Неподалеку поднимались еще несколько исполинских секвой. Их молодая роща тянулась к солнцу в то далекое время, когда зародилась, расцвела и погибла знаменитая культура индейцев майя. Когда корабли Колумба плыли к неведомым берегам Америки, секвойи успели вытянуть свои красноватые стволы выше двадцатипятиэтажного дома. И вот теперь…
Теперь часть из них лежала на земле. Не только страшные ураганы, проносящиеся порой над Американским континентом, совладали с гигантами. Это оказалось посильным и для слабых человеческих рук.
Владимиров видел чудовищный пень «Большого первобытного дерева» — каждая секвойя имела свое название. Ему рассказали, что целая команда три недели сверлила ствол буравами, подпиливала и подрубала дерево, прежде чем оно наконец рухнуло.
Зачем же срубили великана?
Кору содрали и отправили в Нью-Йорк для отделки стен модного танцевального зала. Впрочем, коры «Большого первобытного дерева» не хватило, пришлось взяться и за «Мать леса». Ее ободрали на корню. Хозяин, откупивший право рубить секвойи, положил в карман не менее пяти — десяти тысяч долларов.
Владимиров провел в роще три дня, но ощущение чего-то нереального, сказочного не проходило.
«Когда смотришь на этих гигантов, право, готов спросить себя: не иллюзия ли это, не лихорадочный ли бред?» — записывал он, лежа в тени секвойи. Но… «Где-то застучал топор, потом пронесся страшный треск, за которым моментально последовал чудовищный удар; сотрясение было так сильно, что я невольно приподнялся: это одна из вековых сосен покончила свое существование».
Америка, Америка…
Прекрасные здания школ и варварское губительство природы, возвышенные слова и алчная погоня за прибылью, чудеса изобретательности человеческого ума и беспощадность к слабому, чувство собственного достоинства и готовность втоптать в грязь своего ближнего только за то, что он рожден от черной женщины.
Михаил Владимиров повидал Америку с разных сторон. Он пожил в бараках, шалашах и землянках. В Вашингтоне видел заседание конгресса, а в Белый дом попал как раз в тот день, когда по существовавшему прежде обычаю президент Грант пожимал руку всем желающим. В восторге от этой церемонии, прибежал делиться впечатлением к знакомому американцу и услышал резонное замечание:
— Чему же вы так радуетесь? Кому президент обязан своим высоким положением? Нам! Вот он и должен уважать нас.
Провинциальный русский учитель освободился от многих наивных заблуждений.
Он пришел к выводу: «Могущество капитала безгранично: здесь нет той силы, которая могла бы подчинить его своему контролю…»
Русский учитель не выискивал в чужой стороне темные пятна. Кажется, не было города, где бы он упустил возможность побывать в школах, — и сколько восторженных строк посвятил он народному образованию в Америке. Как больно было ему, когда он узнал, что маленький американский городок по числу школ превосходил богатый Саратов.
С большой похвалой отзывался Владимиров и об американских публичных библиотеках, о внешней демократичности в общении между людьми и о многом, многом другом.
Но он ополчается против верхоглядов, которым представлялись в розовом свете едва ли не все стороны заокеанской действительности: «Мы привыкли смотреть на Соединенные Штаты почти как на совершенство. В этой вере нас поддерживали летучие путешественники, видевшие только фасады американской жизни, но совсем незнакомые с внутренним содержанием ее. Чтобы начать хотя приблизительное измерение здешних безобразий, надо пожить тут долго и на себе испытать их».
Перо, которым более ста лет назад была описана жизнь за океаном, держала рука человека, своим трудом зарабатывавшего хлеб, узнавшего нужду, голод. Получилась честная книга, пережившая свое время.
Просматривая записи Владимирова, я думал: а каковы были бы впечатления человека, повторившего его путешествие сегодня?
Я летал от Чикаго до Сан-Франциско обычной воздушной дорогой. Сумел разглядеть лишь ленивые извивы Миссисипи, шлейф заводского белесого дыма над мутными водами, лихо разлинованную дорогами фермерскую Америку, безжизненные снежные пики Скалистых гор, красновато-бурую пустыню, необыкновенно резкие тени каньонов. Все…
Множество людей пересекают поперек Соединенные Штаты и по великолепным автострадам. Но мне-то нужны были не джентльмены, мчащиеся в собственных машинах, а люди, из которых еще не выветрился дух бродяг и искателей приключений, причем люди наблюдательные. Вон марафонец Том Макграх не то что прошел, а пробежал от океана до океана, но ему было не до путевых заметок. Известно лишь, что он потерял около семи килограммов веса.
И все же нашелся более или менее подходящий человек.
Мистер Бэрк Уэзл, 26 лет, профессиональный фотограф, сто лет спустя после нашего соотечественника вознамерился проделать сходный путь без самолета, поездов и без собственной машины.
У «Майкла» была с собой палка, складной нож, записная книжка. У Бэрка — записная книжка, фотоаппаратура, портативный магнитофон, а сверх того дорожные чеки, по которым можно было получить доллары в любом банке.
