Глава 34
«Ужаса, Летящего На Крыльях Ночи, из меня не вышло.
Придется переквалифицироваться…».
Стоял апрель, а может, март…
– А-аа!!
Тресь! Бреньц!! Искры из глаз!
Фра дьяболо!..
О-е!..
Слезы в два ручья. Ничего себе приложился… Голова-то хоть цела? Цела вроде… Блин! Почему я ничего не вижу?
Свеча погасла. Дрянь тут свечи…
Какая свеча?
Обыкновенная. Которая на столе горела. На такой вот случай…
На какой на такой?… Ой, башка-то как болит… Обо что это я треснулся-то?
Обо стол. И надо скорей свет зажечь. Иначе нехорошо выйдет…
Чего нехорошо? А, елки-палки – понял! Где тут свет включается? А то ведь до унитаза не добегу – опять во что-нибудь лбом въеду!..
Какой еще унитаз? Где кремень и огниво? Где подсвечник?
Чего?? Какой кремень, какое огниво? Что у меня с головой – кругом все идет… Неужто сотрясение заработал? И что это за голос у меня в башке с какими-то странными свечами («Господа гусары – молчать!!»)? Блин – отлить надо срочно!!
Да, нужду надо справить как можно быстрей! Огниво ищи! А то ведь ночную вазу не увидишь!
Да ищу уже… Где выключатель?… Раскомандовался! Кто ты вообще такой?!
Кто? А ты на чьем лбу шишку трогаешь?
На своем – на чьем же еще?
Ну вот это я и есть.
Шишка, что ли? Еще того интересней… А звать-то тебя как?
Да не меня – а тебя! Неужели удар был так силен?
Да, не слабо шандархнулся. Раз внутренний голос проклюнулся…
Никакой я не голос. А всего лишь твоя собственная память. А зовут тебя, если уж ты забыл – Наполеоне Буонапарте…
Чего?!
Ну-ка, еще раз: КТО Я? НА-ПО-ЛЕ-ОН?!
Ну да. По-французски – Наполеон Бонапарт. Бригадный генерал. Начальник артиллерии в Итальянской армии генерала Дюгомье…
КТО-О-О-О-О-О????….
Е-е-е-е-е-е-е!.. Бу-га-га!!
Ой, блин – как голова болит…
Но все равно – не могу: держите меня сто семьдесят пять человек! Не то уржусь!
И что здесь смешного?…
Да, я – Наполеон!!!! Ы-ы-ы!.. К психиатру – адназначна! Уж по-всякому мог бы тронуться, но чтоб ТАК?!
Да? И кто же тогда ты такой?
Кто я такой?! Ну, знаешь!..
Упс…
Черт…
Что за фигня?
Совершенно не помню – кто я.
Ну – абсолютно.
То есть – не то, чтобы совсем не помню… Какие-то обрывки в голове есть. Помню, что я из двадцать первого века. Но вот имени своего вспомнить не могу. Помню, что язык на котором разговариваю – русский. Помню улицы города, где жил. Но название его тоже не помню. Помню другие города, где бывал: Находка, Иркутск, Симферополь, Москва… Помню людей, с которыми был знаком. Имен – не помню. В общем – совсем как в «Джентльменах удачи»: тут помню, а тут – не помню…
А вот Наполеон – помнит…
Это что же получается? Это не он – мой глюк, а я – его?
Глюк? Композитор? А он тут при чем?
Какой композитор?! А да… «Историки до сих пор спорят – существовал ли на самом деле композитор Глюк – или он только померещился своим современникам!..» А он что – уже был?
Был. Умер. Несколько лет назад.
А Моцарт?
Тоже умер. Совсем недавно.
Черт, что у вас творится?! Кого ни возьми – тот уже и умер!
Не знаю, отчего тебя так интересуют композиторы. Но если ты сейчас не зажжешь свет и не найдешь горшок – то точно обмочишься!
Епрст! Совсем забыл! Блин! Где эта долбаная свеча?!
А, вот она… Огниво… Кресало… Быстрей, блин! Черт – по пальцам попал! Так, затлело! Раздуваем… Поджигаем фитиль…
Елки-палки – где я?!
Найдя горшок и справив нужду – едва разобрался со штанами, черт бы их побрал! – засунул «ночную вазу» (ага…) под кровать. Взялся за гудящую голову и еще раз огляделся. Уже более тщательно.
Замок Иф, блин…
Каменный каземат с махоньким зарешеченным окошком под потолком. Сейчас темным – ночь. Кондовая деревянная кровать из толстенных плах – или топчан? Еще имеется такой же кондовый стол со стоящей на нем потухшей свечой в подстаканнике… в смысле в подсвечнике. И кувшином с водой. И не менее кондовый стул. На кровати лежит шинель – я ее вместо одеяла использовал. На стене – на гвозде – висит треуголка. Все. Ну, еще горшок под кроватью, ага…
ГДЕ Я?!
В тюремной камере форта Каре.
ЧЕГО-О?! Что я здесь делаю?!
Посажен за связь с Огюстеном Робеспьером…
Э?… Он же Максимилиан. Я точно помню!
Младший Робеспьер – брат Неподкупного! Оба гильотированы десятого термидора… А меня арестовали как подозрительного декаду спустя – двадцатого термидора Второго года Республики… И вот уже полторы декады идет следствие, а я жду его результатов…
А?…
Ну, десятого августа тысяча семьсот девяносто четвертого… Сейчас двадцать четвертое по старому календарю. Или шестое фрюктидора по новому…
Мать моя женщина… Ничего не понимаю. Лег спать. Никого не трогал… Где хоть этот форт Каре находится?
В Антибе…
ГДЕ ЭТО?
В Южной Франции… Недалеко от Ниццы…
Здравствуй, белочка моя… Какая Франция? Какой тысяча девятьсот… тьфу! СЕМЬСОТ девяносто четвертый год?! Какой, на фиг, фруктодор?! И ведь не пил же ничего! И не фкуривал!! С чего вдруг?!?!
Не фрУктОдор. А фрЮктИдор. Месяц урожая. Фрукты когда собирают… Новый республиканский календарь, введен в действие декретом Национального Собрания.
Не, ну я понимаю – фруктовый сезон, да… «Золотая осень». Время урожая… «А-а за ни-и-им – и сва-а-адьбы!.. Ы. Ы-ы-ы…» «Придем к изобилию» – последний официальный портрет товарища Сталина…
Блин, голова буквально раскалывается…
Точно, белочка… Или шизофрения? Белочке просто взяться неоткуда… Я ж ничего про все эти Национальные собрания, фруктодоры, а уж тем более про форт Каре – ни сном ни духом! Отрывки только из того, что в школе учили, да в тырнете прочитал… А вот подсознание – оно может…
О-е… В психушке я – точно… Больше негде. В палате номер шесть.
Да, похоже на то: никогда ничего подобного от себя не слышал! Даже когда меня комиссары арестовывали…
Какие комиссары?!
Да комиссары Национального Конвента, тупые трусливые сволочи…
Почему тупые и трусливые сволочи??
А по чьей милости я здесь сижу?! Ни за что! Вместо того чтобы быть с армией в Пьемонте! (Пьемонт – это Северная Италия – если ты забыл!) И действовать по мной же самим разработанному плану!! Но нет – им не хочется воевать, дуракам!.. Страшно вылезти за пределы любимой Белль Франс!.. А понять того, что только наступлением мы можем надежно обороняться – у них не хватает мозгов!
У-у!.. Плохо-то как… Но я-то помню, что никаких планов вторжения в Пьемонт не разрабатывал… Потому что не мог разрабатывать никак. Аминь. Так что точно – шизофрения… Печально, господа, но приходится признать сей факт… В чем и надо будет честно сознаться доктору завтра поутру на обходе. А то не миновать мне, чую, галоперидола… Или чем там нынче скорбных головой пользуют…
Что за странная идея, черт побери? Или это действительно тюремное заключение так влияет на рассудок? Всего за четырнадцать дней! А ведь сколько мне здесь сидеть – совершенно неведомо! Во что я превращусь, когда за мной придут, чтобы отвести на гильотину?
На гильотину? Вот и хорошо! Пусть скорей приходят… Нет надежнее средства от головной боли!.. Лечь, пожалуй, надо. И – я же тут кувшин видел? – компресс на голову сделать… А то я так до гильотины вообще не доживу! Есть тут какая-нибудь тряпка?!
Носовой платок.
Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество! Так… Платок намочить. На лоб и – лечь… Уф-ф… Полегчало хоть немного. Сейчас бы поспать еще – тогда, глядишь, поутру мозги осядут после взбалтывания. И весь этот бред забудется как дурацкий сон… Тоже, блин, придумают – на гильотину… Наполеона! За связь с Робеспьером! Блин – сейчас опять засмеюсь… Гы…
Что тут смешного? После того как жирондисты гильотинировали его, его брата и всех главных монтаньяров связь даже с младшим братом Максимилиана – это верная смерть! А я еще и обязан ему всем!
Кому?
Огюстену Робеспьеру разумеется, черт побери! Ты что – действительно все забыл?! Это он настоял на присвоении мне звания после взятия Тулона! Без него никто бы и не почесался… И именно он привлек меня для организации итальянского похода!
Засыпаю, извини… И соображаю уже плохо. Однако – приходит в голову первая самостоятельная мысль: что-то тут не так…
Шаг, еще один, еще один, поворот… Шаг, еще, еще, еще, еще – поворот! Пам-парам – парам-парам-пам… Пам-парам – парам-парам-пам…
– Пам-парам!..
– Хорошо живет на свете Бо-на-парт!
– В голове его опилки – он нач-арт!
– И не важно, чем он занят…
– Если он худеть не станет!
А он худеть не станет, если, конечно, не похудеет внезапно на длину головы… Черт все побери!
Императором он станет – как пить дать!!
Черт! Что лезет в голову?! И в самом деле – опилки какие-то…
Чем я занимаюсь? Бегаю по камере.
Голова у меня прошла. А заодно наступило утро. И мой разум вступил в свои права и начал осознанно мыслить.
И обнаружил, что я – по-прежнему Наполеон!
Три тысячи чертей! Уж лучше бы я оказался поручиком Ржевским!
А еще лучше – графом Монте-Кристо! Тогда бы из ближайшей стены сейчас выкопался бы аббат Фариа и предложил бы поменяться с ним местами в похоронном мешке. А еще бы и сокровища кардинала Спада в придачу!..
Мне ни черта не приснилось! Бонапарту и в самом деле светит гильотина! И именно за связь с Робеспьером! А я напрочь не помню ничего такого в его биографии! И еще – он почему-то не командующий Итальянской армией. А только начальник артиллерии! А командует вообще какой-то, этот, как его?… Дюгомье! Кто это вообще такой?! И армия эта уже успела вторгнуться в Италию!! Еще весной! Уж не знаю, глюк это у меня (или у Бонапарта) или нет – но мне этот расклад не нравится!
И еще странность: генеральское звание – прямо из капитанов! – мне – ну, Наполеону, так я теперь он и получаюсь! – присвоили в начале года за взятие Тулона. Тут все вроде нормально – я помню, что именно там он и отличился первый раз. Но! Я помню весь ход компании – наполеоновская-то память в отличие от моей не пострадала! – помню отчаянную атаку на Малый Гибралтар – ключевой пункт Тулонской обороны – помню, как шел во главе штурмовой колонны, навстречу изрыгающим смерть вражеским позициям и как потом мои ребята громили артиллерийским огнем английские суда в гавани… Помню.
Но я абсолютно не помню НИКАКОГО Аркольского моста! Ну, все же классику проходили: «А все Аркольский мост и вечные французы!» Да и Андрей Болконский в свое время своими рассуждениями про этот Аркольский мост поддостал изрядно… Так вот – я сильно подозреваю, что никакого такого моста в Тулоне вообще нет!
В ЭТОМ Тулоне. И вообще в ЭТОМ мире.
Вот именно. Очень похоже на то, что я угодил НЕ В НАШУ историю. Что, кстати, и должно было быть – ибо в прошлое вернуться невозможно. В принципе. Все равно, что укусить себя за затылок – уже сама попытка может привести к печальному результату. А раз так – то и Бонапарт мой может оказаться СОВСЕМ ДАЖЕ НЕ ТЕМ Наполеоном. А, может, и никем не оказаться… Отчекрыжат ему голову – и привет. То есть – МНЕ отчекрыжат, черт побери! И в достаточно близкое время! Поэтому сидеть тут и дожидаться – я не желаю. Так что я решил бежать.
Правда, боюсь, от моих решений мало что зависит. Ибо Наполеон номер один – слава Богу хоть он перестал меня донимать, уконтрапупившись до состояния всего лишь памяти (ну – иногда еще внутреннего голоса, но это терпимо…) – еще в самом начале изложил мне, почему отсюда сбежать невозможно. И сейчас только хмыкает на очередную мою завиральную идею. Вроде гениальной придумки придушить тюремщика, что носит мне еду, переодеться в его одежду и так выбраться наружу…
Впрочем, я этого тюремщика уже видел – приходил он. С утра. Принес завтрак. Завтрак, как ни странно – ничего. Хотя и не из ресторана. Но и мне и Наполеону приходилось питаться и похуже. Так что сожрали все принесенное. Сожрал я. А не мы, черт побери! Если уж я и рехнулся – то давайте это будет сумасшествие без раздвоения личности!.. Короче – завтрак оказался нормальный. А вот тюремщик – не очень. Ибо был старше Наполеона чуть не втрое, телосложением напоминал согнутую вешалку и двигался, припадая на одну ногу. Ветеран крепостного дела, блин… Поседевший в здешних казематах. Придушить-то мне его, может, и удастся. И даже переодеться. Но вот дальше… До первого поста.
А может, подкупить тюремщика частью сокровищ кардинала Спада? Да, это был бы крутой ход. Но, боюсь, результат выйдет такой же как и в оригинале… То есть – нулевой. Да еще с зачислением меня в сумасшедшие… Ага… Только от гильотины оно меня вряд ли спасет. Не те времена…
Слушай, а если не выбираться из замка… то есть из форта?
То есть?
Да сбежать из камеры – и спрятаться здесь внутри. Я же помню – твоей памятью – как меня вели сюда после ареста. Тут такие закоулки – неделю скрываться можно гарантировано при малочисленности гарнизона. Я не шучу! Мы в похожих катакомбах в прятки играли – в шаге человек проходит и тебя не замечает! И никто, кстати, не станет искать сбежавшего арестанта в самой тюрьме! Зачем ему в ней оставаться, если сбежал? Дождемся вечера, обед и ужин сэкономим и – вперед! Заныкаемся. А потом, как шухер уляжется – что-нибудь придумаем насчет выбраться наружу.
Гм… В этом что-то есть… Только продумать надо тщательнее. И подготовиться получше…
Глава 35
«На свободу – с чистой совестью!»
Однако этому поистине наполеоновскому плану не суждено было претвориться в жизнь.
В коридоре загремели шаги, и я сразу понял – уж не знаю, каким чутьем, а может, просто опытом Наполеона – что это идут ЗА МНОЙ. Ну вот и закончилось перемещение во времени… Или – глюк несостоявшегося императора. Сейчас все и выяснится, окончательно и бесповоротно – кто кого, так сказать, распнет…
Скрежетнул замок. Лязгнул засов. В распахнувшуюся дверь в сопровождении давешнего тюремщика вошли трое. Донельзя официального вида. По какому во все времена можно безошибочно опознать чиновников. Память услужливо подсказала фамилии: Альбит, де Лапорт, Саличетти. Троица, и упекшая меня сюда. Причем скотина Саличетти был моим земляком и именно благодаря ему я и смог в свое время попасть на должность замначарта в Тулонскую армию после бегства с Корсики…
– Наполеон Бонапарт! – провозгласил Альбит.
– Да… хр-гхм… Это я!
– Следствие по вашему делу решено прекратить. Ничего уличающего вас в принадлежности к подозрительным элементам, могущим нанести вред Французской Республике, не обнаружено. В то же время ваши военные дарования и знание театра, на котором проходит военная кампания, могут быть полезны делу народа. Поэтому – вот приказ о вашем освобождении, гражданин! А вот ваша сабля. Вам надлежит вернуться к исполнению своих обязанностей, генерал!
Е-кэ-лэ-мэ-нэ!..
Да, теперь я понимаю тот анекдот про мазохиста: зато когда промахиваешься – вот это ка-айф!
Облегчение ударило такое, что я чуть не взлетел. Все-таки Наполеон – еще сущий мальчишка! Что и неудивительно, если подумать – двадцать пять лет всего от роду! (И что, пожалуй, самое смешное – только что, буквально, исполнилось: пятнадцатого августа! Вот прямо в этом каземате и встретил, блин!.. Романтика… Но я, однако, судя по своим воспоминаниям, постарше буду – и намного. И чего меня именно в пацана закинуло?) Руки сами буквально выхватили протянутую саблю и перевязь. От улыбки – пусть и скупой – в каземате явственно посветлело. Или это глаза сверкнули? Еще поживем, черт побери!
– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – Фраза сама сорвалась с языка. – Лед тронулся! Я прямо сейчас могу выйти отсюда?
– Разумеется, – сухо подтвердил Альбит, явно не понявший про заседателей.
– Тогда не смею более обременять вас своим присутствием, граждане! – я подхватил с кровати шинель и треуголку с гвоздя («На нем треугольная шляпа – и серый походный пиджак!» Ага). – Революционное Отечество в опасности! Мы не можем терять ни минуты!
Подойдя к двери из камеры, я остановился напротив тюремщика и возложил ему на плечо руку.
– Благодарю за службу, боец!
Боец надзирательного дела чуть не упал. Но моя могучая длань удержала его в вертикальном положении.
– Служи дальше, храбрый старик! – продолжал я, чувствуя, что меня несет, но не в силах был остановиться. – И запомни, что я тебе сейчас скажу! – Я приблизил свое лицо к его лицу и произнес голосом оракула, доверяющего слушателю самое сокровенное:
– Бог – ВСЕГДА на стороне больших батальонов!
После чего отпустил совершенно уничтоженного великой истиной бедолагу и вышел в коридор, привычно придерживая рукой саблю. Теперь осталось только получить назначение в командармы – и дело в шляпе!
