ящая охота. Ты – лакомая добыча для вещей, которым ты наносишь непоправимый вред тем, что, как жадный вампир, высасываешь до капли накопленную веками, а может, и тысячелетиями, энергию. Они ждут не дождутся, чтобы залезть в тебя и отомстить твоим же оружием. А сущности жаждут заполучить тебя в качестве универсального оружия против вещей. И это меня очень пугает, потому что ты прекрасно знаешь, как я к тебе привязан. Мне все равно, кто из них первым доберется до тебя, потому что как только это произойдет, ты уже будешь не ты. Мне не хотелось бы потерять тебя. Я слишком долго тебя искал. Поэтому мне необходимо знать о всех вещах, с которыми ты взаимодействуешь, чтобы вовремя приостановить процесс обмена. Мне становится худо от одной мысли, что однажды я приду к тебе домой и вместо тебя найду какую-то нелюдь в твоем теле».
Марат говорил это, не глядя мне в глаза. И на мгновение меня передернуло от страшной мысли – а ведь живи неодушевленный предмет в теле Марата, я об этом могу никогда и не узнать. Господи, что за странные вещи творятся вокруг меня. Я взяла в руки голову Марата и посмотрела в его глаза. Они были грустные-грустные. Он прочитал мои мысли.
«Не волнуйся, Неша, когда я облажаюсь и они залезут в меня, ты сразу это поймешь. Вещи не умеют любить так, как люди. И на ощупь они всегда холоднее. Ты можешь нагреть их своим теплом, но не забывай, что первое прикосновение к ним похоже на прикосновение к трупу».
Марат стал целовать меня, потом подхватил на руки и отнес в спальню. На груде шмоток мы занялись любовью и на какое-то время покинули мир вещей и полетели в те далекие дали, в которые им никогда не дано попасть.
Кассета 11
– Ты любишь Марата?
– Это уже не он. К сожалению.
– Но любила?
– Ты заигрываешь со мной, доктор? Кстати, спасибо за розы.
– Какие розы?
– Бедный Айболит. Ты совсем не умеешь врать.
– Так что Марат?
– Мы не любили друг друга. Нет. Хотя по-своему он волновал мою кровь. И иногда мы были очень близки. Так сближаются, пожалуй, сокамерники в тюрьме. Но, как я уже говорила, в основном это была сделка. И я всегда была честной в сделках. Миллион раз я хотела рассказать Марату про вещи, спрятанные в сейфе, и каждый раз останавливалась на полуслове. Что-то внутри подсказывало мне, что ему нельзя их показывать, и я решила следовать своей интуиции, несмотря на мрачную картину взаимоотношений с двумя мирами, которую мне нарисовал Марат. Да, мне было страшно двигаться в одиночку. Марат был хорошим наставником. Но теперь меня не покидало странное ощущение, что мне необходимо выполнить некую миссию и что я иду правильным путем. И еще одно. Я знала точно, что, несмотря на мою странную привязанность к Марату, наши дороги скоро разойдутся. Я понимала, что у него, так же как и у меня, была собственная тайна. Он не хотел давать мне ответы на все вопросы, а я боялась, что однажды, не в силах больше разумно объяснить все происходящее вокруг меня, просто сойду с ума. С одной стороны, Марат был для меня самым близким на данный момент человеком, с другой – я слишком остро чувствовала исходящую от него угрозу. Я была слишком зависима от нашего договора, который обязывал меня отчитываться перед ним за каждый свой шаг. Его высказывания о том, что его не волнуют мои отношения с другими людьми, в том числе и с мужчинами, – были просто дешевой отмазкой. Всех людей, так или иначе, окружали вещи, и я никак не могла попасть в один мир, не соприкасаясь с другим. А значит, Марат имел полное право следовать за мной по пятам и шантажировать каждый раз, как только я пыталась вырваться из его слишком крепких объятий. Моя язва-гриб умерла, и я с каждым днем чувствовала, как силы вновь возвращаются в мое тело. Постепенно я снова становилась той самой Несси, которая железной силой воли могла в свое время наводить ужас на окружающих. Мой переломанный Корецким хребет медленно зарастал и приходил в норму. Но я не могла окончательно распрямиться до тех пор, пока надо мной довлел договор-молот, не ограниченный ни сроком действия, ни обстоятельствами. Единственным условием было «пока этого хочет Марат». По неосторожности я добровольно поступила к нему в бессрочное рабство, не понимая тогда, что наша сделка была отнюдь не шуткой в рамках флирта. Сейчас