Весь шар земной... — страница 19 из 76

Есть энтузиасты, которые после первого похода вокруг света предпринимают второй. Так, пройдя 27 тысяч километров, аргентинец Томас Перейра наметил для себя новую дистанцию: 48 тысяч километров.

Однако ему далеко до румына Дана Думитру, который за шесть лет прошел 76 стран, посетил 1500 городов, довел общую длину своего маршрута до 100 тысяч километров и износил 497 пар башмаков.

Но чести быть занесенным в «Книгу мировых рекордов» по продолжительности пешеходных маршрутов удостоился американский учитель Джордж Роусдейл, на счету которого сотни тысяч километров, «нахоженных» по территории 152 стран. Он путешествует пешком всю жизнь и все свободное время.

Иные «кругосветчики» предпочитают велосипеды.

Тут первенство, видимо, за англичанином Уолтером Стоуэллом. Он посетил 156 стран и при этом сменил 12 велосипедов. Во время путешествия его 231 раз обворовали и ограбили…

Пожалуй, один из наиболее трудных велопробегов выпал на долю Анисима Панкратова, который по бездорожью дореволюционной России проехал сначала от побережья Тихого океана до западной границы страны, затем пересек Европу, переправился в Соединенные Штаты Америки и вернулся к месту старта через 2 года и 3 недели.

Маршрут Глеба Травина не был столь длинным, но этот спортсмен оказался, вероятно, единственным в мире человеком, проехавшим на велосипеде… вдоль побережья Северного Ледовитого океана от Архангельска до Чукотки! Он продвигался большей частью по совершенно безлюдным местам, питаясь дарами тундры и моря.

Закончу хроникой последних лет. В 1985 году пенсионеры Павел Басов и Олег Истомин преодолели 10 тысяч километров, разделяющих Ленинград и Владивосток. Истомин ехал на велосипеде, Басов бежал. В пути они были 7 месяцев. На финише профессор, обследовавший спортсменов, только руками развел: «Здоровые же у нас мужики!»

«Когда птица летит над Каракумами — она теряет перья, когда человек идет через Каракумы — он может потерять жизнь». Это древняя туркменская поговорка о величайшей пустыне нашей страны и одной из крупнейших пустынь земного шара.

Летом 1984 года, в самую жаркую пору, через пекло Каракумов свыше 500 километров прошла пешком научно-спортивная экспедиция «Человек и пустыня». Чаще шли ночами: днем термометр показывал до 60 градусов!

Экспедиция помогла ответить на главный вопрос: каким образом человек должен приспосабливаться к очень трудным условиям освоения пустынь.

В самий дикой Африке

Они не бросились друг другу в объятия.

Более того — обменялись лишь совершенно лишними, совсем не к месту и не ко времени фразами:

— Доктор Ливингстон, полагаю я, — церемонно спросил прибывший, хотя прекрасно знал, что этот бледный, седоволосый человек в выцветшей фуражке не может быть никем иным.

— Да, это я, — подтвердил тот, приподнимая фуражку.

Затем они пожали друг другу руку.

Рядом стоял знаменосец с развернутым американским флагом. Толпа почтительно перешептывалась вокруг.

Момент встречи принадлежал истории. Незначительным словам, сказанным при этом, суждено было облететь весь мир. Им предстояла долгая жизнь в хрестоматиях, посвященных истории географических открытий.

Доктору Давиду Ливингстону к моменту встречи возле озера Танганьика — она произошла в ноябре 1871 года — было около шестидесяти лет.

Он давно удостоился славы одного из выдающихся исследователей Африки.

Генри Мортону Стэнли, ради поисков Ливингстона и встречи с ним предпринявшему утомительное семимесячное путешествие, исполнилось тридцать. Громкая слава и известность лишь ждали его в будущем.

Но из этих двоих далеко опередил свой век не младший, а старший.

Точно известно, что предшествовало появлению Стэнли в Африке.

*

Почти за два года до знаменательной встречи у озера Танганьика он быд) вызван к издателю газеты «Нью-Йорк геральд», мистеру Гордону Беннету. До той минуты Беннет никогда не видел Стэнли и сначала удивился, когда тот поздним вечером постучал к нему в номер парижской гостиницы, где остановился издатель. Стэнли назвал себя.

Беннет разговаривал, как настоящий американец, знающий, что «время — деньги».

— Как вы думаете, где теперь Ливингстон?

Стэнли в это время меньше всего думал о Ливингстоне. Он ломал себе голову над тем, почему издатель, приехавший из-за океана по делам своей газеты в Париж, так срочно вызвал его, молодого журналиста, из Мадрида? И Стенли ответил совершенно искренне:

— Право, не знаю, сэр!

— Но как вы полагаете, он жив?

Черт возьми, на этот вопрос вот уж года три не в состоянии ответить никто. И Стэнли сказал:

— Может быть, а может — нет.

— Я намерен послать вас за ним.

Стэнли на минуту потерял дар речи. Однако Беннет был не из тех людей, которые бросают слова на ветер.

Но неужели мистер Беннет полагает, что именно он, Стэнли, сможет проникнуть в Центральную Африку и найти там без вести пропавшего путешественника?!