Рано я обрадовался… И к тому же я все-таки явно угодил не в нашу историю. А в альтернативную. Ну – судите сами…
В Ницце, в штабе Дюгомье – так, блин, и не вспомнил, кто это такой! В смысле я не вспомнил – не Наполеон… – мне искренне обрадовался только один человек. Мой адъютант лейтенант Жюно.
Между прочим – неплохой парень, судя по всему. Во всяком случае, так считает Наполеон. А я, помня его памятью обстоятельства знакомства, склонен согласиться. Во всяком случае, не всякий способен шутить, когда его засыпает землей упавшее рядом ядро. И не всякого солдаты выбирают своим сержантом. (Оказывается во Французской революционной армии командиров солдатЕГи вполне себе выбирали. По крайней мере младших… Н-да, ничто не ново под луной…) И – грамотный к тому же.
Остальные штабные… Меня встретили примерно как воскресшего покойника. Только не как благословенного Лазаря (Ну, который «Лазарь – встань!»), а приблизительно как восставшего зомби из голливудского фильма. И даже сам Дюгомье, который вообще-то к Наполеону вроде как благоволил, выглядел скорей растерянным, чем обрадованным.
Впрочем, причина такого его поведения выяснилась достаточно быстро. Едва успев бегло поздравить вашего покорного слугу – Наполеона то есть – с избавлением от гибельных подозрений, генерал огорошил меня известием о том, что меня вызывают в Париж для вступления в командование свежесформированной бригадой. У него, надо полагать – впрочем, я-Наполеон знал это точно, поскольку участвовал в разработке планов, – у Дюгомье были на меня кое-какие виды в предстоящих боевых действиях. И виды немалые. Поскольку сам он особыми военными талантами не отличался. Но… В армии приказы не обсуждаются.
Таким образом я, не успев, что называется, даже лыжи снять, вынужден был срочно прыгать в сопровождении верного Жюно в ближайший дилижанс и двигаться в сторону «городу Парижу». В этой, блин, спешке я даже помыться не смог. А уж то, что ехать пришлось в том же задрипанном мундире… Как выяснилось, в генеральском гардеробе не было предусмотрено запасного комплекта формы. Но что меня еще больше озадачило – такое положение дел для всех здесь выглядело, как бы не в порядке вещей. Во всяком случае – судя по реакции Жюно. Когда я сказал ему об этом. Он так простодушно удивился, как будто я… Даже не знаю… Предложил бы совершить нам с ним намаз, что ли? По-моему Жан – это его так зовут: Жан Жюно, не знаю как кто, а я сразу запутался и какое-то время не мог запомнить – решил, что я просто шучу. Ну и бог с ним – повезло, будем считать…
Меня только хватило – хотя скорей не меня, а Наполеона – на то, чтобы черкнуть несколько строк матушке в Тулон и братьям по их месту службы. А также выбить из штабного каптенармуса (или интенданта?) недополученные за время отсидки деньги – и приложить их к письму домой.
Не то чтоб у меня самого сильно много имелось в тот момент в кармане, но значение семьи для Наполеона оказалось для меня натуральным откровением. Как-то не ожидал я подобного от «чудовища Буонапарте». А вот поди ж ты!.. Впрочем, память – наполеоновская, опять же, с которой я потихоньку начал разбираться – подсказывала, что так обстояло всегда. И семья их вообще отличалась исключительно дружной атмосферой и взаимопомощью. А значит, не таким уж самовлюбленным эгоистом был будущий потрясатель Европы, каким его изобразил Лев Толстой. Да и не только он один… По крайней мере – в молодости.
Кроме того, ничуть не меньше отношения к семье меня ошарашил тот факт, что этот, блин, кандидат в монархи, будущий узурпатор и душитель революции оказался, при всем при том, отъявленным якобинцем и сторонником республики! (Чему, как выяснилось, нисколько не противоречило штудирование им записок Цезаря, числимого Наполеоном как раз в величайших революционерах. На основе деяний, ага… Такая вот диалектика. А помимо этого – он еще и Руссо шибко уважал. С небезызвестным высказыванием: «Ничто на земле не стоит цены крови человеческой!»).
И это при всем при том, что якобинцев на данный момент уже в основной массе поотправляли на гильотину! Правда, крайним монтаньяром он все же не был. И многие действия робеспьеровского Конвента считал неверными. А то и дурацкими. В частности массовый террор. Но – как ни странно – сторонником решительных мер являлся однозначно. Впрочем, сторонниками решительных мер в текущий момент были решительно все – от крестьян и простых горожан, страдающих от произвола революционных властей и шаек дезертиров, рыскающих по стране, до так называемых «не присягнувших» священников, с оружием в руках боровшихся против воцарившегося безбожного государства… Революция, так ее и разэдак…
Хотя применительно к Наполеону причина была достаточно проста. Будучи по происхождению дворянином, но не аристократом, он своими глазами видел, к чему привела страну монархия. И совсем не хотел возвращения прежних порядков. Бурбоны – вернись они на трон – в полном соответствии с формулировкой «ничего не забыли и ничему не научились» первым делом восстановили бы привычный им старый добрый феодализм. А этого бывший офицер заштатного гарнизона совершенно не хотел. Как не хотело реставрации подавляющее большинство населения Франции. И против чего упорно сражалось. Робеспьер же и монтаньяры просто максимально последовательно и радикально выступали именно против такого поворота дел. Ну и Наполеон за компанию, ага… Черт знает что!..
В добавление ко всему наши с Наполеоном личности оказались едва ли не полными противоположностями.
До такой степени, что я даже представить был не в состоянии, как их можно совместить. Уж кто и зачем такое устроил – бог весть. Но я бы этому умельцу с большим удовольствием высказал бы отношение к таким экспериментам. Да… Если бы добрался…
У Бонапарта оказался ярко выраженный левополушарный тип мышления. Абстрактно-логический. Чем и объяснялись его математические способности. А я – голимый гуманитарий, из всей математики твердо помнящий только таблицу умножения. То есть как раз – вправо перекошенный. (В смысле полушарий.) Думается, именно этому обстоятельству я и был обязан наличием «внутреннего голоса» – так сказать «Наполеона внутри себя». Потому как полного замещения личности при моем возникновении явно не произошло. А вместо этого мы, похоже, получили каждый по полушарию Бонапартового мозга. Он – свое левое. А я, соответственно – правое. Хорошо еще, что командовать парадом досталось мне, а не ему… Хотя и от получившейся конструкции спятить можно было – как два пальца… Сами понимаете, что сделать.
Как с той же математикой. Я уже сказал, что кроме таблицы умножения, ничего твердо не помню. Хотя и проходил, конечно, и бином Ньютона и интегральное исчисление – как все, ага… Ну, знаю еще некоторые прикладные формулы… Однако уже на квадратных уравнениях начинаю путаться. Наполеон же играючи разгибал интегралы – причем в уме! А я от этого действия мог понять только результат. Сам в процессе вычисления не участвуя. И от этого впадая в весьма странное состояние… Нечто навроде транса. Или нирваны… Так что я теперь вполне могу на эстраде выступать – как человек-счетчик. Будет хоть какой-то заработок. Если в императоры не возьмут… Пару раз я даже Жюно напугал. Пришлось объяснять, что глубоко задумался…
Кроме того – возраст и темперамент.
Хотя бы уже то, что я «сова» а он «жаворонок», несколько напрягало… Хотя это и мелочь, в общем. Но вот возраст – уже серьезнее. Я – по моим внутренним ощущениям, был постарше. Причем – сильно.
Как бы не вдвое… А Наполеон в свои двадцать пять выглядел едва не на восемнадцать – маленький, худенький, с черными длинными немытыми патлами, заплетенными на конце в небрежный хвост (да еще с голубыми глазами!) – я просто обалдел, когда мне удалось разглядеть себя в зеркало: бомж натуральный! Или хиппи… Только без хайратника. Или вообще беспризорник в обносках. Шаромыжник. (Ага: «Шер ами!») Хоть сейчас можно писать с персонажа картину «Конец Хитрова рынка»… Так при всем при этом он еще и по натуре был ярко выраженным гиперактивным типом. Электровеником буквально. В отличие от меня, лентяя…
По-моему, он даже думал раза в два, если не в три, быстрей моего. Что имело, конечно, свои преимущества – поскольку плоды раздумий пожинал я – но зато зачастую я и действия совершал, не успев понять, что делаю. Как, например, приключилось в тот раз, когда какие-то революционные гвардейцы на полпути к Парижу хотели реквизировать лошадей нашего дилижанса. Я еще только тупо соображал, кто такие эти выглядящие чистыми разбойниками с большой дороги оборванцы, а наполеоновская часть сознания уже выпрыгнула на дорогу и голосом, подобным звону ружейной стали грянула, что я – генерал Бонапарт и следую в Париж по делу, не требующему отлагательств… Я думал, что тут нам и конец. Однако опыт кадрового офицера сработал правильно, как оказалось. Солдаты смутились в первый момент. А второго – чтобы опомнились – Наполеон им не дал. Тут же потребовал командира, вступил с ним в разбирательства… И в результате через полчаса мы продолжали ехать дальше, принимая изъявления благодарности от успевших изрядно перетрухнуть попутчиков: времена были самые что ни на есть решительные, как я уже отмечал, и подобная встреча могла закончиться расстрелом на месте без суда и следствия – как гидры мировой контрреволюции…
Знаете, что после этого сделал сей «человек из стали и грома»? Всю оставшуюся до вечера часть пути он самозабвенно проиграл с детьми ехавших в дилижансе пассажиров. Чтобы развеять их испуг и развеселить… Я, в общем, и сам не чужд… Однако применительно к Наполеону?! Да еще учитывая тот успех, которого он добился, – под вечер дети его уже обожали… Мне практически не потребовалось вмешиваться – он сам прекрасно справился. Офигеть…
Но полностью убедило меня в альтернативности окружающего мира – и едва не добило, если честно признаться – то, что этот гений артиллерии, блин… и без дураков знаток математики, на фиг… оказался натуральным Маниловым! Совершенно беспочвенным мечтателем, склонным витать в облаках и строить грандиозные «наполеоновские планы», не считаясь с реальностью ни на копейку!
Всю дорогу до Парижа, невзирая ни на жутко некомфортный дилижанс (с неизвестно из чего сделанными рессорами и готовым рассыпаться от старости кузовом), ни на полчища блох, клопов и тараканов, атакующих нас на каждой ночевке в придорожных гостиницах, несмотря на шайки дезертиров, рыскающих по округе и вынуждающих пассажиров ехать с оружием наготове – всю дорогу этот утопист пробавлялся тем, что выпытывал у меня подробности о техническом прогрессе за истекшие двести лет. И воображал, как будет внедрять услышанное в жизнь.
Смешно – но мы с Наполеоном чуть не разругались. Внутри себя, ага… Уж очень его впечатлило, что я по профессии авиатехник и, стало быть, мы мигом запустим в небо Франции эскадры воздушных кораблей… И всем покажем кузькину мать, да… Впрочем, надо отдать должное – гражданские воздушные перевозки интересовали его ничуть не меньше. Воздушный путь в Индию, например… Для перевозки всякого нужного крестьянину товара, ага… Еле я от него отбился. Причем по ходу перепалки выяснилось, что Наполеон всегда жутко интересовался всем связанным с воздухоплаванием (ну, еще бы – по тем временам это было явление, сопоставимое с выходом в космос!) И даже как-то, будучи еще кадетом военной школы в Париже, предпринял попытку тайком прокрасться в корзину аэростата Бланшара на Марсовом поле – но был пойман… Видимо, он стал таким образом первым воздушным зайцем в истории, пускай и неудавшимся…
То есть мне-то сперва казалось, что это я сам вспоминаю… Пока я не сообразил, что получаются-то у меня классические «воздушные замки». Ведь ни технологии производства нитропорохов, ни гремучей ртути – я в деталях не знаю. А двигателя внутреннего сгорания, потребного для танков и авиации тут в принципе не может быть, потому что генерал Карно, вместо того чтобы изобретать цикл своего имени, занимается игрой в солдатики. То же касается и электричества… Хотя лейденские банки уже существуют, но до уравнений Максвелла – как до Луны пешком! Да и сам Максвелл еще не родился… Да что теория! Нет промышленной базы! Металлургическая промышленность не в состоянии лить сталь нужного качества. Потому что нет химии как науки – при отсутствии таблицы Менделеева. А металлообработка, по сути, вообще невозможна, ибо то, что тут есть из станочного парка – за таковой считаться не может ни при каких условиях.
Что уж говорить про банальную инерцию мышления… Первая в мире самодвижущаяся паровая повозка – телега Кюньо – была создана именно во Франции аж двадцать пять лет назад от текущего момента! И что? А ничего!.. Зачем, спрашивается, когда лошади есть? Родиной железных дорог в результате стала Англия. Просто потому, что там промышленность более развита. Да и то до того времени осталось еще ждать столько же – те же четверть века.
Да. Здесь вам не Рио-де-Жанейро…
Глава 36
«Если бы кто захотел кратко и одним словом охарактеризовать происходящее…»
– Брига-ада!.. Равняйсь! Смир-рна!.. Равнение на…
– Вольно!..
Я щелкнул крышкой часов и убрал брегет в часовой кармашек. Хороший хронометр. Немалых денег стоит. Но не в деньгах для офицера ценность такого механизма. Тем более для генерала.
– Сорок пять минут на построение на территории собственного лагеря, – сказал я подполковнику Флеро, командиру второго полка. Единственному старшему офицеру, оказавшемуся в расположении части. – Конгениальный результат… Толпа беременных тараканов двигается слаженней и быстрей. Где начальник штаба и зам по тылу? Вы послали за ними полчаса назад! Сколько я буду их ждать?!
– Не могу знать… – с лица подполковника можно было писать портрет принца Лимона пера Джанни Родари. Он совершенно очевидно не хотел быть крайним в сложившейся ситуации. Но… он именно им и был.
– А кто может? Пушкин?
– Гражданин генерал! Гражданин генерал!
– Ну чего еще?
К нам от линии построения бежал второй из наличествующих высокопоставленных лиц бригады. Комиссар Конвента Франсуа Леон. Юноша двадцати лет со взором горящим и с явным стремлением походить на не так давно гильотинированного Сен-Жюста. Правда, к счастью для него самого – сходство выходило скорей комическим. Не то не миновать бы ему участи объекта подражания. Судя по замашкам, Леон служил ранее где-то то ли секретарем, то ли распорядителем. И как попал на нынешнюю должность – было совершенно непонятно. Но на основании столь высокого назначения он, видимо, ощутил в себе недюжинный полководческий дар. Ибо до сего момента – даже несмотря на мое прибытие – именно он осуществлял общее командование. Нисколько не заботясь, похоже, наличием штатных офицеров…
– Что у вас, гражданин?
– Нужно произнести речь, гражданин генерал! По поводу вашего назначения командующим бригадой! Я уже заготовил тезисы, сейчас я вам их изложу…
– А может, вам еще и ключи от квартиры, где деньги лежат, отдать?
– Что… Простите, гражданин?..
– У меня приказ, – отчеканил Бонапарт. Все это время сидевший внутри меня тише мыши (и у него к этому имелись некоторые основания. Он сначала вообще хотел психануть и хлопнуть дверью, когда узнал, что его назначают командиром ПЕХОТНОЙ бригады. Да я его уломал: все ж таки опыт командования пехотной частью будущему императору никак не мог повредить – потому нечего становиться в третью позицию. Вот он и дулся на меня за то…), но сейчас не выдержавший, – НЕМЕДЛЕННО выступить с бригадой в Вандею. Но я даже отдаленно не мог себе представить, какой бардак я здесь обнаружу! Поэтому, – добавил я уже от себя, – засуньте ваши тезисы туда… откуда вы их высунули, встаньте вот здесь и впредь слушайте то, что я вам говорю, а не что вы мне говорите!
– Но позвольте!..
– Молчать, я вас спрашиваю! Половины личного состава нет на месте. Командиров – вообще только один! И я имею в виду не вас, Леон! Солдаты обмундированы черт-те во что! Огнестрельного оружия – едва у трети человек! Пушек – нет!! Маркитанток в лагере – чуть не больше, чем солдат!! И при всем при том – бригада не умеет даже строиться!! Вы с этим сбродом собрались идти подавлять мятежников?!
– Мы готовы умереть за дело Революции!
– Тогда не отнимайте у Революции времени и средств на ваше содержание – идите и застрелитесь! Но чтоб впредь я от вас не слышал никаких руководящих указаний! Иначе я сам вас пристрелю! Вам ясно?!
Наполеон, когда захочет – может быть страшен. Это я и раньше знал. Теперь же убедился на практике. Бедняга Леон заткнулся, побледнел и вытянулся по стойке «смирно». Точнее – в том, что он таковой считал. Но в данный момент это было уже не существенно.
– Значит, так, господа присяжные и заседатели… Распустите строй. А через полчаса… Нет – через пятнадцать минут! Приказываю всем имеющимся офицерам от роты и выше собраться на совещание. Лейтенант Жюно – обеспечьте помещение, бумагу, карты и свечи! И кофе! Будем составлять план по выходу из имеющейся задницы… Да. И вот еще что! Черт с ним, с начальником штаба – придет или не придет, это уже его проблемы!.. Но зама по тылу – достаньте мне хоть из-под земли! Это уже ко всем вам троим относится! Выполняйте, бан-дер-р-логи!
– Прошу прощения, гражданин генерал… – подполковник Флеро был на вид так мужчина лет тридцати. И по своему опыту посчитал нужным подсказать сопливому мальчишке в драном мундире. – Сейчас уже дело к вечеру… Не проще ли завтра, когда соберутся все полным составом выработать план похода?
– Полковник… – япона мама, в каком шкафу они тут все лежали? – Ни о каком походе не может быть и речи. Мы будем составлять план учебных мероприятий!
– Но… как же можно нарушить приказ о выступлении в Вандею?
– Очень просто! В силу полной неготовности бригады к боевым действиям! И пока этой готовности не будет – я никуда вас не поведу! Вандее придется подождать!
Совещание. Не первое. А очередное… Или все же то самое, только с перерывами затянувшееся на две недели?