я знаю, что в тот злополучный вечер в кафе он уже знал, кто я и как меня можно заполучить. Иногда я смотрела на то, как в моменты ссор, связанных с моими требованиями дать мне хоть немного свободы, стекленеют его обычно такие подвижные и эмоциональные глаза, и мне казалось, что помимо человека в нем уже живет НЕЧТО. Нечто, о существовании чего сам Марат пока не догадывается. Марат был охотником, профессионалом. Он многое знал о мире вещей, но все равно двигался в нем большей частью неосознанно. И кто знает, что могло произойти, окажись он один в кромешной тьме. Какие существа караулили его там и жаждали завладеть его оболочкой? Что за сущность уже жила в нем и вылезала время от времени, пытаясь причинить мне боль? После вспышек ярости, добившись своего, он мигом возвращался в нормальное человеческое состояние. Тормошил меня, тащил в модный клуб пить коньяк, дарил бесполезные безделушки. Но я боялась даже думать о том, что может случиться, если однажды я перестану подчиняться Марату и объявлю ему войну. Поэтому я решила на время замереть и просто плыть по течению. Тем более, что течение это с каждым днем становилось все интенсивнее.
– Марат помогал тебе в бизнесе? У вас были общие проекты?
– Зачем? Мы хлебали из разных мисок, что не мешало нам пожинать неплохие плоды. С тех пор как я начала, по словам Марата, питаться вещами, мои дела резко пошли, можно даже сказать, взлетели, в гору. Толстый чиновник, который распределял госзаказы и регулярно требовал от меня за это сексуальные услуги, неожиданно при моем очередном посещении стал молить о прощении. Пока я пыталась обернуть все в нелепую шутку, он дрожащими руками протянул мне бессрочный контракт на установку окон и дверей во всех строящихся домах города и области. В одно мгновение я стала королевой всех окон и дверей этого сраного царства. И вот теперь мой офис располагался на 12-м этаже огромного, похожего на стеклянную прямую кишку, здания. Вверх-вниз по нему, словно медицинский зонд по утробе, скользил прозрачный лифт, с утра до ночи распределяя по этажам самых успешных людей города. Отныне среди них была и я. Мы, суперлюди, сидели в кабинетах, поплевывая сверху на расстилающийся под нашими ногами город. Отныне мои сотрудники по-японски почтительно изгибались, как будто у них у всех разом сводило живот, как только я появлялась в дверях офиса, и находились в таком неестественном состоянии до тех пор, пока я не исчезала в своем кабинете. Они не любили меня, а я – их. В этом здании, которое, как шофер соляркой, насквозь пропиталось денежным смогом, никто не мог испытывать нормальные чувства к ближнему своему. Мы могли только использовать друг друга в корыстных целях. В отличие от тех времен, когда моя фирма была совсем крошечная, и мы все так или иначе были вовлечены в жизнь друг друга, в этой стеклянной кишке я предпочитала контактировать только с двумя своими заместителями, которые в точности следовали моим указаниям. Стекло очень точно отражало суть происходящего в здании – как гигантские рыбы в аквариуме, мы каждый день проплывали мимо таких же хладнокровных и скользких сородичей, спеша поскорее полакомиться из большой, регулярно пополняющейся кормушки. И я не была исключением. В какой-то момент мне показалось, что я добилась в жизни всего, о чем мечтала. Вещи и деньги приходили ко мне по первому зову, и я, как тот самый французский гусь, которого откармливают, чтобы вырезать деликатесную печень для Pate de frois, находилась в постоянном состоянии сытости и тупой удовлетворенности. Я понимала, что во мне происходят какие-то изменения, суть которых объяснить невозможно. Несомненно, вещи делали меня счастливой, но это счастье было слишком повышенной жирности. Мое прошлое, с его болью и незабываемыми на первый взгляд обидами, как остывающий на плите суп, медленно затягивалось жирной мутной пленкой. Часто мне казалось, что я смотрю бесконечный сериал про успешную женщину, которая купается в роскоши и наслаждается всеми радостями жизни. Мыльная опера про ТО САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ счастье. Но самое ужасное, что я не могу выключить или переключить телевизор и вынуждена изо дня в день проживать чужую и совершенно бессмысленную жизнь.