Беннет подтвердил. А почему бы и нет? Ему, Стэнли, предоставляется полная свобода действий. Плюс деньги. Сколько? Сколько потребуется.

— Возьмите теперь тысячу фунтов стерлингов, а когда они у вас кончатся, возьмите еще тысячу. Израсходуете эту сумму, возьмите следующую тысячу, и так далее. Только найдите Ливингстона.

— В таком случае мне не о чем больше говорить. Когда я должен выехать?

На страницах этой книги вы еще встретите имя Беннета. Его носит остров у берегов Сибири. Беннет никогда там не был и никаких островов не открывал. Но он щедро открыл свой кошелек для Джорджа Де-Лонга, снарядившего американскую полярную экспедицию к Северному полюсу.

Беннет был проницательным, умелым, удачливым бизнесменом. Он выбрал издательскую деятельность. «Нью-Йорк геральд» должна печатать самые интересные, самые сенсационные известия! Только у нас, прежде всего в нашей газете! Все, что может волновать читателей! Больше читателей — больше тираж газеты, больше доходы издателя.

Он никогда не видел Ливингстона. Никто не замечал у мистера Беннета особенной участливости к несчастиям других. Но сегодня мир взволнован судьбой ученого. Если Стэнли даже не найдет его, приключения самого Стэнли — отличный материал для газеты. И те же соображения руководили Беннетом, когда позднее он помог Де-Лонгу: это совпало с повышенным интересом читателей к открытиям в полярных странах.

Но почему выбор Беннета пал на Стэнли? Ведь для такого трудного дела, как поиски Ливингстона, можно было найти человека, имеющего значительный опыт путешествий по Африке!

Прежде всего потому, что Стэнли был хорошим журналистом. Он умел писать ярко и занимательно. Он знал вкусы американского читателя. Можно было не сомневаться, что свои приключения Стэнли опишет, как никто другой.

И потом — что такое настоящий журналист? Задания газеты бросают его с места на место. По роду своей работы он должен быть в самой гуще событий. Чтобы хорошо описать пожар, надо самому следом за пожарными карабкаться по лестнице в окно горящего дома. Стэнли много раз до-называл, что препятствия его не пугают. Он дерзок и настойчив. Кстати, и путешествовал журналист не так мало.

Был и в Африке, правда, не с научной экспедицией, а с экспедиционным корпусом английских войск, ведущих операции в Абиссинии. Пулям не кланялся.

Наконец, Беннет не намеревался посылать Стэнли на поиски Ливингстона немедленно: пусть сначала побывает на открытии Суэцкого канала, проедет по Нилу, заглянет в Иерусалим, потом в Константинополь, в Крым и на Каспийское море, наконец, в Багдад, Персию, Индию…

Короче говоря, издатель давал Стэнли возможность предварительно проявить себя в достаточно трудных путешествиях, получить дополнительный опыт, а заодно — и, быть может, Беннету это было важнее всего — приучить читателя к тому, что подпись «Генри Стэнли» обещает знакомство с действительно интересным и злободневным материалом, с которого можно начинать, развернув газету.

*

Стэнли вышел на поиски Ливингстона весной 1871 года во главе вооруженного отряда почти в две сотни человек. Его путь в глубь Африки начался из небольшой гавани на восточном берегу Черного континента.

Тот, кого он надеялся разыскать, был во многом противоположностью напористого журналиста, способного, как скоро выяснилось, идти к цели напролом и не слишком отягощенного строгими правилами морали.

Давид Ливингстон, уроженец Великобритании, приехал в Африку весной 1841 года. У него и мысли не было о дальних путешествиях и открытиях. С собой он привез Библию и походную аптечку.

Давид Ливингстон был миссионером. Он приехал, чтобы проповедовать слово божье и обращать чернокожих язычников в истинную веру. И еще Ливингстон был врачом. Не лекарем-любителем, а настоящим врачом, окончившим медицинский факультет в Глазго. Он видел в себе человека, способного исцелять раны душевные и раны физические.

Первые разочарования он испытал вскоре после высадки на южный берег Африки. Его идеализм основательно поколебала встреча со здешними миссионерами. Он надеялся увидеть смиренных проповедников, показывающих пример исполнения христианских заповедей. А встретил интриганов, не чуждых корыстолюбия; некоторые из них открыто презирали своих чернокожих «братьев во Христе».

Ливингстон задумал поселиться подальше от мест, где обосновались белые. Он готовился к этому исподволь, изучая нравы и язык местных племен. Сделал одну вылазку к северу, вторую, третью. Ездил как придется. Иногда верхом на строптивом воле.

Его жизнь в Африке могла оборваться едва не в самом начале. Раненый лев метнулся к нему и подмял, ударом лапы раздробив плечо. Если бы зверя не отвлекли другие охотники, он через минуту покончил бы с Ливингстоном.

Доктор Ливингстон вылечил себя. Но с тех пор до конца своих дней рука плохо повиновалась ему. Он с трудом мог держать ружье. Можно представить себе, что это значило в Африке, кишащей дикими зверями, в Африке, где охота и только охота могла в трудную минуту спасти человека от голодной смерти!