Я, конечно, знал, что Наполеон спал по четыре часа в сутки. Но как-то ни в форте Каро, ни по пути в Париж этого за собой не замечал. А вот сейчас… Какое там – «четыре часа»! Как получится! Когда и вообще ни одного! Этот трудоголик не иначе задался целью всех загонять насмерть, не отправляясь ни в какую Вандею. Работа со штабом. Обучение офицеров тактике противопартизанских действий (я ее не очень знаю, а то, что знает Наполеон, скорей относится к корсиканской межклановой герилье – но эти парижские добровольцы не знают ничего вообще!), обучение сержантов тому же, проверка изученного на практике – устраиванием маневров… Расчет потребного времени и снабжения для марша в эту самую Вандею (не близкий свет!). Доукомплектование бригады до полного состава. (Четверть солдат так и не обнаружилась, а штаб пришлось практически создавать заново – за счет полковых и батальонных офицеров. Командир первого полка полковник Бриан вообще не явился. Сказался больным. Тоже пришлось заменить. А кем?! Да одним из его комбатов, елки зеленые…) Выбивание недостающей амуниции – ибо хотя и есть в бригаде интендант, но он такой же увалень, как и остальные: пока не пнешь, не почешется… А еще и самому приходится во всем этом разбираться! Потому как я служил в технических войсках, а Наполеон хотя и командовал на Корсике полком местной милиции – и даже высаживался с десантом на Сардинию! – все же реально с пехотой дела не имел, тем более в таком количестве…
Голова пухнет! А самое главное, эти, блин, волонтеры Революции – они ж ничего не хотят понимать! Какой идиот придумал хохму про стадо баранов под управлением льва?! Его бы сейчас на мое место! Посмотрел бы в эти вытаращенные глаза… Ведь даже офицеры откровенно недоумевают от устроенной мной учебы!.. Только прямым тыканьем носом в их вопиющую некомпетентность мне удается удерживать их в подчинении. А ведь, казалось бы, простой факт, что смертность «парижских добровольцев» в Вандее превышает девяносто процентов – должен же был наводить их на какие-то мысли? Но нет! «Мы все как один – умрем в борьбе за ЭТО!» Цитата. Долбодятлы, блин!..
Хотя я все же не прав: сдвиги кое-какие есть…
Мне потребовалось два часа, чтобы объяснить Леону в чем заключаются его комиссарские обязанности – он с одного раза не понял! Зато сейчас вроде не в свое дело не лезет. А занят тем, чем и должен – идеологической накачкой и культурно-политическим просвещением личного состава… Кстати – Наполеон очень даже в этом помог: он когда-то, еще до Революции, в своем полку унтер-офицерам регулярные политинформации устраивал – газеты читал, объяснял текущую ситуацию… Причем отнюдь не за короля агитировал! Такая вот подробность из жизни великого человека…
Слушаю привычные уже доклады. Пожалуй, ротных и батальонных командиров в дальнейшем на совещания можно не приглашать. Форма рапорта всеми боль-мень усвоена. И смысл вечернего «подбивания бабок» и планирования исходя из результата – тоже. Пусть теперь первичный разбор у себя делают и предоставляют рапорт полковникам, а уж те потом – мне… Опять же – экономия времени… Кроме того – имеется еще приятная новость: солдаты наконец-то научились держать строй! Не фонтан, конечно, но коробка на ходу больше не расползается…
– Молодцы! Чудо-богатыри! Еще, пожалуй, пару недель – и курс молодого бойца можно будет считать законченным! Поздравляю вас, господа – лед тронулся! Что еще? Как дела с гранатометчиками?
– Тренируются, гражданин генерал! С пращами не у всех получается, но это дело поправимое. Вручную стабильно мечут на дистанцию в пятьдесят футов… Виноват – двадцать метров!.. Изготовление гранат в соответствии с планом…
– Хорошо! – это я сам придумал. От безделья рукоделье… Называется: «Пушек нет – возьмите бубен!» По два гранатометчика на каждое отделение. Вместо пулемета. Не ахти что – но в тех местах может оказаться для противника весьма неприятной неожиданностью. Да и все равно ничего больше своими силами соорудить не успеваем. – Что по второму варианту?
– Первый образец послезавтра должны собрать. Остальные – по результатам испытаний…
Хоть бы получилось! Вот это тогда была бы вундервафля! Легкая катапульта. Швыряющая фунт пороху с картечью на полтораста метров. И переносимая по полю боя тем же отделением из десяти человек (боезапас тоже тащить надо). Десять штук будет, если опытный образец сработает правильно… Вместо минометов. А вы что думали? Что я просто так погулять вышел? Нет уж – что по силам – то мы спрогрессируем обязательно… Ибо совместный труд для моей пользы – он облагораживает! Цитата!
Так, кто у нас следующий? А, интендант! На сладкое…
Этого надо послушать внимательней. Этого я озадачил безжалостней всех – фактически поставив пред ним задачу выкроить семь шапок из одной шкуры, причем шапок полноразмерных, без дураков. Но вроде мужик крутится. И даже результаты кое-какие обещают быть… Упс!.. Что?
– Что значит: «С обувью проблемы, возможно, удастся?..» Конкретней, пожалуйста! Сколько раз уже просил формулировать доклады однозначно!
Мнется. Чего он там нахимичил? Хотя я сам же ему прямым текстом разрешил любые аферы – лишь бы со снабжением был порядок. Но тут он что-то явно сугубо хитрое замыслил, раз сообщать не торопится…
– Мне удалось договориться с секцией нашего предместья, – наконец выдает интендант формулировку. – Если мы им предоставим на неделю тысячу человек, то они пожертвуют нам необходимое количество обуви и запас кожи для ремонта – как патриотическое деяние…
Патриотизм, блин… По бартеру! Какой дурак сказал, что революции делаются на энтузиазме? Нет, куда ближе к истине был другой классик – сидящий, кстати, здесь: «Для войны требуются только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги!» Но на неделю?.. Придется опять перекраивать все планы, черт побери!.. Зато – вопрос закроется кардинально… А, ладно – не в первый раз!..
– Хорошо. Организуйте. Надеюсь, солдаты им нужны не для захвата власти?
– О, что вы! Нет! – заверяет интендант, обрадованный моим решением.
– Что с полевыми кухнями? – не даю я ему возможности расслабиться.
С этим вопросом – вообще анекдот. На грани клиники. НИКТО не хочет заниматься. Про военный Комитет вообще молчу. Командующий там бывший артиллерийский капитан Обри – такой дуб, что к нему надо сразу подходить с ящиком динамита. Иначе не прошибешь. Но и для остальных эта идея оказалась как для барана новые ворота… Специально потратили целое совещание, на бумаге считали времязатраты, очевидную выгоду – все согласны… Но – «не первостепенной важности!» Блин! Родил даже новую максиму: «Желудок – такое же оружие солдата, как и его ружье!» – но толку никакого… «Ну зачем нам эти излишества?»! Повбывав бы!
– В первом полку нашлись люди – из рабочих – говорят, что могут сделать одну сами, если им позволят договориться в их квартале… Но для этого их придется отпустить тоже на неделю.
Оба-на…
Это что – лед действительно тронулся?! Хоть что-то начало работать? В данном случае – призывной контингент. То есть – добровольческий. Солдаты-то – да и офицеры в основном тоже – все из рабочих предместий. Подавшиеся в армию от полной безнадежности и желающие действительно защитить республику от роялистов и спекулянтов, лишающих народ хлеба. Но по этой же причине все они – бывшие сторонники Шометта и Эбера. Санкюлоты, блин… А по нынешним временам – и Робеспьера, как проводника террора. У меня вообще складывается мнение, что посылку добровольцев в Вандею термидорианский Конвент предпринял в немалой степени с целью избавиться от лишних смутьянов. И это же, кстати, хорошо объясняет и назначение сюда Наполеона – как вполне подозрительного. В Вандее если не всех, то большинство поубивают озверевшие от революции крестьяне и таким образом в Париже станет меньше причин для головной боли. Оттого и со снаряжением такой бардак – на смертников еще и деньги тратить? На энтузиазме повоюют… Я, кстати, и Леона в этом же направлении ориентировал… Не в смысле смертников. А в смысле энтузиазма. Так что мы теперь даже и название имеем соответствующее: бригада имени Парижской коммуны. Ага: «Смер-ртельный Летучий Отр-ряд Пролетарского Гнева»! И во главе – лично Наполеон Бонапарт!.. Кстати – название я предложил. Уржаться можно. Но – работает: народу нравится. А сейчас вот, похоже, и до коммунистического энтузиазма дошло… Но, как говорится, чем бы народ ни тешился – лишь бы на пользу дела!
– Хорошо! Пусть займутся! Но не одну, а – две! За исполнением проследит командир полка! Тяжкий вздох одного из присутствующих мы проигнорируем: «А кому сейчас легко?» – шутка вызывает ухмылки. Удивительно: неужто и в самом деле народ начал меня поддерживать? Ну… Может быть, таки удастся получить в итоге хоть какую-то воинскую часть, а не цыганский табор… – Что у вас еще? Все? Тогда… – вытаскиваю часы, смотрю, отщелкнув крышку (будто и так не знаю, что сейчас ночь). – Три часа… Совещание на сегодня окончено! Прошу всех заняться своими делами. Но напоминаю: через полчаса у нас плановая учебная тревога! Так что спать никому ложиться не советую! Все! Расходимся!
– Ваше превосходительство… – это Флеро. – Ну надо ли так изнурять людей? Ведь мы не в боевых условиях…
Вот тип. Исполняет все, что приказываю. Но при этом – все время зудит на предмет «Зачем это надо?» А поскольку он один из старших по возрасту командиров – к его мнению необходимо прислушиваются остальные. Выгнал бы… Да придраться не к чему – командует вполне исправно. Однако всему лишнему – на его взгляд! – сопротивляется как ишак изучению грамоты…
– Чего вы добиваетесь? – продолжает между тем этот отважный зануда. – Чтобы к моменту выступления солдаты попадали с ног от усталости?
– Фельдмаршал Флеро! – я тоже не упускаю случая слегка его подколоть. Такая вот уже своеобразная традиция: один все время ноет, другой – дразнится… – Я добиваюсь того, чтобы выступление в поход солдаты восприняли как отдых! В полном соответствии с правилом графа Суворова-Рымникского: «Тяжело в ученье – легко в гробу!» А это, между прочим, на данный момент лучший полководец мира! Стыдно не знать! Да и насчет того, что мы сейчас не в боевых условиях – вы тоже не правы. Ибо когда дойдет до дела, враги не станут спрашивать, в каких условиях мы находимся – а просто начнут без лишних слов нас всех закапывать вместе с бригадой… Единственный способ избежать такого печального конца – это учиться, учиться и учиться военному делу настоящим образом! Потому чем больше мы сейчас усвоим – тем меньше мы потом потеряем!
Господа… то есть граждане офицеры уходят. Завороженные силой моего умищща. Похоже, мне удалось их впечатлить за эти дни… А как утверждал все тот же Александр Васильевич: удивить – значит победить! А если и не он это придумал – все равно правильно! Я вас научу родину любить, навуходоносоры африканские! Это вы просто с русским сержантом до сих пор не сталкивались…
Слушай, прерывает мои рассуждения внутренний голос, а что – в ваше время действительно считают, что Суворов лучший полководец мира?
Вот же ж твою ивановскую… И этот туда же! Как будто не слышал никогда такую фамилию! Поэтому я ограничиваюсь коротким:
– До твоего появления – да!
От скромности еще пока никто не умер…
Ну вот и месяц пролетел… И вот – результат.
Как говорится – все, что нажито непосильным трудом…
– Генерал Бонапарт! Вы отстранены от командования бригадой!
– На каком основании, господин Обри?
– На основании вопиющего неподчинения приказам!
Об морду президента военного Комитета можно поросят забивать. Настолько она монументальна. Чувствуется старый служака. Завоевавший свое звание беспорочной службой. А меня-то есть Наполеона, но я уже как-то мало это различаю последнее время: тело-то одно! – не миновали ни пули, ни осколки, ни штыки (могу штаны снять и показать шрам, заработанный в рукопашной под Тулоном). Так что еще вопрос, кто кому должен подчиняться!.. Этот момент уже возникал – еще при получении назначения. Но тогда я Бонапарта удержал. Сейчас он пока сам сдерживается…
– Мои рапорты о состоянии бригады все имеются у вас! Из них легко видеть, что месяц – минимальная задержка для подготовки к походу в таких условиях!
– Ваши вздорные доклады о небоеспособности бригады вряд ли послужат оправданием вашего неповиновения! Комитету лучше знать – когда бригаде выступать, а когда нет. В результате вы сорвали все планы действий наших войск против роялистов. Что вылилось в неоправданно высокие потери вышедших в назначенный срок других частей! Именно во избежание дальнейшего ухудшения ситуации я и отстраняю вас от командования…
Ах ты, старый пень… Вздорные?! Сорвал планы? Галочку тебе надо было поставить в отчете, да?!
– Я не могу запретить вам, ГРАЖДАНИН Обри, отдавать приказы, какие вы считаете нужными… Весь состав моей бригады может подтвердить, в каком состоянии она была и в каком находится теперь. Я обращусь в Комитет Общественной Безопасности – лично к Баррасу. Мы знакомы с ним по Тулону, и я не думаю, что он забыл мои заслуги перед Республикой!
– Не спешите, ГОСПОДИН Бонапарт! Все не так просто!.. Кроме факта прямого неповиновения есть еще кое-что… И, думаю, оно очень не понравится ГРАЖДАНИНУ Баррасу, когда он с ним ознакомится…
– Что именно?
– Растрата казенных средств. Финансовые махинации с имуществом вверенной вам бригады в особо крупных размерах… Использование солдат для работ, не имеющих к делам бригады никакого отношения…
– Вы не хуже меня знаете, для чего это делалось! Как знает такие вещи и Баррас. Я буду настаивать на разбирательстве дела в Комитете Общественного Спасения!
Что, съел? Попробуй-ка переварить такую пилюлю. Даже и в наши-то времена не всякому подобное удавалось. А уж сейчас-то…
– Господин Бонапарт. Вы вынуждаете меня… – теперь личина Обри выражает скорбь. Ну, примерно как могла бы скорчить подобную гримасу бронзовая статуя Командора. – Только из-за вашей молодости я собирался применить к вам столь мягкие меры! Понимая, что вы не располагаете достаточным жизненным опытом и судите об окружающем с точки зрения пылкой юности! Только поэтому – повторю! – я и ограничился отрешением вас от должности. Но если вы упорствуете… Я не думаю, что гражданин Баррас вообще захочет иметь дело с человеком, арестованным за антиправительственную деятельность!..
– Это в чем это такая деятельность выражовывалась?
– Извольте. Распространение среди офицеров бригады пораженческих настроений… Фактическое отстранение вами от исполнения его обязанностей комиссара Конвента гражданина Франсуа Леона. Ведение антиправительственной пропаганды. И, наконец – подготовка мятежа по свержению власти Конвента в пользу Парижской коммуны! Я могу арестовать вас прямо сейчас. Если вы по-прежнему отказываетесь выполнять мои распоряжения! А позже будут арестованы и офицеры вашей бригады, несомненно, состоящие в заговоре!
Видимо, Обри подал какой-то незаметный сигнал, потому что как раз в это время двери кабинета распахнулись, и из коридора вступил наряд караула с ружьями под командованием лейтенанта…
Вот такого поворота я как-то не ожидал. Он что – рехнулся? Или он всерьез рассчитывает раскрыть роялистский заговор в бригаде, сформированной из парижских рабочих?.. Блин! Идиот – это я! Вот как раз рабочие-то и были основной массой всех роялистских выступлений после термидорианского переворота! Я ж об этом читал! Так что не такая уж и дурацкая мысль пришла в голову этому дубу…
Только… Только что он тогда со мной разговоры разговаривает? Арестовал бы сразу – да и дело с концом!.. А так… Стоп. Что он сказал: «Я могу арестовать вас прямо сейчас. Если вы по-прежнему отказываетесь выполнять мои распоряжения!» Если я по-прежнему отказываюсь… Так это он ВСЕГО ЛИШЬ так меня с бригады снимает?! Во исполнение своего же приказа?.. Аффигеть… Я хренею, дорогая редакция!.. Революционная законность рулит! Послать его, что ли, за такой непарламентский ход? Так ведь арестует… А за мной и остальных потянет – наверняка. Чтоб самому отмазаться. И будет как минимум разбирательство… Которое закончится неизвестно чем и неизвестно когда… И хрен бы с ним – не в первый раз! Но что станется с матерью и сестрами? От братьев толку – никакого: хорошо еще, что сами прокормиться могут… А семья живет на мои деньги! Но и бригадой мне уже не командовать – это очевидно!.. Да провались ты в тартарары!..
– Я думаю, – в глазах Обри мелькнула насмешка над наглым юнцом. Сообразившим, в какую ловушку он угодил. – Самым приемлемым вариантом для вас сейчас, чтобы сохранить честное имя – было бы вообще выйти в отставку. По состоянию здоровья. Вы ОЧЕНЬ плохо выглядите, господин Бонапарт…
Ах ты, сволочь… Но обложил ведь со всех сторон! Наверняка знает мои семейные обстоятельства. Оттого и поставил в такое положение, что даже в морду ему не плюнешь… Остается только самому утереться. Да поблагодарить за науку…
– Хорошо. Я подаю в отставку. По болезни. Но позвольте тогда порекомендовать вам назначить командиром бригады вместо меня…
– В вашем совете, генерал, нет необходимости. Новый командующий бригадой уже назначен. И я даже думаю, что он вполне справится с принятием дел без вашего участия – вы очень нуждаетесь в лечении и отдыхе. Ведь последний месяц вы работали по двадцать часов в сутки!..
…!
– И кого же вы назначили?
– Я не обязан перед вами отчитываться! Но поскольку это все равно станет известно уже в ближайшие часы… Новым командиром бригады «Парижская коммуна» военный Комитет утвердил полковника Жерома Бриана. Человека достаточно опытного и взрослого для такого ответственного дела. Вы можете не беспокоиться по сему поводу. Жду от вас рапорт об отставке.
Это ж тот самый командир первого полка, который ни разу даже не появился в расположении – я проверял… Блин, какой же я дурак!..
– Засунь этот рапорт к себе в задницу! Это я подожду, когда ты сам ко мне приползешь! – дурацкие детские слова. Продиктованные прорвавшейся обидой. Но сил сдерживать Наполеона у меня больше не осталось.
