© Harry Thürk. Des Drachens grauer Atem.
Verlag Das Neue Berlin. 1975.
Бейтс поднял самолет на высоту трех тысяч метров. Под крылом расстилалась гористая, изрезанная ущельями местность, которая вскоре сменилась бескрайними просторами джунглей, казавшимися сверху совершенно безлюдными. Солнце, едва приподнявшееся над восточными склонами гор, окрасило ландшафт в фантастические оранжево-красные цвета. Серая утренняя дымка покрывала долины.
— Дай мне чего-нибудь выпить, — попросил Бейтс второго пилота. Кинни достал из холодильника банку кока-колы и протянул ему.
— А пива не осталось?
Кинни отрицательно покачал головой. Бормоча проклятья, Бейтс отпил кока-колы и еще раз кинул взгляд вниз. Вдали показались болота, подступавшие к Чиангмаи с северо-запада. Бейтс кивнул второму пилоту на штурвал и поднялся. Мимоходом он бросил:
— Управлюсь один.
Кинни это устраивало. Он полагал, что Бансамму, которого они этой ночью усыпили, а после засунули в пластиковый мешок, уже мертв.
Бейтс открыл дверь в грузовой отсек. Неторопливо пристегивая страховочный пояс, пилот пристально глядел на герметично закрытый пластиковый мешок, из которого остекленевшим взором на него уставились слегка приоткрытые глаза старика. Без сомнения, Бансамму умер раньше, чем они погрузили его в самолет. Короткими рывками Бейтс подтащил мешок к открытому люку и ногой столкнул его вниз.
Привычными движениями Бейтс закрыл люк и отстегнул страховочный пояс. Затем занялся подготовкой партии опиума к сбрасыванию. Мысль о том, что перед ним лежали триста пятьдесят тысяч долларов, придавала ему бодрости. Закончив работу, он еще раз тщательно проверил, все ли в порядке, и возвратился в кабину. Кинни встретил его вопросительным взглядом. Бейтс лишь коротко бросил: «О’кэй!» Кинни уступил ему штурвал и занял свое место у рации.
— Послушай, мой мальчик, — благодушно протянул Бейтс, — ты знаешь, чего сейчас не хватает, так это хорошего куска жаркого с кровью, пусть даже из самого старого таиландского буйвола.
Песчаная прибрежная полоса осталась позади, и теперь С-47 летел на высоте примерно двухсот метров над водной гладью бухты Бангкока, где его поджидала яхта Ломсока. Пролетая над Чиангмаи, Бейтс еще раз связался с ней по рации. В условленное время впереди показались очертания белоснежной яхты с развевающимся на радиомачте бело-голубым вымпелом, который Ломсок использовал как опознавательный знак.
Кинни быстро скользнул в грузовой отсек, обвязался страховочным поясом и открыл люк. Бейтс в это время сделал резкий разворот. Горизонт пополз вверх, затем внизу вновь показалась водная поверхность. Кинни изо всех сил уперся ногами в бортик на внутренней стороне люка и подтащил груз к отверстию, используя при этом каждый толчок самолета. Они с Бейтсом столько раз сбрасывали здесь груз, что каждое движение Кинни производил почти автоматически. Над люком загорелась маленькая красная лампочка. Второй пилот приготовился и, услышав отрывистые гудки, столкнул груз в люк.
Вернувшись в кабину, Кинни устало опустился в кресло. Бейтс сделал еще один разворот, чтобы убедиться, все ли в порядке. Пилоты отчетливо увидели, как от яхты отделилась маленькая шлюпка. Матросы быстро подгребли к распластавшемуся на воде красному парашюту, отцепили груз и втащили его в шлюпку. Бейтс пробурчал что-то себе под нос и кивнул Кинни: «В яблочко!» Тот довольно рассмеялся в ответ: «Хорошо выученный урок не забывается!»
После этого Бейтс до отказа отжал рычаг газа, и оба двигателя С-47 набрали полные обороты. Самолет резко взмыл вверх. Пролетев полосу побережья, машина поднялась на высоту тысячи метров и взяла курс на Дон Муанг.
— Триста пятьдесят тысяч! — мечтательно протянул Кинни. Он все еще не мог поверить, что задуманное дело действительно удалось. О старике Бансамму он, разумеется, уже успел забыть, Бейтс также не утруждал себя подобными мыслями. Пилот заметил лишь:
— Вот так, мой мальчик, делают настоящие дела!
Кинни поинтересовался:
— Каким же образом мы получим эти деньги?
— К вечеру Ломсок вернется, а через два-три дня мы заглянем в «Карму», — наставительным тоном пояснял Бейтс. — Там у Ломсока штаб-квартира и сейф, в котором он держит много-много денег.
— Ты думаешь, он заплатит нам наличными?
— Конечно же, я этого не думаю! Сейчас, мой мальчик, все это делается проще: мы завернем к нему, и он назовет нам номер счета в банке. Вот и все. Правда, у него в «Карме» есть еще кое-что, ради чего стоило бы задержаться на вечерок, поверь мне, я-то знаю.
— «Карма», — задумчиво, протянул Кинни. — Это не та ли лавочка, где после полуночи голые девочки на сцене балуются под музыку со змеями?