– Все это время вы с Маратом продолжали охоту за чужими вещами. И ваша любовная связь, соответственно, тоже продолжалась?
– Да, мы практически без остановки охотились за вещами, но наши взаимоотношения, наоборот, ухудшились.
– Почему?
– По сути, Марат мне больше был не нужен. Отныне контактировать с миром вещей я хотела в одиночку. Это было опасно, но необходимо. Марат выполнил свою функцию, и я уже знала, что теперь меня ждет свой собственный путь. Бедняга Марат до сих пор отказывается в это верить. Но, увы, как он ни цеплялся за меня своими паучьими лапками – нам было больше не по пути.
– Хорошо. Давай опять по порядку. С чего у вас с Маратом начался разлад? Ты можешь вспомнить? Очень важно сейчас это понять.
– Уфф… У нас было множество ссор. Некоторые весьма кровопролитные. Как-то раз мы зашли в огромный магазин игрушек, чтобы купить подарок на день рождения его сыну. Этот день был тем редким праздником, когда жена Марата разрешала дарить ребенку какой-нибудь не очень большой и не сильно дорогой подарок, который он сможет взять с собой, а не оставить навсегда в Могильнике (так Марат называл коттедж, где хранились игрушки). Поэтому при выборе подарка Марат был особенно щепетилен и зануден, как никогда. Он ковырялся во всех колесиках и механизмах машинок, допрашивал продавцов с таким пристрастием о том, какого цвета фары обычно предпочитают мальчики десяти лет, что те готовы были зарыться от стыда за свою неосведомленность в стопку упаковочных пакетов. Одну продавщицу он таки довел до истерики, упрекнув, что она «протирает жопой стул» и «жирная гусыня, дура набитая, работает в детском магазине и понятия не имеет, что такое игрушки для детей». Продавщица не вынесла оскорбления и позвала заведующую. Через некоторое время та подобрала то, что нужно. Во время этой перепалки я как ни в чем не бывало бродила по залу и любовалась красивыми куклами, выставленными длинными рядами на стеллажах. И вдруг одна из них позвала меня. Это была кукла из детских грез: в длинном голубом платье, вышитом перламутровыми бисеринками, с прекрасными волосами, в прозрачных туфельках на тоненьком каблучке. На пальце у нее было колечко, а в руке крошечная сумочка из крокодиловой кожи. В детстве мы с мамой жили очень бедно, и даже в лучших своих мечтах я и представить себе не могла такого великолепия. Позже, когда мы из глухой деревни переехали в поселок «городского типа», я дружила с одной девочкой из нашего подъезда. Сама по себе она была ужасная зануда и жадина, но мы общались с ней потому, что у нее была похожая кукла. Папа-военный привез ей ее из ГДР. Как мы, девчонки, ей завидовали! Я помню свои мечты о том, что она случайно забудет куклу на скамейке и тогда я смогу вдоволь с ней наиграться. Но она всегда носила это сокровище с собой, и мы могли только охать, глядя на то, как она причесывает ее, любуясь на тонкое кукольное личико в белок