Записи американца:
«Ну и денек! Утром, успешно «проголосовав», в несколько приемов добрался до какого-то городка».
«На шоссе ни одной машины. Пришлось тащиться в гору 13 километров. Измотался вконец».
Тринадцать километров — и уже измотался?
Дневник похода «Майкла», который шел то в одиночку, то со случайными попутчиками:
«Прошли 20 миль [Американская миля — 1,16 километра.]. Попытались найти ночлег, но нам все отказывали».
«На моих ногах шесть мозолей, идти трудно. Прошли сегодня 25 миль».
«Вчера сделал 27 миль. Поймал подстреленного кулика и променял его на обед».
«Сделал 35 миль».
«Майкл» записал рассказ спутника о том, как босс за короткое время трижды урезал плату рабочим. Те тщетно искали защиту, пытались бастовать, но их выгнали на улицу. «Протесты рабочих и словом и делом (стачками) почти никогда не достигают своей цели. Вы можете возражать, писать в газетах, делать стачки, наконец, сжечь его фабрику, а он все же настоит на своем: получит страховую премию, отстроится вновь и по уменьшенной плате станет принимать новых рабочих…»
Бэрк Уэзл записал:
«Набрел сегодня на группу бастующих рабочих. Для такого маленького городка, как Фолс-Сити, эта забастовка была делом весьма серьезным. Вызвана она была действиями фабриканта жилых прицепов к автомашинам, увольнявшего рабочих».
Оба путешественника встречались с индейцами. Владимиров увидел их в городке Шайенне: «Городок очень маленький, со множеством индейцев в вигвамах. Здесь же квартирует отряд солдат для наблюдения за краснокожими».
Уэзл оказался в красивом горном каньоне. «Некогда здесь жили индейцы — древнейшие насельники Американского континента. Теперь тут живет со своей семьей миссис Фрей».
А где же индейцы?
Сто лет назад солдаты в Шайенне лишь наблюдали за индейцами. В наши дни их загнали в особые резервации на неудобные, бросовые земли. Чтобы увидеть индейцев, Уэзлу пришлось сделать изрядный крюк. Поскольку «краснокожие подходили ко мне и дружески жали руку», вместо того, чтобы снять скальп с головы «бледнолицего брата», Бэрк Уэзл нашел, что индейцы всем довольны…
Думаете, способ езды, испробованный Владимировым, безнадежно устарел для Америки? Не так давно, когда число безработных в США превысило 12 миллионов человек, издающаяся в Нью-Йорке газета «Ньюсуик» сообщала о множестве людей, лишенных средств к существованию, которые «пускаются «зайцами» в опасное путешествие на товарных поездах в поисках несуществующей работы в других местах. Многие из них погибают».
А вот впечатления журналиста Юджина Мейера, пересекшего Америку из конца в конец в это же время:
«Признаки экономического бедствия, словно дорожные указатели, испестрили страну… Эпидемия продаж по случаю ликвидации предприятий охватила Америку. В сельскохозяйственных районах громко стучат молотки аукционеров на распродажах фермерского имущества.
Дороги забиты безработными, которые скитаются из города в город в поисках работы. Их гонят слухи о том, что где-то там, дальше, кому-то живется лучше».
Владимиров не собирался устанавливать рекорды пешего хождения. Он шел пешком по Америке потому, что его побуждали к этому безденежье и желание глубже понять чужую жизнь.
Молодой Горький пешком исходил родную страну. «Хождение мое по Руси, — писал он позднее, — было вызвано не стремлением к бродяжничеству, а желанием самому посмотреть, как живет народ».
Однако среди путешественников-пешеходов есть немало и таких, чья цель — пройти по какому-либо необычному маршруту. Идут через пустыни, через тундру. Идут вокруг света…
Но разве это возможно? Вообще-то говоря, нет. Пешеходная тропа непременно кончается возле морского либо океанского берега. Однако давно уже существует «правило игры»: водные пространства можно преодолеть любым способом, зато уж на суше следует передвигаться только «на своих двоих».
В 1982 году англичане Бертон и Файенс завершили удивительный трехлетний пешеходный маршрут. Он пролегал через Африку, Антарктиду, Южный полюс, Южную и Северную Америку, Северный полюс. У кромки арктических льдов пешеходы сели на английской корабль, который доставил их в Лондон.
Некоторые думают, что хождение вокруг света, как и плавание в одиночку через океан, — своеобразная мода последнего времени. Но это совсем не так. Норвежские юноши пересекали Атлантику на судне, построенном наподобие легких весельных кораблей викингов, почти сто лет назад.
В конце прошлого века житель Риги Константин Ренгартен пешком прошел через Россию, Иран, Монголию, Китай, Японию, Францию, Германию. Почти два года он пересекал Соединенные Штаты Америки.
Поскольку путешественники избирают разные маршруты, пока еще, кажется, не было попыток устанавливать рекорды скорости при кругосветных сверхмарафонах. Другое дело — общая длина маршрута.