Бейтс громко расхохотался. Внизу проплывала окраина Бангкока. Заблестели воды Клонга. Самолет медленно пошел на снижение. После некоторого молчания Бейтс наставительно заметил:
— В «Карме», мой дорогой, есть несколько роскошных девочек, которые покажут тебе высший класс уже без змей! А теперь запроси центр управления полетами, идем на посадку!
Выпрямляясь, Сатханасаи каждый раз чувствовала нестерпимую боль в пояснице. Вот уже три дня все женщины деревни с восхода и до заката работали на маковых полях. Низко нагнувшись, маленьким кривым ножом Сатханасаи делала тонкий надрез на коробочке каждого растения, из которой в течение нескольких часов медленно вытекала вязкая белая жидкость. От этой работы пальцы Сатханасаи вскоре стали липкими. Чтобы хоть немного уберечь кожу лица и рук от нестерпимо палящего горного солнца, девушка натерлась землей, перемешанной с куриной кровью. Работа, которую она выполняла, считалась довольно легкой, ведь тем, кто на следующий день соскабливал засохший сок и собирал его в небольшие жестяные коробочки, приходилось намного тяжелее. Сбор бурой массы требовал огромного терпения и сосредоточенности. Одно неверное движение, и маленькие сгустки падали на землю — тогда весь труд становился напрасным: поднимать смешанные с землей и пылью капли опиума было бессмысленно — ценности они уже не имели.
Поле, на котором работали женщины, находилось более чем в часе ходьбы от деревни Муонг Нан, на труднодоступном высокогорном плато. И если воды в этих местах было достаточно, то земли здесь не хватало. В горных районах на северо-западе Таиланда вообще мало земли, пригодной для выращивания сельскохозяйственных культур. Поля в здешних краях засеваются до тех пор, пока земля дает урожай, затем их покидают.
Мак в горных областях Таиланда возделывали с очень давних времен. Розовые и бледно-лиловые цветы не одно столетие покрывали чуть ли не каждый клочок плодородной земли в горах. Мак хорошо переносит и палящее солнце, и ночные морозы, для него не требуется большого количества влаги. Но с некоторых пор получаемый из мака опиум стал единственным выгодным продуктом обмена для жителей гор. Масло и соль, керосин для ламп и ситец, орудия труда — все это и многое другое они могли обменять внизу, в долине, только на опиум. Поэтому липкая буроватая масса для горных жителей была равноценна золоту.
Людей с гор совершенно не интересовало, шел ли их товар для медицинских целей или попадал в руки дельцов, нелегально изготавливавших героин. И хотя правительство в Бангкоке вот уже несколько лет как официально запретило торговлю опиумом, в горах на это никто не обращал внимания. Если бы не продажа опиума, то людям в этих районах страны неоткуда было бы взять средства на жизнь. Правительство не обеспечивало жителей гор рисом, не строило и дорог, по которым они могли бы доставлять в долину продукты товарообмена. К тому же у большинства генералов, из которых состояло таиландское правительство, основной статьей дохода была торговля опиумом.
Поэтому в Муонг Нан никто не питал особых иллюзий насчет правительства. Король время от времени произносил громкие речи о необходимости оказания помощи бедному населению горных районов, но убедить в этом своих генералов ему не удавалось ни разу. И все шло по-старому. Несколько лет назад привычное однообразие было нарушено первыми американскими самолетами, появившимися над горами Таиланда. Вместе с ними в этих местах появились и торговцы нового типа, которые мало-помалу вытеснили прежних покупателей, преимущественно китайцев, живших в предгорье и тесно связанных с бангкокскими генералами и другими высокопоставленными спекулянтами. Американцев отличала аккуратность и деловитость. В мешках и ящиках они привозили с собой диковинные, до сих пор никогда не виданные в этих местах вещи, и вскоре жители гор сочли более выгодным иметь дело с ними, нежели с риском для жизни по опасным тропам доставлять опиум в долину.
Казалось, что в горы пришел достаток. По вечерам в домах на сваях зажигались яркие керосиновые лампы, дети ели консервированное мясо и пили консервированное молоко, лакомились сладостями, которые щедро раздавали американцы, а женщины стали наряжаться в легкие, разноцветные хлопчатобумажные платья. Тут и там играло радио. Мужчины обзавелись карманными фонарями и ружьями. Но вскоре этому благоденствию пришел конец. Теперь американцы редко привозят что-либо, кроме оружия.
Первое время это объяснялось необходимостью защиты от разношерстных банд, совершавших свои разбойничьи набеги на горные деревушки Таиланда через северо-восточную границу с Бирмой. Кроме того, вот уже более двух десятилетий племена шан и карен вели кровопролитную войну со своим правительством. Для этого им, конечно же, нужны были автоматы и гранаты. Платой служил опиум. Продукты питания и хозяйственные товары доставлялись теперь крайне редко, для них уже не было места в американских самолетах. Постепенно Муонг Нан, как, впрочем, и другие пограничные горные деревушки Таиланда, превратилась в обменный пункт оружия за опиум. Американцев совершенно не интересовало, есть ли у детей Муонг Нан пища. Поэтому Ло Вэн, староста деревни, вместе со своим помощником Бансамму, дядей Сатханасаи, две недели назад отправились в Чиангмаи с грузом опиума, чтобы обменять его там на деньги и купить все необходимое для жителей деревни.