С грохотом хлопает дверь. Бывший генерал Бонапарт идет по коридору. Как Штирлиц. Только – в обратную сторону. С рапортом, без рапорта – один черт, при Обри я здесь уже не появлюсь. А этот дуб врос тут корнями весьма крепко…
Глава 37
«Ох, где был я вчера!..»
Знаете ли вы, что такое зима в Париже?
Нет – вы не знаете парижскую зиму!..
Сопли и слякоть – вот что это такое. Сверху падает какая-то мокрая дрянь, снизу хлюпает мокрая грязь… А посередине хлюпают сопли в носу… А иногда все это еще и замерзает ледяной коркой.
И еще ветер… В кривых парижских закоулках он дует, кажется, даже когда стоит штиль. Причем со всех сторон сразу. Неожиданно набрасывается из-за углов, обрушивается с крыш, в относительно прямых переулках завывает как в аэродинамической трубе…
Вечером и ночью город вообще превращается в какой-то лабиринт… Бесформенное нагромождение каменных плит, углов, нависающих верхних этажей с черными провалами окон, едва освещенными огнями свечей (да и то далеко не везде). В темноте вдоль стен крадутся невнятные тени – то ли собаки, то ли бандиты, то ли вовсе невесть кто, а может, и вполне добропорядочные обыватели, всего лишь вынужденные поздно возвращаться домой. Поди разбери…
На площадях и пустырях горят костры. Чтобы дать возможность согреться бездомным. Очень странно – в разномастные обноски – одетые люди жмутся к огню: мужчины, женщины, дети… С не менее странно одинаковыми лицами – угрюмыми, обезображенными нуждой… Откуда они, кто они? Не спрашивай, если не хочешь услышать в ответ то, что тебе не понравится. Или вовсе ничего не успеть услышать, кроме звука ножа, входящего в твою плоть… Опасно ходить по Парижу ночью в год от рождения Христова одна тысяча семьсот девяносто четвертый. От начала же Великой Революции – третий…
И тут же рядом, в богатых кварталах – но словно в каком-то параллельном мире, в альтернативной истории, – веселый смех. Свет в ресторанах, музыка, рукоплескания в театрах, балы до утра с шампанским и оркестрами в роскошных особняках. Очаровательные женщины, по недавно вошедшей в употребление античной моде одетые в туники из прозрачного муслина, разъезжающие в богато убранных каретах и фиакрах… Утонченные разговоры в светских салонах… Райская жизнь! Откуда это все? А оттуда же – от Революции. Это победивший народ потребляет завоеванные блага через своих представителей. Кому, как известно – война, а кому – мать родна… Из получивших право бесконтрольно распоряжаться огромными государственными деньгами – редкий человек не удержится, чтобы не откусить кусочек… Много ведь – не убудет! Если был ты до того всего лишь каким-нибудь адвокатом или простым капитаном в отставке – какой аппетит ты нагулял за предыдущую небогатую жизнь!.. А во время еды аппетит, известное дело, имеет тенденцию к увеличению… Вот и сносит крышу у дорвавшихся до БОЛЬШИХ попилов и откатов: а ну, еще давай! А куда бешеные деньги тратить? Тоже ясно – на то, чего раньше не хватало: на пропой да на баб…
Так всегда было – во всех странах и во все времена. И при Робеспьере – при страшном Терроре – тоже было. Только не столь откровенно. Не любил этого Робеспьер. Потому и не высовывались. А сейчас – радость: Кровавое Чудовище прикончили! И не давит больше никому в Конвенте и Комитетах душу круглосуточный страх: на кого сегодня обрушится с обвинением Неподкупный? Несмертельно стало быть депутатом или членом правительства. Вот и гуляет народ – живы, слава тебе, отмененный господи!..
А еще мода распространилась среди богатой молодежи… Одеваться в вычурные одежды цветов королевского дома, носить несуразные прически «жертва» и «висельник» – как убирали волосы у приговоренных к казни: затылок выбрит, а по бокам космы – и душиться мускусом, как это было популярно при последнем короле. От этого и название – «мускадены». Их не так уж и много – не более нескольких тысяч. Но им не надо корячиться за корку хлеба. У них вдоволь еды, вина и одежды. И свободного времени. Поэтому они могут позволить себе сидеть в кофейнях у Пале-Рояль. И рассуждать о необходимости возвращения нормальной власти.
А еще они могут – драться с санкюлотами. Вид этих щеголей нелеп до смешного, но сами они отнюдь далеко не смешны. Особенно их залитые свинцом суковатые палки. Используемые в качестве решающего аргумента в политических спорах. За прошедшее с девятого термидора время они немало успели. Например, вытеснить санкюлотов с улиц в их предместья. Дабы видом своим глаз приличной публики не оскверняли. Разогнать Якобинский клуб.
Сейчас подбираются к тому, чтобы выкинуть из Пантеона тело «друга народа» Марата. Не дай бог прохожему появиться перед ними во фригийском колпаке. Или показаться в их глазах якобинцем – как их теперь называют «террористом» – вполне могут и забить насмерть. И даже картавят все как один по простой причине – ненавидят букву «эр», потому что с нее начинается слово «революция». И воротнички у них черные – потому что траур по убиенному Людовику XVI.
Как сказали бы в другой стране и в другом от нынешнего времени – тенденция, однако…
Мимо всего этого паноптикума, по осклизлым булыжникам мостовых тащится худой коротышка с запавшими щеками, в драной шинели и заношенной треуголке… Смешно: так и не собрался завести себе новый мундир… И все остальное. Да и когда было? Зато теперь хорошо: ничем не отличается от толпы прочих бомжей на улицах столицы революционной Франции – не стыдно выйти из дома…
По крайней мере, не ограбят.
Хотя посмотрел бы я на того, кто на подобное отважится. Даже мускадены не пристают. Ибо взгляд у заморыша такой, что редкие встречные шарахаются, принимая его, видимо, за ненормального. И неудивительно: ему самому страшно бывает глядеть в зеркало – таким жутким огнем горят его глаза!
А в чем дело-то? Да вот в том, что: «Никак не ожидал он такого вот конца! Что вот придет лягушка – и съест вот кузнеца!..»
Н-да… И с тех пор в хуторке уж никто не живет… Лишь молодая вдова – зво-онко песни поет!..
Шизофрения у нас с Наполеоном натуральная. Оттого, что ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ и оттого, что НА САМОМ ДЕЛЕ вышло… Причем он меня едва ли не за трепача считает. Во всяком случае, снова всерьез задумался – не глюк ли я. Того и гляди, бунтовать начнет. А бодаться с собственным подсознанием, это доложу я вам… Ну, кто смотрел «Игры разума», тот может представить себе весьма мягкий вариант… А у меня и без того от всего происходящего шарики за ролики заходят. Потому как почти дословно по стишку Вадима Шефнера получилось: «Торопились в санаторий – а попали в крематорий!..» Ибо я совершенно точно – ТАКОЙ задницы в жизни Наполеона не помню. Не читал, не видел в фильмах и никогда даже не слышал. По моим прикидкам я сейчас – в смысле Наполеон в нашей истории! – должен Италию завоевывать. А вместо этого?! Инженер Зворыкин торгует на «сухаревке» спичками!.. Куда уж дальше… Даже назначение в Вандею еще как-то укладывалось в рамки возможного, но после всего, что вышло…
Нет – я совершенно очевидно, не в нашей истории. И даже представить не могу, почему. В смысле – где расхождение. То ли здесь Робеспьера раньше времени скинули – хотя и у нас я помню как раз «термидор» – то ли у нас Наполеон с ним знаком не был… Может, у нашего Робеспьера вовсе не было никакого брата? Или тут сам Наполеон другой? Черт его знает. Легче легкого от такого когнитивного диссонанса тронуться умом даже более нормальному человеку, чем любой из нас. Заключенных в одной черепной коробке… Вот мы потихоньку и трогаемся. Каждый в свою сторону. И остановимся или нет – неизвестно…
Но что хуже всего – оба мы с Наполеоном словно в глухую стену мордой уперлись…
Ибо никому на фиг не нужен маленький корсиканец.
И ладно бы – никому не был бы нужен несостоявшийся кандидат в императоры. Мне он и самому, если честно, не особо требуется… Но генералы-то на улице не валяются?! По крайней мере, толковые! Тем более – когда война идет! А я – ну пусть Бонапарт! – толковый! Наполеон ведь не только Тулон взял. Но, будучи командующим артиллерией Итальянской армии, участвовал в штурме еще нескольких крепостей в Лигурии. И, по крайней мере, успешное взятие Онельи – его рук – точнее мозгов – дело.
И что? Да совершенное ничего! Как в танке… Так что чем дальше, тем больше у нас обоих с Бонапартом укрепляется впечатление, что то назначение в Вандею было и в самом деле штрафным. С билетом в один конец. Как для недобитого якобинца – в компании с другими такими же. Ибо настолько глухо… ВО ВСЕХ ИНСТАНЦИЯХ. Комбригов – не требуется ни в одну из действующих армий. (Ага, прям счаз – чего тогда полковников назначают?) Дивизию мне никто не даст – комдивов и без меня хватает – это я и сам понимаю. Полк… Чтоб генерал полком командовал?! Ну, ясное дело… Даже и к дивизиону артиллерийскому никто не подпустит. В штаб к кому-нибудь? Так там все свои да наши… Дюгомье меня бы взял к себе обратно, может быть… Да вот беда – в ноябре еще, пока я, озверев, бегал по инстанциям, старик погиб под Сан-Себастьяном. А новому командующему до меня, как до одного места – кто еще такой?! К кому только я – ну Наполеон, но какая, к черту, разница?! – не обращался… Даже у Барраса был несколько раз. «Зайдите на днях – я попробую что-нибудь для вас придумать, гражданин Бонапарт!..» До сих пор придумывает. Похоже, он просто забывает о моей персоне тут же после моего ухода… Так что теперь я к нему уже не хожу – надоело.
Друзья и знакомые – а их у Наполеона в Париже не так уж и мало! – тоже ничем не в силах поспособствовать. Те, кто связаны с военным ведомством – только руками разводят. Лишний раз убеждая меня в моих подозрениях. А те, которые гражданские… Вот Франсуа Тальма – глава Театра Революции, ни много ни мало! – предлагает поступить в труппу… Говорит – есть актерские данные. Ага… Ясен пень, есть – попробуй-ка покомандовать толпой в несколько тыщ рыл так, чтоб тебя слушали!.. Только на кой черт мне это нужно? В театр на спектакли я и так свободно проходить могу – как друг директора… А статистом каждый вечер в массовке… За что, спрашивается, царский трон расшатывали? И какие там деньги у начинающего актера?
А шамать-то, между прочим, каждый день хочется… Я и так уже перешел на десятиразовое питание. В смысле – десять раз в декаду. Потому как по революционному календарю вместо семидневной недели ввели десятидневку. Этой самой декадой называемую… А скоро, чувствую, и на трехразовое перейду: денег-то нет… А еще ведь надо и за дрова платить – холода потому что, будь они неладны! И мундир новый где-то брать необходимо. Ибо этот того и гляди развалится – я уже латать замаялся.
Вот такая вот она, наша парижская зима. Романтическая.
В общем – кусать осень хосетса.
Только вот той картошки, которую можно было бы сегодня выкопать, я вчера не посадил.
Смешно. Но вакуум в желудке ощущается буквально физически – как сосущая пустота. Черная дыра, блин. Неприятное состояние. Я даже курить от этого начал… Наполеон-то некурящий был до сих пор. Ну и я вроде поддерживал его в том. Даже когда с бригадой напрягались, не нарушал здоровый образ жизни. А сейчас вот задымил. Просто по прежнему опыту знаю – помогает. Покуришь – оно и есть как-то меньше хочется. Да и занятие с трубкой дополнительное: чубук прочистить, пепел из чашки вытряхнуть. Набить, примять табак не спеша… Кресалом об огниво постучать. Отвлекает. Да и, опять же – всегда мечтал курить трубку. Да никак не получалось. Вот теперь сбылась мечта идиота…
Думать, опять же, помогает тоже. Настраивает на этакую созерцательность. И Наполеона, как пассивного курильщика, малость дезавуирует… А то он такого громадья планы генерирует!.. Буквально наполеоновские. Я ведь поминал уже, что прожектер он жуткий? Причем совершенно оторванный от жизни во всех областях, кроме военной. Хотя и там, похоже, обстоит точно так же. Только в военном деле его абстракции в строку идут. В отличие от реального быта… Вот представляете, ЧТО он посчитал наиболее доходным бизнесом в наших условиях? Книготорговлю! У меня слов нет… Я сам человек книжный – как и Наполеон, кстати – и люблю книгу, источник знаний, да… Но зарабатывать на книготорговле в революционном Париже в одна тысяча семьсот девяносто четвертом году?! Не имея ни копейки стартового капитала… Это надо быть очень сильно не от мира сего…
Кстати сказать, один раз подобный по мощи план обогащения Бонапарт уже разрабатывал. Причем практически в точности в такой же ситуации… В девяносто втором… Когда так же сидел в Париже без копейки денег и дожидался нового назначения. Они с его однокашником и приятелем Бурьеном придумали – и даже начали осуществлять! – грандиозную аферу… Они решили заделаться жилищными арендаторами: снять несколько домов и сдавать квартиры внаем… Опять же – не имея никаких средств! Дети малые… Сейчас история буквально повторяется. Только вместо Бурьена в качестве такого же бестолкового компаньона выступает Жюно. Альютант мой ненаглядный… Специально в Париже остался! Сам. Слинял, блин, из бригады под предлогом болезни и сейчас болтается так же, как и я… как то самое, в проруби… Дурашка. Но – вот такие вот времена и такие вот «О, нравы!» Приходится считаться.
Толку от него… Впрочем, это я нехорошо про парня. Когда у него есть деньги – а у него отец достаточно богатый лесоторговец – он меня кормит. А когда нет – папаша-то у него хоть и богатый, но сыну много не дает, только-только на содержание – мы дружно кладем зубы на полку… Ну, иногда начинаем ходить по моим – ну, Наполеона! – парижским знакомым в гости: обедать… А на днях я убедился, что и этот верный паладин – точно такой же манилов, как и его сюзерен… Жюно ни много ни мало – и ничуть не смущаясь нашим положением – попросил у меня руки Полины, средней из сестер Бонапарта! Я обалдел просто… Девке – четырнадцать лет! Какой, к черту, замуж?! Ну ладно – как я говорил уже – времена тут такие… Черт с ними! Но за кого?! Нет – против Жюно ни лично я, ни лично Наполеон ничего не имеем… Скорее даже имеем за… Но… У меня для Полины приданого – вошь в кармане, да блоха на аркане. Папаша Жюно – тоже шиш чего даст молодым – я его уже достаточно знаю. И на что они жить будут? Пришлось вылить на голову этого Ромео ведро холодной воды. Фигурально. Изложить ситуацию трезвыми формулировками, заставить подумать. Предложить подождать более благоприятных времен. Про то, что думает по этому поводу сам предмет страсти, я уж спрашивать не стал: что бы она ни думала – какой с девчонки в ее возрасте спрос?
В общем – вот так и живем… Мы с приятелем вдвоем…
А того хуже – я ничего не могу семье посылать. Ну совсем. Ибо нету.
Вот и приходится посылать только письма. Бодрые. Что вот-вот получу должность, и все наладится. Что есть вероятность участвовать в некоем финансовом мероприятии… Что, наконец, у меня просто все хорошо. Беспокоиться обо мне не надо. Вчера я обедал у госпожи N. (Действительно там был, только не обедал, а пытался провентилировать возможности получить место в Восточной армии через ее мужа – хрен там…). Сегодня был в театре, смотрел игру великого Тальма. А завтра у меня запланирована лекция по астрономии в Обсерватории у самого господина Лаланда. (Ну вот причуда такая у Наполеона, да и у меня тоже! – любовь к астрономии!) И между прочим, Лаланд – действительно тот самый Лаланд… С ума сойти! Отличный старикан – ему за шестьдесят уже – но голова варит превосходно: боюсь, что некоторые мои вопросы и продемонстрированные с помощью знаний Бонапарта математические расчеты ему показались странными, да… В частности с Ураном я лопухнулся… Он же открыт уже! Гершелем. Ну я и брякнул… А оказывается, НИКАКОГО УРАНА НЕТУ!!!! Есть Звезда Георга – так Гершель назвал планету в честь своего аглицкого короля. Есть и другие варианты названия… Устоявшегося пока не придумали. Сам Лаланд предлагает называть новое тело Солнечной Системы «Гершелем». А тут какой-то корсиканец… Я с перепугу едва язык себе не откусил. Хорошо старый астроном списал все на мою необразованность. Так что я теперь по большей части помалкиваю… Я пару раз даже на ночь там оставался, когда погода была ясная: в телескоп посмотреть… Ну и помочь чем могу. Вот только смеяться не надо: Наполеон вполне себе приличный математик, не в пример мне!.. И между прочим, там меня подкармливают – в отличие от всех этих госпожей N). В общем – все зашибись. Жизнь бьет ключом. И все по темечку, по темечку…
Но делать и в самом деле что-то надо. А то ведь так и загнуться недолго…
Что вот только?
И не в том беда, что у меня предложить нечего… Я достаточно вспомнил, чего сейчас нет. И не о паровых двигателях и не о нитропорохе речь… Тут простых бытовых вещей столько можно в дело кинуть – только держись. Консервы, например. Нет их здесь! Вообще. Как факта. Или, например, сгущенное или сухое молоко… А еще консервы можно делать с подогревом – там абсолютно ничего сложного нет. Можно было бы пустить в дело такую штуку, как женский лифчик – тоже здесь отсутствует напрочь! Заодно с поясом для чулок… (не фиг смеяться: весьма нужная вещь!) Или самовар изобрести – здесь их тоже еще нет. Или – чипсы на рынок выбросить… Была мысль – осчастливить человечество керосиновой лампой… Ну, хотя бы масляной – по такой же конструкции. Но оказалось, что эту штуку уже изобрели… Швейцарец Франсуа Арганд. Практически в готовом уже виде. И так и называется – аргандова лампа. Пользуется немалой популярностью. Ну, ясное дело – у тех кто побогаче!.. Я даже из чего гремучую ртуть делают – вспомнил. И как простейшую электрическую батарею собрать… И как генератор сделать… Из чего автоматически следуют телеграф (оптический здесь уже есть), телефон, электродуговое освещение… И даже радио. Уж схему-то передатчика/приемника Попова слепить можно хоть на коленке… Хотя это уже следующий уровень. Но в любом случае – много чего можно тут внедрить в жизнь. Проблема не в этом.
