой неделе, — напомнил он. — На прошлой — трижды. И до того столько же.
— Уолт, больше такого не будет, — твердо сказала Фэй. — Я абсолютно уверена.
Он пропустил слова жены мимо ушей.
— Снова и снова… Фэй, разве я неврастеник? Разве я узколобый ревнивец? Скажи наконец правду. Объясни, что происходит.
— Уолтер, ты у меня замечательный. Мы уже четыре года вместе, и ты всегда был хорошим мужем. Лучшего и желать нельзя.
— Спасибо. Но разве ты меня не называла узколобым ревнивцем? На той вечеринке, когда Том Хенли к тебе клинья подбивал, а ты была в восторге, помнишь?
— Помню, — кивнула она. — И вовсе я не была в восторге.
— Я тогда сцен не устраивал, — продолжал Дональдсон. — А эти телефонные звонки от старого друга?
— Он горький пьяница — как налижется, так и звонит. Думаешь, приятно его утешать?
— Конечно же нет! Собственно, я о чем? О том, что никогда не задавал вопросов, куда ты ходишь, с кем время проводишь. По вечерам, когда ты из дому выскакивала, разве я хоть словом, хоть жестом…
— Да никогда я по вечерам не выскакивала, — перебила жена. — Ну, может, в кино раза два.
— Я же не в упрек! — Лицо у Дональдсона было суровое, напряженное. — Просто хочу сказать, что ревнивец на моем месте, параноик какой-нибудь, ко всем этим мелочам обязательно придирался бы. А я — ни-ни. Я не узколобый! Что, разве не так?
— Конечно же так. — Фэй уже пошатывалась, сидя с полусмеженными веками.
Дональдсон едва не застонал. Он знал, что сон близок — неудержимый, непобедимый, — а под прикрытием сна крадется опаснейший враг. Но прежде чем враг запишет на свой счет очередную победу, необходимо что-то сказать, как-то изменить безжалостный ход событий.
— Так к чему я, собственно, веду, — резко повысил голос Дональдсон, и жена вздрогнула, распахнула глаза. — А веду я вот к чему: на моем месте точно так же реагировал бы любой мужчина. Дело, следовательно, не во мне, а в тебе, ведь это по твоей вине я оказался в нелепейшей ситуации. Ну скажи, кому такое может понравиться?