Приключения Вамбери описывались не раз. Со страниц некоторых повестей и рассказов он предстает одиночкой, окруженным врагами, только и думающими, как его разоблачить. Едва ли это правильно.
Сам Вамбери пишет, что пристальный взгляд встречного, каждый жест настораживали его. Но, признает Вамбери, «впоследствии я убедился, что спутники и не думали разоблачать меня». Опасность обострялась лишь в больших городах.
Более того, со временем выяснилось, что некоторые сановники догадывались, что под внешностью дервиша скрывается европеец. Однако этот европеец имел турецкий паспорт, подлинность которого не вызывала сомнений. В критические моменты дервиш извлекал паспорт из лохмотьев, и сановник почтительно целовал «тугру».
А Мехмед, который доставил так много тревог Вамбери? Можно ли считать его лишь злодеем, мешавшим ученому? В его глазах хромой дервиш был вражеским лазутчиком, а те, кто его защищали, — слепцами и ротозеями.
Лингвистические исследования принесли Арминию Вамбери известность. Но в поисках прародины венгров он, увы, не нашел верного пути.
Ему не было нужды отправляться туда, где, по его словам, «слушать считается бесстыдством, где спрашивать — преступление, а записывать — смертный грех».
Для поисков народов, говорящих на языках, в чем-то сходных с венгерским, Вамбери мог выбрать другую дорогу: из Будапешта в Москву, а оттуда — на Волгу. Да, да, не в Среднюю Азию, а именно на Волгу!
Путешествуя в удобной каюте волжского парохода, он увидел бы на пристанях грузчиков, или, как их называли, крючников, — чувашей и марийцев, сгибавшихся под тюками со льном и кожами для нижегородской ярмарки. И чуткое ухо лингвиста, возможно, уловило бы в их возгласах некоторое сходство с говором простолюдинов венгерского местечка.
Для того чтобы услышать речь еще более близкую венгерской, Вамбери следовало бы отправиться дальше, но отнюдь не в раскаленные пески Средней Азии, а туда, где долгой зимней ночью бушует пурга и до мая лежат сугробы. Он должен был бы перевалить Урал и на собачьей упряжке проехать по низовьям Оби.
Здесь, в лесах и тундре, он нашел бы стойбища охотников, принадлежащих к небольшим северным народам. Тогда их называли вогулами и остяками. И тут-то в заклинаниях шамана, бьющего в бубен, чтобы изгнать злых духов, Вамбери услышал бы вдруг отголоски хорошо ему знакомых причитаний, какими провожают покойника крестьяне венгерской степи.
Сибирский Север — и Центральная Европа! Обь — и Дунай! Несходство исторических судеб разделенных расстоянием народов — и все-таки несомненное родство языка. Как это объясняет современная наука?
Здесь нет полного единства мнений. Некоторые ученые полагают, что вообще едва ли удастся узнать весь ход венгерской древней истории. Но многое, несомненно, уже установлено.
Современные лингвисты относят венгерский язык к так называемой угорской группе финно-угорской ветви уральской семьи языков. Из всех существующих языков планеты он наиболее близок к тому, на котором говорят манси и ханты (в прошлом — вогулы и остяки). Однако в современном венгерском языке много иноязычных слов славянского, германского и тюркского происхождения. На протяжении долгой своей истории венгры не раз сталкивались с другими народами.
Общей прародиной предков венгров, ханты, манси было, вероятно, Южное Приуралье. Здесь их начали теснить гунны и авары. Видимо, в середине I тысячелетия нашей эры предки венгров стали переселяться на юг, в причерноморские степи. Именно тогда оборвалась нить, связывающая их с остальными угорскими народами.
Но и южная степь не стала новой родиной венгров. Здесь у них тоже были беспокойные, воинственные соседи — печенеги.
…Среди достопримечательных мест Будапешта — площадь Героев, где в 1896 году был установлен монумент Тысячелетия Венгрии.
Перед двумя полукруглыми колоннадами, украшенными статуями, высится монолитный столп. У его подножия — группа всадников: легендарный вождь венгерских, или мадьярских, племен Арпад и его сподвижники. Арпад повел свой народ на новые места. Перевалив через Карпаты в 895–896 годах, венгры осели на той территории, которой суждено было стать Венгрией.
Одно из красивейших мест венгерской столицы — Рыбацкий бастион.
Там можно увидеть еще одну скульптурную группу, посвященную далекому прошлому венгерского народа. Доминиканскии монах Юлиан указывает рукой на восток: в той стороне прародина венгров.
Юлиан был смелым путешественником. Он слышал предания о том, что возле далекой реки Волги живут народы, родственные венграм. В 1235 году монах достиг земель, где обитали предки башкир. Заговаривая с ними, он убедился, что его понимают. Юлиан записал: «Они весьма внимательно слушали, так как язык у них совершенно венгерский».
Возможно, монах преувеличивал. Но вероятно также, что в XIII веке языки двух народов имели значительно больше общего, чем сегодня.
От вернувшегося на родину Юлиана венгры впервые узнали о том, что на Русь движутся татаро-монголы, позднее нанесшие тяжелый удар и «приуральским мадьярам».