И даже не в том, что у меня стартового капитала нет – что-то можно было бы и придумать.
Главная засада в том, что во Франции сейчас нет экономики. Тоже – как факта.
То есть она есть… Но это такая экономика…
Позапрошлой осенью – в сентябре девяносто третьего – якобинский Конвент заморозил цены на хлеб. И еще на кое-какие продукты первой необходимости… Исключительно из благих намерений! Но что значит в КРЕСТЬЯНСКОЙ стране установить низкие цены на хлеб? А это значит, что производители перестанут его продавать. А в крестьянской стране хлеб – это основа всего хозяйства. Падает хлебный рынок – падает и вся экономика. Меня в свое время весьма поразила история про то, как Мизес – известный австрийский экономист – году где-то в двадцатом предотвратил в Австрии гражданскую войну. Он на пальцах буквально сумел объяснить какому-то министру социалистического правительства (а в Австрии тогда социал-демократы к власти попали – после распада двуединой монархии Габсбургов), сидючи у того дома на кухне – ага… – что хлебную монополию вводить нельзя. Именно по той самой причине, что такая мера убьет весь хозяйственный механизм государства и тогда за хлебом придется посылать вооруженные отряды… Вот это самое во Франции и приключилось. Большевики в данном вопросе были отнюдь не первые. И даже не вторые… На эти грабли кто только не наступал на протяжении писаной истории…
В этой ситуации как-то существовать могли только крупные субъекты. В данном случае – само государство и землевладельцы-латифундисты. Оптовые производители. Их масштабы сделок спасали. А всем остальным – как бы не девяноста процентам населения – пришлось лапу сосать. Или заниматься спекуляцией… Спекулянтов же известно куда решено было определять: на гильотину – чтоб не наживались. А спекулянтом в этом случае оказывается любой, кто в обход соседей исхитрится как-то ДОСТАТЬ своей семье хлеба, чтоб хватило досыта. Совершенно официально, ничуть не подкопаешься – сделать такое можно только какой-то махинацией. Вот и пожалте за это бриться… А уж если ты, скажем, булочник… Булочнику обязательно какой-то резерв нужен. Не все ведь в печь отправлять… И, опять же, свой интерес – не задарма же работать? Надо ведь не один только хлеб выпускать – но и знаменитую французскую булку… А у кондитеров и вовсе завал – и торты, и пирожные, и прочих тридцать три удовольствия… (С этим – вообще анекдот… Цены-то заморозили – но всякую роскошь выпускать никто не запретил. Потому ситуация получилась такая же, как и накануне революции… Как тогда изумительно высказалась, кажется, Мария-Антуанетта… «У них нет хлеба? Так пусть едят пирожные!» Ага…) А где ингредиенты для всего этого доставать? И в результате – несмотря на усердно работающую гильотину и всеобщую нехватку ПРОСТОГО хлеба – вовсю расцвел черный рынок и бартер (который натуральный обмен, если кто не помнит…).
Все это, в общем, азы… Я не экономист.
Но и того, что я знал, было достаточно, чтобы понять: ЗАРАБАТЫВАТЬ тут нельзя. Тем более – пытаться зарабатывать производством чего бы то ни было. Кроме военной продукции, конечно… Но кто меня пустит эту продукцию производить?! То есть – можно, например, пулю Минье изобрести… Но что я с того буду иметь? Спасибо, может быть, и скажут. Но если я эту пулю принесу в военный Комитет или даже пусть тому же Баррасу – что из этого получится? Обри меня просто выгонит. А Баррас, скорей всего, отправит на экспертизу… К кому-нибудь… И в любом случае мне придется доказывать, что я не верблюд – в смысле доказывать необходимость этого нововведения… А идея настолько проста, что украсть ее – не фиг делать. И украдут обязательно. И останусь я, как это хорошо сформулировал Незнайка у Носова – «С топором вместо штанов!»
То есть: нормально работать здесь нельзя.
Можно только спекулировать.
А вот тут уже начинаются трудности…
Глава 38
Кони привередливые…
– Замок всеми забыт… и навеки укрыт…
Нет. Не то что-то…
– Замок мохом покрыт? Ага: есть на Волге утес – диким мохом порос, блин!..
– Замок спит, позабыт… И надежно укрыт… Под плащом из зеленых побегов?
Ну… Нет – опять не то чего-то!..
– Замок… бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу!..
Чего я делаю? Плагиатом занимаюсь. Перевожу Высоцкого на французский. Пятый день уже сижу – мучаюсь… Потому что есть нечего. А тут такая шабашка подвернулась… В общем, довольно случайно получилось. Попал я на посиделки у Тальма в театре… Ну, собрались они там после спектакля. А меня Тальма подвезти пообещал – уж, видимо, сильно я бледно выглядел – ну и затащил подождать немного. А тут – междусобойчик. Ну и пригласили дистрофика подкормиться – актеры народ не жадный. Да, в общем, и не бедный… Ну, ясен пень – к толпе статистов это не относится, но к ведущим – в полной мере. У каждого свой дом, слуги, карета – знаменитые ж люди! У Тальма – особняк шикарный на улице Шантерен с садом, кучей лакеев и приличным «гаражом», в смысле конюшней. Там его жена политический салон держит – ясен перец не в конюшне, а в особняке – для весьма высоких персон… Что, впрочем, не мешает господам актерам – и актрисам – иногда вот так после работы посидеть в чисто своем кругу. Попросту, без чинов, так сказать… Покалякать за жизнь. А покалякать им, в общем, было о чем.
Ибо для театра Тальма настали трудные времена…
Причем это еще мягко сказано. Театр-то был якобинский. Отколовшийся в начале революции от старого Королевского театра, не желавшего играть для третьего сословия. А Тальма решительно начал ставить пьесы нового репертуара и тем снискал бешеную популярность. Господи боже – чего они там только не играли! Один «Страшный суд над королями» чего стоит! Я ее не видел – ну, Наполеон, конечно – поскольку в то время геройствовал на юге – но текст читал… Чистая фантастика. Там разыгрывалась ситуация из недалекого победного будущего, когда санкюлоты восторжествовали во всей Европе… Ага… И свезли на некий необитаемый остров – в ссылку – всех своих королей. Включая Екатерину II и Папу Римского. Ну и эта ссыльная братия там на острове вела себя очень не по-королевски: дрались, скандалили, воровали друг у друга… В конце концов в финале все погибли в извержении проснувшегося вулкана… Я когда про эту пьесу узнал – из памяти Наполеона, естественно – испытал очень сильное ощущение дежавю – как бы на двести лет обратно к себе вперед перенесся: сколько было таких пьес, книг, фильмов… А началось, оказывается, еще вон когда!.. Впрочем, у театра и название было соответствующее: Театр Революции! Публике страшно нравилось… И Конвенту якобинскому тоже. Хотя под конец уже только сверхпопулярность Тальма у народа спасла его от ареста за якобы участие в заговоре против этого самого народа… Оксюморон, блин… А тут и термидор подоспел.
Ну и – пошел откат. В театре сменилась публика… Вместо революционных санкюлотов зрительные залы теперь заполняли те самые мускадены: ну, которые даже картавили специально-только бы букву «эр» не выговаривать… И ходили они в Театр Революции исключительно чтобы освистывать этих бывших революционеров. И требовать от них играть пьесы про благородных дворян, королей и священников, а также обязательно про отвратительных и мерзких кровавых террористов – каковым словом, напомню, тогда называли именно якобинцев – получающих в финале по заслугам. Ну а для пущей демонстрации того, кто теперь в доме хозяин, новообразовавшаяся «золотая молодежь» заставляла актеров персонально проявлять патриотизм к новой эпохе. Например, во время спектакля от кого-нибудь требовали исполнить не так давно появившуюся «антимарсельезу» – песню «Пробуждение народа». Даже Тальма этого не избежал. Но ему еще повезло: он просто прочел ее как стихи, стоя у рампы. Да еще сумел сымпровизировать краткую речь, совершенно успокоившую разошедшихся патриотов. После чего продолжил представление. Не такому известному и не столь талантливому актеру Фузилю пришлось петь ее, стоя на коленях… По причине того, что в якобинские времена Фузиль был не просто артистом – но и деятельным функционером якобинского Конвента. И отличился в подавлении Лионского восстания – так что, пожалуй, он тоже еще легко отделался: лишь выкриками из зала: «Долой убийцу! К черту палача!». А вот вторую по величине после Тальма звезду театра – Дюгазона – едва не закололи прямо на сцене, когда он отказался петь «Пробуждение…» Бывший одно время адъютантом Сантерра – командующего парижской Национальной Гвардией (ничего так, да? Вообще парижские актеры очень даже проявили себя во время революции. Не только в Париже лицедействовали – они и на фронт с выступлениями ездили и добровольцами на войну уходили. И политиками были известными – ну вот Колло д'Эрбуа, например, усмиритель Лиона. Так что палец им в рот лучше было не класть… Тот же Тальма, имея жуткую близорукость, еще в самом начале революции стрелялся на дуэли со своим политическим противником…) – и отнюдь не робкого десятка, Дюгазон швырнул в зал парик на крики зрителей. После чего несколько из них с обнаженными шпагами кинулись на сцену, и только вмешательство других актеров предотвратило кровопролитие…
И так практически на всех представлениях – и чем дальше, тем хуже.
Правда, объективности ради стоит отметить, что мускадены были не шибко оригинальны… Ибо точно тем же самым на протяжении нескольких лет перед ними в парижских театрах занимались санкюлоты. Когда требовали играть революционные пьесы. Ну, вот так вот… История, как известно, довольно часто ходит кругами. Набредая на свои же собственные следы…
Короче – у актеров Театра Революции возникла немалая проблема…
Им надо было как-то оправдаться перед новой публикой – чтобы банально не прогореть. Да и с властью подружиться тоже. Чтобы иметь крышу от наездов новых патриотов. Прогнуться, в общем…
Вот они и искали способы. Для чего, собственно, тоже и собрались в этот раз… И не Наполеону было их за это осуждать. Ибо сам он после термидора весьма решительно заклеймил Робеспьера в официальном письме – именно с целью отмежеваться. Не помогло вот только. Все равно посадили… Знакомое дело, да…
Причем направлений было два. Во-первых – сменить репертуар на более подходящий. С чем, как ни странно, получились нехилые трудности. Поскольку играть то, отчего они ушли из Королевского театра – им было профессионально невмоготу. А чего-то, что подходило бы к их стилю игры – никто из авторов новой, термидорианской, волны предложить не мог, потому что не умел. Поэтому то, что они сейчас ставили – по местным меркам не такие уж и плохие вещи, – выходило у них ни то ни се и хороших сборов не давало… Во-вторых же… Во-вторых – можно было прогибаться перед новыми хозяевами жизни персонально. И как раз по такому поводу они в этот раз и собрались. Аж сам господин Тальен устраивал костюмированный бал с элементами театральной постановки для развлечения гостей. Вот туда немалая часть труппы и намылилась. Какие-то сцены из рыцарских времен – Тристан, Изольда, Роланд и тому подобное… Декорации. Костюмы. Роли… И как так получилось – ну это я уже потом сообразил, что с голодухи не рассчитал, сколько я выпить могу – сам не пойму, но встрял я в это обсуждение… Тальма, собака, втравил!.. Я помню – хоть был и пьяный! В общем, как известно: слово за слово, чем-то там по столу… Я и опомниться не успел, как оказалось, что я им обещаю к этим сценкам написать балладу! Из рыцарских времен!! Правда – за приличные деньги, к чести господ актеров сказать… Мне бы отказаться! Но пьяному – море по колено! Да еще артистки тут же визжат, умоляют… (Уж не знаю, чего им так разохотилось – но насели они все на меня крепко. Даже прима… Все-таки, думаю, здесь без Тальма не обошлось. Гада такого!.. Он ведь знал, что Наполеон пописывает…) Согласился, дурак! Вот, теперь корячусь…
Но едва лишь прислушаться – камень звучит… Не, не подходит… Но лишь только замри – камень заговорит?… Ну, тут есть что-то… бу-бу-бу… бу-бу-бу…
Заодно мелодию подбираю. Я, правда, только незабвенных три блатных аккорда знаю – но хоть общее представление задать… Добрые артисты мне даже и гитару дали. Шестиструнку испанскую… Вот. Сижу. Бренчу… Жюно коситься уже стал на такое странное поведение который день. Пришлось соврать, что слово дал в горячности… Хотя, в общем, чистая правда – пообещал же! Уж лучше бы я им пообещал колесо от троллейбуса… Блин… Ну и – гонорар, чего уж там…
А если просто: но прислушайся – камень заговорит! Бу-бу-бу – бу-бу – бу-бу – бу-бу-бу!.. Гм…
Только время зря трачу, черт…
А что делать? Я же установил уже, что заработать тут не удастся. А это хоть шерсти клок… Денег-то опять нет. И даже за сие творение еще не скоро будут – если будут вообще… Придется, видимо, пистолеты продать. А то ко всему в придачу – холодрыга! Никак не способствует творческому процессу… Или лучше продать часы? Они дороже будут… Хотя нет – жалко! Да и на что мне пистолеты? От грабителей защищаться? Так кому на фиг нужен нищий оборванец… А часы все же имидж позволяют создать. Типа человек приличный… Ага… Совсем, бляха-муха, издержался, император недоделанный…
Ну в самом деле – чем мне заняться-то можно? Спекуляцией?
Ну, биржа – или то, что ее заменяет, в Пале-Рояль – смешно, кстати: в точности в том же здании, где и Театр Революции – работает вовсю. Только шум стоит. Покупают и продают. Следят за курсом валют и котировками. Ворочают гигантскими по нынешним меркам капиталами… Только кто меня туда пустит? Да я и сам туда не полезу – не финансист я… Можно, конечно, и тут чего-нибудь придумать. В духе Остапа Бендера. Насчет трехсот с чем-то сравнительно честных способов отнятия у населения денежных знаков… Хотя бы объявить себя гроссмейстером и учинить сеанс одновременной игры в городки… Или материализации духов и раздачи слонов – как доктор Месмер… Да, точно: спиритизмом можно заниматься – дух Наполеона вызывать из бездны!.. Бу-га-га! Вот будет прикол, если явится!.. Уржаться можно…
Вот только закавыка в том, что все эти способы – типа «Срубил – и беги!» А оно мне надо?
Нет, знаю я и посерьезней кое-что… Та же финансовая пирамида. Или мультилевел… Самые простые формы, конечно – но здесь и это пойдет… И очень даже неплохо может выйти… Если в полицию не попаду. И – опять же – для этого надо хоть какой-то стартовый капитал. Или – с год бегать как наскипидаренному, раскручивать проект. Чтоб работал по-настоящему… А у меня есть этот год? То-то…
И что тогда остается-то?
Разве что заняться банальным разбоем.
Ага, дикий корсиканец на французских дорогах! Ринальдо Ринальдини. Благородный разбойник Владимир Дубровский: из лесу выходит старик, а глядь – он совсем не старик!.. Только меня все французские разбойники и ждут не дождутся…
А может, эмигрировать? Уехать в Америку, завести там индюшачью ферму. Зажить абсолютно частным лицом… Траппером, ага… Золотишко поискать… Черт! А я ведь помню: Сакраменто! Река в Калифорнии! И вполне доступна технически! С годик там покопаться – и я богатый человек! Причем – очень богатый!.. Гм. Ничего так себе план возник.
Самое смешное – ничего принципиально невыполнимого в этом плане нет. Уехать в Америку. Добраться до Калифорнии. Намыть золота (там оно сейчас должно чуть не как грязь валяться…) Сам же Наполеон, вроде как говорил, что предприятие может считаться хорошо подготовленным, если оно спланировано на тридцать процентов. А здесь как бы не на две трети… Да. Интересно… Осталась самая малость: сесть на пароход и доплыть… Тьфу ты – пароходов-то еще нет! Значит, просто на корабль.
Одна беда – для этого тоже нужны деньги. Которых у меня нет и неизвестно – будут ли…
Что еще? В наемники податься? Скажем, в Италию… Это – ближе Америки. В любом итальянском королевстве армия есть. Вот будет ли представлять для них интерес генерал? Своих девать некуда… Эх, какая жалость, что с Россией сейчас разорваны все отношения! Вот уж куда генерала с опытом современной войны взяли бы на ура!.. Это когда-то Заборовский мог послать никому не ведомого лейтенантишку Буонапарте. А сейчас с генералом Бонапартом он разговаривал бы совсем по-другому… Бригаду бы мне дали точно. И возможностей сделать карьеру более чем хватает – война же с Турцией… С Суворовым познакомлюсь. В ученики к нему запишусь… Глядишь – к восемьсот двенадцатому году буду в немалых чинах… Так и представляю, как на Бородинском поле, классически поставив ногу в сапоге на барабан и заложив руку за борт сюртука, я грозно вглядываюсь в густые надвигающиеся шеренги наполеоновских войск и говорю Кутузову… Тьфу, блин! Я ж и есть Наполеон! С кем тогда воевать-то придется? С императором Моро? В смысле с генералом Моро. Вроде слышал я что-то в таком духе… Или с базилевсом Александром Дюма? Гы…
Опять же – можно будет русским национальным поэтом заделаться. Ни Пушкин, ни Денис Давыдов, по-моему, вообще еще не родились. А все, что сейчас есть… А кто вообще сейчас есть? Ломоносов – умер. Тредиаковский умер. Жуковский, разве что? Или и он еще пацан сопливый? Ну тогда только Державин. Он мне точно не конкурент: в разных плоскостях работать будем. Еще, того глядишь, как было сказано: заметит и в гроб сходя, благословит. Во всяком случае, думаю, на него должно будет определенное впечатление произвести, например:
Пожары над страной
Все выше, жарче, веселей.
Их отблески плясали
В два притопа, три прихлопа,
Но вот судьба и время
Пересели на коней,
А там в галоп, под пули в лоб –
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Ибо он сам в пугачевской заварушке поучаствовал. Не понаслышке знаком. А уж что я с декабристами сотворю… Будут знать, канальи, как будить Герцена! Я им устрою детский крик на Сенатской!.. Бу-га-га!..
Увы – Россия для меня сейчас еще менее доступна, чем Америка. С Америкой-то хоть регулярное сообщение есть. А тут как добираться? Через вражеские территории пешком? Или через Турцию, переодевшись мусульманином? Р-романтика, черт побери!..
Ну вот что еще делать? Разве что отрастить чарли-чаплинские усики, подстричь соответствующе челку, да начать малевать акварели… Которые будут расходиться нарасхват из-за их футуристического содержания… Ну да, от одних только танков, самолетов, поездов и пароходов с дирижаблями у местного народа должно будет крышу сорвать… И, между прочим – не такая уж плохая идея, черт побери! Как раз акварели на технические темы у меня всегда хорошо получались… А чего? Известный художник-футурист Наполеон Бонапарт!.. Звучит? Ага… Только даже и акварельных красок у меня нет – так что и этот план тоже по боку…
Есть, правда, еще один вариант… И для него-то практически ничего не надо. Кроме бумаги… И чернил. Это вот то самое, что я сейчас кропаю… Только не стихи – во Франции мне уж точно национальным поэтом не стать. А вот прозу… Точнее – пьесу. Для театра Тальма. Я сильно подозреваю, что у меня может получиться как раз то, что им надо.
Вот, например… Дочь деревенского старосты из Домреми узнает от ангела, что она на самом деле не его дочь… (Ага: «В час моей смерти открою тебе страшную тайну, дочь моя: ты не дочь моя, сын мой!..») А дочь предыдущего короля. То есть – сестра дофина… И призвана спасти Францию. Ведомая ангелом, новоявленная принцесса отправляется ко двору герцога Лотарингского. А у герцога Лотарингского – бардак… Солдаты не хотят воевать, хотят пьянствовать и женщин. Соответственно встречают и избранницу божию: «Во-баба!» Гром и молния – посягатель убит ангелом на месте. «Кто еще желает попробовать тела Франции?» – интересуется патриотка. «Фсе ф шоке». Героиня толкает пламенную речь и наставленные на истинный путь, разгильдяи и тунеядцы формируют ударный полк во главе с ней и двигаются на Орлеан… Ну – далее все по оригиналу… Молодой дворянин. Желающий отдать жизнь за короля, но до сих пор не знавший, как это сделать… ЛюбоФФ и трагедия… Ангел, бдительно охраняющий девственность героини во имя спасения страны… Сплочение народа. Проклятые безбожные интервенты. Разгром полка. Казнь Девы. В финале – победа… Писать все обычным разговорным языком – совершенно в пику нынешним авторам, зацикленным на стихоплетстве. Абсолютно отличная от всего получится штука… Гимном полка назначить это самое «Пробуждение народа». Пусть подавятся. И название – «Оптимистическая трагедия»! На современных неискушенных зрителей даже в моем переложении подействует со страшной силой… Можно и другие сюжеты использовать… Как говорится: вам хочется песен – их есть у меня!.. Ага…
Ну и почему ты не хочешь этого делать?
А почему ты не хотел командовать бригадой?
Потому что я артиллерист! И по специальности от меня было бы несравнимо больше пользы на любом настоящем фронте… А кроме того… Воевать с крестьянами – немного чести для солдата…
Ну, насчет чести… Кто должен был давить Вандею? Пушкин? А в остальном… Помочь Тальма я бы еще мог. Но вот для ЭТИХ писать… Лучше уж я буду воровать, как выразился один персонаж…
Так, ладно, хватит…
Кажется, я свое стихоплетство закончил.
Не фонтан, конечно, но для самодельного утренника сойдет, пожалуй… А для местного бомонда на один раз – тем более! Но ох и трудная же это работа – переводить с нижегородского на французский!
Замок брошен, забыт и как будто бы спит
Беспробудно текущие годы,
Но прислушайся – камень заговорит
Про победы, бои и походы.
Эти подвиги время не стерло,
Лишь смахните с него верхний слой,
И торжественно мощно и гордо
Чувства вечные хлынут рекой.
Упадут все замки и оковы падут
И стихи, что забыли – с травой прорастут,
И опять протрубят в наступивших веках
Об осадах, о замках, о вольных стрелках.
Простите меня, Владимир Семенович – но жрать очень хочется…
Глава 39
Плагиата сладкие плоды.
И все-таки некоторые результаты мое плагиатское стихотворчество принесло…
Правда, величайшим поэтом всех времен и народов меня не объявили… И даже за эти две баллады Тальма заплатил мне, очень сильно подозреваю, из своего собственного кармана. Ну да ладно, я и не рассчитывал… Ибо всяческих писунов здесь – и прозаиков и поэтов – едва ли не больше чем в наше время. И все горят желанием всучить куда-нибудь свои творения… А что вы хотите – век же Просвещения на дворе! Грамотные все стали просто до безобразия… На этом фоне мои дилетантские переводы не смотрятся совершенно – так, упражнения любителя… Да еще выполненные с нарушением всех нынешних канонов стихосложения. В салонах на них спроса точно не будет – слишком вульгарно… Ага: «Для кого поет Бонапарт?» Бу-га-га…
Но некоторую известность, причем в неожиданных кругах, я приобрел.
Ибо зайдя недавно в театр к Тальма, был внезапно в коридоре отловлен неким биржевым деятелем. Представившимся как «господин Дюран». Что делал биржевик в театре? А там анекдот такой, что и Театр Революции, и парижская биржа находятся практически в одном месте – в дворцовом комплексе Пале-Рояль, в самом мускаденском районе. Такой вот оксюморон. И театральные коридоры вообще кишмя кишат всякой мелкой биржевой шушерой – они там прямо в антрактах сделки продолжают заключать. А то и во время действия, не прерываясь. Специфика вот такая…
Одним словом, отловил меня этот Дюран и попросил ни много ни мало, как проконсультировать его по военной части. За соответствующую оплату! А поскольку мне, почти как Маяковскому «и рубля не накопили строчки», предложение меня заинтересовало. Правда, на уточняющий вопрос о том, кто именно указал ему на меня как на эксперта, Дюран ответил, что это был господин Гурго… Дюгазон, то есть – ну, которого едва не прирезали на почве патриотизма: Гурго это его настоящая фамилия, а Дюгазон псевдоним. Не ахти какой авторитет в военном деле, честно признаться… Но – по крайней мере, не дурак. Но рассказал он про меня такое, что будь оно на самом деле – меня б давно уже высекли бы на площади. Или отлили бы… В бронзе… Ага. Но разубеждать господина Дюрана я не стал – зачем разочаровывать клиента? – и с важным видом попросил перейти к делу.
– Собственно-вот… – сказал он. И протянул мне несколько сложенных вдвое исписанных листов бумаги. – Это письмо от, гм… одного моего знакомого с Мартиники. Там некоторое время назад произошло сражение между британскими экспедиционными войсками и колониальными войсками Новой Испании. А у меня на этом острове есть определенные интересы… Финансовые, как можно догадаться. И от того, на чью сторону качнулась удача, зависит, буду ли я в прибыли или же в убытке… Понимаете?
– Но разве в письме не указано, чем закончилось сражение?
– В том-то и дело! – всплеснул руками господин Дюран. – Указано! Но описание настолько невероятно, что я не знаю, что и думать по его поводу! У меня нет основания сомневаться в честности моего корреспондента. Но я показывал письмо некоторым знакомым военным – они все считают подобное невозможным! Поэтому я в очень большом затруднении…
– Да что там такое могло произойти?
– Прочтите – и вы все узнаете. А если вкратце… Два английских полка метрополии были разбиты одним полком испанских колониальных войск и уничтожены практически полностью! Вы можете себе такое представить?
– Ну, представить-то можно… А вот реально… При таком раскладе либо у англичан было максимум пара батальонов, либо испанцы умудрились подвезти на остров дивизию, а не полк. Хотя… Впрочем – давайте я сперва действительно прочитаю, что пишет ваш корреспондент…
Ну… Приятель – или компаньон? – господина Дюрана не был профессиональным военным. Но зато постарался информировать напарника максимально обстоятельно. Потому читать мне пришлось долго. Разбираясь в пространных и местами почти косноязычных описаниях и отделяя то, что неизвестный мне очевидец действительно видел сам, а чему он был, так сказать, только ушеслышцем. Получилось примерно следующее…
У англичан было не просто два полка. А со всей штатной артиллерией. Плюс эскадрон драгун. По сути – бригада. Поскольку во главе десанта стоял бригадный генерал. Им понадобилась куча судов, чтобы перевезти все это на остров… А со стороны испанцев действовали два батальона какого-то второго полевого пехотного полка под командой подполковника Маноло с одной батареей полевых пушек, поддержанные парой полков местной милиции. Ну, островная милиция известно что такое – сам подобным полком командовал… У них там, вполне возможно, ни единого ружья на полк нет… И что сделал Маноло? Дал полевое сражение! И в этом сражении перебил половину англичан, а вторую рассеял и добил в преследовании! Ничего так себе… Как он этого добился? Если верить письму – поставил милиционную конницу на флангах, чем затруднил англичанам маневрирование, а сам серией очень четко выполненных отступлений создал у английского командующего впечатление бегства своего центра. Заманил таким образом весь первый эшелон англичан на заранее подготовленную позицию, где устроил им огневой мешок. Половина его стрелков сидела там в засаде, а местность была заминирована камнеметными фугасами… После чего, не теряя времени, он оставил милицию добивать уцелевших, а сам с освободившимися батальонами обрушился на не ожидавший такой наглости английский резерв. Что-то быстро… Или у него третий батальон был специально для этого? Впрочем, не важно… Обращает на себя внимание высокая скорострельность испанских ружей, а также то, что испанцы действовали рассыпным строем и использовали для укрытия от огня складки местности. И вели стрельбу из положения лежа. Плюс одеты были в форму цвета… ля-ля-тополя… проще говоря – защитного цвета… То есть – по всем признакам великолепно подготовленные егеря. Корабли в гавани потоплены минами… После чего уцелевшие англичане, бросив артиллерию, погрузились на уцелевшие же корабли и в спешном порядке покинули остров…
Однако… Этот Маноло не иначе как восходящий военный талант! Правда, из нашей истории я про него ничего не знаю… Но мало ли про кого я не знаю еще? И опять же – мир-то здесь другой!.. А кроме того – я уже слышал нечто очень похожее. И именно про Мартинику!..
Еще весной Дюгомье в штабе рассказывал… Что они в девяносто первом отбились от англичан только с помощью испанцев. Причем практически с теми же подробностями. И чертовская эффективность стрельбы (Дюгомье, кстати, объяснял, чем она вызвана: испанцы применили казнозарядные штуцеры и унитарный бумажный патрон – я не помню точно, когда такое появилось, но помню что попытки были еще до изобретения капсюля, даже многозарядки делали с подствольными магазинами! – так что никакой мистики тут нет, судя по всему это одна из таких первых попыток. Кончившихся, как известно из истории – ничем… Но при внезапном применении очень даже должно впечатлять…), и маскировочная одежда, и партизанская тактика по примеру индейцев – совершенно «неблагородные» способы, хотя действенные… И так же потопили часть английских кораблей! Причем Дюгомье сказал что-то вроде: «Если бы пороха было достаточно – потопили бы все!» Здесь что – тоже пороха не хватило? Или просто англичан на этот раз больше приплыло… Дюгомье даже называл конкретное место, откуда в Новой Испании явились те помощники… Где-то в Калифорнии… Залив какой-то со смешным названием… Бодяга? Бродяга? Нет – Бодега! Впрочем – тоже не суть… Суть в том, что тогда – в девяносто первом – это была небольшая группа частных лиц. С манерами пиратов. А сейчас – регулярный пехотный полк! Что из этого следует? Ага…
– Очень интересно, – честно сказал я Дюрану, закончив чтение. – Испанцы одержали прекрасную победу!
– Но не слишком ли описанное невероятно? – воскликнул господин Дюран, все это время смирно простоявший возле меня. Видимо, ему действительно сильно требовалось знать… – Ведь в письме указаны невозможные вещи!
– Ничего невозможного там не указано… Просто ваш корреспондент плохо разбирается в военном деле. Как и те «военные», к которым вы обращались… Ибо стыдно не быть в курсе достаточно известных, в общем, вещей… Вас всех смущают, как я понял, вот эти обстоятельства… Ну, вот, например: «Практически все передвижения испанских войск заканчивались тем, что солдаты залегали и вели беглый огонь из этого положения, оставаясь при этом укрытыми от ответного огня британских войск…», «…скорость стрельбы испанских солдат является просто нереальной»… Или: «…Атаковавшая же испанскую пехоту кавалерия была практически полностью уничтожена ружейно-пистолетным огнем менее чем за несколько минут…» Но и ваш корреспондент, и ваши «консультанты» упустили из виду современные казнозарядные штуцеры – в данном случае, скорее всего, конструкции Фергюссона, неплохо показавшие себя во время американской войны за независимость, вполне приспособленные для заряжания в лежачем положении – позволяющие умелым стрелкам легко держать темп восемь выстрелов в минуту. При такой плотности огня описанный результат вполне закономерен… Что еще? Тактические приемы, используемые ими? «…Наступление в рассыпном строю не приводило, однако, к потере управления отдельными подразделениями… Цвет формы испанских солдат затруднял их визуальное обнаружение, благодаря чему они появлялись в самых неожиданных местах…», или вот еще любопытный кусочек: «…Европейский офицер никогда не прикажет солдату лечь, потому что это лишает боевого духа. Здесь же можно было то и дело наблюдать, как отдельные группы и даже целые отряды падали на землю, спасаясь от огня неприятеля…» Это совершенно верно для Европы… Но не столь верно для Колоний! Там во многих случаях воюют иначе. Ибо враги колонистов – индейцы – являются мастерами маскировки и действий из засад, а также внезапных набегов на поселения белых людей. И колонисты давно научились всем этим приемам… И вот мы имеем в этом письме изложение действий егерского полка колониальной выучки – применившего наконец эти знания на практике! Только и всего…
– То есть вы утверждаете, что все описанное – чистая правда?! И ручаетесь в том?!
– Да, именно так! Я вам даже больше скажу, господин Дюран… Вы обратили внимание на то, что полк сеньора Маноло называется «вторым»?
– Да. Этого трудно было не заметить! Это может означать, что есть еще как минимум один…
– А как максимум – неизвестно сколько!.. Хотя вряд ли их пока слишком много – на подготовку таких соединений требуется определенное время и средства… Но судя по тому, как решительно этот полк был введен в действие – такие полки есть!
– И?..
– Испания собирается воевать с Англией за наши колонии. И подготовилась к этому весьма серьезно! Да, собственно-судя по этому письму – война «de facto» началась… Вам, как финансисту, необходимо объяснять, что означает подобное развитие ситуации?
– Нет, благодарю вас!.. Вы мне весьма посодействовали, господин Бонапарт!
На чем, собственно, наш разговор и закончился. Господин Дюран удалился в сильной задумчивости, а я остался пересчитывать полученный гонорар и раздумывать, не заделаться ли по такому случаю постоянным консультантом при бирже? Сумма, заплаченная мне Дюраном, была не шибко велика, конечно, но, учитывая, что я заработал ее менее чем за час… Курочка по зернышку клюет. А – сыта!.. Чего бы мне и не комментировать ход военных действий с точки зрения финансовой конъюнктуры? Бонапарт – биржевой аналитик, а?
Черт побери! Что деется в родимой «белль Франс»?! К каким багамским едреням мы все катимся?! Я хренею, господа присяжные заседатели!..
Глава 40
«Если на клетке пишут, то слишком мелким шрифтом».
Поскольку поэта из меня не получилось, а спрос на биржевые консультации невелик (вообще-то его совсем нет) – то я своих хождений по инстанциям не прекращаю: генералом все-таки лучше быть, чем непонятно кем… В конце концов я-то ТОЧНО знаю, что Наполеон – военный гений! Талант в землю зарывать?! Поэтому посещения военного Комитета я совершаю едва ли не каждодневно. В верхние кабинеты не хожу – чего мне у того же Обри делать? Но по этажам шляюсь. Случай, как известно, бывает ненадежен, зато щедр… И к начальнику управления кадрами Летурнеру высиживаю очередь регулярно. Хотя он меня откровенно не жалует – за молодость. Но, опять же – чем черт не шутит? – вдруг откроется горящая вакансия?
Кроме того – такие визиты здорово помогают быть в курсе военных новостей. Потому что чиновники в ведомстве Обри до того распустились под его чутким руководством, что обмениваются самыми секретными сведениями прямо в коридорах. Вслух. Лопухи – полные! Черт-те откуда только не вылезшие. Чьи-то родственники, свойственники, приятели… Любовники жен и мужья любовниц… А то и просто собутыльники. Пристроенные на теплое место. Один придурок в сейфе держит свою зарплату и всякие прочие мелкие вещи. А секретные документы – в столе… Потому как в сейфе – надежнее!.. Дебилы… Бардак в последней стадии!.. Но что делать? ДругоВА вАЭнАго мЫнЫстЭрства у мЭнА длА вас нЭт! Ага… Приходится ходить. Усы, что ли, отрастить? Для солидности? Только вряд ли поможет, скорей, наоборот… Наполеон с усами – это было бы нечто…
Вообще я тут уже в некотором роде – достопримечательность. Что-то вроде домашнего привидения… Столько времени околачиваюсь, пугаю народ своим жалким обличьем. Как некое назидание: «Вот злонравия достойные плоды!» Мелкие чиновники меня давно в лицо знают. И иногда даже до беседы снисходят: «Как ваши дела, гражданин Бонапарт?» – «Са ва мои дела», – отвечаю я им. И интересуюсь насчет вакансий. Но вакансий каждый раз нет. Сегодня, впрочем, цель моего визита была достаточно скромна. Мне всего лишь требовалось попасть на прием к интенданту и испросить у него средств на новый мундир. В принципе – мне вроде как положено. Я хоть в отставке – но все же генерал! Сколько можно ходить в рванине?! Вот и сижу в приемной. Жду, когда ответственное лицо соизволит меня принять. Заодно краем уха слушаю болтовню адъютанта с другим таким же бездельником, притащившимся почесать язык.