Родство древних венгров с народами Поволжья было подтверждено раскопками, в которых участвовали советские и венгерские археологи.
Венгерские ученые продолжают исследования, связанные с происхождением своего народа. Они, например, частые гости в Поволжье, в Чувашской и Марийской республиках.
Чувашия побраталась с Хевешской областью в Венгрии. Университет венгерского города Сегеда и университет в Чебоксарах совместно занимаются проблемами венгерского и чувашского языков.
Далеких предков, давших начало как некоторым народам Поволжья, так и венграм, объединял когда-то общий труд.
Отсюда сходство слов, употребляемых земледельцами и скотоводами. Похожи и некоторые географические названия.
А песни, передававшиеся из поколения в поколение? Венгерский композитор Золтан Кодай с увлечением обрабатывал чувашские и марийские народные мелодии, находя в них общие корни с песнями своего народа.
Венгерские ученые повторили маршрут Антала Регули. Этот лингвист еще до того, как Вамбери отправился в Среднюю Азию, ездил на Север России. Он нашел, что его родной язык близок с теми, на которых говорят кочующие по берегам Оби остяки и вогулы.
Вопрос о происхождении народов — один из наиболее сложных в истории. Ученые многих стран — археологи, лингвисты, антропологи, этнографы, историки — совместно ищут здесь верные ответы.
А теперь несколько слов о судьбе Арминия Вамбери. Люди, в начале нашего века зачитывавшиеся его книгами, были уверены, что их автор погиб в какой-нибудь новой, отчаянно дерзкой экспедиции. Между тем он после своих необыкновенных приключений на Востоке прожил еще полвека. Прожил, навсегда забросив посох странника.
Став профессором восточных языков, он путешествовал лишь в удобных экипажах, в купе спальных вагонов, в каютах первого класса.
Найдя, что на родине его недостаточно оценили и вознаградили, Вамбери переселился в Лондон. Он занялся политикой, считался специалистом по «русским делам». Вчерашний «хромой дервиш» стал служить интересам колониальной империи. Когда король Эдуард II наградил Вамбери орденом Виктории, было сказано, что это делается в знак его заслуг перед Великобританией.
Читатель, наверное, будет разочарован, узнав обо всем этом. Большинство исследователей оставались верными избранному пути, пока у них хватало сил. Вамбери же «круто повернул руль».
Но до этого поворота он проявил себя дерзким и умелым путешественником, повлиявшим на многих исследователей Востока.
Видный советский географ и путешественник Эдуард Макарович Мурзаев вспоминает, как поразили его смелость, выдержка, находчивость и преданность молодого Вамбери науке.
«Увлекшись Вамбери, я сам стал изучать восточные страны, читал Коран, труды по истории Востока, — пишет Мурзаев. — В какой-то мере путешествия Вамбери оказали влияние на мои интересы к Средней и Центральной Азии. И вот всю жизнь я занимаюсь изучением пустынь и гор внутренних частей Азиатского материка».
Вечный фрегат
Его вытянули наверх чуть не силой.
Он упрямо не хотел покидать кают-компанию, где облюбовал себе уютное местечко. Лишь после особенно яростных ударов волн, когда вода начала хлестать в люки и изрядно окатила его, он, ворча, уступил.
Шторм к этому времени набрал пугающую мощь. Ветер с воем срывал гребни волн, обрушивая потоки на палубу. Вспышки молний выхватывали из кромешной тьмы белую пену взбесившегося океана, кучку мокрых матросов, тянувших какую-то снасть. Молнии сверкали поминутно, но рев шторма заглушал раскаты грома.
Он поискал взглядом луну. Люди, спускавшиеся к нему в кают-компанию, соблазняли его дивной картиной: с одной стороны корабль и волны, освещенные мертвенным лунным светом, с другой — неистовство бушующей в тучах грозы. Так где же луна?
— Ушла, — сказал старший штурманский офицер. — Вы бы еще до завтра сидели в каюте!
Капитан нёс штормовую вахту. Он приветливо кивнул поднявшемуся к нему и, обводя рукой горизонт, сказал, ожидая восторгов и похвал:
— Какова картина, Иван Александрович? А?
Ответ был ошеломляющим:
— Безобразие, беспорядок!
Еще раз взглянув на молнии, гаснувшие в волнах так близко, что казалось, одна из них вот-вот ударит в мачту или опалит паруса, Иван Александрович, мокрый, нахохлившийся, удалился к себе в каюту.
Это было в апреле 1853 года неподалеку от мыса Доброй Надежды, которому более подошло бы к случаю другое его название: мыс Бурь. В переделку попал парусный фрегат «Паллада», на котором находился писатель Иван Александрович Гончаров.
Два его слова запомнились уже своей необычностью. Иные возмущались: так о грозной силе океана мог отозваться скорее сухой педант, чем путешествующий литератор. Позднее говорили еще, что фраза подошла бы, пожалуй, и для самого Ильи Ильича Обломова. А отсюда уже было недалеко и до сравнений персонажа с его творцом…