– Ты не представляешь, какая ерунда…
– …да у нас тоже! Такие сказочники попадаются!
– Именно что сказочники!.. От одного вот буквально сегодня пришло письмо…
– И что там?
– Ты не поверишь! Испанцы надрали хвост английскому экспедиционному корпусу! Разнесли его в пух и прах! Одним полком колониальной пехоты!
– Да не может быть! И кто командовал этим полком? Сид Компеадор? Или Дон Кихот Ламанческий?
– Какой-то подполковник… Англы еле успели погрузить остатки на корабли. Но и это еще не все!
– Как? Что же еще совершил сей доблестный идальго?
– Он умудрился потопить чуть не половину английской эскадры!
– Да это просто чудеса!
– Но и это не все!!
– Да ну тебя к черту! Что он – Геракл?
– Судя по всему – он гораздо хуже!.. Как бы не наместник самого врага рода человеческого!
– Испанец?! Ну это было бы уж слишком… А с чего ты это взял?
– Да эта его пехота, по словам корреспондента, якобы стреляла чуть не втрое быстрей человеческих возможностей – никак не меньше десяти выстрелов в минуту!
– Это какой же у них был расход пороха?! Да – это точно не от Всевышнего такие способности! Ты еще не докладывал своему? Пусть повеселится…
– Докладывать? Это?! – гость поднял руку с зажатыми в ней листами бумаги. – Да он меня взашей выгонит за такие сказки!
– Ну-ка – позвольте взглянуть…
Собеседник секретаря уставился на меня бессмысленными глазами.
– Письмо – позвольте взглянуть!
– Вот… – он протянул зажатый в руке лист. Ну ешкин кот! Ну ерш же твою меть! Таскать так секретную корреспонденцию! И спокойно выдавать посмотреть любому! Поубивал бы недоносков! Ладно, черт с ним!.. Что там пишет этот, как он его назвал, сказочник…
Так… Ага… Угу. Письмо, конечно, другое. Сразу видно – писал грамотный в военном деле человек. Подпись – полковник Тальявини… Слышал что-то – фамилия не частая. Вроде толковый офицер… Но содержание – о том же. Мартиника, подполковник Маноло, второй полевой полк… У англичан, естественно, никакого корпуса, а все тот же десант, равный бригаде – это у рассказчика от радости в зобу дыханье сперло. Вот и понесло его на поэтические преувеличения… А так – подробности все те же. Плюс еще много дополнительных деталей, несущественных для гражданского человека. Да, судя по всему – испанцы ОЧЕНЬ хорошо подготовились. Из письма Дюрана этого не просматривалось – а вот здесь видно. Из существующих частей разве что у Суворова слаженность действий на таком же уровне – но тут-то не Суворов! А кто? Архиважный вопрос, това'гищи – вот что я вам скажу! Вряд ли этим гением является командир ВТОРОГО полка… Да и первого, в общем, тоже… Хотя информации все же недостаточно для полного вывода… Слишком все неясно… Но стоп: это что? У Дюрана этого не было – ну так его информатор не так близко вращался… А вот здесь есть! Черт возьми! Ведь это же самое имя называл и Дюгомье: и среди первых «испанских добровольцев» и среди офицеров Маноло – человек с одной и той же фамилией!.. Хотя «Эль Гато» – скорее кличка… Нет уж, братцы: если совпадений столько-это уже не совпадения… Как говорится – Ганс вышел утром из дома и встретил по дороге семнадцать трубочистов подряд!.. Нет – это «ж-ж» совсем неспроста…
– Когда вы его получили?
Оболтус заморгал.
– Не могу сказать… Я только сегодня дошел до него, разбирая почту… Декаду назад, наверное… Но какое это имеет значение…
Мама мия! Коза дичи… Что за долбодятлы! Какой-то биржевой спекулянт Дюран – озабочен происходящим на Мартинике! Бегает, наводит справки, старается разобраться… А эти… баобабы, блин! – даже уразуметь не в состоянии, что им простым и внятным языком написал их же собственный военный агент!! Весело им, елки-палки!
– Немедленно сообщите об этом письме своему руководству! – Я вернул листы остолопу, слегка отошедшему и начавшему уже проявлять признаки некоторого возмущения посторонним вмешательством. – И доложите, что испанцы начинают с Англией войну за наши карибские колонии!
– Что…
– Не перебивайте! Я еще не закончил! Для этой войны ими подготовлены войска совершенно нового типа. Вооруженные новейшим, очень эффективным оружием! Способные полком разгромить бригаду в полевом сражении! База для этой подготовки – ориентировочно находится в Калифорнии – где-то в районе бухты Бодега. Подробности содержатся в отчетах генерала Дюгомье о действиях на Мартинике в девяносто первом – девяносто втором годах – поднимите архивные материалы…
– Но…
– Эту базу нужно обязательно найти и выяснить о ней все подробности!
– Зачем? Это же ерунда какая-то!..
– Это НЕ ерунда! То что здесь написано – подтверждается сообщениями Дюгомье двухлетней давности! И эта информация имеет стратегическое значение! Потому что сами собой такие воинские соединения не возникают – а значит, у испанцев проводится военная реформа, которую мы проморгали! И у этой реформы должен быть тот, кто ее претворил в жизнь – а нам он тоже неизвестен!
– Но это же где-то в колониях… – попытался возразить носитель письма. – И вы сами говорите, что война будет между Испанией и Англией…
Е-мое! Воистину: кто имеет медный лоб, тот получит медный щит! У него под черепной коробкой явно нету никакого серого вещества – чистейшая кость!
– Если у испанцев такие полки появятся в метрополии – а что им помешает обучить их и тут? – нам придется очень несладко! Вам понятно?!
– Так точно… Теперь да… Вы говорите – в сообщениях Дюмурье?
У-уу!..
– Уши мыть надо! Не предателя Дюмурье, давно сбежавшего к англичанам, а дивизионного генерала Дюгомье, командовавшего Итальянской армией! И убитого двадцать восьмого брюмера под Сан-Себастьяном! Выполняйте немедленно, вашу мамашу!
Крысы зажравшиеся! Он с такой скоростью удалился – не спеша! – что хотелось подскочить и пнуть под зад, чтобы придать ускорения… Чертов Обри! Эти же недоумки два и два сложить не в состоянии! Где он их набрал в таком количестве? И куда Конвент смотрит? Во главе с разлюбезным Баррасом! К нам того и гляди через границу танки попрут и начнут нас с землей смешивать – а им все сказочки… Не понимаю, как наши армии вообще еще могут воевать при таком развале в военном ведомстве! Нет – я точно таки в совершенно не нашей истории!..
Глава 41
Дым отечества…
И опять я мотаюсь по Парижу…
Чего мотаюсь? Да прогнило в датском королевстве… Что-то. Весьма сильно прогнило…
Интендант мне в выдаче сукна отказал. Мол – лимиты исчерпаны. Но отказал не совсем… Уж не знаю, что ему в голову ударило – или уж и у него положение было совсем никакое – но предложил он мне помочь ему добыть кое-что, к сукну не относящееся. Но к снабжению армии – вполне. Типа – гвозди, там, подпруги… Или хороший черный гуталин… В смысле деготь. Если найду чего – тогда, мол, он может пойти мне навстречу… Ну, я и взялся. Не иначе как сдуру. А с другой стороны – все одно делать нечего… Или это заканчивающаяся зима на меня так подействовала? Она в Париже короткая – в январе уже в воздухе весной веет. Гормоны взыграли… Тем более что опыт армейского снабжения у Наполеона имелся, и вполне успешный. Как у заместителя, а потом как у начарта Южной армии. Попробуйте-ка снабжать этакое хозяйство всем необходимым в условиях революционной войны… Немало пришлось поездить по Провансу, тряся провинциальные городишки. Ничего – справился.
Вот только не учел, что тогда у меня на руках была официальная бумага плюс сопровождающая воинская команда, а на этот раз я действую как лицо насквозь частное. И если раньше, как представитель «непобедимой и легендарной» Армии Республики я мог и к стенке поставить в случае чего, то сейчас могу только договариваться. Ну и влип… Такое ощущение, что в Париже у всех поголовно пропал интерес к коммерции. Это в смысле у знакомых Наполеона. Нет – люди-то они хорошие: если там взаймы дать или обедом накормить – это по-прежнему без проблем! А вот как только о гешефте каком служебном речь… Буквально никому ничего не надо. У всех все есть. Ага… Анекдот. Впрочем, окончательно никто не отказывал. Даже варианты предлагали… Но тоже – такого же венчурного бартера.
В результате пришлось устраивать жуткую многоходовую комбинацию полностью в духе существующей национальной экономики: сложный поэтапный обмен чего-то ненужного одним на что-то еще более ненужное другим. В полном соответствии с принципом кота Матроскина: чтобы это что-то ненужное продать, надо его сперва где-то взять…
Вот я и бегаю по всему Парижу, как савраска, высунув язык. А Париж – город не маленький. Километров с десяток в поперечнике. Притом что попасть с одного берега на другой можно только через центр – остров Сите. Мимо того самого собора Парижской Богоматери, ага… Как Жюно удивился, когда я ему мимоходом сообщил, что на самом деле собор – БЕЛОГО цвета! А то, что выглядит черным – так это осевшая за века копоть. Смешно: уже и сами парижане не помнят, из какого материала возводил это сооружение Людовик VII. Мне с трудом удалось отбрехаться тем, что я много читаю – оттого и знаю такие вот мелочи. Опять, в общем, прокололся… А через реку – по знаменитым парижским же мостам… Хорошо еще, что застройку на них снесли. По крайней мере, пройти теперь можно свободно, а не толкаясь через толпу народа, вроде клиентов на Мосту Менял. А я еще застал те времена, когда дома тут стояли – и какие дома: в пять этажей! – когда учился в парижской кадетской школе… Ну то есть не я, а Наполеон… Да какая разница!.. Сейчас же мосты расчистили для прохода и проезда, а менялы сидят просто на улицах – так сказать, ближе к народу. Тоже, кстати, анекдот: в городе половине жителей жрать нечего, а тут прямо на тротуарах – лотки с открыто лежащим золотом и серебром… Знакомая в чем-то картина, да…
Впрочем, я отвлекаюсь.
Одним словом – концы мне приходилось наматывать изрядные. А ноги-то у меня чьи? Не казенные! Иногда и передохнуть требуется. Вот и зашел я в какой-то ресторан неподалеку от того самого Нотр-Дам-де-Пари. Благо остатки поэтического «гонорара» это пока позволяли. Собственно, я еще и поэтому в сию авантюру ввязался, что деньги на пару чашек кофе в кармане бренчали – не то бы совсем швах…
Ресторан, ага… Звучит! Зеркала, высокие потолки, лепнина с позолотой. Хрустальные люстры. Официанты в белых смокингах. Оркестр… А на деле… Нет, есть, конечно и тут приличные заведения. Тот же «Прокоп» или «la R gence». (В этот шахматный центр я достаточно часто захаживаю – Наполеон в отличие от меня в шахматы весьма прилично играет). Но в основном парижский ресторан – это банальная кафешка-забегаловка в довольно случайном и скромном помещении с низким потолком и плохим освещением. И, как правило, не отапливаемое. А чего рассиживаться? Сделал свое дело – и уходи!
Ага… Бистро, в общем. Хотя названия такого еще нет. Ибо до взятия русскими Парижа практически два десятка лет ждать надо. Да и будет ли оно здесь? Я-то уж точно Москву брать не собираюсь… Впрочем, мне до той Москвы… Точно так же, как до императорской короны. Но история-то – штука упрямая. И если не я, так какой-нибудь другой «наполеон» наверняка попрет «нах остен» – расклад такой политический получается. Разве что Англию выбить из игры – главного создателя антифранцузских коалиций… Вот только как? На море англичане несопоставимо сильнее – они живут морской торговлей. А мы – только балуемся. И в результате Британия Францию так или иначе уделает – не мытьем так катаньем. В смысле – если не в прямом сражении, так блокадой… На флот, что ли, пойти служить? В Бриенне, помнится, так и аттестовали: «Будет хорошим моряком». И что вышло? Вот и вся французская морская мощь!.. Наполеон Бонапарт, сухопутный флотоводец… Впрочем, о чем это я все? Как хорошо было сказано в «Евангелии от Митьков»: «Где я – и где та гора!» Мне б для начала на мундир заработать!
Вот, в общем, такое самое «бистро», пока что еще без своего расхожего названия, мне и подвернулось на этот раз. Небольшой зальчик с десятком крохотных деревянных столиков без всяких скатертей. Правда, ножки у столиков были резные – ну, такая вот примета времени: считается что это красиво… И стулья тоже отличались таким же резным орнаментом. Совершенно другой стиль. У нас бы его назвали, наверное, «деревенским». Ничем не напоминает современные пластиковые штамповки. Все дерево давно потемнело от старости и отполировано бесчисленным количеством касавшихся его рук… На каждом столике имелась свеча – для клиента ее зажигали. А чего вы, опять же, хотите – не двадцать первый век, чем богаты, тем и рады…
Уселся в углу, кликнул гарсона, заказал кофе. Потом, подумав – да черт с ними, с лишними расходами, жрать-то хочется! – тарелку супа. Употребил все это. Заказал еще кофе. Раскурил трубку от свечи – удовольствие на сытый желудок, да… Откинулся на резную спинку стула, вытянув натруженные ноги. Жалко, что здесь не салун на Диком Западе – я бы их вообще на стол взгромоздил… Но каждому овощу свое время. Здесь такого жеста точно не поймут. Дикарье-с…
Ну, так что у нас там с Англией? Может, мне и в самом деле в моряки податься? Составить Нельсону конкуренцию? Потому как на море для победы над Британией эту фигуру никак не обойти. Беда вот только, что ни Бонапарт, ни я в морском деле ни уха ни рыла… Полные игнорамусы. Бушприт от руля не отличим. Уж во всяком случае бимс от штага – точно ни за какие коврижки. И на фиг на флоте такой специалист нужен? Даже и простым матросом… Разве что в морскую пехоту?
Однако гениальному плану сокрушения Англии на этот раз не суждено было появиться на свет.
Распахнулась дверь и в полупустой зал вошли с улицы четверо… Ага, мушкетеров – Атос, Портос и Арамис… Гы… На самом деле – вполне обычного облика молодых людей в возрасте от двадцати примерно до тридцати лет, весь вид и манеры которых указывали на принадлежность к обитателям Латинского квартала. Студентов то есть. А чего? Квартал этот тут рядом – только реку перейти. И хотя Сорбонну закрыли, но Французский коллеж – где и происходило как раз основное нерелигиозное обучение народа со всей Европы – как функционировал, так и функционирует – никто его не трогал. Соответственно и студентов ничуть не убавилось. Хотя, может, и поменьше стало… Но если и стало – то ненамного. Да и какой смысл был уезжать, если уж приехали в Париж за образованием? Не близкий свет куда-нибудь в Венгрию мотаться, или Швецию – когда война идет. Проще уж тут пересидеть. Вот и эти были явно из таких. Но совсем не их сословная принадлежность заставила всю Англию моментально вылететь у меня из головы.
– Нет, Петруха, совершеннейше прав Легрэ: мало веселости принесла отмена «максимума» добрым гражданам! Токмо торгаши свой прибыток увеличили! Куда девалося изобилие, коим всех прельщали? – продолжая начатый еще на улице разговор, заявил один. – Цены высятся ровно тесто на дрожжах и ныне уже поднялись впятеро против бывших по осени! А что весной сдеется?
– Но учитель говорит, что хлеба в городских закромах в достатке имеется…
– Да что видеть может он, сидючи у себя в Конвенте беспрестанно сутки напролет? Небось, кабы постоял в очереди в булошную – так разом бы в том усомнился!..
– Что за обвычку ты взял, Данила – все время дурно об учителе отзываться!
– Я, Петряй, такую обвычку давно имею – не об учителе твоем, а вообще! Коли что приличаю своими глазами перед собой – про то и говорю! Ну откуда знать ему, как простой человек жизнь свою влачит? Небось в такой вот кабак он и не войдет даже!
– Не имеет учитель времени досужего по ресторанам шляться! – возразил Петряй. – Он и в дому-то у себя ест не каждый раз нормально! И о счастии народа думает не менее, чем разлюбезный твой Бабеф!..
– Хватит собачиться, братья! – вступил в разговор еще один, явно сильно постарше двух первых. – Пускай цены к нам нынче и неблагосклонны, но у меня сегодня день удачен был! Потому давайте-ка я попотчую вас как тому следует между добрых товарищей… Эй, хозяин – обед на четверых вон на тот столик у окна! И бутылочку вина для начала!
Ну, «максимум» действительно отменили в конце декабря. Потому как военным путем от крестьян чем дальше, тем меньше можно было добиться. Однако совершенно закономерно в такой ситуации вместо хлебного изобилия началась инфляция. Это всех волновало на текущий момент. Но дело было в другом. А именно, что весь разговор, кроме последних слов, обращенных к хозяину – происходил по-русски!
Чуть со стула не сверзился. Оказывается, за проведенные «в шкуре генерала Бонапарта» месяцы я настолько уже освоился с французским языком вокруг себя, что воспринимал его как свой. И тут вдруг совершенно чужой говор – который я полностью понимаю, и оказывается, что это и есть моя родная речь… Очень своеобразное ощущение, доложу я вам… Хотя наполовину оно и исходило от Наполеона. Но и у меня в голове приключился нешуточный когнитивный диссонанс.
А попросту сказать – настоящий шок.
Глава 42
«Только русские не вынимают ложечку из чашки с кофе!»
Пришедшие сдвинули два столика. Увеличив таким путем их полезную площадь. Расселись вокруг, привычно нацепив снятые шляпы на спинки стульев, принялись раскуривать трубки. По всему чувствовалось, что они здесь не первый раз.
Никто не обращал на них никакого внимания. Да и чего, собственно, обращать? Подумаешь – иностранцы!.. Один я сидел, точно громом пришибленный, совсем как Штирлиц на свидании с женой в дурацкой сцене известного фильма. На мое счастье отсутствие электрического освещения не позволяло как следует рассмотреть, после дневного света на улице, чего делается в углу, и столбняк мой остался незамеченным. Благодаря этому я без всяких усилий со своей стороны получил массу информации про внезапно объявившихся соотечественников. Ввиду того, что, не опасаясь быть понятыми, они разговаривали совершенно свободно. Например, я узнал, что из двух спорщиков – Данилы и Петра – Данила архитектор. А Петр изучает математику. Что старшего – который проставлялся обедом – звать Евгений, а фамилия у него Иванов. И что он живет в Париже уже лет десять и на французский манер именуется Эжен Жано. Что он врач, имеет кое-какую практику – чем и объяснялось наличие у него денег. И намерен жениться на какой-то вдовушке и осесть здесь насовсем. Я даже адрес его домашний узнал. Хотя, если подумать, мне он был совершенно ни к чему. А самый молчаливый из всех – четвертый, по имени Алексей, и он же самый младший – оказался художником. Вот такая вот компания.
Не знаю, зачем все это слушал. Правильней было бы, наверное, встать и уйти – кто мне они и кто я им? Но меня словно к месту пригвоздило. Мне все время казалось до сих пор, что все происходящее – какая-то компьютерная игра. На манер модного ныне попаданса: ты в экзотической стране, в экзотическую эпоху. Да еще в теле не менее экзотического исторического персонажа… Все абсолютно не такое. И вдруг – русская речь. И, оказывается, здесь тоже есть Россия. И там живут русские. И разговаривают все поголовно на русском же языке, пускай и заметно архаичном. И вот это-то – язык двухсотлетней давности – и оказалось самым сильным потрясением. Потому что ясно стало: моего мира – здесь НЕТ! А есть та самая параллельная реальность. Которая ТОЛЬКО ЛИШЬ похожа. И что тут будет с Наполеоном и с Историей – бог весть. И никакие это не игрушки. Хоть застрелись.
Ох, как меня заколбасило! Куда там тому Штирлицу… Он-то хоть знал, что всегда может вернуться. Пусть даже и под расстрел. А мне-то – куда возвращаться?! На Корсику?! Кстати, там я как раз под расстрел и попаду: попытку присоединить остров к Франции мне вряд ли кто простит из нынешнего руководства – прошлый-то раз еле ноги унес… А здесь – такие вилы, что самому Наполеону не снились! Пусть и не баловала его жизнь и раньше – интересно, хоть один из сидящих в дурке «наполеонов» представляет хотя бы частично, чему завидует? – но теперь совсем звездец полный… Неужели это из-за того, что я в него вселился? Так я, вроде, и сделать-то ничего не успел… Или это все-таки неправильный какой-то Наполеон? Поди – пойми… И вот, значит, теперь оказывается, что в этой-то заднице мне и предстоит жить! Ага: «Привыкай, сынок: это твоя родина!» Яп-понская икебана…
Я жестом подозвал гарсона и, с трудом преодолевая навалившийся депресняк, попросил водки. Шнапса, граппы, кальвадоса, коньяку или хоть рому – да чего есть, только покрепче. Бутылку. Набулькал полстакана – коньяк таки нашелся, мы ж все-таки во Франции, хотя в бюджете у меня и образовалась немаленькая дыра – заглотил одним махом. Ну да: «А так как вы – залпом! – коньяк пьют только русские!» Подумав – хватил еще столько же – потому что одной порции явно оказалось мало.
Только после этого меня слегка отпустило.
Прокуренный зал парижской забегаловки снова стал реальностью.
Даже как бы еще более отчетливой. Обшарпанная обстановка, грязный пол, запахи застарелого табачного дыма и винного перегара, смешанные с ароматами второсортной кухни, разговор за сдвинутыми столами у окна…
– Правительственная монополия на торговлю с заграницами отменена? Отменена вскорости ж после Девятого Термидора! И что воспоследовало за сим? Все купцы разом хлеб свой потащили иностранцам! А военные заводы где государственные? Тако же отменили! И у солдат теперь не то что хлеба – ружей не хватает! Что сие как не измена делу Отечества? Сами всё немцам с англичанами отдадут, дабы защищаться впредь было нечем – а им за то великое деяние новый король ихнюю мошну наворованную оставит!
– Ну о чем говоришь ты, Данила, ведаешь ли об том? Кабы свободную торговлю не позволили – сейчас бы все крестьяне уже по всей стране за оружие принялись бы! Ведь и без того уже в половине департаментов бунты злые противу правительства не стихали! И дело к большему стремилось… Отменой сей монополии торговой Конвент единомоментно гражданскую войну в пределах Франции отменил!
– Ну да! И ныне богатеи деревенские на радостях цены на хлеб ломят до размеров несусветных! Да зерно за море сплавляют!
– Так за морем за то зерно денег больше дают! Ты сам на их месте не искал бы разве в том выгоды?
– А совесть есть ли у них?! В Париже шесть сот тысяч душ народу впроголодь живет – а им от того прибыль?! Скоро и вовсе кровь людскую пить начнут, аки вурдалаки! А Конвент где пребывает в эту часа минуту?! Последних честных в рядах своих вон гонит и как зверей диких беспощадно травит: Барер, Бийо-Варенн, Колло д'Эрбуа – твердейшие же были! Всегда за народ!
– Не всегда, Данила… Мне учитель кое-что показывал из бумаг Конвента да Комитета времен тех… Они с народом такое творили, что не всякий дворянин себе подобное измыслить способен был! При Робеспьере гильотинировали бы сих трибунов народных в единый момент времени… А сейчас их за кровь народную пролитую всего только из правительства изгоняют… Даже и под арест не берут!.. Да и сам ведь видишь, наверное, брат – казни-то каждодневные прекратились! Не рубят больше головы без разбора и вины! А к лету и Конституцию долгожданную в действие ввести обещают – чего якобинцы так сделать и не смогли, сколь ни тщились!
– Головы не рубят? Эка радость! Зато голодом морят! А сами жрут в три горла! А если кто голос возвысит – того тут же в тюрьму немедля! За это, что ли, революцию делали, народ сувереном провозгласили? А паки, выходит – обратно в то же самое ярмо? Только погонщики новые будут! Конституция, говоришь? Что-то сомневаюсь я, что эти ее введут – на что она им? Им же без нее лучше! Они ж даже секции Парижские отменили – орудие изъявления воли народной! Упразднили все сорок восемь! А заместо того округа придумали – всего двенадцать штук. Да запретили им заседания их проводить больше одного раза в декаду! Электоральный клуб – последнее прибежище, что еще у истинных французов оставалось – закрыли – комедия! – на ремонт, когда никакого ремонта никто не требовал! Двести человек «рабочих» во главе с «архитектором»! Произвол это полный, Петруха! И учитель твой в сем произволе участвует – что ты про него ни говори! И попомни: добром эта их политика не выйдет им! Бабеф правильно вельми пишет, что у народа осталось только одно средство – восстание! Как в восемьдесят девятом – поход на Версаль! Или в девяносто втором – на Тюильри! Вооруженной рукой обуздать деспотизм Конвента, заставить обратить внимание на волю избирателей! Короля скинули – и этих скинут, если что! Уж думаю, никак не крепче они прежней власти окажутся…
Совершенно обычный, в общем, для того времени разговор… Как смутно помню из школьной истории и из читанного после: «термидорианская реакция». Когда прибравшие к рукам власть революционные олигархи принялись упрочать свое положение хозяев жизни, а шибко распоясавшийся народ загонять туда, где, по их мнению, ему и место. А народу это не очень нравилось…
Данила с Петром тут были неоригинальны. Собственно, они высказывали две основные на тот момент, диаметрально противоположные точки зрения. Петр стоял, похоже, практически на официальной позиции Конвента, выражая мнение «умеренных» депутатов, считавших ситуацию в целом вполне приемлемой. И всячески борющихся с опасностью возобновления «террора» – как тогда называли период правления якобинцев. Данила же, судя по тому, что почти дословно цитировал статьи из бабефовского «Трибуна народа» – а вы чего думали, газетки-то мы почитываем! – исповедовал взгляды крайней оппозиции. Выступавшей против «культа личности» Робеспьера, но считавшей при том, что при якобинцах порядок-то был… Ага… И при этом оба лагеря истово уповали на введение в действие конституции. Как на манну небесную. Способную разом устранить все существующие проблемы. Дети малые…
Забавным, пожалуй, тут являлось еще то, что в эти времена – когда никаких теорий революционных еще не было разработано, ни терминология толком не устаканилась – все разговоры на улицах, все печатные полемики и все дебаты в Конвенте происходили на одном и том же несусветном суржике, доставшемся от предыдущей эпохи энциклопедистов. И представлявшем из себя дикую смесь светского салонного диалога с самой примитивной бульварной патетикой. Где всяк толковал произносимое на свой лад. Вследствие чего возникало полное непонимание между собеседниками при абсолютном согласии их же на словах между собой. Регулярно выливаясь в постоянные конфликты и дрязги: «Мы ж договорились!! Вы чего?! – Мы договорились?! Да мы вовсе не это имели в виду!!» Ну… Банальная «кухонная политология», так хорошо известная в наше время… Впрочем, ничего удивительного: откуда взяться профессиональным политикам, если сама политическая деятельность в стране началась буквально семь лет назад? С нуля. Вот и получилось, в общем, что та самая «кухарка» и управляла теперь государством… Как умела.
Несколько неожиданно, пожалуй, было слышать все это в исполнении оказавшихся в Париже русских… Ну что им эта французская революция? С другой стороны, они тут живут уже не первый год. Наблюдают данное историческое событие практически с самого начала и – ясен пень! – не могут не иметь своих пристрастий и антистрастий в этом спектакле. Да и, помнится, нынешняя российская действительность тоже способствует появлению революционных настроений. Радищев свое «Путешествие…» уже написал. А кое-кто из весьма немаленьких людей в штурме Бастилии даже участвовал и в Якобинском клубе состоял… Тот же граф Павел Строганов. Он же гражданин Поль Очер. Что уж говорить о более нижних слоях общества, к которым явно принадлежала эта компания… Кто они вообще могли быть? Беглые, скрывающиеся от закона? Любознательные, избравшие путь Ломоносова? Просто авантюристы? Черт его знает – не подойдешь же и не спросишь!..
Тут опять мои размышления оказались прерваны самым неожиданным образом. Наиболее молчаливый из всей четверки, Алексей, на которого я почти не обращал внимания – а зря, у художника глаз острый – что-то очень негромко сказал, наклонившись над столом, и спорщики немедленно смолкли. После чего вся компания разом повернулась ко мне и уставилась на меня в восемь глаз. Не то, чтобы угрожающих или любопытных. Скорее внимательных.
– Кто вы такой, месье, и почему нас подслушиваете? – спросил старший, Евгений.
– Я не подслушиваю. Просто слушаю… – ответил я. – Не затыкать же мне уши?
И только после реакции собеседников сообразил, что Евгений обратился ко мне по-французски. А я ему в ответ сказал – по-русски! Штирлиц, нля…
– Вы русский?
Ага, счаз-з!.. «Братаны! Да я в натуре свой! Вчера лишь из Москвы прилетел!» Не забыть бы только, что сейчас столица – Питер! А то брякну опять чего…
– Нет. Француз. Просто русский язык знаю… немного.
– Гм… – заключил Евгений задумчиво. – Для француза вы его знаете весьма даже изрядно…
Ну, что верно, то верно… Надо что-то отвечать! Что вот только?
– У меня был хороший учитель.
– Кто же, коли не тайна? – подал голос Петр. Это я, видимо, его «учителем» спровоцировал. Блин. Но кто мог меня учить?! Уж русских-то на Корсике точно Наполеону не попадалось. Впрочем, также, как и в Бриенне… И как потом мне с этим выдуманным учителем дальше отбрехиваться?!
– Граф Калиостро! – идея пришла как взрыв. И показалась наилучшей из возможных. Я справки наводил: он сейчас сидит в венецианской тюрьме и когда выйдет – и выйдет ли вообще – неизвестно.
А в России он уже побывать успел. Да даже узнай он, что я на него ссылаюсь – будет ли один ловкач опровергать другого? «Узнаю брата Колю!» – вариант когда еще предложенный Остапом. – Слышали?
– Гм… – снова скептически отреагировал доктор Иванов. – Известное имя, как не слышать…
– Токмо сдается мне, что ты врешь! – вмешался радикально настроенный Данила. – С чего бы это какому-то графу учить тебя русской речи? Да и слышал я, что граф тот сам мошенник был преизрядный – может, и ты таков? По кабакам вон подслушиваешь! А может, ты, часом, филер полицейский, а? Нам тут сказки рассказываешь!
– Я генерал Наполеон Бонапарт! – отчеканил Наполеон. Перехватив у меня инициативу, пока я раздумывал, в чем же опять прокололся. – Бывший командующий артиллерией Южной армии в отставке! Можете спросить обо мне в военном Комитете! А ваши подозрения оставьте при себе! Нужны вы мне на хрен – за вами шпионить! – добавил я уже от себя.
– Генера-ал? – только и смог протянуть в изумлении Данила. Окидывая меня взглядом с ног до головы. – Иш ты! Да какой ты, к черту, генерал – мелочь коротконогая? Хлопцы – да фискал это, точно! Я ихнюю породу знаю – завсегда по кабакам пасутся, честных людей губят! – Он начал уже приподыматься из-за стола – заставив меня подумать, что я очень удачно не продал пистолеты и исправность их проверяю ежедневно – но тут более миролюбивый «умеренный» Петр положил ему на плечо ладонь.
– Остынь, Данилка. Не поспешай!.. Что-то слыхал я этакое про Бонапарта… Это не вы, часом, известны стали по взятию Тулона?
– Я самый, – буркнул я, ослабив пальцы на пистолетной рукоятке. – И по кабакам за неблагонадежными не шпионю… Хотите – верьте, хотите – нет. Ваше дело! – и, видя, что до конца я их не успокоил, закончил: – Я вообще уже собирался отсюда уходить, когда вы появились. Мне просто стало интересно послушать русскую речь. Откуда мне было знать, что вы не боитесь откровенничать между собой при французах – ведь всегда может найтись кто-то, кто понимает ваш язык? А чтобы не смущать вас далее, судари, я сейчас уйду, куда и шел по своим делам. Позвольте откланяться!
Ничего себе встреча с земляками получилась!..
А мундир я себе так и не скомбинировал…
Вот такие мы с Бонапартом оказались предприниматели! Нету у нас, видно, коммерческой жилки. Что, по крайней мере, применительно к Наполеону, как-то странно. Просто нестяжатель какой-то, да и только! Пошла прахом вся наша крупномасштабная спекуляция и нам пришлось пойти вслед за ней… Хотя до последнего момента казалось, что все о'кей…
Последним этим моментом была госпожа Тереза Тальен. Ну да, супруга того самого Тальена, сокрушителя Кроффафого Чудовища – как мне объяснили, если она замолвит свое словечко, то дело непременно будет в шляпе. Надо было только произвести на нее хорошее впечатление. Ну, я и пошел… Почистил свой дотлевающий мундир, побрился-умылся-причесался и отправился в ее салон на вечерние посиделки. Можете оценить простоту революционных нравов: какой-то бомж с улицы – в светский салон одного из первых лиц в государстве… Ну, не совсем, конечно, первый попавший – все же о визите следовало договориться и иметь рекомендации. Как бы: «Это наш человек, ему нужно помочь…» А чего? Новая нарождающаяся элита победившего класса складывалась. А складывалась – из чего ни попадя…
В общем – чистый анекдот… Или, скорее – детский сад… Или вообще цирк с конями, учитывая, чем мне там пришлось заниматься. Анекдоты рассказывать. Весь вечер на эстраде… Наполеон ведь получил очень даже приличное светское образование. Как бы не Пажеский корпус закончил, если на более близкие для нас ассоциации переводить. Как вести себя обаятельно в обществе – он прекрасно знал. И весь прием мы с ним развлекали хозяйку веселыми историями, шутками и остроумными комментариями к свежим политическим новостям. Я, опять же, к репертуару Бонапарта добавил несколько свежайших анекдотов из будущего – ничего, «на ура» пошли! Все, в общем, были в диком восторге… Вечером я ушел, абсолютно уверенный в успехе. А на следующий день узнал, что госпожа Тальен, благосклонно прозванная почитателями Notre-Dame de Thermidor, соизволила выразиться в том духе, что этот облезлый коротышка лучше бы зарабатывал на жизнь шутовством… На чем моя интендантская деятельность и закончилась. Причем смех в том, что вышло все один в один как с основателями фирмы «Тойота» в свое время… Те тоже, где-то сразу после войны, искали кредит на разворачивание своего бизнеса. И с целью произвести благоприятное впечатление на банк устроили на последние деньги прием. С обильным угощением, музыкой, танцами живота и прочими удовольствиями… А сами весь вечер с эстрады рассказывали анекдоты. Демонстрируя тем самым свое глубокое уважение. Ну гости были очень довольны!.. А наутро учредители «Тойоты» кинулись в банк, уверенные, что сейчас им все дадут – и на своем бизнес-плане увидели резолюцию: «Правление не может доверять двум клоунам». Так что ничего нового в истории, судя по всему, нет. Да, похоже, и не было никогда… Но зато там я видел – кого б вы думали? Жозефину. Ага… Богарне. Свежеиспеченную вдову. И содержанку аж самого Барраса… Мне ее издали показали: вон, типа, смотри – какая женщина! Вах! Ну, посмотрел. Наполеон – заинтересовался. А моя реакция была: «Мама – я столько не выпью!» Чего в ней все находят? По нашим меркам – хорошо еще, не совсем уродина. Опять же пластика, анатомия сейчас – абсолютно другие. Несуразные совершенно. Нелепая тетка, закутанная в полупрозрачный муслин (на голое тело, ага) принимает ненатуральные позы… Ей-богу – Дезире Клари нравилась мне куда как больше: нормальная девушка с неиспорченными манерами. Вокруг которой не надо выписывать кренделя с дурацким видом.
В общем – если резюмировать мое впечатление – то, как сказал некто подзабытый нынче Сусик-Богдан, прибыв с того света на этот: «На что мне с моими миллионами эта залежалая тыква Парася Никаноровна нужна?»
Не – на Жозефине я точно не женюсь!